Глава 2
22 июля 2016 г. в 18:02
Примечания:
Разбивка на главы чисто для удобства выкладки.
Сентябрь 2005 г. Нью-Йорк
Брайан приехал на выставку сразу из аэропорта. В этот раз он был один. Бен попал в больницу и Майкл не отходил от него ни на шаг, Дрю увез Эммета куда-то отдыхать, но они передавали мне привет. Дебби, тоже рвалась в Нью-Йорк, но Карл был непреклонен и не отпустил ее. Последний сердечный приступ сильно пошатнул ее здоровье. Тэд остался в «Киннетике» за главного. Линдси с Мелани позвонили и порадовались за меня. Да и не была эта выставка чем-то выдающимся, чтобы ради нее тащиться в такую даль.
Но Брайан приехал. И это все, что мне было нужно.
Я, правда, чуть все не испортил, когда узнал, что Брайан купил одну из моих картин. Естественно, я подумал, что он хочет таким образом помочь мне, что он не верит в меня, опекает. Я орал на него и не хотел ничего слушать. Я метался по комнате и обвинял его во всех смертных грехах. Он молчал, давая мне возможность выпустить пар, а потом спокойно произнес:
- Это же мы, Джастин – ты и я. Это мы, все то время, когда не вместе, и момент нашей встречи. И я хочу, чтобы она была у меня.
Мне больше не нужно было никаких слов. Он увидел, увидел нас, увидел все, что я пытался сказать. Я застыл, как вкопанный, а потом просто обхватил его за шею и притянул для поцелуя.
- Спасибо!
Секс всегда был нашим особым языком. Мы благодарили, наказывали, извинялись, злились, радовались на этом языке. Вот и сейчас, я благодарил и извинялся одновременно, выгибаясь под Брайаном, выстанывая его имя, стараясь раствориться в нем, когда он входил в меня. Я отдавался и брал, я любил его. И я знал, что и он любит меня. Этот нежный тягучий секс сводил с ума. Я хотел, чтобы он оставался во мне вечно.
Про Ирвина я так ничего ему и не сказал. Мне просто не хотелось омрачать нашу короткую встречу. Всего два дня и две ночи, а потом опять врозь неизвестно на сколько. Может, на месяц или на два, или… Я не хотел об этом думать, просто не мог. Все что я хотел сейчас – это чувствовать Брайана в себе, ощущать вкус его губ, жар его пальцев на своей коже, смотреть в прекрасное от страсти лицо, когда оргазм накрывал его.
Я как будто подпитывался им. Он всегда был моим вдохновением.
И еще я решил после отъезда Брайана попытаться предложить свои работы другим галереям.
2018 г. Версаль
Джастин
Я вынырнул из воспоминаний. Боже! Каким же наивным я тогда был. Наивным, но с огромной верой в себя. И эта вера заставляла меня двигаться вперед, не сдаваться. А еще упрямство, как я уже говорил. И эта смесь здорово подпитывала меня, когда я оставался один на один с безразличным Нью-Йорком.
Я потянулся за третьей сигаретой.
Все же, несмотря ни на что, это были лучшие месяцы моей жизни, потому что Брайан был со мной. Хоть и на расстоянии, но мы были вместе. Все еще вместе.
Я посмотрел на часы. Прошло почти четыре часа, как я спустился с чердака и окунулся в воспоминания. Надо было что-нибудь поесть, но одному этого совершенно не хотелось делать. И все же, я приготовил себе сэндвич и сварил кофе. Мне нужна была передышка. Но я не мог оторвать взгляда от кожаного переплета дневника. Он как будто гипнотизировал меня, звал, хотел, чтобы я продолжал читать его, хотел, чтобы я снова проник в чувства Брайана, чтобы вспомнил все.
Я прикрыл глаза, еле сдерживая ком в горле. Мне казалось, что читать это второй раз будет намного легче, но я ошибся.
Вкуса еды я почти не почувствовал. Но вот кофе был в самый раз, особенно после виски.
Я продолжил чтение.
Дневник Брайана Кинни
Октябрь 2005 г. Питтсбург
Вчера приходил Майкл, уговаривал заново отстроить «Вавилон».
Не знаю, может быть, он прав. Может, и правда, стоит поднять нашу Мекку из руин?
Работы хуева туча. Выбраться в Нью-Йорк пока не могу.
Джастин тоже много работает.
Мы не виделись с той выставки. Созвонились всего пару раз.
Я предлагал ему билет до Питтсбурга, но он наотрез отказался.
Думаю, дело здесь не в деньгах. Он просто считает, что пока ничего не достиг и не может показаться в родном городе. Но это полная ерунда. То, что он живет в Нью-Йорке, работает, участвовал уже в двух выставках и написал охуенные картины, три из которых были проданы - это уже достижение, первые маленькие шаги к успеху.
Но Джастину этого мало. Он хочет все или ничего! Максималист!
Декабрь 2005 г. Питтсбург
Все же я решился восстановить «Вавилон».
Сначала я даже не мог думать об этом. Я хотел просто продать его. Место, где погибли люди, где чуть было, не погиб Джастин. Но Майкл правильно сказал, что возрожденный «Вавилон» станет, своего рода, памятником погибшим в тот страшный день. Он не даст нам забыть, в каком мире мы живем.
Работаю по-прежнему на износ. Так мне легче. Да нет, не хуя не легче. Скорее, я пытаюсь убедить себя в этом.
Джастин оставил мне одно сообщение на автоответчике, что у него все хорошо. Делаю вид, что это нормально, что так и должно быть, мы так и договаривались. У нас свои жизни. Я отпустил его в Нью-Йорк. Это было правильное решение…
Но только тут я могу написать, что это полная хуйня. Я скучаю по нему, хочу его, хочу, чтобы он был рядом.
Сообщение не стираю, слушаю его голос.
И почему я не могу набрать его номер? Потому что я Брайан Кинни! Потому что я… идиот!
Эти дурацкие правила. Этот засранец уже придумывал их. И почему я всегда иду у него на поводу?
Декабрь 2005 г. Нью-Йорк
Я всегда любил снег. Мне нравились большие снежные хлопья, лениво летящие к земле. Я любовался искрящимся хороводом снежинок в свете фонарей. Но это было там, в Питтсбурге. И казалось, что это было так давно.
В Нью-Йорке снег совсем не радовал меня. На улице было чертовски холодно, и в моей квартире тоже. Я никак не мог согреться. Это не квартира, а какой-то ледник - отопление практически не работало. Кисть выскользнула у меня из руки. Я чертыхнулся, закрыл неоконченное полотно и решил постучать соседу, узнать, как у него с отоплением. Правда, мы с ним практически не пересекались. Иногда я даже удивлялся, ест ли он вообще. Кухней парень не пользовался, ну, разве что, пару раз грел чайник. Так что, я подумал, что пришло время познакомиться поближе.
Оказалось, что парень не такой уж и фрик, как я подумал, впервые увидев его. Шон, так звали моего соседа, работал программистом в какой-то фирме, хотя мне он больше напоминал хакера. Большую часть времени, Шон работал дома. Половину его комнаты занимала разная аппаратура: компьютеры, принтеры, сканеры и еще какие-то приспособления. Очевидно, это и навело меня на мысль о хакерстве.
Мы познакомились и подружились. Не то, чтобы мы проводили все вечера вместе, но иногда я заходил к нему, отрывал от компьютера, мы пили пиво и болтали. Теперь в этом городе у меня появился хотя бы один приятель.
Шона совершенно не напрягало то, что я гей. Он знал это уже давно, потому что не услышать нас с Брайаном было невозможно.
Потом я познакомился с его друзьями, один из которых оказался художником. Правда, его картины не выставлялись в галереях. Он рисовал и раздавал друзьям, а иногда выставлял на продажу на улице. Парень абсолютно не напрягался по этому поводу, а работал художником–декоратором в одном маленьком театре и был вполне доволен жизнью. Вот только меня такая жизнь не устроила бы.
Мы болтали с ним об искусстве, и однажды, я даже показал ему свои работы. Он долго смотрел на две последние, законченные пару дней назад и вдруг спросил:
- Тебе плохо, да? Ты несчастлив! Здесь столько злости и боли!
Я не удивился его вопросу. Как правило, художник видит больше, чем обычные люди, хотя, Брайан тоже всегда понимал мою живопись, понимал то, о чем говорили мои полотна. Но Брайан – исключение из всех правил.
Да, черт подери, мне было плохо. И причиной того, стало не столько отсутствие Брайана, сколько моя неудовлетворенность, мое недовольство собой. Я торчал в этом городе уже почти год, а толку не было никакого, кроме трех проданных работ (одну из которых купил Брайан).
Поначалу, этот маленький успех подстегнул меня. Я уже видел Нью-Йорк у своих ног. Приглашения от лучших галерей выставляться у них. Но все оказалось не так радужно.
Я снова обошел несколько галерей, показывая свои работы, но снова никого не заинтересовал. Все те же вежливые улыбки и не менее вежливые отказы. Отчаяние захлестнуло меня.
И если, еще совсем недавно, я редко выбирался в клуб, расположенный недалеко от квартиры, чтобы сбросить напряжение, то последнее время, я стал там частым гостем.
Я злился на себя, на Брайана, на этот город, на весь белый свет. Зачем я здесь? Что мне нужно? Почему я уехал, а любимый мужчина отпустил меня? Порой мне казалось, что я знаю ответы на эти вопросы, что все правильно, и я должен бороться. Сдаться – значит, проиграть и потерять все.
Я готов был подставить задницу Ирвину, чтобы только вновь выставить свои работы.
Но все чаще накатывала безысходность и тоска. Я не знал, что делать. Неудачи разрушали меня. Мне хотелось бросить все и вернуться к Брайану. Он бы понял и принял. Да он был бы рад! Сколько раз я видел в его глазах эту невысказанную просьбу. Но… но что-то удерживало меня, не давало сделать этот шаг. Может быть, Судьба? Не знаю, я не мог объяснить.
А еще, я не хотел видеть Брайана, вернее, не хотел, чтобы Брайан видел меня таким.
Поэтому, когда он предложил мне билет до Питтсбурга, я категорически отказался. У меня не было сил ни с кем разговаривать, особенно с ним.
2018 г. Версаль
Джастин
Я открыл глаза, выплывая из воспоминаний, и только сейчас заметил, что сижу в темноте. На улице зажглись фонари. Я отложил дневник и подошел к окну. В этом году февраль во Франции выдался ветреным и снежным. Вот опять повалил снег. Хотя в гостиной было совсем не холодно, но мне показалось, я замерзаю, как будто воспоминания вытягивали из меня не только душу, но и тепло.
Я еще немного постоял у окна, любуясь снежным хороводом, и вернулся на диван, по дороге включив лампу. Комнату затопил мягкий приглушенный свет. Стало как-то уютнее и теплее. Вот только все равно от дальнейших воспоминаний меня бросало в дрожь.
На Рождество и Новый год я тогда не поехал, хотя Брайан снова предложил мне билет на самолет, но я отказался и посоветовал ему полететь в Канаду к Гасу, что он и сделал. А я в отчаянии напился, как последняя сволочь, и на рождественской вечеринке у своего соседа трахнул того художника. Но что было самое страшное, я перестал рисовать. Я ничего не чувствовал и ничего не хотел. Вот уже неделю я не брал кисть в руки.
Я просто валялся и разглядывал стены своей комнаты. Что уж тут сказать - очень достойное занятие!
А потом он приехал, не предупредив и не позвонив, просто появился на пороге и все.
Январь 2006 г. Нью-Йорк.
Я сидел, тупо уставившись в одну точку на стене. Если бы я еще о чем-то думал, размышлял! Нет, я просто смотрел. Так бывает. Смотришь на что-то совершенно бездумно и все. Поэтому, когда в дверь позвонили, я не шевельнулся. Я никого не ждал, а если это к Шону, то пусть и открывает, хотя, судя по тишине, он тоже не торопился. А за дверью не сдавались. Звонок продолжал заливаться. Я вздохнул и все же потащился открывать. «Кто бы ни был, пошлю на хуй, и все», - думал я.
Распахнув дверь, я так и замер, не веря своим глазам.
- Брайан? – пролепетал я.
Это было все, на что меня хватило. А он, не говоря ни слова, сграбастал меня, смял губы грубым поцелуем, врываясь в рот. Потом подхватил и понес в комнату. Все также молча сорвал одежду и толкнул на кушетку.
- Брайан! Я…
- Молчи!
Прелюдии и подготовки почти не было, впрочем, нежности тоже. Черт подери! Он знал, абсолютно точно знал, что сейчас мне было нужно - грубо, сильно, больно, чтобы вернуться, чтобы опять поверить в себя, в нас и двинуться дальше. Только Брайан мог дать мне это, только он.
Брайан тоже разделся и достал все необходимое. Я смотрел на него и не мог оторвать взгляда от его лица. Складка между бровей, сжатые в тонкую линию губы – все говорило о том, что он взбешен. И причиной тому являлся я, и платить по счетам тоже придется мне.
- На живот! – резко скомандовал он.
От интонаций в его голосе, мой член тут же встал колом. Я моментально перевернулся и постарался пошире раздвинуть ноги, максимально раскрываясь перед ним. Он подтянул меня поближе, вздернул задницу повыше и сильно хлопнул по ягодице. Я охнул и чуть не зарылся носом в подушку. Брайан удержал меня. И если раньше он бы зализал, зацеловал то место, по которому ударил, то теперь этого не было, да я и не ждал. Он снова сильно ударил меня по другой ягодице. Я закусил губу, чтобы не вскрикнуть. Брайан раскатал презерватив по своему члену, но все же немножко добавил смазки, скорее для себя, чем для меня, а потом сильно толкнулся и вошел до конца. Он не дал мне привыкнуть, а сразу вышел и снова ворвался внутрь. Боль прошила меня. Но я хотел ее, мечтал о ней, жаждал, как будто через нее Брайан вливал в меня силы и веру. Брайан трахал меня, все больше набирая темп. Он чуть сменил угол проникновения, и я взвыл от острого удовольствия, приправленного болью, которая постепенно ушла, оставляя лишь наслаждение.
Я чувствовал, что теперь смогу преодолеть все свои страхи и сомнения. Теперь я точно знал – у меня получится. Я не один, Брайан со мной, моя любовь со мной. Плевать на расстояние и время, плевать на неудачи и сомнения. Мы вместе, и мы справимся!
Еще пара умелых толчков, и я кончил, не прикоснувшись к себе. Ноги от напряжения уже не держали, и я просто рухнул на кровать. Брайан последовал за мной. Мы лежали, тяжело дыша, не в силах шевельнуться.
Потом Брайан потянулся ко мне, нежно целуя в загривок:
- Ты как? Я не перестарался?
- Нет. Ты сделал все так, как я и хотел, как мне было нужно.
- Хреново выглядишь, - сказал он, закуривая.
- И чувствую, вернее, чувствовал так же, - усмехнулся я.
- Кризис в творчестве?
- Нет, если учесть, что не нет никакого творчества. Но теперь все изменится.
Он выпустил струйку дыма и повернулся ко мне:
- Я знаю. Ты справишься. Мы справимся.
И он говорил не только о желании рисовать. Я уже перестал удивляться тому, как Брайан чувствовал меня, а я его.
Шесть слов, и я готов был свернуть горы. Я не мог предать такую веру.
- Я не приготовил тебе подарка на Рождество и Новый год. Не был уверен, что увижу. В Питтсбург ты тоже не захотел приехать. Так что… - вдруг сказал Брайан, обнимая меня.
- Ты здесь – это и есть мой подарок. Больше мне ничего не нужно.
Брайан усмехнулся и прижал меня к себе покрепче. Я знал, о чем он подумал, но не говорил вслух. Я тоже был для него лучшим подарком.
Он улетел утром, а я едва мог пошевелиться после нашего секс-марафона. Но, черт побери, я был счастлив. Да, это все еще был счастливый период моей жизни.