Добро пожаловать на Игры, Энни Креста

      ЭННИ       Сэндвич от Финника загипнотизировал меня с первой минуты нашего знакомства: хлеб из ржаной муки и смеси семечек хрустел на зубах у корочки и нежно сплющивался в центре; охлаждённая говядина, казалось, была мягче пуха; горчица, по ощущениям прожигавшая мне гортань, крайне выгодно дополняла этот тандем.       Я расслабилась и почувствовала сильнейший голод, отчего торопилась и откусывала слишком большие куски, постоянно откашливаясь и ловя на себе улыбку и взгляд Финника с немым вопросом, который он перестал задавать минуты три назад: «Ты в порядке?».       Действительно, была ли я в порядке? Наверное, да. Точнее, это был максимальный из возможных уровней нормальности, позволительный для меня в той ситуации, в которую меня отправила бумажка из чаши, ведь одна из проблем была решена — бардак, который я учинила в купе, никого не волнует. Моя персона и счастливое лицо в телевизоре были для них важнее, чем убранство комнат. Я всё ещё не была уверена, входит ли Финник в это необъятное и неизвестное «них», но уже могла чётко определить, что он мне не враг. Для него явно имеет значение собственный имидж и преференции, которые ментор может получить за успехи игрока, но был ли Одэйр злым гением, способным проткнуть мне глаз ножом для масла возле красивой тёмно-зелёной маслёнки у его левого локтя? Наваждение или нет, но я, словно повинуясь возникшему по чужой воле тревожному порыву, взяла ножик, как будто раздумывала добавить сэндвичу сливочного вкуса, и, сделав вид, что передумала, положила его возле себя. Это было так глупо, словно мой мозг грыз больной паранойей червь, но страх, сковавший меня на мгновение, приказал увидеть в Финрике, жующем огурец с озадаченным и отстраненным выражением лица, угрозу.       Он нервничал. Не обо мне, не о нас, а о том, смогу ли я хотя бы умереть красиво. То, что я его не впечатлила, лежало на поверхности. Это было обидно, ведь он впечатлил меня. Передо мной сидел не Финник Одэйр, победитель 65-х Голодных игр, властелин трезубца и похититель сердец, а некто совершенно незнакомый ни мне, ни одной из моих подруг, мечтающих украсть его страстный поцелуй под луной.       Финник оказался живым человеком. В чём-то неловким, немного застенчивым и не таким самоуверенным, как передавали статьи и экран. Возможно, он просто берег своё обаяние для кого-то более значимого, но это было не столь важно, как его готовность идти мне навстречу и работать над чем-то вместе. Признаться честно, в нашем разговоре я даже забывала, что мы обсуждаем перспективы моей жизни и смерти, а не выбираем лоскуты для одеял на уроке совместного труда.       Совместный труд. Вот как это называется? Он пытается сделать так, чтобы я не умерла на арене от соплей и топора в спине, а я улыбаюсь, блистаю в красивых одеждах перед камерами и пытаюсь дождаться помощи под куполом арены. Можем мы ли полагаться друг на друга? И хочу ли я в целом пытаться?       — А если я откажусь от всего этого? Просто выпрыгну из поезда во время остановок и убегу жить в леса?       Разумеется, я прекрасно понимала, что не выживу в непривычной природной среде соседних дистриктов, и использовала слово «леса» для обобщения какого-то безопасного места, где меня не будут искать. Существует ли шанс, что меня не смогут достать в самом центре Панема на подступах к Капитолию? Если выскочить во время замедленного хода возле технических фабричных станций, то есть огромный шанс исчезнуть из вида миротворцев. Пока мы ели, в окне мелькнуло уже две таких, обе пустынные и плохо освещённые. Если повезёт, мой позор люди запомнили лучше, чем лицо, и если Финник поможет мне своим молчанием, то когда меня хватятся утром, я уже придумаю план и уйду далеко от станции, затерявшись в толпе местных рабочих.       Ментор, явно не разделяя моих надежд, бросил на меня взгляд, полный непонимания, и удостоверился, обведя купе-ресторан указательным пальцем:       — Сбежишь из ЭТОГО поезда?       — Разумеется. В конце концов, это всего лишь поезд.       С поездами я была знакома хоть и лично, но весьма не близко: пару лет назад в годовщину победы Мэгз нас с классом отвезли посмотреть на громоздкий монумент в честь победительницы в лесах поблизости её родной деревни. Бесформенная глыба из голубого мрамора посреди кустарников дубов чинкапин совершенно не вдохновляла на подвиги во имя дистрикта, а вот мягкие сиденья, обтянутые потрепанной коричневой клеёнкой, и проплывающие за окном леса действительно захватывали сознание. Поезд ехал жутко медленно, поскрипывая и постанывая под бременем пережитых лет и событий, и у меня не возникало сомнений, что если я решу выпрыгнуть прямо на ходу в поле горчично-жёлтых цветов, металлический старик отпустит меня, даже не заметив пропажи.       — Ты думаешь, тебя выпустят? — дружелюбно, но с нажимом завершил мои чаяния Финник.       Не думаю. Точнее, больше думала. Это препятствие мне даже в голову не приходило, ведь за время своего недолгого бодрствования я не встретила ни одного «белого скафандра».       План был хоть и безумным, но всё же планом, поэтому когда на мою безумную идею ответили недоумевающим выражением лица, я осознала, насколько глупо было само предположение побега, и обречённо подытожила:       — Не выпустят. И вообще я… Я шучу.       Финник мне не поверил. На его лице не появилось и подобия улыбки, и я сразу поняла, что он раскусил меня. Поймал на лжи, как маленького ребёнка, укравшего из булочной кекс и с крошками у рта пытающегося доказать миротворцам, что в магазин влетела чайка и склевала пропажу. Чайки — птицы прожорливые и всеядные, от того и отчаянные, но ни один уважающий себя человек не поверит, что неловкое и шумное животное могло незаметно стащить товар на глазах у покупателей и булочника. Вот и я пыталась прикинуться ловкой канарейкой, хотя была той самой вечно орущей и гадящей с небес птицей, скрывающей свою глупость за важным видом. Наивная деревенщина, которая не в состоянии собраться и оценить масштаб проблемы, вот кто я в глазах своего ментора.       Финник видел меня насквозь. Он знает. Знает, что я ни на что не гожусь, что я глупая, неловкая и никчёмная. Зачем мне вообще было врать, что я шучу? Теперь он точно подумает, что я безумная и вообще не захочет помогать мне. Глупая-глупая-глупая.       На верхней губе выступил пот, хотя в купе было прохладно и даже немного зябко. Игнорируя выжидающего Финника, я промокнула кожу салфеткой и сделала вид, что заинтересована фреской над барной стойкой. Почему я так сильно переживаю за этой неловкий эпизод? Разве мы играем в какую-то игру в стиле «Отпинай умника»? Неужели я и правда могу представить, что завтра утром Финник первым делом после зарядки побежит в купе Мэгз со словами: «Представляешь, что отчебучила эта дура вчера?».       Дураки не действуют по правилам и от этого иногда выигрывают, ведь ко всему они относятся проще и плюют на условности. Если мы с Финником играем в какую-то социальную игру, в которой мы оба должны показывать себя только с лучших сторон, тогда я выложу перед ним козырной туз, который он точно не ожидает — саму себя, без прикрас, и пусть делает с этим то, что посчитает нужным. В конце концов, в Голодных Играх побеждать лишь иногда — не вариант.       — Я соврала. Я и правда подумала, что побег — это выход. Точнее, я вовсе об этом не размышляла, поэтому на секунду этот план показался мне возможным для исполнения. Это же проще, чем постараться выжить на арене, понимаешь? Я всё ещё не верю, что еду в Капитолий, всё выглядит так, словно я выиграла какой-то школьный конкурс эссе или дебаты и еду на экскурсию в соседний дистрикт в качестве приза. Ещё чуть-чуть, и впереди увидятся метрологические домики с мигающими антеннами или завод хрусталя. Мне рассказывали, что он красивый, этот завод. Стоит себе на холме и переливается своими цветными витражами вместо окон. Я сама никогда не видела — не повезло с талантами, да и в конкурсах этих побеждают только дети промышленников и миротворцев.       Финник молчал. Я уставилась в тарелку и начала нервно поглаживать цветочную вышивку на салфетке. Вечность спустя, когда я уже успела подготовить себя к катастрофе, крику, обвинениям в государственной измене, наручникам и толпе миротворцев в ресторане, ментор всё же ответил:       — Антенны Третьего мы уже проехали, но ближе к утру, на рассвете, будет дозаправка и долгая стоянка на границе Первого. За забором вокзала вдалеке можно будет увидеть башенку завода хрусталя. Там флюгер в форме полумесяца из разноцветного металла. Раньше он был стеклянным, чтобы соответствовать антуражу, но местные устали от постоянных пожаров вокруг предприятия и заменили материал. Кажется, там кого-то даже повесили за халатность. Эм… — Финник прокашлялся, по-видимому, осознавая, что история с повешением — не самое приятное завершение для его рассказа.       Я улыбнулась в ответ. Финник решил сделать вид, что я вовсе не занималась глупыми и опасными идеями по побегу из трибутского поезда. Я была ему благодарна за это. Наверное, нам потребуется ещё много времени для обсуждения реального положения вещей и разрушения моих иллюзий, но сейчас я была сыта, более-менее расслаблена и готова верить голубоглазому мужчине напротив. Возможно, это было слишком наивно и слащаво, как в любимых фильмах Марлин, но ради своего умиротворения я хотела верить, что ему отведена роль моего личного ангела. Эти кудрявые волосы и ямочки на щеках, словно из раздела с религиозными картинами учебника по искусству мёртвой цивилизации, должны что-то значить.       ФИННИК       Общение с Энни — всё равно что танец на минном поле. Ситуация не была бы такой дрянной, знай я способы уговорить человека поверить в то, что его смерть — нечто естественное, необходимое и прекрасное. Мой опыт работы с трибутами не включал в себя подобные исхищрения — все мои предыдущие подопечные прекрасно знали, что может произойти и произойдёт с вероятностью в девяносто шесть процентов. Смерть была для них частью триумфа и честью, которую им окажет Панем. Они все умерли, мои предыдущие требуты. Кто-то мучительно, кто-то легко и беззаботно, словно это и было их целью, кто-то почти вырвал победу из рук смерти. Но они были готовы. Возможно, даже больше, чем мы с Мэгз.       А к чему готова эта девочка? Явно не умирать за честь дистрикта. Судя по её личному делу, которое я успел просмотреть ещё в мэрии после нашего разговора с Эстелин, пока Энни приводили в чувство и успокаивали, она росла в приюте. Это значит, она сильная и выносливая. Есть практические навыки, вроде земледелия, плавания и рыбной ловли, но это всё о выживании. Если бы в Играх нужно было просто протянуть пару недель в лесах без снаряжения, то цены бы не было всем беднякам из Девятого или Двенадцатого. Но речь об убийствах. Изощрённых, массовых, кровавых. Нужна твёрдая рука, крепкая психика и заточенный нож. Что может моя новая подопечная? Освежевать рыбу, нарисовать натюрморт, посчитать месячные убытки предприятия, прополоть сорняки и полить цветы. Если дело пойдёт так и дальше, то эти цветы она найдёт на моей могиле.       Спонсоры не будут в восторге. Энни была симпатична, но не красива. Одна из тех девушек, на которую обращаешь внимание лишь в тех случаях, если она отдавит тебе ногу в толпе. Она всего на два года младше меня, так что мы наверняка встречались раньше. Ещё тогда, до игр, пока меня не запрятали в Капитолии. Где-то на совместных мероприятиях школ, экскурсиях, Жатве, летних праздниках на площади, в кондитерской или в кино. Она была обычной, совершенно стандартной девушкой, которую я никогда не должен был узнать или запомнить. Но теперь это осунувшееся создание с потерянными зелёными глазами с копной соломенных волос — моя проблема и ответственность.       Аспен. Вот кого я собирался сделать победителем. В ситуации, когда ученикам академии запрещено участвовать в Играх, он — мечта ментора. Доброволец, сильный, ловкий и целеустремлённый. Именно он — моё спасение и единственная надежда на выполнение условий Сноу. Заниматься девчонкой я даже не собирался, оставив её истерики и страхи на попечение Мэгз, более чуткую и эмпатичную в нашем дуэте. Было важно осознанно отгораживаться от Энни, чтобы не чувствовать вины, и это я решил сразу же, как закрыл личное дело. Мне было жаль девушку, но на кону был вопрос моего благополучия или даже жизни против её распухшего от слёз лица и трясущихся рук.       Казалось, это было просто: нужно лишь включить Одэйра-победителя из телевизора, чтобы очаровать её и отгородить от себя, как паук, впрыскивающий в тело жертвы паралитический яд, чтобы обездвижить и поглотить в тишине и спокойствии. Это перестало быть опцией ровно в тот момент, когда час назад я решил проверить, что за шум слышен из соседнего купе. В этот момент пришло болезненное осознание, что Энни была человеком, а не шаблоном, циферкой на табло или фотокарточкой в личном деле.       Я не могу да и не хочу быть тем, кто за руку отведёт её на арену, поцелует в лобик и выбросит умирать, словно символ неудачного сезона. Пришло время взять себя в руки и попытаться решить больше задач, чем одну за игровой сезон. Одэйра-победителя такая идея просто убьёт, но Финник обязан справиться. В конце концов, и ему пришло время повзрослеть.