Mirror. Miracle

Негодованию Чона не было предела. Юнхо ощущал себя кипящим вулканом и в ту же минуту — полнейшим идиотом, раз все еще продолжал наблюдать за совокупляющейся парой. Развернувшаяся по ту сторону зеркала картина неимоверно раздражала и одновременно завораживала. Желание разбить чертово стекло возникло сразу же, но рука так и не поднялась совершить задуманное. Чон не мог отрицать того, что все происходящее перед его взором не просто привлекало, а безумно зачаровывало. Хотелось все увидеть, все запомнить, чтобы после, чего таить, создать свою жаркую историю с Мином без участия Джона. Только уловить каждое движение и мимику Чанмина было сложно, потому что по мере того, как стекала вода, пропадало и само изображение. И Юнхо продолжал лить на зеркало воду, ведь ему не хотелось упустить ни секунды завораживающего действия, в котором звук больше не умолкал ни на мгновение. Стоны Чанмина через закушенную губу или в голос, неразборчивые слова шепотом, то, как он двигался или замирал на месте — всё сводило Юнхо с ума и дико возбуждало. В какой-то момент в голове взорвался такой яркий фейерверк, что сил удерживать веки открытыми не осталось. Чон закрыл глаза, даже зажмурился, потому что под веками происходил какой-то калейдоскоп красок, движений, вспышек, а возбуждение было уже просто непреодолимым. Левая рука сама опустилась вниз, очертила край боксеров и проникла под ткань, сжав налившуюся плоть. Взгляд снова устремился на происходящее в Зазеркалье действие. Чанмин мычал в поцелуй и сжимал в своей ладони растрепанные волосы на затылке Квона, тем самым углубляя поцелуй, когда сам Квон двигался отрывисто и рычал в открытый рот Мина. Юнхо злобно рыкнул, раздражение, ревность и зависть противно скреблись под кожей. Приносить себе наслаждение, когда напротив кто-то совершенно неприятный тебе овладевает тем, о ком все твои мысли, непросто или скорее даже невыносимо, но остановиться нет никаких сил. Отчаянно доставляя себе удовольствие, Юнхо вылавливал из всего льющегося на него потока страсти только то, что было важнее для него, и чем больше он смотрел, слушал, тем больше Чанмин овладевал его мыслями. Все тело разрывало от нарастающего блаженства, но хотелось большего. Рука, что приносила столь потрясающие ощущения, на самом деле не давала познать всю полноту того самого наслаждения, которое испытывал в данную минуту Чанмин или его любовник. Переживаемые ощущения вперемешку со странным противоречием от происходящего давали лишь какое-то отдаленное удовлетворение, но не то, чего на самом деле хотелось Юнхо. Не имея возможности остановиться, он больше думал о том, как поскорее закончить это унизительное действие, но как только подходил к самому краю оргазма, голос отвратительного Квона отбрасывал наслаждение на несколько минут или движений назад. Чону казалось, что весь этот идиотский фарс никогда не закончится, что картинка по ту сторону Зазеркалья все будет кружиться и кружиться в мыслях, а искаженное в гримасе наслаждения лицо самодовольного Джона так и будет плясать перед глазами. Юнхо снова рыкнул на очередной надоедливый бред, который нес Квон, и оперся свободной рукой о раковину, не переставая двигать другой рукой. Вода стекла с зеркала, картинка исчезла. Схватившись за край раковины, Юнхо опустился на пол, чуть раздвинув ноги, и уперся затылком в стену. Веки опустились, и под ними возник Чанмин — прекрасный, мокрый, с часто вздымающейся грудной клеткой и полуоткрытым алым ртом. Тихий стон пронесся по ванной, и Юнхо понял, что кончил вместе со стонущим в эту же минуту прекрасным соседом. Голова словно погрузилась во тьму, спокойную и тихую, давая возможность на несколько секунд ощутить себя немного счастливым, а после Чона накрыло невообразимое отвращение к себе и ко всей этой идиотской ситуации. Нужно было прекращать весь этот маразм с ревностью и злостью и, наконец-то, начать действовать. Прошла целая неделя после первого знакомства, а Чанмин все никак не мог выкинуть Юнхо и их поцелуй из головы. И если раньше воспоминания просто преследовали его, и от каждой такой вспышки тело покрывалось мурашками, то сейчас все стало гораздо хуже. Теперь губы Джона были тоньше, тверже или слишком ненасытны. Руки чрезмерно требовательные и любопытные, словно Джону не хватало и так постоянных прикосновений и ласк. Теперь каждое его касание неприятно жгло кожу. От этого ощущения особенно хотелось освободиться, словно скинуть с себя, как ненужную ткань, или смыть водой. Только Джоник, как показалось Мину, вел себя так, будто у них все только начиналось. Его жадность не знала границ. Объятий стало больше, слов, каких-то чрезмерно пошлых или вычурных, тоже. Джоник за эту неделю стал походить на старого отвратного педика, жадного до молодого тела, что было особенно гадко. Как при такой смазливой внешности можно было быть порой настолько неприятным, Мин не понимал. А особенно он не мог понять, почему он до сих пор давал зеленый свет этим странным отношениям. Чего он боялся? Обидеть Джона? Скорее всего да. Джон когда-то давно появился в его жизни, как спаситель, и вынул Чанмина из кокона одиночества. И Мин был благодарен, но со временем чувства остыли, а благодарность перешла в жалость? Да, скорее всего. А теперь еще и мысли о Чоне разрывали голову, не давая возможности более трезво взглянуть на его, Чанмина, отношения с Джоном, как на, возможно, довольно стабильные и привычные. От всех этих мыслей Чанмину становилось жутко тошно. Чувство вины вперемешку с отвращением к себе и порой какими-то странными поползновениям Джоника по отношению к нему перекатывались копошащимися под кожей жуками, доводя порой до зуда, и хотелось все закончить, просто произнеся вслух нужные слова, но язык в такие минуты будто прирастал к небу. Да, эта связь должна была уже давно закончиться, но осмелиться на столь кардинальное решение было слишком тяжело для Чанмина, отчего он ощущал себя слабаком и потерянным путником в давно остывших взаимоотношениях. Да, Чанмин в отличие от Чона не знал, как разрешить проблему с Джоном. Ситуация для него зашла в тупик, но только не для Юнхо. И время с удачными обстоятельствами играли ему на руку, чем Юнхо не преминул воспользоваться. Чертова дверь в подъезд не хотела поддаваться, и Джон не брал трубку, словно решил поиздеваться над Шимом, а домофон они еще не успели установить. И вот Чанмин уже битые пятнадцать минут никак не мог попасть к себе в дом, когда тело ныло от дикой усталости. Весь день был сплошным издевательством. Работы свалилось столько, что желание иметь дополнительные голову и пару рук было просто непреодолимым. Коллега, который должен был выйти из отпуска, вдруг свалился с сильной простудой, и его работа привалила поверх того, что и так лежало на столе, напоминая по высоте египетские пирамиды. Джон, который с самого утра был не в духе и непозволительно много капризничал, довел Чанмина до зубного скрежета, и причиной оказалась какая-то очередная ерунда, о которой Мин забыл в ту же минуту, чтобы не доводить все до скандала, и лишь спокойно попрощался перед уходом. И вот сейчас Мин с остервенением дергал ключи в руке. Магнитный не работал, а кода Мин и подавно не знал, не пользовался. Чертыхаясь и рассматривая кнопки на предмет стертости, Чанмин полностью ушел в процесс, да так, что совершенно не заметил подошедшего человека. И лишь когда услышал прямо над ухом низкий завораживающий голос, дернулся и замер, чуть сжавшись в плечах: никак не ожидал ощутить настолько большую волну мурашек. — Я могу помочь? — Юнхо стоял почти вплотную, но не соприкасался с ним ни одной частью тела. Дышал ровно, хотя сердце завелось не на шутку и выдавало чечетку под ребрами. Сил все же хватило на то, чтобы не выдать истинных чувств. — Ты не знаешь кода? — Нет. — Слова вылетели с выдохом. Чанмин не смог проконтролировать себя, потому что человек позади воздействовал на него как наркотик, даже если ничего не произносил. Аура Юнхо моментально окутывала, как туман, а запах тела был настолько притягательным, что держать себя в руках было сложнее всего. Захотелось прижаться спиной к сильной груди, оставить на себе его аромат, чтобы после, дома в постели, вспоминать об этой горячей минуте, как о том поцелуе. — Давай, помогу. Юнхо не дал Чанмину возможности уступить для него место, остановил движением своей руки, которая легонько опустилась на чужую талию. С момента, когда он заметил мило бормочущего себе что-то под нос Чанмина, воздух вдруг сгустился и наполнился заряженными частицами. А стоило сделать шаг, придвинуться настолько близко, насколько позволяли рамки приличия, которые Юнхо хотел послать ко всем чертям, и он думал лишь о том, как прижать это прекрасное тело к двери, и плевать, если все их увидят. Пусть вообще все идут на четыре стороны, особенно смазливый никчемный Квон и те, кто хоть как-то помешают ему, Юнхо, и Мину остаться наедине. Нажав нужную комбинацию цифр, Юнхо не сразу открыл дверь, лишь спустя несколько секунд нетерпеливого ожидания он убрал руку с талии Мина и легонько подтолкнул его в спину. Зайдя за ним в подъезд, Юнхо, заметив то, как прекрасный сосед заторопился, успел схватить его за руку. — Чанмин, я хо… — Не стоит. Мин не дал Юнхо договорить, потому что знал, о чем должна была пойти речь, а сил на разговор совершенно не было. Весь идиотский день настолько вымотал его, что хотелось просто провалиться в беспробудный сон и оставить все нерешенные вопросы на потом. И, что скрывать, Юнхо жутко пугал Чанмина, потому что притягивал, как магнит, не давал вдохнуть воздуха в легкие, которого с первой же минуты их встречи было неимоверно мало. А ответ Чанмина всколыхнул злость в Юнхо. Сжав крепко челюсть, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего, Юнхо нахмурился и, дернув Мина за руку, развернул к себе лицом. Ему было необходимо видеть его глаза, потому что только они могли рассказать, что на самом деле творилось в голове у Чанмина. Ситуация с прерванным и так толком не начавшимся разговором подняла адреналин и стерла все приличные слова в голове. Юнхо чуть не матюгнулся вслух. Значит, какому-то Квону позволено вести себя, как тому вздумается, а ему недозволенно и парой слов перекинуться? И чем больше Юнхо прогонял негативные, покрытые ревностью мысли у себя в голове, тем больше злился: и не на треклятого Квона, а на самого Чанмина. Этот чертов прекрасный сосед в какие-то считанные секунды всколыхнул в Юнхо слишком много разнообразных эмоций, которые было сложно контролировать. И в эту минуту Чон чуть ли не шипел от злости, но так и не отпускал чужой руки. — Может, отпустишь? — Мин заметил, насколько быстро Юнхо изменился в лице, но говорил мягко, совершенно без страха и злобы, хотя внутри все сжалось, потому что он боялся даже предположить, как в следующую минуту поступит этот удивительный Чон Юнхо. — Почему? — Чуть ли не прошипев свой вопрос, Юнхо приблизился вплотную к Мину, неотрывно смотря ему в глаза. — Что почему? Сжав еще сильнее чужое запястье, Юнхо скользнул взглядом по красивому лицу, отметил нежность кожи, вспомнил, как эти алые губы скрывали стон, как юркий язык скользил по ним, и, скрипнув зубами, произнес: — Почему ты так ведешь себя? — Как именно? — Мин понимал, что усугублял свое положение, но не ответить не мог. Будто Юнхо знал, как вытягивать из него слова, даже те, которые совершенно не хотелось произносить. — Не даешь шанса просто узнать себя. Я тебе так неприятен? Это все тот вечер? Наш поцелуй? Что не так? Чем больше Юнхо задавал вопросов, тем больше заводился и сокращал расстояние. И его дыхание уже опаляло лицо Мина, и губы с чертовой родинкой были так близко, что хотелось своим ртом заткнуть этот поток дурацких вопросов. Но, нет. Нельзя… — Юнхо… — С выдохом… — Я дал тебе возможность тогда высказаться, сделать хоть что-нибудь, но ты сбежал. И все еще бегаешь от меня. Скажи «нет», и я не трону тебя больше, не подойду, не потревожу, если тебе так неприятны наши встречи. Боже, их почти и не было, но ты уже сбегал, а я не позволю так просто плевать на меня. Юнхо злился и теперь даже не на Чанмина, а на самого себя. Потому что испытывал непозволительно сильные чувства еще с самой первой встречи. Слишком много думал о нем, слишком много видел по ту сторону зеркала, слишком завидовал и копил все внутри себя, познав за эту неделею тысячи разнообразных чувств. А сейчас завелся в считанные секунды, потому что безумно хотел, чтобы этот человек принадлежал ему или уже, в конце концов, послал его, произнес три чертовы буквы и освободил от своей зависимости. — Юнхо… — снова вырвалось из уст Чанмина и прервало лишь на секунду поток льющихся на него слов. Чон, в очередной раз услышав свое имя, вспомнил, как с таким же придыханием Мин произносил имя своего любовника, и еле слышно сказал: — Боже... — Закрыл глаза. — Не произноси так моего имени. — И неконтролируемо прижал задрожавшего Чанмина к холодной стене. «Нет, нет, Юнхо…» — слова набатом прогремели в голове Шима, но выговорить их вслух у него так и не получилось. Язык отказывался подчиняться. Взгляд Юнхо, острый и пронизывающий, скользил по чужому лицу, жадно впитывая каждую маломальскую эмоцию, отражался таким же горящим пламенем в глазах напротив, но уже не источал злость. Похоть медленно поглощала и голову, и все мысли, и тело Чона. Побеждала, овладевала всей территорией. И все, что Юнхо попытался бы скрыть, все равно прорвалось бы наружу, как в эту минуту, окутывая своими флюидами дрожащее тело Чанмина. Его умоляющий взгляд лишь подстегивал Чона, и тот двинулся, сквозь зубы втянув воздух возле длинной миновской шеи. Юнхо хотелось высказаться, поглотить своей яростью и желанием человека, который настолько сильно всколыхнул в нем такие неконтролируемые чувства. И ему хотелось ответа. Он жаждал получить ответы на свои вопросы и ответную страсть, которую ощущал, потому что теперь Юнхо знал, что Чанмин испытывал к нему такое же сильное влечение, просто боялся или, возможно, обманывал самого себя. А Чон был настроен решительно и, заметив толику желания в миновских глазах, двинулся к нему, снова прижимая горячее тело к холодной стене. Внутренности скрутило в один тугой узел, и Мин сделал попытку вдохнуть побольше воздуха, который словно выбило из него столь горячее соприкосновение с желанным телом. Аромат чоновского тела снова вскружил голову, заставил на секунду прикрыть глаза и чуть склонить голову. Сдерживать себя уже совершенно не было сил. Казалось, что Чон еще злился, будто шипел, но не произносил больше слов. Его взгляд скользил по лицу Мина, стирая любые мысли из головы, кроме той, которая, словно маяк, притягивала своим светом. Чанмин вдохнул воздух, закусил губу и, тихо произнеся чужое имя, коснулся губами сжатых губ напротив.