Vongola non fu fatta in un giorno

Тсуна равнодушно разглядывает мелькающие за окном деревья. — Вот ведь мудила, — шипит динамик. — И как умудрился? Даже близко ведь не подходил… — Заткнись, — посоветовал ему Офицер, убавил громкость наушника. — И займись делом. — Есть, — донесся до нее поскучневший голос Аластера. Хаято ехал в сопровождающем их джипе. С сержантом. В консерве находился только безликий водитель за бронированным стеклом, да Леви-А-Тан с самой Тсунаеши. В еще одной, следующей на отдалении, вроде бы, должно было быть порядка пяти человек, учитывая Кванта. Мармон давил на то, чтобы конвой выглядел как можно менее занимательным для любых любопытных глаз, так как в отсутствие своего напарника не отвечал за полную зачистку этих самых глаз, только общие иллюзии, и на расстоянии — Занзасу он был нужен рядом. Но обещал выдвинуться с разрывом в полчаса-час. Как далеко ее собираются увезти? Савада прижалась к прохладному стеклу лбом, не отводя глаз от словно по кругу повторяющейся картинки: бликующие алым, в свете заката, крыши домов, макушки деревьев и все дальше и дальше удаляющийся силуэт города. Какие-то пару лет назад она чувствовала точно такое же опустошение. Когда садилась в самолет «Осака-Рим». Точно. Даже фикус свой она тогда оставила… …зато сейчас на запястье, натирая свежие ожоги, едва теплился металлический браслет. — Что у тебя? — Леви с хрустом размял шею. Рука его покоилась на ручке зонта, и выглядело это почти безобидно. Если не знать, что он с одним им может натворить. Два других крепились обычно на спине, но в салоне Офицер позволил себе вольность: ослабить крепления и сложить оружие рядом, на сиденья. — Рана? — он нахмурился. В бункере, вроде бы, из-за кое-чьего жлобства давно не обновляли имеющиеся там залежи всякого хлама. Хотя, вряд ли проклятый Аркобалено настолько зажрался что не освежил аптечки. Но без Луссурии соваться к относительно хрупкой девке не хотелось. И так вся переломанная, не склеишь потом. Он это знал хорошо — получил розгами когда-то от отца, за разбитую фарфоровую пастушку. Савада перевела на него пустой взгляд и спрятала явно беспокоящее ее запястье под рукавом. — Царапина, — слабо улыбнулась девушка. Взгляд у нее медленно прояснялся. Гроза пожал плечами только. Как знает. Лучше, конечно, осмотреть без лишних сантиментов, но шрамы от тонких белых осколков до сих пор кружевом покрывало подушечки пальцев. Что делало его еще лучшим боевиком — тяжело искать убийцу, которого по документам не существует. Разбитая пастушка не принесла ему однако больше ничего, кроме разочарования в жизни. Разбитую Саваду видеть не хотелось. Резаться об ее осколки — тем более. Он, все еще сомневаясь в собственном решении, схватил чужое запястье и одним щелчком снял браслет. Все равно до бункера от силы час езды остался...

***

Мукуро, шипя под нос ругательства, вывалился на пологий склон и еле удержался от последующего быстрого, но болезненного спуска, удержавшись за низко свисающую ветвь. Тяжело дыша — кросс через лес это не то, чем он грезил во времена заключения — уселся прямо на жухлую траву. С другой стороны трассы начинался океан, и поверхность его в свете заката окрасилась в алые оттенки. Глубоко вдохнул и почувствовал соленый привкус. Почти как… Океан крови. Красиво, — решил он про себя. Интуиция, к его раздражению, молчала. Что, привела к пляжу — топиться? Или он опоздал? Приближающийся шум мотора, однако, убедил в обратном. Рокудо махнул ладонью, закрывая себя от чужих глаз, и тут же почувствовал незаметные почти колебания воздуха от соприкосновения с чужой иллюзией. Интересно… Из-за поворота вынырнул черный джип. Затем, словно картинка смазывалась от слабого марева, его точный близнец. Хорошая работа, однако для него, мастера иллюзий, видно — сделано на скорую руку. Кое-кто либо не ждет никого в гости, либо халтурит, но ему же проще. Иначе выбирать из двух, ах, вот и подмога — трех машин было бы затратно по времени. Так — сразу ясно, где прячется его пташка. Кровь словно медленно разгоралась, ледяными пальцами Мукуро извлек кольцо, не отрывая взгляда от приближающейся цели. Привкус соли разбудил и старую добрую жажду. Разрушений. Он замер на секунду, раздумывая. Карман неприятно оттягивала тяжесть непонятно зачем прихваченного браслета. Инстинкты требовали, интуиция вопила — один взмах этого кольца, и все. Как оборвать все нити у журавликов-марионеток. Серьга в ухе накалилась, подчиняясь растущему внутри пламени. Он будет свободен от любых обязательств, как и Кёко-Тсуна. В разных смыслах, но даже более правильно, иронично. Мукуро — на их грешной земле, предавая покою таких же грешников, а она — на своих проклятых небесах. Руку Рокудо вытянул вперед, нацелив на идущую в центре конвоя машину. Вспомнил золотые всполохи светлеющих глаз, текущее по пальцам пламя и звонкий девичий смех. Она ему нужна. Тсуну, эту непонятную девочку с пистолетом и ланьими глазами, можно использовать. Как сосуд, как прикрытие, да тот же щит, если все пойдет плохо… Но Мукуро, кажется, она слишком импонировала для последнего. У него стало слишком много привязанностей. Чикуса, Кен и эта… Не позволяя себе больше сомневаться, Мукуро до крови закусывает губу, вскидывая ладонь и резко сжимая ее в кулак. Выбранная цель взмывает в воздух, слишком быстро, чтобы кто-нибудь успел, не важно — боевик или враждебный иллюзионист. А затем, перевернувшись в воздухе, со скрежетом и грохотом опускается на другую машину. В глазах — красном и синем — отражаются отблески заката и разгорающегося пламени. — Requiescat in pace, — несколько печально улыбается он.