Vongola non fu fatta in un giorno

Скуало содрал с себя очки и молча швырнул их в стену. Тонкое стекло треснуло, оправа, однако, осталась целой, что выбесило его еще больше, чем если бы весь отель развалился по кускам. Завтра придется пилить за новыми — прикрытие так себе, чисто для галочки, но совсем наглеть не стоит, больно знаменита его морда — но Скуало срать, так что Фабиан и пойдет. А его капитан прямо сейчас был в кондиции, близкой к идиотским замашкам Занзаса с его приступами метания стаканов. Потому что никогда и ничего в этом ебанном мире не идет по плану. …они прочесали ближайшие города за эти две недели. Вдоль и поперек, вверх и вниз — не брезгуя осквернением могил. Чтобы понять, чтобы точно не ошибиться. Хотя ошибиться было сложно, как бы иногда ни хотелось. В Японии не было Семей. Вернее, не было крупных синдикатов, и Скуало даже не заикался о ком-то масштаба Вонголы, но… целая страна ведь, и не захолусье какое, да бля — сам Примо сюда бежал когда-то! Закрытая, но диктующая свои условия на черном рынке, что подразумевало хорошую защиту с тыла. Как же вышло, что все, что его встретило — это жалкие, гниющие останки былой «роскоши»? О, и ведь она когда-то была, эта роскошь. Ему пели об этом их величественные храмы, его встречали целые кварталы якудза, и в старых комиссионных магазинчиках тут и там мелькали атрибуты — дождя, урагана, грозы… десятки, если не сотни чьих-то избранных орудий, от семейных реликвий до кастетов на один раз. Даже копать не надо было глубоко. Просто потому что все эти бесценные вещи — для обывателя и даже для обычного мафиози не более чем красивые побрякушки — никому не были нужны. Всеми были забыты и пылились на полках мертвым грузом, тускнея и ветшая. Он вытащил из кармана за бесценок купленное украшение. «Кандзаси». Старик что-то долго расписывал про историю этой металлической палки — но Супербия уловил только, что это когда-то носила какая-то красивая и доступная женщина. В волосах, как украшение. Пальцы кольнуло его едва сдерживаемое пламя. Сильная вещь. Не для атаки чистой силой, но для изящных, тонких манипуляций. Видимо, та гейша когда-то промышляла тихими убийствами, или же мужиками что куклами вертела, ведь кровь — тоже вода. Он не удержался, купил, потому что нельзя было такую вещь оставлять и дальше пылиться на этих захламленных полках, в богом забытом магазине, в богом забытом городе. Вычурная сталь пела в его руке, желая крови. …о, он тоже ее хотел. Не кандзаси — к сожалению, не его стиль — но крови. В общем говоря, кроме неких Шимон, что плясали под дудку Советника, и еще двух семей, что подчинялись тем же Шимон, а значит и гребанному Саваде, — вокруг нашлись только самые рядовые кланы, где пламя если и видели, то только в своих влажных мечтах. И везде его встречала одна и та же картина. Старое обветшалое поместье, куча вооруженных и далеко не дружелюбных людей, и один — единственный, одинокий на своем мертвом пьедестале — Наследник. Без родителей, дядек и тетек, сибингов или кузенов. Вымирающие кланы, барахтающиеся в штиле и держащие на своих окаменевших от усталости плечах свою последнюю надежду — какого-нибудь пацана (или девчонку, как у этих Бакэнеко) лет семнадцати от силы. У большинства этих желторотых «Наследников» были зрелые, старые даже наставники. Что были настроены к нему еще более агрессивно, чем можно было ожидать. Как и друг к другу — все местные кланы почти не взаимодействовали, только шестерками иногда сталкивались, и то, по незнанию последних. А так — приросли каждый к своей территории, и покрываются там мхом и пеплом. Каваллоне, как всегда, раскопал только самую верхушку. Ошибка Скуало, что повелся и полез куда не следовало… однако повернуть назад теперь было смерти подобно. Он, что акула, почуял даже не кровь, а смрад кучи трупов, и теперь просто обязан был узнать, в чем тут дело. Почему в Японии просто нет ни одного человека у власти, с пламенем и старше восемнадцати лет? Что с ними случилось? Где предыдущие главы? Перерезали друг друга в конфликте? Бред какой — все сразу? И все, тишина в эфире? Почему их подчиненные молчат как рыбы, даже боясь — и явно ненавидя — Скуало и его меча? Что же, черт побери, могло произойти в этой крошечной стране, за их высокими стенами?

***

Семья Тамазо — старый бывший Хранитель, судя по замашкам, и его драгоценный наследник «Отто» Найто Лонгчэмп. К нему Скуало с Фабианом даже подходить не стали, так, потрясли местных, узнали какой тот придурковатый — и какой его наставник меткий снайпер — да пошли своей дорогой. Семья Бакэнэко — хоть какое-то уполномоченное лицо отсутствовало как класс вовсе, и встретила их «Кудайме» Минори Йошикаге, окруженная толпой отмороженных татуированных ребят. Они, кстати, единственные с Тамазо контактировали, в отличие от других семей. Вроде как даже заключили помолвку. Только веяло от этого «радостного» события договоренностями и застарелым страхом. Потому что Шимон, Тамазо и Бакэнэко владели пламенем несравнимо мощным по сравнению с другими местными, и если за первых вступилась Вонгола, то вторые оставались беззащитны. Это не более чем попытка выжить. Это отвратительно. Скуало прибыл сюда искать союзников, а местная малышня не подходила даже под вассалов. Да, Найто и Минори явно побегут к Варии под крыло, если подманить, но… это гребанные дети. Одну такую прижили, и чем это закончилось? Хватит с них этого детсада… да и… втягивать эту малышню во внутриусобный конфликт с Емитсу претило даже его отмороженным моральным нормами. Хай живут. …но Скуало не уедет несолоно хлебавши, нет. Он, блядь, меч свой положит на то, чтобы выяснить истину. И что-то подсказывало ему, что Савада и здесь замешан. Больно кристально-белая у него биография была до вступления в Вонгольскую Фамилию*. И это слишком давно резало глаза.

***

Нурихен, Анамэ, Куджо — вымершие Семьи, оставившие после себя жалкие тени предыдущего могущества, запущенные особняки и зарвавшихся пешек, что считали себя новыми лидерами, являясь не более чем гиенами, что пируют трупом льва. Он долго держался, но очередное — надругательство, натуральнейшее кощунство — просто глаза залило кровью. Очнулся Скуало, когда понял, что с лезвия капает алое, а весь пропахший наркотиками и грязью особняк наконец затих, как и полагалось этому величественному месту. Фабиан горестно вздыхал в углу, баюкая потянутое плечо — капитан просто отбросил его, как щенка, когда тот попытался напомнить ему о секретности миссии. Из другого угла раздавались слабые стоны — этот шакал, какой-то мошенник, поднявшися в иерархии без способных соперников и едва-едва способный на какие-то манипуляции с крохами тумана — был еще жив. Даже не Хранитель — так, мелочь. — Забирай… — он сплюнул кровь. — Забирай, да пожалуйста, подавись! Тут ничего нет. Легавые душат, обыватели резко поумнели и теперь выпендриваются, никто не платит за крышу. Территория — дрянь, точки пустуют, клиенты уходят сквозь пальцы… Тут ничего… Супербия морщится брезгливо. Подает меч Фабиану, что зажимает рукой нос, а сам подходит-таки ближе, силясь понять в мешанине японско-английского что-то внятное. Переводчик Верде, что Мармон достал каким-то чудом — и чудо тут заключалось в том, что он вообще расщедрился на такое — работал вполне исправно, но большую часть диалога превращал то в тишину эфира, то в пиликанье. Прилетит обратно, даст другим посмеяться — цензура в трансляторе для мафиози. Обосраться от смеха можно. Жаль, что сейчас было совсем не смешно. — Нахуй мне не сдалась ваша точка. И клиенты тоже, — он молчит, раздумывая. Но в прорези рубахи на теле туманника видны старые, выцветшие татуировки, что вязью покрывали покосившиеся ворота этого мелкого «штаба», в который превратили чью-то заброшенную территорию. «Он когда-то служил здесь. И он может знать больше». — Дело в чести. Черные глаза мужчины распахиваются. Он плюется и… Кричит. Фабиан запоздало подбегает, неловко подает меч, но якудза и не пытается нападать — рукой придерживает живот, из которого чуть потроха не сыплются, но он не замечает, вскидывая голову, надрывая глотку. Всполохи тумана не заживляют его раны. Они тянутся вперед, в самоубийственном, бездумном порыве. Неожиданно чистая, будто не зажившая рана, обнажающаяся в этой злости… заставляет Супербию все-таки принять меч обратно в руку. — Чести?.. Чести?! Вы! — голос срывается, и он делает несколько сиплых вдохов: — Вы… Убившие даже матерей, жен и сестер наших боссов, их сыновей и внуков… оставив нам как заложников и «наследие» их младших детей?! Да как ты, ебаный гайдзин, можешь… можешь… — он валится вперед, и по трясущимся плечам Супербия понимает, что больше не услышит. — Вы… — Это был не я. Он садится рядом с умирающим — слабые мазки сине-фиолетового слишком белесые, слишком слабые, что говорило о состоянии владельца пламени — и смотрит ему прямо в глаза. Пробивающийся через выломанные ставни свет высвечивает его серебристые волосы ореолом, делая похожим на Шинигами. — Но я обещаю найти тех, кто это сделал. Сталь касается брюнета между лопаток. Но тот зачарованно следит глазами за лицом Скуало, ожидая слов, что должны были быть сказаны восемнадцать лет назад. Тех, что никто даже не осмелился произнести, предпочитая зарыться кто куда, спрятаться и больше не выходить в свет солнца. Под небо, которое они не защитили и теперь не заслуживали. —…и отомстить.

***

Фабиан очень надеялся, что этот мужчина умер без сожалений. Но лицо у него разгладилось — скорбные, злобно-бессильные складки на лбу и у рта ушли, показывая, что он был не так стар, как казалось. Если «что-то» произошло около восемнадцати лет назад, то ему тогда было от силы двадцать. Он был мальчишкой, что продолжал годами жить на пепелище своего Клана, опускаясь все ниже, неспособный ни уйти, ни вознести вымершую семью обратно на ее пьедестал. Последний из клана Кагуры умер сегодня. Скуало хотел сжечь трупы с их родовым поместьем, да рука не поднялась. Пришлось оттащить их в запущенный пустой сад, да пламенем зачистить так. Жили в бесчестии, пусть хоть упокоятся с нею.

***

— Нам нужно возвращаться, — несмело напомнил он. — Союзных семей тут не накопать, разве что в прямом смысле — от них только кости остались… Давайте скупим оружие разных атрибутов, их тут много, и вернемся, а? Босс… — Ты там оглох? — Супербия обернулся, зло зацепив его стальными потемневшими глазами. — Я собираюсь найти тех, кто заварил это дерьмо, и порубить живьем. А остатки разослать всем, кто здесь остался. — Но босс… Скуало предостерегающе поднял ладонь, показывая, что больше и слышать на хочет. Потому что кто, как не Босс, поймет. Вырезанные Семьи и одинокие дети. О, Скайрини более чем знаком с этим. Его собственное пепелище Семьи покоилось в семейном склепе Вонголы и состояло из трех надгробий. Он сжег заживо каждого ублюдка, что участвовал в устранении Наследников Дона Тимотео, его родных-неродных братьев, но так и не смог опустить курок в решающий момент, чтобы покарать того, кто был источником этих смертей. Ведь милосердие Ноно, развязавшее руки его врагам и унесшее его же детей в могилы, было первопричиной. Поэтому только Занзас мог стать новым Десятым. С Италии — и особенно с Вонголы — хватит.