Над ними, свисая с причала, виднелась чья-то голова, раскинув над водой длинные голубые волосы.
Незнакомка, одарив Урагана презрительным взглядом, перевела его на все еще неподвижную Тсуну. Тсуну, которая должна была бы уже оглушить ее первой, но стояла, растеряно смотря вверх и не понимая саму себя.
…она улыбнулась, обнажая острые резцы, явно не смущенная приливающей к голове кровью и оставаясь подозрительно бледной:
— А-а-а, вот и ты! Заждалась я, господа… — тонкий голос, режущий уши, странный для кого-то такого маленького. Стервозный почти. И с акцентом… Английским?
— Кто ты блядь такая?! — Хаято вскочил следом за своей Донной, споткнулся, потеряв равновесие — он напрочь забыл про наручники. Узнавание прошло волной по лицу: он
видел ее. Совсем недавно, не обратил толком внимания, отвлекшись на Шакала. — Ты… это же ты была в кафе! Ты следила за нами?! CEDEF?!
Девочка резво исчезла до того, как Гокудера успел вцепиться в разноцветные волосы и потянуть вниз.
Тсуна, стряхнув странный транс, не медлила: ее Хранитель был несколько ограничен в движениях. Поэтому она вскинула руки и за секунду подтянулась на причал, щелчком разгоняя по телу знакомое обжигающее тепло. Бить ребенка… бить ребенка можно и пламенем Луссурии — чисто обездвижить. Тем более судя по зубам, просто ребенком голубоволосая не была.
Тсуна была готова увидеть на причале отряд в черном. Или даже Шакала с Колонелло. Да хоть прибывшего Занзаса, который решил не морочить себе голову со всякими договорами и прикончить потенциальную противницу. Она подобралась вся, готовая дать отпор, но…
…но девочка была тут одна.
И в инвалидном кресле.
Недоумение смутило только активированные потоки пламени, мешая сосредоточиться: она своими глазами видела ее только что, не могла же та за секунду вернуться в такое положение, притворяется никак, иначе как бы успела…
…под тонким пледом с тонкой вязью вышитых цветов — слишком маленькие и слабые, непропорциональные силуэты ног. Не иллюзия — к ним Тсуна была особенно после встречи с Вайпером чувствительна. Не обман.
Их нашла девочка-инвалид. Потрясающе, и как они собираются сбежать из-под носа Шакала и CEDEF? Их учителя — оба — должны застрелиться после такого позора…
***
— Я на причале ждала сначала. Холодно было, — нарушила затянувшуюся тишину девчонка, явно не догадываясь насколько темные думы бродят в голове ее невольной собеседницы. Заправила за ухо длинную прядь неестественно-сине-голубых волос. — …в кафе зашла. А потом всех выгонять начали. Вы меня долго искали, да?
…причал. Искали. Сообщение Спаннера.
— Кто ты? — тихо спрашивает Тсуна, не желая снова допускать ошибку и шагать на знакомую дорожку, что уже привела ее однажды к провалу. Страх, пережитая боль глушат просыпающиеся внутри искры.
И то ли за пистолетом тянуться, то ли…
…в груди стучит. В висках тоже. И борется внутри:
О͛̄͒̆̾͆̽̎̄̐́̑̕п͑̍̐̂̈́̐̔̊͡а҇͆̓̅̍̄̈̒̽̚с̈̿͌̄̽̎̏͛͌̓͡н҇̽̎̔̚о̛͊̇͗̐̍͐͗̽! ̛́̋̎̌̋͊̅̔ Л̄͑̄̈̋̏̄͠ӧ́̃̈́̂̑͌͂̇́̕в͆́̎̈͋̕у̂̓̾͂̎̃͐̏͑̏͛͝ш̈́̊̅̈̃͌̾̅͠к̛͛̅̂́́̊̒̓̍а̛̓̓̑͂! ̆̓̊̀̑́̊̀͛͠ Б̀̆̇̾̆̚͠е͑̇̀͆̊͆̀́͌̂͌͑͠г̅̊̊̑̚͝и҇͋̑͌̏̊͑̄, ̛̎̃̌̆̀̌̎̓͊̂ с̆̀͛͑͊͒͡т̾͊͑̀̈̈́̈͠р̀̔̑̑̋́͗̽̍̾̾̀͡е͑͊̔̾̓̈͆̇͡л̛̂͐̈̎̊̂͛̑я̛͗͌͗͋̚й͒̐̾͂́̚͝ -̀̋̽́̕ д̏́͊̈̇͒̈́͑̒͠в҇͒̈͛̓͗͋̈̌͒̔̚̚а҇͗̌͌̍̄̈́̽̇̈́͑͋ в̛͛̎̌̇͊́̅̚ы҇͆̓͛̄͗́̏̃̅͌с̏͂͗̄͊͆̍͐̕т̎̊̓̍͡р̑̾̔́̆̓̋̽̄́̓͠е҇̇͛̃̓̏л͂̿̀̃̑͡а̓͛̐͐̍̂̌̒͞, ͌̀̌͛͞ в҇̓̐͐́͊̈́̀̍̇̊̐ л̊̅̀̿̿́̃̈̓͊͞о̛́́͌̊͆б̔̈́͋̌̃͌̎̑̀͞ и̊̾̃̌̊͐̀̇̈̀͞ с҇̌̒̑̇̓е̛̍̅̊͑̋́̆̋́̓̏р̋̉̽̅̂͒̇̋̂̌̿͞д̇̑͌͑́̿̄̓̂̈́͝ц̏̀͌̈̓̏̉̐̚͞е̾̃͌̆̍͂̑͐̊̔͝! ͗̆̽̂͆͞
М̒͂͛̓̂͝и̇͂̈́̌̿̕л̊̽͋̒͆̋̔̋̀̀͑͞о̀͊̌́͌͞с̇́̉̽̍̎̓̏̓̂͂̃͠е͆̓͆́̂͗͐̀͂̀͠р͌̓͐͋̀̀̍̀̿͋̚͝д̛͒̂̉̈́̍ӣ̛͊̑̔̾ё́̽̍̉͛͒̓͌̑̕ -͗͑̽̈̃͆̑̌̃̕̚ у҇̃̈́̓̿̇͑д̅̏̅͑͞е̊͆̈́̑͆̃͑͒͝л̈̀̆̿̅̌͌̑̑̔̀̚͝ с̛̇̾̓̎л́̐̽̐͗̌͡а̛͌̈́͌͊б҇̐̍̆̉̒̍̋̓̍̚ы҇̿̉̈́́̎̾̎̅х̿́̌̓͆̉͋̉̕.̛̃̀̊͆̓
Подожди, — слабо шепчет что-то. —
Послушай же! Присмотрись.
— Как кто? — девочка рассмеялась переливчато. — Не признала, Тсу-на-е-ши? Ух, ну и холодрыга в Италии… А ты горячая на вид… в прямом смысле. Эй Тсуна, да ты горишь!
… Тсуна, очнувшись от транса, неловко сжимает тлеющий рукав обожжёнными пальцами, заставляя его затухнуть. В голове то вспыхивал шквал мыслей, то образовывалась блаженная глухая тишина.
У̴҇̈́́̾̔̾̃͑̌̅̇̋͗̔̓͂б҉̾͒̊͐̂̄͂́͂̀̈́́͊͊̇͝е҉̊̈́͊̒͊̇̅́̊͋̌̉͡й̸̛̆͋̇̀̍̊̓̉̔͛̇ е̴̐̈͊̐̇̿͋́̾̽̇͆͆́̌̚͝е̷҇̈́̂͋̇̽͊̒̽̈͒̎.҈̉̇̽̓̂̇̑̏͂̋͠ У҉҇̄̍̔͐̈́͋̇̑̂̌б̴̽̆̑͂̿̏͐̃̄̑̂̿̓̓͝е̵̃͗̋̓̋̐̑̌̇͛̇̌̆͊̈́͡й҈͌̈́̆͗́̄́̈́͊̚͠ и̵̂͋̄̆̾̓́̓͡ б̸̊́̑̓̈͐̔͆̈́̌͌͛͌̄̚̚͝е̸̏̀̊́͋̈́̐́͂̿̋̔͠г̴̄̀̽̔͋͋͊̑͌̊͗̔́̄͡и̵͛͗̔̋̂̋̌̾͋̎̅͌̔̆̕̚.̴̛̈́̑͗̀͗͗̂́͛̉̆̌̌̚
Это же просто ребенок!
О̃̇͆̾͞н̒͌͡а҇͂̒̌͋̚ з̛́̑͋͋а͆̔̓̎̏͞д̽̽͞е̏̋͞р̔͛̎͂͒͠ӂ̉͂͡и̛̉̂̏в̛̓̓ӓ̋̃̃̍͡е̐͒̃̑̓͝т̛͐́ в̐͌̽́͞а̍͒͞с͒̇͡, ̔͛͠ в͊̍̽͡ы͑̈́̐̽͞в̓̐͞о̛̏̆̀̇д̓͆͞и҇̀̀т̇̂̀̑͋͝ н͐́͠а̛̄̀̏́̌ в̾̃̄͡и҇̽͑̒̌д҇̓̉̈́н͂͐̋̿̆͠о̓͂̍͗̚͝е̓́̔͑́͡ м̾̌̈́̈́͡ӗ͐͛̀̀̕с̓̄͊̀̀͞т͒̀͑͠о̛͛̑̓̚, ̔̚͝ э͒̾̈́͋̕т͋͆̑̽̿̕о҇́͊ л̊̆͝о҇͊̽в̾̾͐̈́̉͞у̍̅̍̓̚͠ш̌̅̕к͒͐̌̊͡а̊̆͂͐̃͡! ̒̐͝
Так нельзя.
У̉̈́͒̽̆͞б̽̍͆̿͡ѐ̀͐͝й̂͛̌͊͡ и́͒̊͝л͆́͞и͑̐̑́̕̚ у͌̈͠м͒́̏͝р͂̿̋͞и҇̾͑͛ с҇̃͋̎͌̇а҇̏͗̿̃м҇͐̉̈́͛а̄͋͌̾̀͠, ̑̎͝ Н͒̆̋̎̕и҇̄̾͑к̀̈͝ч́̽̓̑͡е̏̉̀͗̐͝м͐̑̅͠н̛̽̿ӓ̒͛̂̓͞я̛̐̚! ̑͋̊̚͠
…Она слышит слишком близкий визг шин. И чувствует толчки пламени. Один, два, пять… прибыло пару отрядов по их души. А они — на самом просматриваемом месте. А они — руку протяни. И некуда бежать.
Да и бегать Тсуна устала.
За спиной слышится скрип прогнивших досок и шипение Гокудеры, что забрался следом. Прикрыл ей тыл. Савада закрывает глаза, понимая что «допинг» Вайпера испаряется, оставляя ее — истощенную. Обостряются притупленные чужим пламенем ощущения.
И она чувствует холодный бриз.
Впереди волнуется необъятная, чуждая, неприступная толща воды.
…и она чувствует что в пяти шагах назад — твердая, куда более знакомая ей (до тошноты уже, столько взаперти, столько без пламени и неба)
земля.
Вернее, совсем не такая твердая как кажется на первый взгляд. Что она вся в каналах, в рытвинах, как венами покрыта. И если найти самую чуткую, тонкую, близкую в поверхности, если сосредоточить темное из груди и ударить, то все провалится в̇͒̔̚͠н͊̂̀͞и͐̀̕з̍͋͞.
Эти два отряда отправятся в пекло, из которого она выбралась. И, наверное, пару районов рядом. Это ведь ловушка была, с самого начала. Так пусть захлопнется.
П̍̏͝ӱ̅̉̚͡с̌̃̆̓͝т̓̓̔̒͠ь͒̇͛͞ к̉̌͡а̛́̓̓̀т͛̃͝я̐̃̀̕т̿͆̓̕с͆̋͑̆͝я̈́̒̇̏̎̕ в̅̎͗̍̕ а͆́̋̄̚͞д͂̇͋́͞.̅́̂̅̄͞
Что-то скребется внутри, напоминает, что так нельзя, что это плохо. Но оно такое слабое. А Тсуна так устала бороться с подступающей, затопляющей легкие кусачей тьмой. И хочется просто развернуться и дать себе волю. Выпустить свои страдания… на других.
П̄̀͠у͑͐̑̀̚͝с͑̓̃̕т҇̄̊͑͛ь̈̉͑͞ и͛̊̓̊̈̕х͌̋̉͛̚͡ п͑͗̈̀͞о̇̈̿͞г̔̆̎͠л̀̀̉̃͡о̿̈̉͆͞т҇̽̄̆я҇̐̀̄̓̌т̋̽̈̉͠ т̆͂̂͗͠о̃̅͞н͐̒̀͠н́̽͝ы̾̍͡ з̛͛̒е҇͊̓̂́̈м̃̾̋͡л̛̊̌̽̾͑ѝ́̈͞.̆̇͝ А̒͊͑̀̕ о̛̔͋̓̓̚н̿̆̋͛̊͞ӓ̅̕, ̛̂̌ н̐̑̈́́̚͡а̄̚͝к̛̆̓́о́͗̌̓͞н́̾̉̊̄͠е҇͋̊̍ц̆̄̕, ̃͋͌͠ с̒̎̾́͑͝м҇̈́͆̄͗̋о̍̀́͐̋͝ж̛̒̎̂̍̚е̒͑͂͐̕т̇̊̌̚͞
в̑̄̀̽̕д̃́͞о̽͑̚͝х̋͛̾̕н͂̆̚͝ӳ̛̇͐т̽̈́͑̚͠ь҇̉͑.͑͆̈́̆̊̕
…она ушла в себя, выискивая места где грунт просядет точно и легко. Настолько, что не услышала толком, не среагировала на скрип колес. Потому что за спиной — бегут. Не стреляют, как так, ранят ведь свою самую-важную-пешку.
Руки обжигает вроде бы чужим, но становящимся все роднее
жаром.
Она распахивает глаза когда за руку ее обвивают холодные тонкие пальцы.
…эта девочка и правда замерзла. Эта девочка…
— Я твой подарок, Тсуна, — она улыбается широко, и влажно блестят острые зубы, и голос, и волосы эти — как у сирен в глупых сказках. И перезвон ее голоса оглушает.
…и темное, застыв на секунду... захлебывается, давится своими ядовитыми словами. Прячется, уползает обратно в глубины ее разума, опасаясь света испепеляющего его
Солнца.
«Вторая часть твоего подарка, — ухмыляется Реборн. — … остальное будет потом.»
Р̓̀̊̊́̇͝е̏̽̊̈̍̓̈̑̇̈́͝ б̛̈́̀́͊͆̈̒́̚о̌͌͑͋̎̐͡р̄̅̾́̊͗̔͐̇́͒͂͡н͛̃͗̑͆̍̆̈́̓̅̂͠а̄̍͒̒̊̑̅̽͞.̛͑͛̈́̾͒̊
Реборна…?
Он ее не бросил. Глупая Тсуна!
Руки задрожали снова. Тугой противоречивый ком эмоций прорывается изнутри, крошит ее наигранное спокойствие, вырывается темными вспышками и закипает в уголках глаз слезами.
Желание Спрятаться-сражаться-бежать-убить-защищать.
***
На пледе — вышитые колокольчики.
Обжигают кожу капли начинающегося дождя.
Дождь… который ее предал.
У̛́̉̽д̾̋̍̿͡а҇̒̽̆͂р̔̔͋͠ӥ́̔͞л͗̓̀͂͌͡ в́̌͝ с̏̓̂̉̐͝п͌͋̈͠и̛͌̈̔̽̄н͆̐͌̀̂͝у͂̈̇͋͝, ̿͊̕ р̾̅̐̄͊͝а́̉̎͠с̛͂̂̐̓͂к͐͑͒̏̕о̛̏̑̈́л̛̾͋͛о̑̐́̇̕л́̊̿͗͞ н͆̀̿͝а҇̉́ д̀͛͊͡в̛̅̂̽о̂̓̑̃͠е̔̐̎͝ ч͑̏̎͆͠е̃̓̈́̒͝р̌̑͊̚͡е͂̍͑͐̕п̈͋̑̚͞, ̀̔́͝ д̑̽̽͒̚͞у҇͒͐̐̎̽ш̏̈̕у͂́͗͊̕, ̐͐̏͠ С̛͆̎̋̋е͊̊̎͋̉͡м̛͌͑̂ь̇̀͡ю̛̒̓͐̍.҇̎̿̒̆́
Оставил в темноте и боли, собирать себя из осколков, из частей которых теперь отчаянно не хватало чтобы быть полной.
Дождь — это колючие капли пронзающие кожу, холодный блеск очков и изморозь по коже. Это колючая боль в голове, не прекращающаяся, вечная дыра в сердце, что отбирает последние крохи тепла. Дождь эта стена, что разделила ее Семью...
Но не только.
Это всепоглощающее, необъятное… это почти океан.
Это теплые ласковые капли что заставляют остывать, смывают налет гари и оглаживает застарелые шрамы, стекают по щекам, закрывая катящиеся по ним же слезы.
Это она.
На тонких детских руках — синяки и заживающие шрамы. На лице — острая не-детская ухмылка. На причале — хаос, как и внутри самой Тсуны. Но колет, кислотой выжигает себе путь наружу то, что она загоняла упорно все эти месяцы, то, что и делало ее вроде бы такой слабой, от чего она жаждала избавиться в первую очередь, уже обжегшись.
Желание
верить.
— С Днём Рождения, Тсуна, — ухмыляется паршивка, обвивая ее запястье своей тонкой рукой. — Ну, вернее с прошедшим тебя совершеннолетием.
Тсуна поднимает свободную руку, с засохшими потеками крови, к лицу. Чтобы тронуть щеку, понять, почему так тепло, почему мокрое бежит вниз, стекает по подбородку.
Тсуна… плачет?
Ах. Она забыла в темноте и изоляции. Почти месяц назад, четырнадцатого октября.
Ей было восемнадцать лет.
Она забыла, но кое-кто помнил.
С Днём Рождения, — усмехается Реборн.
***
Шакал буквально вплавил CEDEF-овского засранца в стену. Отскочил за секунду до того как блондин сжал пальцы в оборванных перчатках и затащил его за собой.
— Зря вы, Шакал, — мрачно выплевывает он ему в спину, и скрипит металл, крошится камень: зря, против Ураганного пламени Колонелло не так силен, и все тщетно, выберется он отсюда только с чужой помощью. — Не стоило вам приходить.
Мужчина усмехается. Пожимает плечами. Он — всего лишь Хранитель. Он просто исполнял приказ.
«Найти и защитить».
…Шакал спешил как мог. Чувствовал, что не успевает, что дает знать возраст и плохая подготовка — информация пришла в последний момент, он примчался как самый быстрый и ближний к переданным координатам, и город знал плохо. Можно было силой, сквозь стены, руша и продираясь сквозь отряды, но так еще дольше, так тяжелее, быстрее истощится резерв. И как тогда спасать?
…не успел.
В сторону причала стянулись остатки сил CEDEF. Дорога туда заняла драгоценные семь минут, на пределе сил. Всю небольшую площадку уже заполонили ребята в черном, закрыли пути отступления щитами, пушки на изготовку.
Он врывается в толпу, щелчком сбивает с пути машину, и тем самым как кегли собирая опешивших агентов. Часть удалось заблокировать, мешая им целиться в стоящих на причале. В силуэтах угадывались младший Гаваларо, странный голубоволосый ребенок, которой не было ни в одном из переданных профайлов и…
…и
она. Точно она, хотя мало общего имеет с той смущенной девочкой, что он мельком видел на приеме.
Тсунаеши Савада.
Он опоздал, конечно. Не потому, что тут было слишком много отрядов — я вас умоляю, Шакал и слишком много? — не потому, что колени ломило и пришлось бы тащить за собой видимо всех этих троих, и искать куда приткнуться.
Потому что…
…девочка со странным, не вписывающимся с серый хмурый пейзаж волосами, ухмыляется ему. Точно, прицельно — ему.
И падает вперед, в объятья застывшей статуей самой себе Тсуны, и за ее спиной сцепляет тонкие руки, задевая даже подрывника. Виснет на мгновение сломанной фигуркой, слишком тонкая и легкая для обычного ребенка, слишком странным и неживым образом повисают ноги.
…а затем изворачивается, падает с причала в воду, утягивая и Саваду, и Гаваларо за собой.
Смыкаются над их головами серые мутные волны.
Эти дураки бегут, кто-то скидывает бронижелет и сигает за ними, пытаясь спасти дочку Советника. Шакал же смотрит не глазами, но чутьем. И знает, что их тут уже нет. Что странная девочка обращается потоком силы, скалится плавниками и тащит своих то ли жертв, то ли соратников на глубину.
Падающие капли дождя обращаются внезапно чем-то иным. И шипят обшивки кораблей, кричат люди, те, что без пламени и что не успели понять происходящее, не успели закрыть лица. Плавится кожа. Шакал лениво прикрывается щитом, наблюдая как расходится кривыми волнами асфальт и прожигаются насквозь тонкие лепестки растущих рядом цветов.
С неба падала
кислота.
