Жемчужный перстень

Родители были рады видеть Марину, хотя и удивились её внезапному приезду. О его причинах даже не пришлось врать: приехала по делам, нужно было кое-что отдать Лидии Викторовне. Ни отец, ни мать не стали углубляться в детали — просто позвали её обедать. За столом беседа текла неторопливо и спокойно. Папа говорил о планах продажи старой машины, мама — о скором повышении на работе. Марина поддерживала разговор столько, сколько требовалось, чтобы внимание не переходило на неё саму, и думала о том, какая тонкая скорлупа незнания отделяет родителей от того, что сейчас происходит в её жизни. И если об Андрее она рано или поздно им сообщит, то об Алисе (в этом она себе поклялась) они не узнают никогда. Что же, одной проблемой меньше — то, чего они не знают, для них не существует, поэтому она сосредоточилась на Андрее. Поначалу захотелось утаить правду хотя бы сегодня — стало жаль этого мирного семейного обеда, но затем она отбросила эту мысль. Понимала же, что невысказанная новость будет висеть на ней мёртвым грузом, с каждым днём становясь всё тяжелее и тяжелее. Нет, с неприятными вещами нужно разделываться сразу. Этим она и займётся, только дождётся подходящего повода. Повод представился, когда мама разлила по чашкам чай и разрезала свежеиспечённый пирог. — Как у Андрея дела? — поинтересовалась она. — Передавай ему, кстати, привет. Не смог приехать? Марина вздохнула и с сожалением отложила кусок пирога, предчувствуя, что в ближайшее время аппетита у неё не будет. — Дела идут, надеюсь, отлично, а вот привет передать не смогу. — Она замолчала и обвела родителей взглядом. — Есть кое-что, что я должна вам рассказать. Мы с ним расстались. Новость встретили тишиной. Марина успела насыпать в чашку сахар, пока наконец не услышала: — Что случилось? И следом же мамино: — То есть как расстались? — Ну а как расстаются? — Она вздохнула и отложила чайную ложку. — Перестают встречаться, обрывают контакты, удаляют статусы в соцсетях… Мама прервала её нетерпеливым жестом: — Вы поссорились? — Нет, мы не ссорились. — Марина повернулась к папе, отвечая на его вопрос: — Я поняла, что мне это не нужно: я не люблю его, и нет никакого смысла продолжать. — Что значит не любишь? — не унималась мама. — Три года всё было хорошо, а теперь нет, выходит? Самый меткий и колючий вопрос. На него, кроме как признанием собственного провала, иначе и не ответишь. — Значит, не любила. — Глупость какая-то, — отмахнулась мама. — Что у вас произошло? — Ровно то, что сказала, и ничего больше. — Вера, не дави так, они сами во всём разберутся, — вмешался папа. — Разберутся? Только дров наломают! — Мама встала из-за стола, подошла к мойке и принялась мыть посуду с таким остервенением, словно каждая тарелка была лично виновата в её плохом настроении. Папа покачал головой и, с сочувствием глядя на Марину, осторожно поинтересовался: — А ты сама-то как? — Нормально. Это было проще, чем сообщать, что в её жизни в последние дни всё перевернулось с ног на голову, но она, кажется, к этому уже привыкает. Мама вернулась раньше, чем Марина успела доесть свой кусок пирога. Она села напротив, положив сцепленные в замок руки на стол. — Не хочешь рассказывать, что произошло, — не говори, но, — она интонационно выделила последнее слово и сделала паузу, привлекая внимание, — пожалуйста, дай себе время подумать. Не совершай ничего, о чём можешь потом пожалеть. Пообещай мне, что не станешь рубить сплеча. Можно было сделать вид, что согласна. Это не составило бы особого труда — маме самой захотелось бы ей поверить, — и неприятный разговор был бы закончен. Но это также значило бы возвращаться к нему вновь и вновь, до тех пор, пока ей не хватит духу окончательно обрубить все надежды. — Я всё решила, и это окончательно, поэтому давай не будем больше… — Ты что же думаешь, найдёшь кого-то лучше? Марина в изумлении уставилась на мать. — «Лучше»? — переспросила она. — В каком смысле лучше? Ты о человеке говоришь или об автомобиле с характеристиками? — Не перекручивай мои слова. Ты прекрасно поняла меня. Послушай, — мама вздохнула и даже понизила голос, видимо, пытаясь достучаться до неё, как до одного из своих самых безнадёжных учеников, — есть такие парни, вот как Костя Грасский, к примеру, с которыми не построить долгих счастливых отношений. Такими, как он, можно увлечься, и при этом упустить что-то намного более стоящее. Андрей — надёжный и преданный, он любит тебя, и с ним у тебя будет возможна крепкая семья. Пожалуйста, обдумай всё взвешенно и трезво, и не совершай ошибки. Отчего-то суть сказанного прошла мимо, а внимание зацепилось за имя Кости и присвоенную ему характеристику. С этой несправедливостью захотелось что-то сделать, даже если сам Костя и не нуждался в её защите. — О чём ты говоришь? Ты же Костю совсем не знаешь. Он учится в университете, работает, и вообще самодостаточный и целеустремлённый. Может быть, ты просто не разбираешься в людях? — Я таких, как он, за годы своей работы немало перевидала, и опыта у меня всяко больше твоего. Я знаю, о чём говорю. — И правда, что ты взъелась? — спросил папа. — Может быть, он хороший парень, Марине-то в любом случае виднее, чем тебе. А если вдруг в будущем станет твоим зятем, тебе же будет неловко за свои слова. Мама метнула в него гневный взгляд, очевидно, не оценив юмора. — Ты хоть думай, о чём говоришь! — Так, стоп-стоп-стоп. — Марина поднялась из-за стола, обошла свой стул и упёрлась руками в его спинку. Разговор принял совсем уж неожиданный поворот, нужно было пресекать домыслы. — Во-первых, с Костей у меня ничего нет, во-вторых, ни он, ни кто-либо другой не имеет отношения к моему решению. Повторяю в третий раз: с Андреем я рассталась не потому, что… влюбилась в кого-то другого, а потому, что я его не люблю. — Она столкнулась с возражением в глазах матери, и шальная мысль посетила её голову. Если бы Марина дала себе хотя бы несколько секунд на обдумывание, то не стала бы её воплощать. Но её подталкивало, не желая слушать никаких доводов разума, куражное «А что, если?». — И вообще, с чего ты взяла, что это должен был быть обязательно парень? Почему не девушка? Что, если я лесбиянка? Шок на лицах обоих родителей оказался красноречивей любых слов. Однако он не принёс удовлетворения — напротив, Марину будто окунуло в пруд с ледяной водой, отчего весь прежний пыл погас. Она так ярко и отчётливо прочувствовала их возможное разочарование, что стало дурно. Нет, не все линии стоит пересекать. — Ты это сейчас несерьёзно? — первой в себя пришла мама. Она смотрела на Марину со смесью страха и надежды. Ком тошноты подкатил к горлу. — Конечно, нет, — насколько возможно, спокойнее ответила Марина, садясь обратно за стол. — Может быть, теперь моё расставание с понравившимся тебе парнем уже не кажется таким ужасным? Как видишь, могут быть вещи и пострашнее. — Она многозначительно приподняла брови. Сердце колотилось, но она старалась держать лицо, чтобы не выдать своего волнения. Несмотря на то что в её ответе не было лжи, чувствовала себя Марина гадко. Пробный камень брошен, ей больше не хотелось глядеть на чудищ, разбуженных им со дна. — Издеваешься, — с раздражением и видимым облегчением сказала мама, затем её лицо смягчилось, и даже голос стал тише и участливее. — Марина, не воспринимай мои слова в штыки, я ведь не желаю тебе плохого. Наоборот — я желаю тебе счастья. — Да, в своём представлении, — пробормотала Марина и, подхватив мобильный со стола, встала. — Мне пора идти. — Уже? — удивился папа. — Да, у меня поезд. — Марина повесила на плечо сумку, одновременно поворачиваясь в сторону выхода из кухни. — Ну, до встречи. — Подожди. — Мама поднялась вслед за ней. Марина было подумала, что её ждёт порция очередных наставлений «подумать» и «не спешить», но услышала только: — Возьми пирог. Это была её попытка примирения. Забирая из рук мамы контейнер с пирогом, Марина знала, что та не приняла её расставания с Андреем, и также знала, что рано или поздно ей придётся это сделать. Она скомканно попрощалась с родителями и вышла на улицу. До прибытия поезда оставался ещё приличный запас времени, и нужно было что-то с этим временем сделать. Поразмыслив с минуту, она не придумала ничего иного, кроме как пройтись до вокзала пешком. Погода стояла прохладной. Тучи словно вознамерились держать твёрдую оборону, не пропуская ни единого луча солнца, тем не менее город был наводнён людьми. Марина выбирала самые тихие улицы и всё равно не чувствовала уединения. Провожая взглядом встречных прохожих, она гадала: есть ли среди них те, которых также мучат постыдные секреты, скрываемые от близких? Наверняка есть. Не слишком ли многое она о себе мнит, считая себя исключением? «Они не знали и не узнают, на их жизнях это никак не скажется», — повторяла себе Марина. К тому же это касается только её. И всё-таки она не могла избавиться от ощущения, что подводит родителей самим фактом своих неправильных чувств к Алисе. Но разве она виновата в этом? Разве время не показало, что это невозможно контролировать? Или она плохо старалась? Наверняка существует какой-то другой путь, о котором она пока не догадывается. Сейчас же она не видела не просто иного пути, но даже его призрачной возможности, словно её замуровали в комнате метр на метр, из которой нет ни единого выхода. «А ведь скоро всё само собой разрешится», — напомнила себе Марина, стоя на светофоре. От её желаний или нежеланий ничего не зависит, завтра они разойдутся и, скорее всего, больше не встретятся. Так стоит ли забивать голову неразрешёнными вопросами именно сейчас, когда у неё остаются несколько часов сегодняшнего дня и завтрашнее утро, которое не в счёт? Недолгие торги с самой собой завершились решением оставить это время себе. Без чувства вины, самобичевания и прочих радостей, которые с очевидной заботой позднее непременно подкинет ей её собственный мозг. Приняв это непростое решение, она успокоилась и прибавила шагу. На вокзале Марина оказалась за полчаса до отправления поезда. Так рано Алису она не ждала, поэтому шла сквозь толпу, не ища её специально глазами. И тем неожиданнее было увидеть её, одиноко стоящую в паре метров и читающую что-то в телефоне. Словно почувствовав её взгляд, Алиса оторвалась от мобильного и приветственно махнула рукой. *** Поезд вовсю стучал колёсами, оставив город далеко позади. Марина пила чай, прислонившись к подушке. Это были одни из её любимых минут в поездах: когда все дела сделаны, вещи разобраны, можно расслабиться и никуда не спешить, время принадлежит тебе. — Как же это чертовски вовремя, — услышала она голос Алисы, жующей пирог. — Передай тёте Вере мою благодарность. — Тогда пришлось бы объяснять, почему мы вдруг стали общаться, — отозвалась Марина. — Лучше я поблагодарю её от себя в двойной мере. Она больше не избегала смотреть на Алису и не отгораживалась от неё, как в прошлый раз. Хотелось выяснить, изменилось ли что-то в Алисе с того момента, как они вышли из квартиры тёти Лиды. Та наверняка встречалась с Кириллом, и это событие не могло пройти без следа. И всё же по её лицу ничего нельзя было понять. Вовсе она не открытая книга. — И как увиделись? Марине показалось, что из чужих уст она услышала собственный вопрос. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чём спрашивает Алиса. — Нормально. — Поймав недоверчивый взгляд Алисы, она поправилась: — Точнее, всё прошло ожидаемо. — Так ты всё-таки рассказала? — Да, а чего тянуть? — Поздравляю. — Алиса иронично улыбнулась: — И что же, от тебя не отреклись? — Нет, но, подозреваю, были в шаге от этого, когда я спросила, что было бы, будь я лесбиянкой. На миг Алиса уставилась на неё в удивлении, а затем рассмеялась. — Боже, так и сказала? А тётя Вера что? — Думаю, она не успела как следует испугаться, я ведь почти сразу призналась, что это шутка. — Шутка? — переспросила Алиса, улыбаясь. Марина видела, как зреет в её глазах какой-то вопрос, и уже пожалела, что так неосторожно выдала лишние подробности. — А у тебя было раньше что-то с девушками? — Конечно же нет! — С ужасом она ощутила, как кровь приливает к лицу. Что за дурацкая привычка организма краснеть в неловких ситуациях? — Сама подумай, я ведь с Андреем была всё это время, да и к тому же никогда не… интересовалась девушками. — Что за бурная реакция? Можно подумать, я спросила тебя, топила ли ты котят в прошлом, — сказала Алиса, отправляя в рот остатки пирога. Она вытерла руки влажной салфеткой и как бы между прочим добавила: — А вот у меня было. — С девушками? — Ну не с котятами же. — Алиса откровенно веселилась. — Когда? — выпалила Марина, прежде чем успела понять, действительно ли хочет знать это. — В первый раз года полтора назад. — Алиса достала из рюкзака расчёску и, стянув резинку с волос, принялась расчёсывать их. Зрелище само по себе магнетическое, но даже оно не могло отвлечь Марину от жадного вслушивания в рассказ. — Мы с ребятами праздновали Новый год на съёмной квартире и играли во всякие дурацкие игры. В них особенно весело играть, когда все давно уже нетрезвые. Была такая игра, знаешь, когда все пишут на листочках задания, кидают их в шляпу, а затем по очереди достают и выполняют. Так вот, мне попалось до фига банальное: «Поцеловать соседа справа». А «соседом» была соседка, Танька. Мы с ней до этого даже не общались тесно. Можно было ограничиться простым чмоком, даже в щёку, конкретики в записке не было, но мы посмотрели друг на друга и как-то без слов решили развлечь народ и поцеловаться по-настоящему. И увлеклись. — Рука, державшая расчёску, на миг застыла, а Алиса улыбнулась, глядя куда-то в сторону. — А потом ещё, только уже когда остались наедине. Но подробности, думаю, тебе неинтересны. Подробности ей и вправду были неинтересны, Марину интересовало другое. — Зачем тебе это было?.. Лёгкое удивление коснулось лица Алисы. — Всё просто. Мне этого хотелось. — Поначалу Марине показалось, что вопрос исчерпан, но после Алиса продолжила: — Во время тех поцелуев я испытала такую эйфорию, и подъём, и лёгкость, и… свободу. Как будто здесь, — она приложила ладонь к груди, — долгое время была сжата пружина, которая наконец разжалась. Это был отличный выход. — Выход? — Да. После того как мы с ним решили остаться «друзьями», — последнее слово она произнесла с горькой издёвкой, — я пыталась ходить на свидания. Не раз и не два. Не потому, что была в ком-то всерьёз заинтересована, а скорее назло, и даже не ему, а самой себе. Ничего не получалось, потому что я сравнивала. Не хотела этого делать, а делала. Постоянно. И так тошно становилось — хотелось поскорее всё закончить и никогда больше не продолжать. Но я же упорная мазохистка, мне нужно было не раз разбить лоб, чтобы убедиться, что впереди непроходимая стена. Дальше трёх свиданий никогда не заходило, да и то было редкостью. А потом случился тот пьяный поцелуй на чужой квартире. — И больше ты не сравнивала? — Нет, в том-то и дело. Всё было просто по-другому. Не как с парнями. — После этого случая у тебя с той твоей… приятельницей было ещё что-то? — Не-ет, — протянула Алиса, покачав головой. — Она же гетеросексуальная девочка, да и я тогда себя такой считала. То был эксперимент. Чертовски удачный и своевременный, стоит добавить. — То есть это всё? — Конечно же нет. Потом я познакомилась с Сашей. Она смотрела на Алису и понимала, что не задать следующий вопрос просто не может. — Что за Саша? — Тебе, правда, интересно? Ей не было интересно, но ей было это нужно. «Упорная мазохистка», — какое точное определение, усмехнулась про себя Марина, а вслух произнесла: — Расскажи. Алиса задумалась, прекратив расчёсываться, затем снова взглянула на Марину и, вместо того чтобы начать рассказ, спросила: — Поможешь заплести косу? — она кивнула на место рядом с собой. Дрожь прошлась по телу короткой и яркой вспышкой. Марина проглотила очевидное для обеих: «Ты и сама прекрасно умеешь это делать» и пересела на соседнюю полку. Прикасаться к Алисе и даже находиться так близко не хотелось. Это станет только очередным испытанием для себя. Но разве могла она отказаться? — Так что? — спросила Марина, забирая из рук Алисы расчёску и резинку для волос. — Мы познакомились в клубе, она угостила меня коктейлем, и мы отлично затусили вместе, а потом она пригласила меня к себе. Так и встречаемся время от времени. Вот и вся история. — Встречаетесь? — нахмурилась Марина. — То есть это продолжается до сих пор? — Да, — просто ответила Алиса. — Правда, думаю, это продлится ещё недолго. У неё свадьба на носу, станет не до того, да и мне, если честно, кажется, что пора заканчивать. — Она выходит замуж… Что же у вас за отношения? — Секс без обязательств. Тёмные волосы прохладно струились сквозь пальцы, и можно было ненадолго забыться в этих почти забытых ощущениях, если бы не тема разговора. Она не давала потерять концентрацию, расслабиться и размякнуть. Марину держало острое, гудящее в висках напряжение. Как относиться к полученной информации, она пока не знала. Разбросанные в беспорядке мысли упорно не собирались воедино, хотя пазл обещал быть нехитрым. Алисе нравятся девушки. У неё даже был секс с одной из. Отлично, что даёт тебе эта информация? Ах да, ничего, кроме знания о том, что это возможно. Для всех, кроме тебя. Стало легче? — Только не говори, что ты осуждаешь, — сказала Алиса, видимо, по-своему истолковав её затянувшееся молчание. — Осуждаю? Я что, по-твоему, образчик морали или эталон ханжества? — резче, чем хотелось, ответила Марина. — В двадцать первом веке живём, чужая личная жизнь не должна касаться посторонних. Просто я… не могу пока уложить это в голове. Наверное, не ожидала чего-то такого от тебя. — Года два назад я бы и сама такого не ожидала, но иногда мы удивляем даже самих себя. Иначе было бы скучно, согласись. — Пожалуй. И здесь бы закрыть тему. Сменить её на любую, пусть даже самую банальную, но куда там. Вопросы далеко не исчерпаны, да и себя она ещё не исчерпала. — А если эта, как её там, — заставлять себя произносить имя Марина не стала, проще сделать вид, что забыла, — скажет тебе: «Люблю тебя, я бросила своего жениха, давай будем вместе», — что сделаешь? Алиса рассмеялась, точно услышала остроумный анекдот. — Такого не будет. Я же не совсем идиотка — вляпываться в подобное. Поверь, ни мне, ни ей не нужны проблемы. — Ну а вдруг? Любовь, знаешь ли, коварная штука. — А какой, по-твоему, здесь может быть исход? «Прости, мы не об этом договаривались, больше нам не по пути». Всё. — Жестоко и лаконично, — сказала Марина, сосредоточенно переплетая пряди волос. — Мне нравится. В ней разгоралось пламя, дровишки которому она подбрасывала с особым усердием. Ревность, злость и желание — восхитительный коктейль. Когда она в последний раз испытывала его на себе? Правдивый ответ — никогда раньше. Она ревновала её к Кириллу, но то была ревность другого толка, больше к эмоциональной близости, чем к физической. Сейчас же… одна мысль о том, что какая-то незнакомая ей девушка могла касаться, целовать Алису, делать всё, что хочет… За какие такие заслуги она получила это право?! И тем сильнее злилась, чем яснее понимала, что злость и ревность её глупы и бессильны, и это они не имеют права на существование. Кто ты ей и кем всегда останешься? Двоюродной сестрой. Поэтому знай своё место и не мечтай о большем. Наплевав на доводы разума, её мысли с воображаемой Алисы в чужих объятиях переместились на Алису реальную, сидящую рядом. С какой лёгкостью можно представить, как обнимаешь её за талию, прижимаешь к себе, перекидываешь через плечо волосы и целуешь шею, спускаясь ниже… И плевать уже на тех, кто был у неё раньше, ведь сейчас она — твоя. Впервые она отчётливо понимала, чего хочет. Марина судорожно выдохнула, чувствуя, как трясутся руки. Кое-как справившись с косой, она завязала её резинкой и отсела подальше. «Боже мой, сумасшедшая, ненормальная», — думала она, прижимая дрожащие руки к щекам. Алиса повернулась к ней, и Марина едва успела опустить руки на свои колени. — Спасибо, — поблагодарила Алиса, на какой-то чудовищно долгий миг задерживая взгляд на её лице. — Да не за что. Пауза между ними непозволительно затянулась. Её хотелось прервать, и лучше всего поцелуем. Подумалось, что, если Алиса сейчас коснётся её хоть как-то, она непременно сделает это. Или же сбежит, что не менее вероятно. Словно подслушав её мысли, Алиса потянулась рукой к её волосам. — Хочешь и тебе… — Нет. — Марина вскочила на ноги, неловко задевая стол. — Не нужно. С разрывающим грудную клетку сердцем она вернулась на свою полку. — Это всё, что ты хотела спросить? — прохладно поинтересовалась Алиса. Она взяла со стола свой недопитый чай и принялась пить его, поглядывая в окно. — Нет. Как ты приняла то, что тебе и девушки нравятся? — Как удачу. — Алиса пожала плечами, а затем снова повернулась к Марине с хитрой улыбкой: — Или тебя интересует, не стала ли я казнить себя за порочные чувства? — с изрядной долей пафоса в голосе спросила она. — У меня было столько причин себя ненавидеть, что я решила не пополнять больше список. Ну а ты? — Что я? — Ты ведь теперь свободна. Можешь расширить горизонты. Марина покачала головой. Ей стало нелогично смешно. — Нет, меня это не интересует. «Ты ведь грёбаное совершенство, — мысленно добавила она, — со всеми своими недостатками и подчас невыносимым характером. Тебя, милая моя, уже никто не переплюнет». — Зря. — А не ты ли пророчила мне мужа и детей? — А ты разве спешишь с этим? Или, быть может, уже есть кандидат в будущие мужья? Марина промолчала, сочтя вопрос идиотским. У неё самой оставалась ещё парочка незаданных, в которых хотелось разобраться, пока Алиса настроена на откровенный разговор. — И всё-таки мне не до конца ясно, — начала она, осторожно подбирая слова, — как так вышло, что ты до девятнадцати лет не осознавала в себе тяги к девушкам, а потом она резко появилась? Разве так бывает? — Я думаю, бывает по-всякому. Я же не какой-то там эксперт — исследований на тему не проводила. И… — Алиса уткнулась взглядом в стакан с чаем, — раньше я просто не задумывалась, у меня повода не было. А потом появился. — Она снова подняла лицо и улыбнулась своей насмешливой улыбкой: — Как переключатель сработал. Щелчок — и мир засиял радужными красками. И сразу такое поле возможностей открылось. — А как это работает? Тебе же не все подряд девушки нравятся? — Теперь Марине казалось, что это она задаёт идиотские вопросы. Алиса, судя по выражению её лица, эту мысль разделяла. — Конечно же нет. Здесь как с парнями: кто-то привлекает с первого взгляда, а кто-то — нет. Не могу объяснить абстрактно… Вот ты, к примеру, — она вдруг окинула Марину взглядом, который можно было принять за оценивающий, — мне нравишься. Поезд дёрнулся со свистом и медленно покатил вперёд. Марина обернулась к окну: станция постепенно исчезала. Оказывается, они стояли последние пять, а то и десять минут, а она даже не заметила. Она отвлекала себя посторонними вещами, вместо того чтобы отреагировать на услышанное. Реакция отчего-то запаздывала. Слова Алисы уподобились камню, брошенному в глубокий колодец, который летел, глухо ударяясь о стенки, всё никак не в состоянии достичь дна. Марина не стала дожидаться его приземления — поднялась и вышла в коридор. Там царило небольшое оживление: хлопали двери купе, суетились люди. Мимо Марины прошла женщина, нагруженная двумя чемоданами и большой сумкой, пришлось вжаться в стену, пропуская её. Вскоре пассажиры разошлись по своим купе и коридор опустел. Марина подошла к мутному стеклу, взявшись за поручень. Снаружи смеркалось, внутри вагона, над головой, тускло светили лампы. Поезд на полном ходу мчался вперёд. И он обязательно домчит. Со всеми своими запланированными остановками прибудет на конечную согласно расписанию. Не потеряется в безвременье, не свернёт, сделав неожиданный круг. Такова их природа. А жаль. «К чему же эти пространные размышления? Пытаешься скрыть за ними, как боишься расставания? Это ведь глупо: разойтись всё равно придётся. По-иному не выйдет. Общаться с ней и слушать при этом истории о бывших и нынешних — нет, это будет слишком, даже несмотря на возможность видеть её». «Ты мне нравишься». Вот камень и достиг своей цели. А может, вернуться и спросить: «Для чего ты это сказала?» Нет, не спросить — потребовать ответа, потому что разве они не договорились, разве она не обещала?.. Возвращаться не пришлось. Двери купе за спиной разъехались, и в коридор вышла Алиса. — Я тебя чем-то обидела? — спросила она, встав рядом и положив руку на поручень. — Нет, — сказала Марина, делая вид, что её интересует пейзаж за окном. — Почему тогда ушла? — Захотелось, — получилось почти равнодушно и даже с каплей иронии. — А ты почему сказала, что я тебе нравлюсь? — Захотелось, — язвительно ответила Алиса. — Послушай… — Она накрыла ладонью руку Марины, которую та тут же отдёрнула, пряча в карман. — Ты от меня так шарахаешься, что становится обидно. — А ты не знаешь почему? — Иногда кажется, что знаю, а иногда начинаю во всём сомневаться. А потом прихожу к выводу, что это ты меня совсем не понимаешь. Я ведь пытаюсь делать шаги навстречу, а ты каждый раз обрубаешь все мои попытки. — Могу я узнать — зачем? — Марина повернулась к ней, скрещивая руки на груди. — С какой целью ты это делаешь? Тебе скучно? Не знаешь, куда деть время? — Нет, я… — Разве только сегодня мы не договорились, что всё забываем, и прочее? Ты ведь знаешь, что завтра мы разойдёмся, и… всё, я тебя больше не увижу, так зачем… — Скажи, чего ты хочешь? — перебила её Алиса. Она стояла, чуть склонив голову набок, пристально глядя ей в глаза. — Что? — Чего ты хочешь сейчас? Просто скажи. Казалось, время застыло только ради того, чтобы она ответила. Марина смотрела на сестру и понимала, что не может ни промолчать, ни солгать ей. — Тебя. — Я здесь. Большего и не требовалось. Шаг навстречу — и она уже целовала Алису, крепко прижимая к себе. Поезд дёрнулся, пришлось схватиться за поручень, чтобы удержать равновесие. Судорожно вздохнув, Марина вынужденно отстранилась, чтобы ещё раз взглянуть Алисе в глаза. В них была и решимость, и вызов: «Чего же ты ждёшь?» Остатки сомнений испарились в раскалившемся воздухе. Не прерывая жадного поцелуя, они отступили к стене в поисках лучшей опоры. Руки Алисы зарывались ей в волосы, вызывая немыслимую дрожь во всём теле. Отрываясь от губ, Марина целовала подбородок, скулы, спускалась к шее, вдыхая запах и приникая долгим поцелуем. Если останутся следы — тем лучше. Ей было мало всего. Невозможно было довольствоваться редкими каплями, хотелось сделать большой и жадный глоток, как если умираешь от жажды. Ненадёжный движущийся пол уходил из-под ног, и тем теснее она прижималась к Алисе, вжимая её в стену, снова целуя губы. Ничто не заставило бы её сейчас оторваться. Не слухом даже, а каким-то шестым чувством Марина уловила опасность и отпрянула назад, к окну. Алиса осталась стоять на прежнем месте, глубоко и часто дыша. В следующий же миг дверь соседнего купе отъехала в сторону, и в коридор вышел мужчина. Он прошёл мимо, окинув их взглядом, в котором Марине почудилось подозрение. Сердце колотилось теперь уже от резкого выброса адреналина. Когда мужчина скрылся из вида, Алиса подошла ближе и взяла её за руку. — Пойдём. Едва они переступили порог своего купе, Марина закрыла двери и щёлкнула замком, отгораживая их от внешнего мира. Она повернулась к Алисе, которая в мягком сумеречном свете казалась чарующе красивой. Было что-то томительно волнующее в том, чтобы любоваться ею, зная, что в любой момент можно сократить и без того небольшое расстояние и поцеловать. Алиса опередила её — шагнула навстречу и поцеловала сама. — По-моему, здесь уютнее, — практически в губы шепнула она. Не сдерживая себя больше, Марина потянулась за новым поцелуем. Время перестало казаться летящей вперёд стрелой, оно вообще потеряло своё значение, — так, словно в запасе была вечность. Марина позволила себе тонуть, не думая ни о чём. Она не заметила, как они с Алисой оказались сидящими на полке и как её рука скользнула под широкую футболку, прижимаясь к животу. В сознании яркой вспышкой отпечатались ощущения от прикосновения к нежной и горячей коже, собственная дрожь в пальцах и испепеляющий изнутри жар. Она провела ладонью вдоль спины Алисы, задевая застёжку лифчика, пробираясь под. Всё, что раньше казалось бы смелым даже для фантазий, становилось реальностью. Эта зыбкая реальность требовала ежесекундного подтверждения, и Марина подтверждала её, не прекращая настойчивых поцелуев, чувствуя, как от прикосновений Алисы полчищами по телу разбегаются мурашки. — Как же я люблю тебя, — вырвалось, прежде чем Марина успела подумать или осознать сказанное. Что-то резко изменилось. Она поняла это, когда Алиса перестала отвечать на поцелуй и застыла каменным изваянием в её руках. Не понимая, что произошло, Марина отстранилась. Алиса сидела с пылающими щеками, всё ещё сбивчиво и учащённо дыша, но в глазах её отчётливо читался испуг и что-то похожее на зарождающееся чувство вины. — Ты ведь понимаешь, что я просто пытаюсь забыть Кирилла? — с осторожностью спросила она. Суть фразы не сразу дошла до сознания. Сначала оно выхватило только имя, и это имя дало ей хлёсткую пощёчину. Марина отшатнулась, с ужасом уставившись на Алису. Понимание происходящего накрывало с головой, лишая возможности дышать и говорить. — Я поверила тебе, когда ты сказала, что не любишь меня. — Так и есть! — в отчаянии воскликнула Марина, будто бы у неё ещё был шанс переубедить — вот только себя или Алису? Всё перепуталось, она уже не верила самой себе. Ей казалось, что мир рушится, рассыпается обломками и скоро она сама рухнет в разверзшуюся под ногами бездну. — Вот чёрт. — Марина рывком поднялась на ноги и переместилась на противоположную полку. — Марин… — сделала ещё одну попытку заговорить Алиса, но была тут же перебита: — Больше ни слова, не хочу ни о чём говорить. — Скинув с ног обувь, Марина принялась яростно взбивать подушку. Она злилась на саму себя за то, что умудрилась так вляпаться и всё испортить. Идиотка. — Спокойной ночи. Ничего не ответив, Алиса встала и вышла из купе. *** За окном стремительно темнело. Алиса сидела за металлической стойкой на жёстком неудобном стуле и без удовольствия пила полуостывший кофе. В вагоне-буфете, кроме неё и апатичной женщины за прилавком, больше никого не было, и это играло на руку. «Страдать удобнее всего в одиночестве», — с мрачной насмешкой думала Алиса. А ведь она и не страдала вовсе: ей было паршиво, и только. Внутри неё вёлся нешуточный бой: она то с жаром ругала себя, то с не меньшим усердием принималась защищать. Второй час вёлся и успел порядком её вымотать. Наверное, этот бесконечно долгий и тяжёлый день не мог закончиться иначе. «Просто хочу забыть Кирилла». Неужели и вправду сказала это? Как только смогла? Она ведь не думала ни о нём, ни о матери в тот момент. А может, потому и не думала, что нашла верный способ отвлечься? Использовала чувства другого человека, чтобы на время спрятаться от собственных? Господи, как же гадко звучит. Нет, всё не так. Она ни в чём не виновата, потому что не знала. Не могла знать. Разве вчера Марина не уверила её в обратном? Разве слова её не показались убедительными? И если то была ложь, разве её вина, что купилась и поверила? А может, и не ложь вовсе? Стоит ли всерьёз воспринимать необдуманную фразу, сорвавшуюся, очевидно, случайно? Ей не следовало обращать внимание, нужно было позволить признанию раствориться в стуке колёс и исчезнуть, словно его и не было. Тогда всё было бы нормально, но она испугалась, и теперь нормально уже ничего не будет. «Что будешь делать? — настойчиво повторил внутренний голос, и от этого вопроса уже не вышло отмахнуться. Ответ на него бесил своей очевидностью и простотой: — Ни-че-го». Меньше чем через двенадцать часов они прибудут на станцию, и дальше каждая пойдёт своей дорогой. Смешно даже, что только сейчас она впервые задумалась об этом. А ведь это вероятнейший исход, как ни крути. Что же тогда её так злит? То, что их отношения завершатся столь же стремительно, как и начались? Стоит признать: ей будет этого жаль. Но как иначе? Какая возможна альтернатива? Общаться дальше как сёстры? Не вариант. Стать, как выразилась бы Саша, друзьями с привилегиями? Встречаться без обязательств и грандиозных планов на будущее? Это было бы возможным, не скажи Марина: «Я люблю тебя». А теперь это будет нечестно. Если допустить, что слова её правда, разве имеет тогда Алиса право что-то предлагать? Марина на её месте так бы не поступила — сама рассказывала об этом утром. Но ведь она — не Марина. Значит, может поступать исходя из собственных убеждений. Или нет? Господи, да не знает она, как будет правильно! Ей только и хотелось, что лёгкости и тепла, и чтобы без лишних ожиданий и долгов. Почему же сейчас её желания кажутся эгоистичными? От попыток что-то решить разболелась голова. Нет, бесполезно. Пора заканчивать. У неё сейчас нет ни времени, ни сил на принятие решения, а значит, проще будет оставить всё как есть. Придётся разойтись на тяжёлой ноте, не объяснившись. Говорить с ней Марина не станет — это очевидно, да и появись такая возможность, что бы она сказала? Наверняка растерялась бы и не смогла собрать слов. Идея щёлкнула в голове мгновенно. Алиса слезла со стула, чувствуя, как затекли мышцы от неудобной позы, и подошла к буфетчице за прилавком. Та подняла на неё глаза, откладывая японский кроссворд. — Прошу прощения, у вас не найдутся случайно ручка и лист бумаги?