***
Добравшись до квартиры, которую он временно снимал в этом городе, Альфред раздраженно скинул кроссовки и вошел в пустое и необжитое помещение. Оно было аккуратным и красивым, но Джонсу то и дело казалось, что этому месту чего-то не хватало. Возможно, его самого — Альфред все свое время проводил либо на улице, исследуя забытую за многие года местность, либо дома у дяди и его семьи. Это казалось правильным, но в то же время отнимало у этой квартиры что-то неуловимое и зыбкое. Отбросив лишние мысли, Альфред решительно направился к письменному столу и с ногами забрался на компьютерное кресло. То трагично скрипнуло, но выдержало вес своего временного хозяина. Он снова вспомнил о письме. У него уже было готовое решение. Он был не совсем уверен в его этичности, но любопытство и легкая злость, пыльным мешком осевшие в груди, зудели и раздражали грудную клетку. Дышать становилось все сложнее. Дрожащие от волнения руки потянулись к белой бумаге, которая в свете заходящего солнца источала по-настоящему волшебный, розоватый свет. Перочинный же нож, занесенный над письмом, выглядел по-настоящему гротескным и неправильным, но Альфреда это уже не останавливало. Одно движение — и вот с тихим скрипучим звуком на боку конверта появляется аккуратная рана. Будто устыдившись содеянного, Джонс быстро отложил нож. Аккуратно отогнув край бумаги, под которым и было то, ради чего он все затеял, Альфред выудил из конверта сложенный несколько раз лист. От письма исходил еле уловимый аромат парфюма. С трудом выдохнув, Альфред аккуратно развернул лист, стараясь оставить на нем как можно меньше следов своего присутствия. К удивлению Джонса, письмо было написано на русском, однако явно принадлежало руке иностранца — эту особенность почерка Альфред знал особенно хорошо: чаще всего, когда иностранцы изучали русский язык, их учили по стандартным прописям, по которым обычно учат первоклассников в российских школах. От этого почерк приобретал забавную округлость и преувеличенную правильность. Это было особенно заметно именно в этом письме. Витиеватость из почерка автора никуда не ушла, однако буквы местами казались несуразными и, вспоминая подпись на конверте, сделанную его же рукой, не оставалось сомнений, какой же алфавит был родным для этого человека. Начав читать, Альфред удивленно вскинул брови: «Я опоздал.», — пожалуй, это было самое странное начало письма, которое можно было только представить. Но, кажется, автор письма совершенно не собирался останавливаться на этом. «Я опоздал. Я никогда не понимал тебя до конца, и ты воспользовался этим даже тогда, когда решил открыться мне. Открыться тогда, когда наши дороги разошлись окончательно, как мне тогда казалось. Но ты продолжил нашу историю, оставив это абсурдное письмо под ковриком у моей двери. Что мне стоило делать? Мне стоило вспомнить твои шутки о том, что я никогда не поменяю его? Или твои задумчивые изречения о том, что самое важное стоит прятать на видном месте? Я не вспомнил ничего из этого. Был отличный день, такой, какими были практически все, до этого момента. Тогда я неплохо провел время в шумной кампании. Напился и пролил вино на этот коврик а, подняв его, запустил ход времени и со своей стороны тоже. Я почти готов ненавидеть тебя, но, к сожалению, уже не в силах этого сделать. Я действительно хочу ненавидеть тебя за это, ведь прошло уже два года с того момента, как то письмо оказалось там. Могу поклясться, ты знал, что пройдет много, действительно много времени, пока я найду этот несчастный конверт. Ты специально заложил эту бомбу замедленного действия на моем пороге. Я не стану врать, я не был один все это время. Но ты… Мне всегда казалось, что ты был один, даже когда мы были вместе. Сначала это расстраивало меня, веришь? Затем заставляло злиться. А потом все внезапно прошло. Однажды, встав утром, я взглянул на тебя, лежащего в моей постели, долго смотрел на твою белоснежную кожу, на спутанные волосы. И понял. Не болит. В моей груди больше ничего не болит. Я был заражен. Заражен твоей отстраненностью. Я был слишком близко, чтобы это могло обойти меня стороной. Тогда я был счастлив этому. Счастлив быть таким, как ты, пусть в конце это и привело к тому, что в одно утро тебя просто не оказалось рядом. Но что я вижу сейчас? Ты своим письмом разрушил мой спокойный мир. Просто из своей прихоти открыл разом все, что я пытался достать несколько лет. Просто написав пару строк, ты вселил смысл во все, что раньше было его лишено! Я запутался. И все, что я понимаю — это то, что стоило все отмотать к нашей встрече в городе. Там, под мостом, где мы встретились, мне стоило сказать совершенно другие слова. И там спрятать с тобой же совершенно другие вещи. Мне нужно было сделать или взять хотя бы одно твое фото. Ведь когда ты ушел, собрав все свои вещи, я действительно не мог понять, не приснился ли ты мне. Мне стоило плюнуть на мои вкусы и обедать с тобой в этой забегаловке, где подрабатывал твой приятель, Яо. Мне стоило не молчать там, где я не видел смысла говорить, и не напирать, принимая твое молчание за незаинтересованность. Мне стоило и не стоило делать столько вещей, что я уже не уверен, стоит ли вообще отправлять это письмо. Стоит ли тревожить то, что было нашей жизнью два года назад? К черту, я поступлю не менее эгоистично, чем ты сам. Что ж. Довольно. Послушай меня. Я не буду указывать обратный адрес. Я не жду ответного письма. Я жду либо тебя, либо пустоту на своем пороге. Francis B.» Альфред растерянно смотрел на письмо, совершенно внезапно открывшее для него слишком много всего. В голове его была каша, однако он четко понимал только одно: он обязан доставить письмо адресату, даже для этого придется перевернуть весь город.***
Очередной рабочий день, очередное утро и очередная стопка писем и газет, которые должны оказаться у их законных хозяев как можно быстрее. Иван бегло просмотрел список адресов, мысленно вырисовывая в голове наиболее удачный маршрут. Быстрее, быстрее, стоит поторопиться. Где лучше сократить, может, вообще взять велосипед? Стоит ли завернуть перед сквером или пройти прямо, наткнувшись на тенистый парк? «Сегодня жарко», — подметил Иван, искоса глянув на старенький термометр, висевший за окном. — «Значит, решено — парк». Сложив все необходимое в сумку, он уже направился к выходу, как вдруг по пути окликнул, полный энтузиазма и какого-то странного волнения, голос. — Иван! — Брагинский обреченно обернулся, уже предугадывая то, что его ожидает. По коридору, сломя голову, несся Альфред Джонс собственной персоной. Чуть не врезавшись в Ивана, тот резко остановился, вцепившись в лямку его сумки. — Пойдем! Брагинский опешил. — Что происходит, Альфред? Куда нужно идти? Если ты не забыл, у меня все еще есть работа, которую стоит выполнять. — Ты невозможен, Брагинский! Ну почему ты такой чурбан? Нужно найти Джина и отдать ему письмо! Ты просто понятия не имеешь, что там. — Стоп, — взгляд Ивана потяжелел и тот стряхнул руку Джонса со своей вещи, как нечто крайне надоедливое. — А ты, значит, знаешь? Не хочешь ли ты сказать, что ты открывал это письмо? — Да, черт возьми, открывал, иначе бы не смог найти хоть какой-то информации! — Брагинский смерил Альфреда долгим взглядом и в очередной раз тяжело вздохнул. Иногда Джонсу начинало казаться, что, если бы Ивана попросили описать его отношение к нему, Альфреду, тот бы просто вздохнул. Признаться, это раздражало, однако времени на выяснение отношений сейчас и правда не было. — Это непрофессионально, — парировал Иван. — Так я и не работаю здесь, — хмыкнул Джонс. — Я просто помогаю дяде, по просьбе собственной матери, которая не смогла сделать этого сама и раньше срока уехала в Штаты к отцу. Вздох. — Ты же понимаешь, что это нужно было сделать? Еще один. — Хорошо. Делай, как знаешь, но сейчас мне нужно работать. — Иван, всего один вопрос. — Да?***
«Есть ли в этом городе мосты?» Альфред сам не понял, почему не озвучил вопрос, который был готов вот-вот сорваться с языка. Не понял, почему под удивленным взглядом лиловых глаз скомкано извинился и сказал, что передумал отвлекать его, Ивана, от работы. Что-то не сходилось. Позвонив дяде, Джонс предупредил того, что сегодня на работу он не выйдет и узнал у того всю необходимую ему информацию. Теперь он шел за город, к заречному парку, ведь именно там оказался единственный на весь городок мост. Небольшой городок прямо по его краю очерчивала небольшая речушка, некогда полноводная, о чем говорил внушительный размер моста, который теперь казался карикатурным приветом из прошлого. Заржавевшие перекладины причудливо извивались в геометрических узорах и были увешаны железными замочками, которые гроздьями свисали с перил. Кинув беглый взгляд на пару из них, Альфред задумчиво прошел дальше, к лесу, в зеленую стену которого буквально врезался массивный мост. «Где пара может спрятать свою капсулу времени?», — Джонс взглянул за перила, на речку, мутная вода которой несла вниз по течению какой-то хлам. — «Судя по письму, Джин — достаточно скрытный человек, он вряд ли повел бы Франциска прятать что-то столь важное там, где всегда много народу». Оглянувшись назад, в сторону города, Альфред снова посмотрел вниз. Однако на этот раз интересовала его отнюдь не река. Под мостом, со стороны нагромождений бетонных коробок, сидела небольшая компания. Прямо под опорами, на берегу реки. Подростки развели небольшой костер, и до Альфреда доносился приглушенный звук гитары, аккомпанирующий гортанному пению одного из тех людей. Решительно кивнув, Альфред развернулся и пошел в противоположную от них сторону. Туда, откуда веяло свежестью, тишиной и хвоей.