Подшутить над толстушкой

«В каждом классе обязательно бывает свой изгой. Иначе как бы остальные могли почувствовать себя нормальными?» © Энн Ламотт «Птица за птицей»

Гермиона всегда наперед знала, что первый день учебы обречен сделать ее несчастной. На улице было очень жарко. Солнце, казалось, лезло во все возможные отверстия и неприятно било в глаза, мешая идти. Вокруг царила духота и никем не контролируемый хаос. Гермиона поморщилась, пытаясь не уходить далеко от родителей, которые не спеша шли позади нее. Ее немного раздражала их медлительность, впрочем, торопиться было незачем. У них было еще полно времени, чтобы как следует попрощаться. И Гермиона уже предвкушала этот момент. Она предлагала родителям высадить ее недалеко от вокзала, но они отказались. На пути к поезду она не раз говорила им, что доберется сама и им не обязательно провожать ее до самого вагона. Но мама с папой были непреклонны. — Это твой последний учебный год, малышка, — рассмеялся отец, — Уж позволь нам лично посадить тебя на поезд, ведь в следующем году ты уже будешь в колледже. Гермиона об этом и не задумывалась. Еще год. «Всего лишь год» или «целый год». Для разных аспектов ее жизни подходили разные значения. Девушка вздохнула, понуро следуя за родителями. Ей было уже семнадцать лет, и в сопровождении она не нуждалась. Гермионе было неловко, что родители решили проводить ее чуть ли не до дверей купе. Она нередко видела своих однокурсников в окружении близких, но сама она не любила излишнее внимание. А вот ее родители… Ее родители были шумными и очень активными. Показавшись на платформе, они мгновенно обратили на себя внимание всех, кого только можно: они с кем-то здоровались, переговаривались и смеялись, оставляя Гермиону плестись позади них с сумками. Гермиона им даже немного завидовала. Они даже на работников вокзала умели произвести нужное впечатление и восхитить своей доброжелательностью и красотой. Обычные стоматологи в прошлом, они открыли собственную клинику и мгновенно стали успешными. Чуткие родители, заботливые друзья, щедрые работодатели. Гермиона не знала, были ли люди, которые недолюбливали ее маму и папу?! А вот она пошла явно не в них. Ее часто посещали сомнения в их родстве, ведь она была совсем не похожа на свою маму. Гладкие волосы матери, против ее непослушных кудрей. Стройная фигурка, против массивных складок жира на боках. Гермиону чуть передернуло. Она не любила об этом думать. Вероятно, когда все стояли в очереди за красивыми телами, Гермиона пошла рассматривать книги в библиотеке. А иначе, как объяснить наличие мозгов и отсутствие шикарной фигурки? Но если тогда, когда ее душе предстоял такой выбор, она выбрала бы фигуру, то ни за что не попала бы в Хогвартс. И не было бы сейчас ни проблем, ни забот. Но и поводов для гордости тоже бы не было. — Детка! — голос матери вернул ее на землю. — Да, — проворчала Гермиона. Она посмотрела на маму. В тот же момент папа задорно рассмеялся и поцеловал жену в щеку. Гермиона вздохнула. Какие же они у нее красивые. И так подходят друг другу. Гермиона даже им немного позавидовала. Сама она не особо тянулась к противоположному полу. И на то были весомые причины. Точнее причина. И она как раз под руку со своей матерью прошествовала мимо них, бросив на Гермиону весьма гадкий взгляд. Драко Люциус Малфой. Его мать, актриса и светская львица, чуть сморщилась, когда проходила мимо девушки и ее семьи, тут же отворачиваясь к сыну. Когда их взгляды снова встретились, Гермиона вдруг поняла, что взгляд матери ее врага полон едва различимой жалости. Неужели и она в курсе их продолжительной войны? Мда, а то Гермиона была не уверена, что Малфой растрезвонил всему Лондону о том, какая она безобразная толстушка — зубрилка. Боже, все это было просто невыносимой пыткой! — Детка, мы с папой будем очень-очень по тебе скучать! — проворковала мама рядом, прижимаясь к ней всем корпусом. — Задушишь, ма, — проныла Гермиона, пытаясь выбраться из удушающих объятий. Но ей не удалось — в объятья включился и папа. На их лицах застыла гримаса скорби, и Гермионе стало немного стыдно, что она так поспешно хочет отделаться от родителей. Ведь они увидятся только на Рождество. — Я тоже буду по вам скучать, — сказала она, прижимаясь к ним и чувствуя себя любимой и защищенной. Непозволительная роскошь в стенах школы. Папа вручил дочери еще один чемодан. Оба родителя, со слезами на глазах, проводили ее до пункта сдачи багажа. Дальше ей предстояло следовать одной. — Береги себя! — А вы себя, — сказала Гермиона и улыбнулась маме и папе, стараясь выглядеть как можно более веселой и беззаботной, — Не работайте много, хорошо питайтесь, не всякими полуфабрикатами — это вредно. И самое главное! Не забудьте кормить кота. Отец рассмеялся. — Твой Живоглот нигде не пропадет! Его забудешь покормить. Он нам на кровати кучу наделает со злости, не иначе. Гермиона улыбнулась. — Надеюсь, все будет хорошо. Она отдала свои вещи носильщику, и тот, улыбнувшись ее родителям, скрылся в глубине поезда. С грустью Гермиона поняла, что так улыбаться ей точно бы никто не стал. Она была из тех, мимо которых проходят, как мимо стены, перед которыми не распахивают дверей, которым не улыбаются в кондитерский. Она не была милой или красивой. Или знаменитой. Она была просто обычной. И ее это иногда вполне устраивало. Наверное. Пока на горизонте не появлялся… Впрочем, даже его имя наводило на нее депрессивный эпизод. Мама всю жизнь ей говорила, что нужно любить себя такой, какая ты есть. Но как можно любить себя, когда все вокруг будто сошли с журнальных обложек, а на тебе кто-то очень могущественный поставил жирный крест? Как можно полюбить себя, если все вокруг тыкают пальцем в твои недостатки и обсуждают их за твоей спиной. Или прямо кричат о них тебе в лицо? И если бы все можно было бы исправить нормальным питанием и усиленными тренировками… Гермиона всю жизнь пыталась справиться со своим телом, подружиться с ним. Но ничего не выходило. Врачи говорили, что ее вес в пределах нормы. Тренер по карате, что у нее «крепкая фигура», которая должна быть у любой женщины не на грани анорексии. Папа с мамой твердили, что она очень хорошенькая. А бока и животик твердили, что она недостаточно хороша на фоне худощавых однокурсниц. У нее опускались руки. Папа чуть подтолкнул Гермиону к вагону. — Давай, детка. Не подведи нас на экзаменах! — махнул он рукой. Девушка вздохнула. — Я же самая лучшая ученица в школе, забыл? — проворчала она под смех родителей. — С тобой забудешь! Она махнула им рукой, ни капли не обижаясь на этот выпад. Родители любили напоминать ей о ее самом главном достоинстве — интеллекте. Именно благодаря ему она поступила в Хогвартс, отхватив в одиннадцать лет грант на бесплатное обучение за выдающуюся учебную деятельность. Ей так гордились в семье. Да и для Гермионы это был повод для гордости. Все же это не так-то просто осуществить. Грант выделялся всего один раз в год, и на него претендовало множество детей чуть ли не со всего мира. И именно поэтому она ну никак не могла себе позволить пасовать перед глупостью и травлей какого-то мальчишки. Пусть и того, чьи родители, отчасти, оплачивали ее обучение, потому что состояли в попечительском совете. О чем Малфой не забывал ей напоминать. Гермиона Грейнджер вздохнула. Снова будет трудно. *** Школа-пансион Хогвартс располагалась довольно далеко от Лондона. Гермиона предполагала, что он находится совсем близко к Шотландии или даже на ее территории. Поэтому добраться до школы можно было только на поезде. И каждая такая поездка была по-своему уникальна. Поля, горы, реки, степи и озера — все это сопровождало путешествие школьников. И каждый сезон природа поразительно менялась, радуя студентов новыми ландшафтами. Да и сама школа была будто из волшебной сказки. Окруженная глубоким озером, темным лесом и горами, которые отделяли замок от цивилизации, она производила впечатление воистину чарующее и устрашающее своим размахом. Гермиона помнила, что когда она впервые увидела Хогвартс, то у нее затряслись коленки от этого огромного, беспорядочно построенного, довольно величественного замка с путаницей башенок и зубчатых стен — ей тут же захотелось обследовать каждый его уголок, каждую щелочку. Но, к сожалению, не удалось. Просто было не по силам. Внутри замка было огромное количество лестниц, различных переходов, коридоров и дверей, многие их которых вели в стены, замурованные комнаты или просто были надежно заперты. Поговаривали, что глубоко под школой есть даже «Тайная комната»! А уж сколько было на стенах замка картин — просто не пересчитать! Весь замок буквально был заставлен произведениями искусств: статуями, гобеленами, рыцарскими доспехами. Но венцом всего были четыре монумента с песочными часами, внутри которых, по заверению учителей, были настоящие драгоценные камни. Но большинство студентов в это просто не верило. Не могло таких сокровищ храниться в стенах обычной школы! Эти песочные часы были символом четырех факультетов и напоминанием, что каждый поступок в стенах школы имеет свои последствия. Предполагалось, что это будет отличным стимулом для командной работы и здоровой конкуренции между факультетами, но вместо этого лишь разжигало вражду. Гермиона часто вспоминала, как она волновалась при распределении. Их всех собрали в Большом зале, выстроили перед столами факультетов и оглашали имена. Новичкам предстояло выйти вперед и услышать результат теста, который они проходили при подаче в школу документов. Тест должен был показать, какие качества преобладают в студенте, и какой факультет сможет их развить наилучшим образом. Все четыре факультета были названы в честь их основателей, которые создали не только школу, но и определенный стиль преподавания знаний, который практиковался и по сей день. Правда распределение на один из факультетов вовсе не означало, что тебе суждена определенная судьба. Тебе могли лишь помочь развить те качества, которыми ты уже обладаешь. Слизерин выбирали те, кто брал хитростью, амбициозностью и находчивостью любые препятствия на пути. Поэтому в основном выпускники факультета шли в политику, юриспруденцию или бизнес. В Пуффендуй попадали неравнодушные к природе, животным и самому человеку. Будущие экологи, ветеринары, врачи и преподаватели. Гермиона была уверена, что ее родители обязательно поступили бы именно на этот факультет. Гриффиндор притягивал к себе артистичных, спортивных и коммуникабельных людей. Поэтому в командных видах спорта им не было равных. Почти каждый год они выигрывали Кубок школы по футболу. А вот в Когтевран попадали творцы — художники, ценители искусства, писатели и актеры, а также ученые и исследователи. Если хочешь изменять мир, то тебе прямая дорога на этот факультет. Поэтому Гермиона и пошла по этому пути. Когтевран стал ее домом на целых шесть лет. И это были не просто слова. Ее комната, ее сокурсники и друзья — она с восторгом каждый раз возвращалась в родную башню после тяжелого дня, прячась в своих покоях, словно маленьких ребенок. Не забыть тех эмоций, когда она вошла впервые в ту самую комнату, в которой она жила все шесть лет и обязательно проживет и седьмой год. О, Гермиона не представляла, как сможет ее покинуть. Ее кровать с темно-синим пологом, ее шкаф и массивный сундук с посеребрёнными ручками и тяжелой скрипучей крышкой. Ее письменный стол с пятнами чернил на нем и чуть поломанным нижним ящиком. Ее подоконник, где громоздятся горы книг из ее личной библиотеки. Ее полностью забитая книжная полка. А еще большое зеркало и отдельная ванна для двоих учеников — для нее и ее соседки и лучшей подруги — Полумны Лавгуд, которая как раз где-то поджидала ее в купе Хогвартс-Экспресса. Проталкиваясь мимо снующих студентов и разыскивая знакомые лица, Гермиона вновь предалась воспоминаниям о том первом дне, который сделал ее настолько же счастливой, насколько и несчастной. В первый день, когда их только распределили, провели экскурсию по замку, ведь в нем было очень легко заблудиться и больше никогда не найтись, и выдали новую форму, Гермиона была очень счастлива. Она вдыхала запах книг, которые явно были только-только из типографии, и думала, что нет большего счастья, чем находиться здесь. Повсюду было столько впечатлений, столько радости и восторга, что этими чувствами было легко захлебнуться. Жаль, что у нее не было с собой телефона, чтобы позвонить родителям. Техника в школе была под строгим запретом, ведь она могла отвлечь от учебы, поэтому приходилось писать родителям письма. Не сказать, что Гермиона была этим фактом недовольна. Писать письма ей нравилось. Это было весьма романтично и увлекательно. А уж получать почту было так волнительно и здорово! Этих чувств никогда бы не заменил простой телефонный звонок. Правда телефон в школе все равно был, но только в качестве экстренного способа связи. Общежития у студентов были поистине шикарными. Комнаты на двоих, общие гостиные с камином, настольными играми и удобными диванчиками. Это было местом притяжения всех студентов. Особенно зимой, ведь замок был плохо отопляем, а его стены быстро остывали, и зимой внутри было холодней, чем на улице. Зато в жаркое время года в нем было так хорошо и прохладно, что и выходить на улицу вовсе не хотелось. Жаль такая погода в Англии была редкостью. Гермионе казалось, что все были так дружелюбны и открыты… Что ж, она никогда так не ошибалась. Грейнджер, наконец, увидела в одном из купе Луну и поспешила к ней. — Привет-привет! — девушка вскочила с места и кинулась в объятия подруги, — Я так рада тебя видеть, столько всего тебе нужно рассказать, — принялась щебетать Полумна, пока Гермиона располагалась в купе. Луна была самым необычным человеком на всем белом свете. Гермиона ни разу не встречала никого ей подобного. Она была смесью Алисы и Безумного Шляпника — честная, странная, с сережками-редисками и цветной одеждой. Луна была потрясающей. Она никогда не ставила себе цели кому-то понравиться, ко всем относилась с доброжелательностью и искренностью, всех старалась понять и принять, поэтому и была совсем не похожа на других. Слишком уж чистой она была. И она была первым другом Гермионы. Другом, который не раз познавался в беде. Это случилось буквально на следующий день, после того как они прибыли в Хогвартс. Гермиона и Луна спокойно шли на завтрак вместе с другими первокурсниками, но неловкая Гермиона случайно наступила на ногу слизеринцу. Как оказалась, лучше бы она умерла в младенчестве, чем сделала это. Ведь у этого мальчика было огромное чувство собственного величия и богатый папочка с мамочкой, которым отпрыск очень любил писать длинные жалобные письма. Гермиона сама того не заметила, как сильный толчок отправил ее на пол. Удар пришелся на заднюю часть спины и руки, которые сразу же начало больно саднить. — Эй, толстуха, смотри куда прешь! — прогремело над ее головой. Серые, ледяные глаза смотрели так зло и брезгливо, что девочку бросило в дрожь. И бросало всякий раз, стоило ей вспомнить этот момент. Драко Малфой почувствовал смущение и страх, мгновенно осмелел, а в окружении своих союзников он еще и почувствовал свою полную безнаказанность, поэтому продолжил. — Тебя что, не учили разговаривать с людьми более высокого социального статуса, оборванка? Гермиона чувствовала, что краснеет, но далеко не от гнева, а от обиды. Оборванка? Это она-то оборванка? Она старательно старалась успокоить себя до того момента, как из глаз брызнут слезы и она навсегда подпортит себе репутацию образом плаксы. Она так этого не хотела, не хотела показывать слабость. Со всех сторон раздался смех. Гермионе показалось, что вокруг нее и мальчика образовался круг, где каждый смотрел на нее, показывал пальцем и гоготал, как безумный, высмеивая каждый ее вздох, каждое ее движение. И что бы она сейчас не сказала — это бы только ухудшило ситуацию, только подтолкнуло бы обидчиков к еще большей агрессии. Поэтому она молча глотала оскорбления, сжимая кулачки, царапая красную воспаленную кожу на ладонях ногтями. Круг все сужался, а Малфой, довольный произведенным эффектом, зло ухмылялся, планируя продолжить свои издевательства. Он оглядел ее с ног до головы и уже открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, как Гермиону что-то начало тянуть вверх. Хрупкая Полумна Лавгуд схватила подругу за мантию, в попытке помочь ей. — Не переживай, Гермиона, злые люди навсегда останутся злыми. Не стоит переносить их черную дыру на себя, — сказала она громко. Толпа заулюкала, ожидая, как будут разворачиваться события. Но этому не суждено было сбыться. К месту событий проталкивалась Минерва Макгонагалл, декан Гриффиндора и по совместительству профессор по математике и физике. — Что тут происходит? — спросила она, пока Луна помогала Гермионе подняться с пола. — Совершенно ничего, профессор, — улыбнулся ей Малфой. Его окружение яростно закивало. — Мисс Грейнджер? Гермиона хотела было ответить, как столкнулась с ядовитым взглядом своего обидчика. — Ничего профессор, — как можно равнодушней сказала она, глядя прямо в глаза Малфою, — Я просто упала. Макгонагалл недовольно окинула взглядом студентов. — В таком случае, расходитесь. Первый колокол никого ждать не будет. А вы, мисс Грейнджер, — обратилась она к Гермионе, — посетите Больничное крыло. Со всех сторон раздался гул голосов. Кто-то вполголоса обсуждал произошедшее, а кто-то тут же переключился на более достойные их внимания разговоры. Кто-то смотрел на Малфоя и его стаю приспешников неодобрительно, кто-то кидал брезгливые взгляды на Луну и Гермиону. Гермионе хотелось скрыться, провалиться сквозь землю, чтобы не ощущать на себе всеобщее внимание. Казалось, со всех сторон она слышит шепот. «Толстуха!» — шептали они у нее за спиной. «Толстуха!» — слышала она в каждом шорохе. «Толстуха!» — стучало в ее ушах. — Не обращай внимания, — шепнула Луна, поправляя форму подруги, — Они не стоят твоего внимания. «Не стоят!» Гермионе пришлось этому учиться. Кто же знал, что это целое искусство — игнорировать лишний шум. Игнорировать злобные тычки, громкие слова обидчиков, шутки, розыгрыши. Проглатывать обиды, не отвечать на оскорбления. Терпеть, терпеть, терпеть. И всем улыбаться, будто бы все в порядке. Будто бы ты в порядке, хотя в твоей жизни нет и минуты, когда бы ты не вздрагивал от нависающей угрозы. Но тяжелее всего Гермионе было от осознания того, что и ее друзья не могли жить в спокойствии. Даже несмотря на то, что они сами по себе были весьма странными, Гермиона все равно винила себя в их неудачах и травле. Если бы не она… Если бы не она, все возможно бы сложилось иначе. Или нет. Во всяком случае ни Луна, ни Невилл — никто не заслужил подобной участи. Да, Луна была странной, причудливо говорила, креативно одевалась. На ней часто можно было увидеть разного цвета носки, украшения в форме овощей и фруктов, голографические очки или смешные брошки. А еще она верила в сверхъестественное и часто несла всякий бред, поэтому и получила прозвище «Полоумная». Да, Невилл был нелеп и неуклюж, он мог запросто задеть рукой хрупкий предмет и сломать его, мог разлить реактив и подорвать полкабинета. Его ненавидел Снейп и половина сокурсников, которым приходилось иметь дело с последствиями неловкости парня. Но в нем было столько старания, и он так сильно переживал свои неудачи, что ему было невозможно не протянуть руку помощи. Гермиона обожала своих друзей и искренне не понимала, как их можно ненавидеть. За что? Таких чистых и искренних людей нужно было еще поискать. Но к сожалению таким, как Драко Малфой, этого было не объяснить. Гермиону трясло от такой несправедливости и от того, что она ничего не в силах сделать, чтобы защитить себя и своих друзей. В особенности Невилла, который был таким нерешительным и так сильно стеснялся общества и переживал из-за насмешек, что заикался и становился еще более неловким. Ей хотелось иметь такой же талант, как и у Луны — игнорировать всех обидчиков и агрессоров. Никто не воспринимал с такой стойкостью неприятности, как эта загадочная и яркая девушка. Невозможно было не ставить ее себе в пример. — Нам повезло, что мы есть друг у друга, — говорила она после очередной нападки Малфоя на них, — Если бы мы были одни, нам было бы в сто раз тяжелее. А так мы можем подбодрить друг друга и сказать, что все будет хорошо! После ее теплых слов невозможно было отказать себе в улыбке. Игнорировать. Терпеть. Быть сильной. Но сколько бы Гермиона не старалась, сколько бы не зазубривала мантры Луны о спокойствии и всепрощении, ничего не помогало. Ей казалось, что с каждым днем агрессии и насмешек становится все больше и больше, и скоро она потонет в них, как «Титаник» в Ледовитом океане. — Она просто невыносимая всезнайка. Тооооолстая всезнайка! — одна фраза Рона Уизли и весь стол Гриффиндора трясется от смеха. Обида горячей волной топит все теплые чувства, что Гермиона старательно копит в себе по отношению к школе. Ей нравится учиться, нравятся учителя, библиотека, программа и ее друзья. Ее сокурсники из Когтеврана и Пуффендуя очень милы и тоже ей нравятся. Но все остальные, их слова и эти обиды. Каждый год Гермиона возвращалась в школу в надежде, что все закончится, что школьные неприятели повзрослели и поняли глупость своих нападок. Но все продолжалось. С Драко Малфоем во главе. Часто под пологом своей кровати она вспоминала самые обидные слова, сказанные ей, и плакала. Плакала, сдерживая рыдания и стараясь не разбудить подругу. А потом, едва в спальню проберутся первые лучи солнца, спешила скрыть следы своего преступления, чтобы никто не узнал, как она проводит бессонные ночи и как сильно задевают ее некоторые слова и поступки агрессоров. Однажды, когда Гермиона в очередной раз приехала домой, она набралась смелости пожаловаться на обидчиков маме. Гермиона ожидала, что та позвонит в школу, или спросит у нее, не хочет ли та забрать из школы свои документы и перевестись в другое место, где сможет начать все с чистого листа. Но мама лишь обняла ее, сказав, что ее девочке не стоит всерьез воспринимать насмешки «глупых» ребят, которые пытаются возвыситься за чужой счет. — Будь гордой, Гермиона. Не пытайся быть той, кем ты не являешься. Тебе же нравится там учиться? Правда? Это открывает такие перспективы! Ты только представь! Она глядела на дочь с такой надеждой, что та просто не смогла сказать матери «нет». Папа поступил куда более решительно. Он отвел дочь в спортивный зал, где ее все лето учили быть выносливой, сильной, стойкой. Но что могут несколько приемов против одного ледяного взгляда Драко Малфоя? Среди насмешек, всегда выделялись серые глаза, которые всегда знали, как уколоть побольней. Которые всегда провоцировали и заводили толпу, подстрекали и ненавидели. Ненавидели столь сильно, что причиняли боль. Хотя Гермиона бы солгала, если бы сказала, что ей не нравится Хогвартс. Просто среди всего положительного, среди всех плюсов, доминировало все же отрицательное. И с этим было не поспорить. *** Полумна заняла купе в самом конце поезда, чтобы никто не мешал друзьям во время их небольшого путешествия до школы. Гермиона отвлеклась от своих размышлений только тогда, когда к ним присоединился Невилл, таща за собой террариум для огромной жабы, которую он назвал Тревором, и ящик с коллекцией кактусов, которые он увез в июне из Хогвартса домой. Кактусы были его школьным проектом, и он не мог оставить его в замке, зная, что за ними никто не будет ухаживать целых два месяца. Невилл тут же стал расталкивать свои вещи, занимая собой все свободное пространство. Луна тут же залилась смехом. От нее так и веяло радостью и счастьем, которое она испытывает от встречи с друзьями. — Знаете, знаете! — кричала она, пытаясь перекричать шум отправляющегося поезда, — Я побывала с отцом в стольких удивительных местах. Мы были в Индии, Перу и Колумбии. Там так здорово! Я вам потом все в подробностях расскажу. А пока, Невилл, главная интрига этого года — как ты съездил к своей бабуле? Она залилась восторженным смехом, а Невилл покраснел. — Ужасно, — он установил террариум с жабой на столик между сидениями и присел напротив Луны, — Я бы с радостью никогда туда больше не ездил, но родители заставляют каждое лето проводить с ней время. Они опять укатили в какую-то экспедицию… — Расскажи-расскажи! Все, в подробностях! Видя, как поезд набирает ход, Гермиона вздохнула. — Пожалуй, я схожу в туалет, — сказала она. Ребята ненадолго оторвались от нее, впрочем, остаться вдвоем они тоже были весьма не против. Гермиона точно это знала. Ведь этой влюбленной парочке точно суждено было быть вместе. Жаль, что они этого сами еще не осознавали. Гермиона улыбнулась, понимая, как прекрасно должно быть чувство первой влюбленности. И как здорово было ребятам сейчас в их островке спокойствия. Она была уже готова вернуться к ним, вот только ее душевное равновесие медленно уплывало в неизвестном направлении, ведь на ее пути возникла преграда. Это вновь был Малфой. Если бы Гермиона была наивней, то давно бы считала его повышенное внимание к своей персоне ничем иным, как признаком влюбленности. Бьет значит любит и прочие гнилые стереотипы. Вот только Гермиона наивной не была и такой любви не признавала. Он не был влюблен. Он был последней мразью. И каждый год все больше и больше рос кокон зла и мерзости вокруг него. Каждая их встреча была похожа на один и тот же эпизод сериала. Он что-то говорил, выдумывая каждый раз все более обидное прозвище, а она молча игнорировала его, пока его шутка не выходила за рамки. Иногда Гермиона молча уходила, копя в себе напряжение и непролитые слезы. А иногда отвечала что-то саркастичное и ехидное, чем выводила Малфоя из себя. Она старательно убеждала себя, что ее не волнует мнение этого мерзавца и хама. Но себя обмануть не так-то просто. Ее все это волновало и задевало. До бессонных ночей. До назойливых мыслей. До потребности стать лучше. Чтобы заткнуть его мерзкий рот. Гермиона все никак не могла понять, что в нем находили все те девушки, что толпами вились у его ног? Неужели они не видели, как он обращается с людьми вокруг себя? Как он высокомерен? Как его сердце разъедает от зла и желчи, что он выливает на окружающих. Способен на любую подлость, на любую низость. Насколько он был красив внешне, настолько уродливым он был внутри. Как? Как никто не замечал в нем этого? Неужели внешность — это так важно? Важно… В этом году он стал другим. Он и раньше был красив, но сейчас, казалось, что он заложил душу дьяволу за лишний грамм допустимой нормы привлекательности. Ему уже исполнилось семнадцать лет. За лето он вымахал под два метра, возмужал и раздался в плечах. Как игрок в футбол, он и раньше был крепким и мускулистым, но это лето сделало его просто неотразимым. Его волосы были уложены в стильную стрижку, одежда обтягивала каждый миллиметр кожи, делая его похожим на древнегреческого Бога. В черной кожаной куртке, джинсах в обтяжку и ботинках из кожи он выглядел сошедшим с обложки журнала. Да чего себя обманывать, Гермиона определенно понимала, что в нем находили девчонки. Внешность, деньги, связи. Но он сам был абсолютной пустышкой! Гермионе хотелось в это верить, но она вновь кривила душой. Он был отличным игроком в футбол. Звезда школы, его команда почти обыграла Поттера в прошлом семестре. А вместе с Поттером и Уизли они наверняка будут вновь представлять школу в спортивной гонке в этом году. Повод для гордости, несомненно. Он был вторым по успеваемости, после Грейнджер, что его жутко бесило. Он был популярным среди учеников. И не только среди девчонок. С ним мечтали дружить, но не только потому, что он был хорошим другом, скорее даже наоборот, по мнению Гермионы, а благодаря многосторонним связям его семьи, что делало его еще более влиятельным. У него были достоинства, за которые его можно было уважать. Но… «Нет, уважать его? Да ни за что! Он последний хам». Гермиона зло нахмурилась и продолжила идти в том направлении, куда шла, готовая услышать новые шутки в новом учебном году. Оригинальности ему было не занимать. Но Гермиона не собралась опускаться до того, чтобы делать комплименты своим обидчикам. — Ну как, все лето потратил, придумывая, чем бы меня поддеть? — она слегка улыбнулась, готовая отвечать на каждый его выпад. Он был один, с ним не было ни одного воздыхателя, кто мог бы посмеяться над его шуточкой или показать на Гермиону пальцем. И наедине с ним Гермиона чувствовала себя в разы спокойней, чем со всей его компанией. В глубине души она знала, что он никогда не тронет ее. Ничего, кроме зла и желчи. Ничего, кроме оскорблений и грязи. Он мог толкнуть ее, но никогда не бил. Гермиона не могла не признать, что это обстоятельство несколько радовало ее. Но порой слово бьет больнее кулака. Малфой в ответ на ее фразу состроил гримасу. Его холодные серые глаза наполнились искрой предвкушения. И в голове Гермионы проскользнула шальная мысль, а не соскучился ли по ней Малфой? Но она тут же отбросила от себя подобные мысли. За спиной Малфоя она заметила силуэт своей однокурсницы Чжоу Чанг и рванула к ней, задевая плечом Малфоя и на ходу крича приветствие. Ей хотелось, чтобы Малфой понял, что она занята, а сам он в меньшинстве, никому не нужен, и по-тихому слился. Но он остался стоять, ошарашенный ее наглостью и внезапностью выходки. — Гермиона, привет, — Чжоу удивленно окинула Гермиону взглядом, но наткнувшись на разъяренного Малфоя за ее спиной, мгновенно приняла заинтересованный вид, готовая, если что, броситься на защиту сокурсницы. Чжоу была застенчивой и не склонной к различного рода скандалам и стычкам, но, тем не менее, не могла бросить Гермиону один на один с человеком, который обижал ее с самой первой встречи. — Как провела каникулы? — Гермиона всеми силами старалась отгородиться от Малфоя и дать ему понять, что пора скрыться с их поля зрения. Но вместо этого она лишь почувствовала его яростный взгляд, который прожигал спину подобно лазеру. К девушкам из соседнего купе вышла Ханна Эббот и еще несколько пуффендуек, которые принялись обнимать Гермиону и Чжоу, приветствуя. Стайка девчонок тут же принялась щебетать на все лады, а раздражение за спиной у Гермионы начало увеличиваться в объеме. Впрочем, все присутствующие это понимали. Но отступать никто не планировал. — Кстати, — внезапно перебила всех Ханна, — Спасибо Гермиона за те книги, которые ты мне советовала. Они действительно, — она подмигнула однокурснице, — захватывающие, — глаза Ханны наполнились смехом и восторгом, а губы расползлись в улыбке. Гермиона рассмеялась. — Мне приятно, что ты оценила. — Ой, — Чжоу вспыхнула, — ты про те книги? Да? — Да, да, про те. Все присутствующие заулыбались. — Вы серьезно? — раздалось позади них. Девушки развернулись. Драко Малфой, прислонившись к стенке поезда, взирал на них с едва заметной усмешкой. — Обсуждаете порнушку? Надо же, Грейнджер, вот уж удивила, так удивила. Девчонки вспыхнули. Гермиона почувствовала, как все в ней трепещет от стыда и смущения. Она могла поклясться, что щеки ее заливаются краской в этот самый момент. — Ты извращенец. Книги про котов-воителей, идиот, — возразила ему девушка, смирившаяся с тем, что сейчас над ней разверзнется ад из очередных насмешек. Уходить проблемная персона явно не планировала. И на ее замечание закатила глаза. — Господи, это еще более убого, чем я предполагал. Возникла пауза. Малфой замолчал и уставился на нее, в то время как Гермиона развернулась и со спокойствием продолжила беседу с девочками. Они успели обсудить все, от цвета ногтей Чанг, до летних каникул и планов на колледж, но Малфой по-прежнему стоял и пялился на них. — Тебе что-то еще нужно? — обернулась к нему Гермиона, теряя терпение. Ей было все равно, что подумают девчонки и сам Малфой. Ее начинала раздражать его навязчивость. Неужели он еще недостаточно ее оскорбил? Что ему еще от нее нужно? — Ой, я что, тебе мешаю? Место мало для твоей толстой жопы, Грейнджер? Извини, так я подвинусь, — и он отошел на шаг назад, мерзко ухмыляясь. Теперь пришел черед Гермионы закатывать глаза. — Мерзкий ублюдок, — прошептала она. Девчонки сочувственно окинули ее взглядом. — Может, посидим лучше в купе? — сказала ей Ханна, — Туда-то он точно сунется. — Кстати, — перебила ее Чжоу, — а Невилл в твоем купе? Мне нужно отдать ему книгу по химии, которую я ему обещала. Она как раз у меня с собой, — она наклонилась ближе к Гермионе и шепнула ей, — Заодно провожу тебя. — Да, он там. Чжоу рассмеялась. — Тогда отлично, — она повернулась к девчонкам и сказала им, — мы тогда пойдем к Невиллу. Увидимся уже в школе! Вновь возник шум, все прощались, что-то щебетали и громко смеялись. Гермиона заметила, как Малфой чуть поморщился от такого шума, но недовольства не выказал. Гермиона с Чжоу прошли мимо Малфоя, надеясь, что он не увяжется за ними. Грейнджер просто молилась всем богам, чтобы он, наконец, оставил ее в покое. И, то ли боги решили смилостивиться и исполнить ее желание, то ли сам Малфой уже порядком подустал, но он так и остался стоять на месте, прожигая взглядом их удаляющиеся от него силуэты. — С каждым годом он становится все невыносимей и невыносимей, — прошептала Чанг, когда они полностью вышли из зоны видимости Малфоя. — Уф, это точно! В купе Гермиону уже ждали друзья. — Мы уж думали, что что-то случилось, — вскочила с места Луна. — В туалет меня не засосало, не бойтесь, — рассмеялась Гермиона, — Это всего лишь Малфой и его шуточки уровня первого курса. Не более. Они некоторое время попроклинали Малфоя и всю его компанию, пообсуждали с Чжоу ее планы и летние каникулы и остались втроем, в своем маленьком уютном мире. Нет, они не были особенными. Никто из них не был знаменитым, как Гарри Поттер, не представлял элиту общества, как Малфой и его подпевалы. И никто не мог похвастаться модельными данными, как Браун и Паркинсон. Но у них было куда более важное качество. Доброта. И каждый из них о чем-то мечтал, жаждал жизни, любви и спокойствия. Они верили друг в друга и знали, что они не просто сокурсники, которые едут в одном купе. Они друзья. Они прикроют спину если надо. Прикроют собой. И это делало их счастливей многих. Гермиона окинула взглядом друзей и улыбнулась. За лето все изменились. Невилл вымахал на две головы и раздался в плечах. Стоило Луне это заметить, как он похвастался своими достижениями в спортзале. — Я даже прекратил постоянно запинаться, залезая на чертовы тренажеры. Тренер мне просто рукоплескал на последней тренировке. Не знаю, от моих успехов ли или он просто был рад тому факту, что это моя последняя тренировка с ним. Гермиона вспомнила свои успехи. За последние пару месяцев ей показалось, что она стала выглядеть чуть лучше. Она истязала себя тренировками и старалась вообще не употреблять ничего излишне калорийного. Но вес уходил мучительно медленно, заставляя девушку впадать в отчаяние. Более того, у нее постоянно болела и кружилась голова, особенно по утрам, когда Гермиона устраивала для организма внеочередные приступы голодовки. — У тебя волосы такими длинными стали, Гермиона, — перебила ее размышления Луна. Грейнджер кивнула, а сама тем временем окинула взглядом прическу подруги. «Ни в какое сравнение мои волосы не идут с ее милыми локонами», — подумала Гермиона. Внешность у Луны была очаровательной: худенькая, маленькая, с копной белоснежных волос и пронзительными голубыми глазами. Неудивительно, что сердце Невилла было околдовано любовными чарами уже который год. — Ты вовсе не толстая, — говорила Луна каждый раз, стоило Гермионе кинуть недовольный взгляд в зеркало, — ты, конечно, не такая худая как Паркинсон и Гринграсс, но уж точно не толстая! Ты еще толстых не видела… И она действительно не видела. Никого толще себя. Казалось, что вокруг одни модели с осиными талиями. Эх, вот бы и она была того же мнения, что и Луна. Но шло время, а она так и оставалась той девчонкой, которую донимает Малфой. Ничего не изменилось. Иначе, стал бы он… Какие бы Гермиона не прикладывала усилия, все было впустую.