Цена счастья

Китнисс - Помню, - если и существует какое-нибудь слово способное меня сейчас хоть немного успокоить, так это его «Всегда». Именно так ответил мне Пит в катакомбах Капитолия, когда я просила его остаться со мной и бороться со своими испорченными переделанными воспоминаниями. И он стал бороться. Ради меня он не оставил борьбу, он справился. Теперь справиться должна я. Мой ребенок мертв, наш ребенок мертв. Малыш который заслуживал жить, который должен был жить – мертв. Его больше нет, и никогда больше уже не будет. Я смирилась с его смертью. Но я же думала, что я умру раньше его. Я не предполагала, что он умрет, а я буду жить. Так не должно было быть. Почему я жива, а ребенок мертв? Слезы сами по себе потекли ручьем из глаз. Я ухватилась за Пита, как за спасательную соломинку. Так захотелось растворится в нем и не чувствовать этой боли, раздирающей изнутри. Забыть на время обо всем что с нами произошло. Но это невозможно. - Китнисс, любимая моя, мы вместе. Мы вновь вместе, мы со всем справимся. Мы все переживем. Вместе мы справимся, - Пит не отпускал меня, я находилась в его цепких объятиях. Он не отпускал, а я не могла больше ничего другого желать. Чем я заслужила Пита? Что такого я сделала выдающегося, что меня полюбил такой прекрасный человек как Пит? Он - для меня целый мир. Как я только могла не уберечь нашего ребенка? Это наш малыш был. Частичка Пита и меня самой. Самое ценное из того, что я когда либо могу подарить Питу. Самое ценное – наши дети. Одну такую ценность я потеряла, погубила по своей вине. - Пит, это я виновата в том, что наш ребенок погиб. Я его не уберегла, хотя должна была. Я во всем виновата. - Китнисс, ты не виновата. Ты не можешь корить себя за то, что произошло с нашим малышом. Ты сама находилась в большой опасности. Китнисс, если кто и виноват в этом всем, так это я. Но разве сейчас это самое важное? Мы должны пережить потерю нашего ребенка, научится с этим жить и заново найти путь к счастью. Милая моя, родная, не кори себя в том, что тебе было не подвластно. Ты не могла ничего сделать для нашего ребенка. Обстоятельства сложились так, что мы оказались бессильны, - я слушаю Пита и понимаю, что он прав. Ведь я сама прекрасно это осознала, только тупой может не понять, что в такой ситуации ребенок обречен. Но что поделать с душой? Боль настолько сильна, что просто не вмещается во мне. Все что хочется: реветь, кричать, крушить все или уйти за своим ребенком. Но я не могу. У меня нет на это права. Я не могу оставить Пита и Руту. Я не могу. - Китнисс, пожалуйста, не плачь. Это разбивает мне сердце. Пожалуйста, не делай этого Я ведь только что чуть не потерял тебя. Я не хотел жить. Мне не нужна была бы жизнь без тебя. Я не готов пройти через это. Ты нужна мне. Нужна Руте, - Пит слегка отстранил меня от себя, лишь бы заглянуть мне в глаза. На какой-то миг поглощающая меня тьма, отступила. В таких родных любимых синих глазах стоят слезы. В них огромная печаль и отчаяние. Боль, переполняющая меня, разрывает и его сердце. Пит также как и я потерял ребенка. Это был наш с ним ребенок. Он же только узнав о его существовании. Тут же его потерял. А вместе с ним чуть не потерял меня. Смогла ли бы я пережить потерю ребенка и Пита? Нет. Однозначно нет. Тут нет вариантов. Что же сейчас чувствует Пит? Я долго не размышляла, не думала, а просто делала то, что показалось мне сейчас необходимее всего: я потянулась вперед и поцеловала Пита. Его губы, сейчас немого пересохшие и как всегда теплые, сводят меня сума. Пит сначала не понял, что происходит. Он не ожидал ничего подобного. Он не предполагал, что в таком состоянии, как я сейчас, я стану целовать его. Но затем, отбросив весь здравый смысл, ухватился за поцелуй, как за спасательную соломинку. Он стал целовать меня с жадностью и отчаянием человека истощенного жаждой, которому удалось найти воду посреди пустыни; с любовью и нежностью человека, только что чуть не потерявшего свою любимую. Этот поцелуй стал спасательной соломинкой для нас обоих. Напоминая нам обоим что важнее и дороже друг друга у нас никого нет. Он стоил мне всех сил, которых и так было слишком мало. Пит осторожно и легко, словно пушинку, положил меня на кровать. Так как мои силы истощились, я стала потихоньку погружаться в темноту. - Пит, останься со мной. Не уходи. Пожалуйста, - прошептала я слабым голосом. - Я всегда буду с тобой. Всегда. Засыпай. Когда проснешься я буду здесь, - Пит взял мою левую руку в свою, а дальше я уже ничего не помню. Когда я проснулась в следующий раз, в палате было темно, за окнами темно, везде темно, как и у меня на сердце. Но кое что все же изменилось: маленький лучик надежды пробился в мою душу сквозь сплошной мрак. Луч надежды способный найти путь к моему сердцу независимо от времени и обстоятельств. Луч надежды словно тонкая , но невероятно прочная нить, связывает меня и белокурого молодого мужчину, положившего голову мне на колени и державшего меня за ладонь, крепче всех возможных и невозможных путей в мире, крепче всего на свете. Дотянувшись свободной рукой до светловолосой головы любимого, я прикоснулась к растрепавшимся мягким белокурым волосам потрепав их немного. Кто бы мог подумать, что мальчик спасший мне жизнь станет для меня целым миром? Что только он даст мне надежду, когда больше никто не в силах. Он спит. Он остался верен своему обещанию. Он даже не выпустил мою руку из своих рук. Если бы я могла полюбить его еще сильнее, я бы сделала это сейчас не задумываясь. Где-то, совсем близко, послышалось детское воркование. Я повернула голову в ту сторону и увидела Руту в кроватке. Моя маленькая чудесная дочурка. Она проснулась и повернув головку посмотрела на меня. Какая же у нас большая. Полгодика ей уже. Из глаз потекли две слезинки. - Рута, мама рядом. Теперь мама всегда будет с тобой. Я никому не позволю причинить тебе вред. Пит зашевелился и открыл глаза. - Как ты? - Невыносимо. Но ты прав, мы должны пройти через это вместе. - Хочешь ее взять на руки? - Конечно, - Пит отпустил мою ладонь, взял Руту на руки к себе. - Рута, маленькая моя, мама хочет немного тебя подержать, - и передал ее мне. - Как ты, моя хорошая? Скучала по маме? Мама теперь тебя никогда и ни за что не оставит. Я всегда буду с тобой рядом, - синие глаза дочурки смотрели на меня внимательно, доверчиво и с детской привязанностью ребенка к своей матери. Из глаз вновь потекли слезы. - Она чудо, - не вытирая слез проговорила я, прижав к себе дочь покрепче. Какое же это чудесное ощущение, вновь держать свою дочь на руках. Это блаженство. - Она прекрасна. Она наше собственное чудо. Вы – самое дорогое что у меня есть, - Пит подсел ко мне с другой стороны, я прижалась к нему всем телом и заплакала. Пит прижал меня к себе, я положила голову ему на грудь, - Мы все выдержим. У нас все еще будет замечательно. Мы сидели так некоторое время. Спустя немного времени слезы иссякли и душа перестала ныть. Две жизни, две души успокоили мою душу. На какое-то, совсем короткое, время пришло успокоение. Мне не стало все равно или боль от потери моего ребенка отступила, мне просто на какое-то время стало легче, совсем на чу-чуть. Мы просидели так какое-то время. Я была несказанно рада оказаться вновь с ними, с самыми дорогими мне людьми. Я столько недель их не видела, очень соскучилась. Но пока я вновь не увидела любимое лицо Пита, маленькое личико нашей малютки-доченьки, я не понимала до чего же мне их не хватало. До чего они мне нужны, нужны как воздух. Только ради них стоит бороться с тьмой окутавшей мое сердце и мою душу. Ради них стоит жить. - Китнисс, прости меня, но я должен тебе кое-что сказать. Я знаю, ты выдержишь. Ты бы не простила мне если бы я от тебя это скрыл, - из задумчивости меня вывел голос Пита, позвучавший над самим ухом. Он казался очень опечален тем, что должен был сообщить мне. Это не предвещает ничего хорошего. - Что случилось? - Миссис Эвердин… умерла прошлой ночью, - час от часу не легче. Почему все происходит именно со мной? Почему я постоянно теряю близких мне людей? Почему я должна была стольких потерять? Боль вернулась, не сильным и мощным толчком, что было бы предпочтительнее, а постепенно, затягивая меня в пучину горя. Пусть мы с мамой были не настолько близки как хотелось или как должны быть близки мать и дочь, но я не могла не почувствовать боль от этой потери. Потеря близкого человека всегда больно. И чтобы не происходило с нами, она – моя мама, точнее была ею. Сначала из своей семьи я потеряла папу, потом Прим, теперь маму… Я осталась одна. Теперь нет никого с кем бы я росла, нет никого из моей семьи, прежней семьи. Я понимаю, что моей семьей стал Пит, когда вернулся в Двенадцатый,… Хотя нет, раньше намного раньше… Еще на второй арене. где я запуталась и не смогла бы с уверенностью сказать, что чувствую к Питу, но это явно было не равнодушие и не дружба, а нечто большее. Но мои родные, родители и сестра, всегда были неотъемлемой частью меня. И сейчас я вот лишилась еще одной частички себя самой. Почему я должна всех терять? Почему? Папа, Рута, Цинна, Порция, Боггс, Финник, Мессала, Прим, Битти, а теперь еще мой ребенок и моя мама… Разве можно все это выдержать? Неужели сердце у меня резиновое? Оно же не растягивается. Слезы потекли тихим медленным ручьем из глаз. У меня уже нет сил ни реветь, ни бороться с хаосом в моей душе. Пит забрав Руту у меня из рук положил ее в кроватку. Оставшись без них я почувствовала себя еще более одинокой. Но Пит вернулся ко мне сразу же после того как положил Руту. Пит обнял меня и притянул, прижал меня к себе крепче. Я схватилась за него с такой силой, словно думая, что если отпущу, он испариться навсегда. Слезы полились рекой, глаза начали печь, а боль все нарастала и нарастала…. От нее невозможно не спрятаться ни скрылся. Так обнявшись, прижавшись друг к другу как можно теснее, мы легли на мою больничную кровать. Я продолжала реветь, пока слезы не иссякли, а Пит не говоря ничего, держал меня в объятьях, просто находясь рядом со мной. Пытаясь спасти меня от меня самой. Я не знаю сколько так прошло времени, но когда первые солнечные лучи стали заглядывать в палату наконец уснула. Я просыпалась, ела то, что давали, разговаривала с Питом, нянчилась с Рутой, снова засыпала в объятьях Пита, снова просыпалась, снова ела, снова тихо плакала в подушку или в рубашку Пита, снова нянчилась с Рутой, снова горе сдавливало мне сердце и я переставала дышать, снова Пит успокаивал меня прижав к себе крепко-крепко то молча, то шепча мне нежные слова. Итак изо дня в день, изо дня в день... Я никого не впускала. Я никого не хотела видеть. Мне нужны были только два человека и они были со мной. Следующие две недели мы так и жили словно замурованные в моей палате. Пит уходил мылся и переодевался пока я спала, в остальное время неотступно находился у меня в палате. Пит словно поселился у меня в палате. Я прекрасно понимала, что это несправедливо по отношению к нему и я не должна его не отпускать, что это слишком эгоистично, но я не смогла бы без него, без его поддержки, без его любви, я б сломалась окончательно. Я не позволяла больше никому, кроме Пита и Руты, находится в палате. Я не готова к сочувствующим и печальным взглядам друзей и близких людей. Я не готова к тому, что они не будут знать, что сказать. К тому, что будут неловко улыбаться, подбирая слова, прежде чем что-то сказать, и эти слова будут вызывать в них еще больше неловкости, чем сам процесс их подбора. Я не хочу слушать слова соболезнования и утешения, мне и без них слишком плохо. Я не хочу видеть врачей в белых халатах. Не хочу видеть их печальные лица. Не хочу видеть сами белые халаты, напоминающие мне о маме, о том что ее больше нет и никогда больше со мной не будет. Не хочу их заботы, мой ребенок мертв, а остальное для меня сейчас не имеет значение. Мне б только как-то выбраться из этой трясины, из вечного хаоса затягивающего меня внутрь себя. Мне б только научиться жить с болью от потери моего ребенка. Мне бы только научиться жить… - Я не хотел на тебя давить, но Китнисс, милая, за тебя все волнуются. Все очень хотят тебя увидеть. Позволь им хотя бы глазком посмотреть на тебя и убедится, что с тобой все в порядке. - Пит, я не готова. Возможно я никогда не буду готова. - Я понимаю. Мне сейчас тоже плохо, но, пожалуйста, сделай это ради них. Китнисс, Хеймитч тут уже 2 недели, как и все, у него дома осталась Эффи. Наша Эффи, которая уже никогда больше не сможет ходить и она с этим еще не смирилась, и сын, за которым нужно смотреть. Китнисс, у него своя трагедия в семье, а он тут, потому, что он любит тебя и ему важно знать как ты и что с тобой. Китнисс, вспомни, все через что прошли мы, он прошел с нами. Мы - его семья. Не мучь его. А Энни? Китнисс, Энни – твоя лучшая подруга, да она места себе не находит от беспокойства. Как же Джоанна? Да, она может быть резкой и грубоватой, но кроме нас у нее никого нет. Она первая, кто меня поддержала, когда я настоял на том, что нужно лететь именно в ту усадьбу, где тебя держали. А малыш Филли? Китнисс, они хотят помочь тебе. Они все еще тут потому, что любят тебя и сходят сума от беспокойства. Просто позволь им прийти к тебе. Китнисс, никто тебе не хочет зла. За тебя все очень волнуются, - Пит, действительно, на меня не давил. Он не упрекал меня ни в чем и ничего не просил. Если честно, это первый разговор на эту тему. И он как всегда прав, но я не могу. - Пит, я не могу. Я не могу посмотреть им в глаза и сказать, что все хорошо. Потому, что ничего не хорошо, - и снова эти предательские слезы. Все последнее время я только то и делаю, что реву. Когда уже эти слезы закончатся? Их поток не иссякаем. - Китнисс, никто и не просит говорить, что все хорошо. Все и так понимают, что тебе сейчас очень плохо. - Пит, я не могу, не могу… - Китнисс, ты все сможешь, - Пит наклонился и прикоснулся к моим губам. Совсем невинно и трепетно, словно он и не целовал меня вовсе, словно свежий воздух, способный убить всю боль в моей душе. Затем Пит просто прижал меня к себе и погладил по волосам. Я уже хотела сдаться и сказать Питу, что пусть приводит всех. Он прав. С моей стороны жестоко так поступать со всеми. Но тут из-за двери послышался голос. - Миссис Мелларк, Китнисс, я могу с вами поговорить? - я не знаю почему мне позволили решать самой кто может войти, а кто нет, но это оказалось очень удобным. Даже врачи не могут зайти без моего разрешения. Странно, ведь это главная больница страницы. Голос показался мне довольно знакомым, но я никак не могу вспомнить кто это. - Миссис Мелларк, это - я, мистер Ларсон, - понятно теперь почему голос мне показался таким знакомым. Мистер Ларсон – пожалуй единственный врач, которого я готова сейчас увидеть, насколько я вообще могу быть готовой к чему-то. - Миссис Мелларк, мне нужно с вами поговорить. Пожалуйста откройте дверь. У меня для вас есть хорошая новость, - я не ответила. - Китнисс, не заставляйте меня сообщать эти новости смотря на эту красивую дверь, - я несколько минут посидела, потом сделав большой вздох, кивнула Питу, прося его открыть дверь. Если мне и стоит вернуться к миру, то пожалуй стоит начать с врачей, только с мистера Ларсона. - Миссис Мелларк, как я рад, что вы решили открыть дверь. Очень неудобно было стоять там, за дверью и говорить к ней, - мистер Ларсон улыбнулся мне по доброму и приветливо, у него всегда была добрая улыбка и глаза. Мне понравилась то, что он не стал со мной носится. Терпеть не могу жалось во всех ее проявлениях. Не хочу чтобы меня жалели. - Я не хотела никого видеть. - Я вас понимаю. Знаете, когда моя дочь потеряла ребенка, ей не хотелось жить. Чего мы только не делали, чего только не делали, чтобы вернуть ее к жизни, но ничего не помогало. Только время смогло ей помочь. Время – лучший врач. Спустя время к нам вернулась наша малышка. Нужно было только пережить все это. - Что сейчас с вашей дочкой? – спросила я устроившись на подушках, Пит взял мою руку в свои ладони, что придало мне сил. - Она счастлива в браке и растит сынишку. Она не забыла о своем первом ребенка, она просто научилась жить дальше. И вы научитесь. - Что вы хотели мне сообщить? - Китнисс, после получения результатов анализов, взятых у вас в тот же день, когда вас сюда доставили, можно с уверенностью сказать, что вы со временем снова сможете стать мамой. Вероятность того, что вы снова можете забеременеть достаточно высока. Несмотря на то, что урон вашей репродуктивной системе все же был нанесен и он достаточно серьезный, но его можно устранить. Китнисс, у вас с Питом еще будут дети, - я посмотрела на мистера Ларсона немного неуверенно, будто сомневаясь что такое вообще возможно. Я особо не задумывалась над этим вопросом но почему то была уверена, что их больше не будет. Я даже не знаю почему. Может все из-за той боли что вызвали те два укола Сноу? Возможно. Но я не думала, что смогу еще когда-то забеременеть вновь. - Да, вы сможете вновь забеременеть. Через время. Сейчас вам нужно пройти небольшой курс лечения здесь, в Капитолии, - я посмотрела на Пита, ему в глаза. Он улыбался, его глаза светились радостью. Он рад, что у нас еще будут дети. А я? А я что? Я безусловно рада, очень рада. Э то словно как камень с плеч. Я не понимала как он давил на меня все это время. Не понимала, пока он не свалился. Но в данный момент радость и счастье от этой новости пересиливает страх. Страх того, что следующего ребенка постигнет та же участь , что и этого. Что если я снова потеряю ребенка? Смогу ли я и тогда выкарабкаться? Вернусь ли я к жизни или тьма навсегда поглотит меня? - Китнисс, ты слышала, что сказал мистер Ларсон? У нас еще будут дети. У Руты еще будут братья или сестры. Она не будет единственным ребенком в семье. Китнисс, мы больше никого не потеряем. Мы больше этого не допустим. Больше никто не посмеет причинить вред нашей семье, я не позволю, - и как можно не поверить ему, когда его глаза горят любовью, надеждой и верой в счастливое будущие. Как не поверить ему, когда он сам как ребенок в это верит всем сердцем? Мне захотелось ему верить. Верить в то, что все, действительно, будет хорошо. Что у нас все еще будет все отличное? И что самое странное, я начинаю чувствовать, что я в это верю, верю Питу, верю в Пита. Верю в то, что у нас все еще будет. - Я слышала. Мистер Ларсон, спасибо за чудесные новости. Вы дали мне надежду. Спасибо, - я улыбнулась мистеру Ларсону, робко, нерешительно, но все же это была улыбка. Это первая улыбка за последнее время которую я подарила не только Питу. Мистер Ларсон и так первый человек с которым я разговариваю за последнее время. - До свидания, миссис Мелларк. Я был очень рад увидеть вас. И рад, что вы решили бороться с обстоятельствами. Вот, что я вам еще скажу: вы потеряли ребенка и это невероятно тяжело, но у вас есть дочь. Она еще такая маленькая и беззащитная. Ей нужна мама. Растите ее, воспитывайте ее. Уделяйте ей внимания, которое она заслуживает, которое ей необходимо. Я не советую забыть потерянного ребенка, я советую уделить все свое внимание уже имеющемуся у вас ребенку. Пройдет время и у вас будут еще другие дети. Время лечит, и вам, со временем, станет легче. До свидания, - мистер Ларсон улыбнулся и попрощавшись с Питом вышел с палаты. Не прошло и пяти минут, как в дверном проеме показался силуэт Хеймитч. - Солнышко, можно? – Хеймитч небритый и немного потрепанный, грустный и немного нерешительный. Мне стало жаль. Не только себя или Пита, а еще кого-то за пределами этой палаты. Хеймитч, сколько же я тебе нервов то вымотала? Сколько седых волосинок прибавила? И даже сейчас измученный переживаниями и неизвестностью он не признает насколько крепко к нам привязался. - Проходи, - Хеймитч прошел и взяв стул подставил его к моей кровати и сел на него. Я оставалась спокойной и постаралась улыбнуться, но когда он наклонился чтобы обнять меня я не выдержала , слезы рекой вновь полились с глаз. - Ну-ну, малышка, это всего лишь я. Старый ворчун. Все будет хорошо, - приговаривал Хеймитч поглаживая меня по спине я тем временем ревела у него на плече. - Ничего не будет нормально. Уже ничего не вернет моего ребенка, - Хеймитч терпеливо выслушивал мои всхлипы. Почему я вновь раскисла? Почему эти слезы словно неиссякаемый поток? - Китнисс, не терзай себя. Ты не могла ни на что повлиять. Это жестокая случайность, ужасное стечение обстоятельств. - Хеймитч, это не случайно, это Сноу. Она все это сделала. - Китнисс, успокойся. Сноу теперь никогда никому больше не навредит. Она арестована и ведется судовое расследование с целью определить степень ее преступлений. Самое меньшее к чему ее могут приговорить так это к пожизненному заключению. Самое вероятное - к смертной кази. - Надеюсь, так и будет. Пусть она ответит за все, что сделала. Пусть заплатит за все свои преступления. - Она заплатит. Китнисс, за ее делом лично наблюдает Пэйлор. Она не спустит глаз с Сноу, - услышав еще раз эту фамилию, я случайно вспомнила о Джоне. Что случилось с ним после того как Сноу разобралась со мной? Что она сделала со своим младшим братом? Джон всего лишь хотел мне помочь. - Что с Джоном? С Джоном Сноу? Что с ним? - Он так же понесет наказание за соучастие. Учитывая тот факт, что он пытался спасти себя и сам же получил травмы, наказание будет самым легким. - Он пытался меня спасти. Он пытался мне помочь. - Я ж говорю, что он понесет самое легкое наказание. Он был причастен ко всему этому, значит вина его тоже во всем есть. - Китнисс, все будет хорошо. Он в порядке. И Сноу с ним ничего не сделала. Не успела. Мы пришли раньше, но не настолько чтобы защитить тебя. Прости меня, - Пит снова сейчас начнет винить себя во всем. Но в чем его вина? - Пит, ты не виноват. Ты не знал где я, и не знал о планах Сноу. - Мне нужно было лучше тебя искать и не надеяться на Плутарха, не жалеть себя, а искать тебя упорнее. - Пит, что случилось, то случилось. Ничего не вернешь. И если бы не ты, я была бы сейчас уже мертва, - я и не заметила, как стала защищать Пита от него самого. Это уже выработался рефлекс такой. Раз я стала спорить с Питом, значит ли это что мне становиться лучше? Значит ли это что я стала больше замечать то, что происходит вокруг меня? - Если бы не я, последствии всего этого не были бы такими плачевными. Но давай не будем больше об этом? Что было, то было, - я улыбнулась Питу немного скомкано, но все же улыбнулась. За две недели моего пребывания в больнице я еще полностью не восстановилась. Несмотря на то, что Пит давал мне все лекарства, прописанные докторами, мой организм еще не восстановился. Силы ко мне лишь потихоньку возвращаются. Я еще слаба, хотя и не так, как две недели назад. Я иду на поправку постепенно. Как сказали Питу доктора: мой организм был слишком измотан и измучен и на восстановление уйдет много времени. Сколько точно никто сказать не может. Я села поудобнее в кровать и только собиралась попросить Пита дать мне Руту, как в палату вошла Энни и сразу же кинулась меня обнимать. - Китнисс, как же я по тебе скучала. Как нам всем тебя не хватало. Больше не поступай так. Все теперь будет хорошо. Обязательно будет, - Энни обняло меня так крепко, как только могла. Ее волосы и одежда пахнут все тем же ароматом сирени, что и всегда. И я снова почувствовала подступающие слезы, пока я ее не увидела я и не представляла насколько же мне не хватало милой, доброй, преданной Энни. Моей старой доброй подруги. - Мне тоже тебя не хватало. Как вы? Как Финник? – Энни не успела мне ответить, стоило мне спросить, как ко мне на кровать залез сам Финник и обхватив меня за талию, прижался ко мне всем своим маленьким тельцем. - Тетя Китнисс, тетя Китнисс, я так рад, что с тобой все в порядке, что ты жива. Я тебя очень и очень люблю. Я за тебя так испугался. Я боялся, что больше тебя никогда не увижу, - такие винные искренние детские слова окончательно лишили меня самообладания, и слезы вновь полились из глаз, а руки задрожали. Дрожащими руками я прижала мальчонку к себе. - Я тебя тоже очень сильно люблю. Ты самый замечательный мальчик во всем Панеме, - я подняла глаза и посмотрела на Энни. Энни знает о моей потере, это видно по ее глазам. И видно то, что мою боль она переживает как свою. А я невольно, смотря на малыша Финника, вспоминаю о ее возлюбленном, о ее потере, о моем друге Финнике. В глазах Энни отражается боль, она тоже плачет, плачет за себя и за меня, плачет за обеих, как и я. Вот что значит родственные души. Вот что делает с людьми искренняя дружба, чужое горе воспринимаешь как свое собственное. Филли подошел с другой стороны и молча обнял меня, я притянула к себе Энни. Пит обнял нас с Энни. Безучастными не остались и Джоанна, подошедшая в самый последний миг, и Хеймитч, сторонившегося всяких проявлений привязанности. Есть большая разница между простым любопытством и тревогой за близкого человека. В первом случае, это эгоистический порыв, желание удовлетворить свое любопытство, быть в курсе всех событий, во втором – переживание за близкого человека как за самого себя, пропуская его волнение, переживания через себя, переживая его беду, его горе как свое собственное. Я ошиблась думая, что мои друзья, моя семья, станут для меня сейчас лишними, что я могу справиться сама. Каждому из них, привязавшись к ним, я отдала частичку своей души. И чтобы вернуться к жизни, мне они как никогда сейчас нужны. Моя встреча с близкими мне людьми стала своеобразным переломным моментом в моем выздоровлении. Начиная со следующего дня я под четким руководством мистера Ларсона и доктора Аурелия, единственных докторов, которым я могла довериться, я начала активный курс лечения и восстановления. Известие о том, что я смогу еще иметь детей меня воодушевила, придала мне сил для борьбы. Поддержка Хеймитча, Энни, Джоанны. Финника и Филли тоже оказалась неоценимой. Они помогли мне. Их поддержка вселяла в меня веру, что все будет хорошо и я действительно начала в это верить. Но несмотря на помощь докторов, на поддержку друзей, вернуть мне веру в жизнь, в любовь и желание жить и радоваться жизни смог только Пит, мой Пит и его безграничная любовь, его желание во чтобы то ни было спасти меня от меня самой, его поддержка. Он с самого начала был со мной. Жалел, утешал, переживал это горе вместе со мной, наравне со мной. Мы должны были пройти через это и мы прошли, прошли вместе, спасая друг друга, живя друг другом, дыша друг другом. Только спустя месяц я почувствовала себя полной сил, только спустя месяц я восстановилась. Душевное восстановление длилось гораздо больше, оно длиться и сейчас, сейчас когда мы с Питом и нашей малышкой Рутой вернулись домой. Невозможно забыть о нашей потере, невозможно забыть о ребенке которого я потеряла, сколько мы будем жить - столько и будем вспоминать о нем, столько и будет мое сердце и душа, как и сердце и душа Пита, наполняться невыразимой болью и печалью при вспоминании о нашем потерянном ребенке. Но несмотря на это все мы вместе научились жить дальше. Жить и радоваться каждому прожитому вместе дню. Несмотря на то, что мой организм был восстановлен уже через месяц, нам необходимо было еще остаться в Капитолии на два месяца для того чтобы закончить лечение мистера Ларсона. По его словам, которые он сказал, когда мы уезжали, я восстановилась полностью и смогу забеременеть, если захочу. Лечение прошло даже лучше чем он ожидал. Сейчас, стоя перед своим домом, я верю во все то, что говорили мне все эти дни: мы сможем жить дальше и мы будем счастливы, не смотря на потерю. Я уже счастлива. Мы приехали очень рано и весь дистрикт еще спит. Горизонт окрашен лучами рассвета, напоминающего, что даже за самой темной ночью всегда наступает рассвет. - Вот мы и дома. - Да, дома. Я скучал по нашим дням в нем. Теперь все будет хорошо. - Обязательно будет. Вот увидишь, - Пит наклонился и поцеловал меня, со всей нежностью и любовью переполняющих сейчас его сердце, я увидела это в его глазах, отражение моих собственных чувств. Поцелуй мог бы стать более глубоким, если бы не уснувшая у меня на руках малышка, наша Рута. - Но сначала нам нужно кое-что закончить. Например, съездить в Капитолий. Судебное следствие наконец закончилось и суд над Сноу и братьями Койн назначен на следующий понедельник. - А потом можно и забыть обо всем ужасе, - сказав это, я вошла в наш дом. И мое сердце наполнилось уютом и удовлетворенностью. Я дома.