Объятья для мрази

Бён появляется в моей комнате неожиданно. Я сижу у подножия кровати, бездумно держа в руках книгу, сжимая до побеления губы от желания спросить, куда делся Крис. Мужчина открывает окно, впуская холодный зимний воздух в комнату, и я зябко передёргиваю плечами, обращая на него внимание. Расслабленно остановившись у стены, он запускает руки в карманы брюк, и ухмыляется, будто знает какой-то постыдный секрет. Мне нечего ему сказать, всё это прозвучит, как какая-то глупость, а единственный вопрос, тревожащий меня, я не могу задать.       — Скажи, Чанёль, — наконец, звучит голос, — я говорил тебе о том, что ты глупый? Поджимаю губы, недоумевающе глядя в его глаза. Он пришёл оскорбить меня? Почему он всегда начинает издалека? Зачем тратит своё драгоценное время, отсрочивая озвучивание истинной причины его появления? А, он ведь любит мои эмоции. Ему нравится, когда я схожу с ума…       — Глупо было надеяться, что никто не заметит твоих намерений. Ты настолько слеп, что ничего не замечаешь вокруг.       — Я заметил массу ненужных людей в коридоре, — слабо усмехаюсь, отворачивая от него голову, — это как-то относится к причине Вашего появления?       — Несомненно, — отвечает тот, сдвигаясь с места. — Я здесь затем, чтобы напомнить тебе об одной маленькой вещи, которая лишает тебя любых прав. Хмурюсь, ощущая, как быстро начинает биться сердце. Неужели я был настолько раскрыт, что он смог расценить мои намерения? Это сумасшествие! Он же не может пробраться ко мне в голову и всё понять? Что меня выдало: мои попытки понять, как работают камеры; попытки присмотреться к охране; большое времяпровождение в зале; пропажа Криса?.. Что?! Значит, я не напрасно боялся, когда заметил толпу в коридоре? Он просёк всё с самого начала и теперь… Мужчина поднимает лицо за подбородок, вынуждая взглянуть на него.       — Вот видишь, ты уже понял, о чем идёт речь, — одобряюще проговаривает, усмехнувшись. — Даже не действия, Чанёль, а глаза выдали твою жажду сбежать. В этом здании ты передвигаешься лишь по трём путям: от своей комнаты до клиентской, общего зала и моего кабинета. Это здание не рассчитано на побеги, Чанёль. Твои жалкие попытки что-то придумать совершенно бессмысленны, поскольку многочисленные обходы территории, три смены у выезда и три сотни вооруженных охранников внутри здания, прогуливающихся по коридорам, никак бы не пропустили твою персону. Чёртово бессилие душит меня не меньше усилившейся хватки на подбородке. Бён склоняется ниже, впиваясь мутными глазами в мои слезящиеся. Как же мне больно… Если бы он только знал, с какой силой я схожу с ума от собственного бездействия и жалости, преследующей каждый мой вдох.       — Ещё ни одна сука не смогла сбежать отсюда, — шепчет мужчина, — не думай, что попыток не было. Схваченные мальчики и девочки очень сильно пожалели, что осмелились на такое. Можешь представить, что с ними сделали, чтобы им больше не захотелось сбегать? — качаю головой, практически не видя Бёна из-за влаги в глазах. — Так что же случилось, Чанёль, что ты неожиданно захотел избавиться от пребывания здесь? Разве тебе плохо живётся? Я даже пошел на уступки за хорошее поведение, а ты всё медленными шагами ломаешь… нехорошо получается, не находишь? Всхлипываю, закрывая лицо руками, стоит ему отпустить меня.       — Ну? — требовательно произносит, повышая голос. — Я не предмет декора. Научись отвечать за свои поступки.       — Но я ещё ничего не сделал! — возражаю, подняв на него взгляд.       — Ты подумал, — цедит Бён, резко склонившись ко мне, — я заочно причисляю это к проступку. Качаю головой, вытирая слёзы. Да что ему до меня? Не умеет чувствовать боль, страдать, мучиться от отчаяния и безысходности. Разве он сможет понять меня? Я не хочу с ним разговаривать, потому что это бессмысленно. Какого чёрта он здесь забыл? Вот, унизил, показал, что обо всём давно знает, так почему ему так важно услышать причину?..       — Бесполезно с Вами разговаривать, — шепчу, шмыгнув носом. — Вы уже дали понять, что моя свобода в Ваших руках.       — Думаешь, я настолько далёкий, что не понял, из-за чего всё это происходит? — вздёргивает бровь мужчина, выплёвывая слова. — Это ведь фаворит тебе голову вскружил, надавил на живое, наговорил дерьма, которое ты впитал, как губка! Тебя задело его признание, правда ведь? Задело, что он получил того ублюдка и смог ужиться, а у тебя не получается. Как ни старайся — всё одно, всё по кругу от ожидания вызова до беспокойного сна, наполненного кошмарами.       — Заткнитесь! — кричу, отталкивая его. — Вы не понимаете! Этот ужас никогда не закончится! Всё одинаковое! Ожидание, ожидание, ожидание! — зачем повышаю голос? — неожиданно думаю. — Продолжаю верить во что-то и стараться, стараться!.. Непонятно только, для кого. Что я получил от этого всего? Одежду, книги, нормальных клиентов, которые не насилуют на сухую, а пытаются быть нежными?.. Неблагодарный, да? — спрашиваю, взглянув на Бёна. — Никак не могу заглушить в себе эти блядские надежды на что-нибудь. Ну хоть на что-то! Затихаю, рассматривая его туфли. На периферии сознания витает мысль о том, что после его ухода я сильно пожалею об этом, но эти слова… мне больше некому их сказать. Я буду благодарен, если после встречи меня не накажут, не запрут в подвале, не будут издеваться… О чём я думаю? Настолько привык к наказаниям, что теперь…       — Скажите, — прошу, застыв, — как забыть о себе? Я сам себе мешаю. Всё время жалею себя, не даю покоя… Если бы можно было отключить мысли и чувства, то я бы хотел их лишиться навсегда. Они мешают мне работать. Тогда, когда я порезал руки, — опускаю на них взгляд, умолкая. Уже ведь зажили и не беспокоят почти… Гляжу на Бёна, — я Вас обманул: ни черта у меня не получается быть равнодушным. И… если из этой клетки нет выхода, то я согласен на смерть, — признаюсь, — только боюсь, что Вы опять вернёте меня обратно.       — Ты не хочешь умирать, Чанёль. Спокойный голос кажется немного грубым от долгого молчания. Но он говорит правду… Я действительно не хочу умирать. Боюсь ощущения онемения тела и стука собственного сердца, отчаянно качающего кровь. Это страшное действие перехода в конвульсивное состояние не передать. Только самые отважные умудряются добраться до конца, до самой темноты, не начав жалеть о совершённом с самого начала.       — Это он трус, — проговаривает мужчина, — отчаялся, что потерял своего защитника, которого добивался столько времени, терпел насилие и прочие унижения. Это не первая наша с ним встреча. Я знал каждую клеточку его тела, а он боялся меня, как огня, стоило мне войти в комнату. Это он слабый, Чанёль, потому что не смог подохнуть по-тихому, выбрав более мучительный способ.       — Зато он дожил до этого момента. Сколько лет он провел с ним? Способ смерти не несёт особого смысла. Суть в том, сколько лет он пробыл там, терпел всё это и… тогда в кабинете он сказал фразу «в последнее время», — смотрю в холодные глаза Бёна и ничего не понимаю, — наверное, не так уж и долго он любил его.       — Очень недолго, — усмехается мужчина, запустив руки в карманы брюк. Наш разговор… Мне всё время кажется, что я что-то упускаю. Что-то, о чем я постоянно думал, не оцифровывается в моей голове. Смотрю на мужчину, застывшего передо мной, и не осознаю, что мешает сделать вывод.       — Не сравнивай себя с ним, — заговаривает Бён. — Вы разные, потому что он не пытался взять больше, чем мог, зациклившись на собственной ничтожности.       — А я? — шепчу.       — А ты пытаешься откусить часть того, что тебе не принадлежит, — хмыкает мужчина. — Чувства… они для того и созданы. Когда отбираешь одно — появляется другое: я отнял у тебя стыд, взамен которого ты получил отчаяние и бессилие. Пойми, Чанёль: когда замахиваешься на нечто большее, чем ты есть, оно сгибает тебя пополам, и больше нельзя ничего сделать.       — Я уже в такой ситуации.       — Ещё нет, — уверяет Бён, протянув пальцы к моим губам. — Ты ещё ничего не понимаешь. Может, оно и к лучшему, что ты зациклился на собственной неподвижности и невозможности что-то исправить. Я уверяю тебя: ты не уйдёшь, не лишишься всего этого. Значит, ничего не изменится, всё будет идти по кругу, и в конце концов я сойду с ума и наберусь смелости совершить непоправимое. Вглядываюсь в чужие глаза, обращённые к моим губам, и никак не могу понять, что не так. Давно пора было уже привыкнуть, забыть о себе, ведь я столько лет подвергался этим «пыткам»…       — Я бесполезный, — закрываю глаза, — я ничего не умею, кроме как раздвигать ноги.       — Нет, — шепчет мужчина на ухо. От неожиданности вздрагиваю, — ты умеешь чувствовать — это подкупает.       — Чт?.. У него сухие губы и сильные руки. Столько власти и силы, обездвиживающей, лишающей воли. Я целую его в ответ, боясь, что любое движение может расцениваться, как неправильное, но былая настойчивость испарилась. Сейчас её нет. Так могу ли я сказать ему «нет»?.. Книга стукается о пол, когда опрокинутое на кровать тело переполняется чувствами. Тяжело дышу, пытаясь очнуться от разорванного поцелуя. Облизываю распухшие губы, выгибаясь от его губ на шее. Больше никто не знает, как свести с ума. Как мужчине удаётся уничтожить меня и словами, и прикосновениями — неизвестно. Ощущаю, как холодные пальцы пробираются под футболку и легонько проводят по левому боку.       — Господи, — выдыхаю. Ставит засос на кадыке, опускается к ключицам, проводя пальцами по волосам. Я цепляюсь за его руку, упирающуюся в кровать рядом с головой, и окунаюсь в поцелуй снова. Откуда в нём столько неторопливости? Привыкший к его резким и требовательным действиям, я не знаю, куда себя деть. И эти губы, целующие, целующие, целующие, выбивают приглушенные стоны. Его пиджак соткан из метала, железные плечи ломают мои пальцы. За них невозможно уцепиться, или у меня не хватает сил сообразить, как это сделать. Я приподнимаюсь, позволяя ему стянуть с ягодиц штаны с бельём, и бёдра прошибает разрядом. Как я ненавижу его за то, что он знает, куда надавить… Это тихое «Ты хочешь» звучит утверждающе, но воспалённый мозг вынуждает ответить «Да». Будто бы я сам себе позволяю это делать: раскрываться для него, разрешать касаться и желать. Взбирается на кровать, упёршись коленями в постель. Затуманенными глазами смотрит на меня, стягивая с себя пиджак. Натянутые пуговицы на светлой рубашке, я клянусь, не выдержат. Сажусь, протягивая к ним руки, помогая раскрыть вид на крепкий пресс, затем и ремень брюк. Он касается губ пальцами, просовывая внутрь, и я приказываю себе отключить голову, поддаваясь собственному желанию. Я всего лишь хочу — это ведь не преступление?..       — Не думай, — шепчет он, окончательно стягивая с меня бельё. — Просто отдайся мне… Следуя направлению чужих рук раздвигаю ноги, ощущая пальцы у прохода. Как же я ненавижу это. Растягивать себя по несколько раз в месяц, чтобы не было больно. Воспоминания о происходящем следом выталкивают в реальность. Хватаюсь за плечо, будто пытаясь оттолкнуть руку, но пальцы касаются простаты, а вместе с ними и чёртовы губы засасывают кожу на шее.       — Не думай, — вновь проговаривает Бён. — Хватит решать: правильно ты поступаешь или нет. Не могу вспомнить, о чем думал до этого. Подаюсь бёдрами вперед, шепотом прося растянуть ещё. Я научился понимать, когда достаточно себя растянул, чтобы не было боли. Мужчина подчиняется и добавляет палец, резко просовывая внутрь. Я захлёбываюсь стоном, выгибаясь. Вижу, как он оскаливается, предвкушая проникновение, и наконец шепчу «Пожалуйста» Он входит медленно, растягивая стенки прохода. Шумно выдыхаю вместе с ним, ощутив, как встретились наши бёдра. Слезящимися глазами улавливаю его вечно ускользающий взгляд и тянусь к губам, раскрывающимся навстречу. Он двигается точно так же, как и его брат. Я чувствую, как он внимателен ко мне, впервые двигаясь размеренно, но не менее резко. Привыкший к такому темпу, я подстраиваюсь и больше не чувствую дискомфорта. Мои руки словно не мои: цепляются за его плечи, пока он ускоряется, вдавливая меня в кровать. Просит скрестить ноги на спине, и я со вскриком зажмуриваюсь. Мужчина резче двигает бёдрами, целуя меня в висок. Я ощущаю его руку на пояснице, запутавшуюся в футболке, чувствую пальцы в своих волосах и умираю. Он выбрасывает меня на берег, заставляя задыхаться от наслаждения, шепчет что-то на ухо, пока я теряюсь в собственных стонах. Бесконечно царапаю его спину… Словно единое целое: я практически слипся с ним — настолько мы близко друг к другу. Его тяжелое дыхание у уха и еле слышимые слова проходят мимо. Чувствую, как он подстраивается коленями ещё ближе ко мне. Рука на пояснице становится каменной, притягивая к себе, и вторая пропадает из волос, помогая ему сесть на кровати, насаживая меня на член. Я кричу, кончая, ощущая, как сперма заполняет меня изнутри. Выдыхаю, рассеянно глядя на мужчину, потерявшего дыхание вместе со мной. Ноги будто свело судорогой, и я не могу их распустить, позволяя себе ещё пару секунд перевести дух. Утыкаюсь лбом в чужое плечо, чувствуя еле уловимое прикосновение губ к шее. Мужчина аккуратно укладывает меня на кровать, снова нависая, упёршись предплечьями в постель. Прикрываю глаза, тяжело выдохнув, и он неожиданно усмехается. Пугаясь, дёргаюсь, ожидая издевательств.       — Тсс, — шепчет, убирая пальцами влажную чёлку. — Молодец. Немного расслабляюсь, всё ещё чувствуя себя уязвимым. С Бёном нельзя быть таким расслабленным и спокойным, я должен вернуть себе контроль над ситуацией, но он подавляет его даже не произнеся ни слова. Наконец, выходит из меня и поднимается с кровати, напоследок проведя ладонью по коленке. Медленно сажусь на постели, неловко поправляя футболку. Мужчина поднимает с колен брюки, так и не снятые до конца, и застёгивает ремень. Он запутывается, но понимает это слишком поздно. Я впервые вижу его в рубашке навыпуск. Даже не пытается надеть пиджак, смяв его в руке, и поднимает на меня взгляд.       — В эту пятницу приедут важные люди, — словно рушит потолок на голову, — я скажу Крису, он займётся этим в ближайшее время. Тебя в списках нет… Отдыхай. Ошарашено смотрю на него, наслаждающегося моим видом, и никак не могу понять, что происходит в его голове. Он поворачивается к двери, намереваясь двинуться к выходу из комнаты, но подходит ко мне вновь, поправляя спустившуюся с плеча футболку. Сдвигается с места, обдав холодным воздухом, и замирает у двери с моим удивлённым:       — До свидания. Бён усмехается, обернувшись на меня, и-таки выходит из комнаты, с лёгким щелчком закрыв дверь. Ошарашено притягиваю к лицу ладони, пытаясь понять, что только что произошло. Сумасшедший. Я никогда не смогу его понять. Этот человек… что он творит со мной!