Небеса рассудили иначе

      Если бы хоть раз меня спросили: «Чего ты хочешь, Кёнсу?», я бы испугался и не знал, что ответить на этот вопрос. С самого начала я привык, что за меня все решали другие, и мои мысли ограничивались лишь обыденными проблемами.       Я плохо помню своего отца. Мать развелась с ним по причине постоянных запоев, когда мне было всего три года. С тех пор я довольствовался лишь старыми фотографиями в альбоме, которых было совсем немного. Я смотрел на выцветшую картинку и искренне не понимал, как такой добрый и симпатичный альфа мог стать алкоголиком и выбрать вместо тихой и семейной жизни бутылку дешевого спиртного и бессмысленное скитание. Такой человек, как он, был достоин лишь осуждения и постоянных маминых причитаний о загубленной жизни, и я, будучи наивным ребенком, слепо верил ей.       Я никогда не задумывался о том, почему мое детство прошло дома. Детский сад был для нас дорогим удовольствием, а гулять с соседскими ребятами меня не отпускали. Я постоянно был с мамой, которая только и делала, что сетовала на свою судьбу и обвиняла отца в смертных грехах. Ее постоянно уставший и сердитый голос действовал на меня с поразительным эффектом, поэтому вместе с ней перестал улыбаться и я. Поводов для радости не было, а ко всему прочему добавлялись постоянные проблемы с братом.       Он был альфой и старше меня на одиннадцать лет. У нас никогда не было соответствующих отношений, потому что такая разница в возрасте создавала пропасть. Мы просто здоровались и ужинали вместе, после чего снова начинались скандалы, от которых я прятался на кухне под столом. Мёнсу хотелось обычной жизни подростка с гулянками, друзьями и весельем, но у нашей мамы было слишком много страхов. Она боялась, что брат станет таким, как отец, поэтому контролировала каждый его шаг. Иногда, чтобы не расстраивать ее, он оставался дома, но чаще всего под крики и угрозы убегал отсюда. Я завидовал ему, потому что все, что я видел за свою короткую жизнь — это дорога от дома до школы и магазина, где мама работала продавцом. У меня не было друзей, потому что они могли оказать на меня дурное влияние. Все, что мне разрешалось — играть на старом пианино и учиться, чтобы «в будущем не пришлось работать руками». Конечно, я уставал от этого и мечтал, что, когда стану взрослым, смогу, наконец, делать все, что захочу. Я грезил о том, чтобы уехать в другую страну, где не будет ни одного знакомого мне человека, где никто не будет держать меня и погружать в атмосферу извечных страданий и недовольства. Я так хотел вздохнуть полной грудью и попробовать жизнь на вкус со всеми ее авантюрами. Наверное, глядя на меня, не скажешь о том, что я могу быть способным на безумства. Да я и сам не знал своих возможностей, будучи запертым в клетке чужих страхов.       Настоящий ад ждал меня к восемнадцати годам, когда я начал превращаться в омегу. С каждым днем я смотрел в зеркало и видел, как распускаюсь, словно весенний цветок под лучами апрельского солнца. С лица ушла детская пухлость, а в теле появилась невесть откуда взявшаяся грация. Каждая клеточка моего организма источала превосходный аромат орхидеи: тонкий и чувственный. Я чувствовал, что внутри меня что-то меняется. Наверное, это далеко спрятанное желание жить вырывалось наружу. Подростковый возраст я провел с мамиными романами, в которых все омеги находили истинного альфу, по описаниям походившего на героя. Теперь я понимал их и мечтал о своем, пока еще неизвестном мне суженом, который непременно будет любить меня и оберегать. Именно это и стало очередным страхом моей матери.       Брат отправился служить в армию, после чего остался жить в другом городе. Мы толком не знали, чем он занимается, но вроде работал в строительной компании. Мама не верила ему и боялась, что он связался с мафией, поэтому каждый раз пугалась, когда он отправлял нам деньги. Она умудрялась достать его и по телефону, истерично причитая в трубку о том, что он неблагодарный сын. Теперь я принимал все удары на себя: она провожала меня в колледж и обратно, пресекая любое общение с альфами. Она до трясучки боялась, что я могу рано выйти замуж или принести ей в подоле ребенка. Никакие доводы на нее не действовали и, чтобы не жить в постоянном конфликте, я снова смирился со своей судьбой.       С одной стороны, мне казалось, что я понимаю маму, но с другой во мне зарождалось отвращение. Тяжелая зависимость, страх, боль — все это было уделом бедных людей. Мы жили не в самом благоприятном районе, и я знаю сотни историй человеческих судеб, которые ломались из-за безденежья и неспособности вынести проблемы. Самоубийство, алкоголизм, наркомания — это было повсюду, но я никогда не встречал этого лично. Конечно, сидя в четырех стенах, я вообще не имел представления о жизни. Для меня это было не больше, чем повод для разговора. Понимая это, я походил на домашний цветок, которому суждено было увядать здесь вечно.       Но этому не суждено было случиться. Мама стала болеть, и после обследования в больнице выявилась проблема с сердцем. Не прошло и двух месяцев, как ее накрыл приступ, от которого она не смогла оправиться. Ее смерть явилась для меня первым большим потрясением, которое я должен был пережить. Тогда мне было всего двадцать, и я еще не понимал, что означает утрата близкого мне человека. От твоего сердца как будто оторвали часть, а из жизни смысл. Печаль и тоска поселились внутри, но, на удивление, прошли они быстро. Не то, чтобы я не любил свою мать. Просто ее жизнь — это тяжелые страдания, а смерть была избавлением. И моим освобождением.       Мы с братом сидели на кухне, когда он внезапно спросил меня: — Ты собираешься поступать в университет?       Я похлопал глазами и утвердительно кивнул. — На кого? — Экономист, — ответил я, и он нахмурился. — Разве тебе это интересно?       Я горько усмехнулся, и причину моего выбора он понял без слов. — Мамы уже нет, — сказал он и повертел в руках пустую рюмку. — Ты же вроде окончил музыкальную школу. Почему бы тебе не пойти в консерваторию? — Где в нашем городе ты видел консерваторию? — усмехнулся я и принялся убирать со стола. — Ты поедешь со мной, — строго произнес он и встал со своего стула. Я хотел было возразить, но под тяжелым взглядом, а может, и по привычке, тут же опустил глаза и не посмел сказать и слова против. Я не знал, являлось ли это тем, чего я действительно хотел. Да, я мечтал уехать отсюда, но не с братом. Внутри меня было странное предчувствие, что если я поеду с ним, моя жизнь мало чем изменится. Я снова стану затворником, только теперь уже его страхов или, возможно, амбиций. Но до совершеннолетия был еще один год, который я должен был прожить под его опекой, поэтому, снова опустив руки, я запер свои желания глубоко в сердце.       Мы переехали в Сеул. Это поистине великолепный и огромный город, в котором все говорило о высокой комфортности и дороговизне. Квартира брата была в Каннаме, и когда я впервые вошел в нее, то сразу вспомнил слова матери о мафии. Действительно, можно ли заработать на такие хоромы добросовестным путем? Здесь было три комнаты, большая кухня, отдельные ванная и туалет — для меня это было высшим показателем роскоши. Интерьер, словно из журнала, который я как-то листал со скуки на маминой работе. Первое время я боялся даже трогать мебель, потому что мне казалось, она стоит дороже моей жизни, но брат, кажется, не обращал на это никакого внимания.       Первое время мы притирались друг к другу. Несмотря на то, что мы близкие родственники, общего у нас было мало. За столом мы обменивались односложными фразами, после чего я отправлялся в свою комнату. Пару раз я пытался вытянуть из брата подробности его личной жизни, но он отвечал нехотя и с явным неудовольствием. Вроде он и, правда, работал в строительной компании, потому что, убираясь, я видел документы с маркировкой. Вбив название в поиск, я увидел высокое стеклянное здание холдинга и фотографию председателя — Ким Чонина. Тогда я мельком взглянул на нее, но отчего-то почувствовал характерную дрожь в руках. Оказалось, что не зря.       Впервые я услышал это имя от брата, когда он, довольно в хорошем расположении духа, вернулся с работы. — Ты даже не представляешь, что это за человек, — восторженно говорил мне Мёнсу, пока наливал в свой стакан дорогой виски. — Твой начальник? — уточнил я. — Да. Ким Чонин… — с придыханием произнес брат и остановился. — Эх, Кёнсу, если бы не он, я бы до сих пор работал простым рабочим на стройке. Я ему обязан всем, что у меня есть. Даже своей жизнью. — И что же в нем такого особенного? — засмеялся я и отправил в рот виноград, что лежал на столе. — Все, — односложно ответил альфа. — Он может все, Кёнсу. Ему принадлежит весь этот мир, а мы можем лишь довольствоваться благами с разрешения хозяина. Если все получится, я смогу войти в совет директоров. Понимаешь, брат? Я смогу управлять нашей большой компанией и исполнять волю председателя. Я никогда не думал, что могу быть особенным, но благодаря его милосердию, я смогу забраться на самый верх. Все благодаря ему.       Я внимательно слушал слова брата и удивлялся. Неужели этот Ким Чонин, в самом деле, обладает такой безграничной властью? У моего брата даже не было соответствующего образования, но он может войти в совет директоров только по его воле. Каждый раз, когда брат произносил его имя, я чувствовал, как у меня начинало противно сосать под ложечкой, а по спине пробегал холодок. Даже имя его было жестким, властным, подавляющим. Такие рассказы стали более частыми, и скоро мне стало казаться, что я знаю этого Чонина лично, хоть мне и искренне не хотелось встречаться с ним. Я бы почувствовал себя маленьким муравьишкой перед подошвой его ботинка, которая в одно мгновение может раздавить меня.       Мои предчувствия меня не обманули.       Уже после моего дня рождения я сидел в комнате и печатал курсовую работу, как вдруг раздался звонок в дверь. Обычно брат сам набирал код и входил, а гостей у нас никогда и не было. Омег он приводил домой редко, да я и не видел их толком, ибо они сразу же направлялись в его спальню. Мне почему-то очень не хотелось идти к домофону, но, когда раздалась повторная трель, я пересилил себя.       Нажав на кнопку, я увидел на экране альфу. Он показался мне смутно знакомым, но вспомнить я его никак не мог. Он наверняка пришел к брату, но его не было дома. Не открывать было бы невежливо, но меня пугало то, что не сегодня-завтра должна была начаться течка. Хоть я и выпил таблетку, но было не по себе от одной мысли быть наедине с альфой.       Настойчивый третий звонок привел меня в чувство, и я подошел к двери. Когда я распахнул ее, нежданный гость уже собирался уходить, но остановился и с интересом посмотрел на меня. — До Мёнсу дома? — проговорил он бархатным, но уверенным голосом. — Его нет, — пискнул я из маленького проема. — Позвоните ему. — Его телефон отключен. Должно быть, разрядился. Не против, если я подожду его здесь?       Мысленно вздохнув, я открыл дверь и пропустил мужчину в дом. Мне в нос тут же ударил терпкий мускусный аромат, от которого перехватило дыханье. Запах был необычным, но мне совершенно не понравился. Он был как будто предупреждением об опасности, которая исходила от этого альфы. Пока я был занят замком, мужчина также принюхивался ко мне и довольно ухмылялся. — Мёнсу не говорил, что его брат — настолько прекрасная омега, — сказал он и окинул меня слишком заинтересованным взглядом. У меня не было никакого опыта, но даже я понимал, что означала его ухмылка. Сжавшись, я проскользнул вперед и указал ему на гостиную. — Можете подождать его здесь. Не хотите… — Кофе, — не дослушав, сказал альфа и прошел в комнату. Я отправился на кухню и принялся впервые в жизни варить этот горький напиток. Мы с братом не любили его, поэтому единственная купленная упаковка стояла почти полной. В итоге я забрызгал всю плиту и испачкал майку, но все же принес гостю его долгожданный напиток.       Он отпил немного и улыбнулся, а я мысленно молил брата о том, чтобы он поскорее пришел. — Как тебя зовут? — спросил мужчина и отставил чашку в сторону. Он жестом показал мне сесть рядом с ним, и мне пришлось послушаться. — До Кёнсу, — в вежливой форме ответил я и поклонился. — Милое имя для мальчика, пахнущего орхидеей, — усмехнулся он. — А как ваше имя? — Ким Чонин, — ответил он и улыбнулся, увидев мое удивленное лицо. — Брат рассказывал обо мне?       Я кивнул и посмотрел на стрелки часов, которые шли слишком медленно. Я не мог говорить из-за кома, что образовался у меня в горле. Чонин смотрел слишком пристально, взглядом изучая меня и мое тело. Его черные глаза прожигали насквозь, и я чувствовал, как меня бросало в жар. Он был непозволительно близко, и его запах одурманивал, заставляя лишь краснеть и отводить взгляд. Его это веселило и, не выдержав, он выдохнул: — Неужели такие цветочки еще остались в этом мире?       После этой фразы его рука скользнула по моей ноге и сжала коленку. Я испуганно дернулся и попытался встать, но он не позволил мне этого сделать, притянув к себе еще ближе. Он пугал меня, но я ничего не мог сделать, чувствуя, как сжимается все внутри. Робко посматривая на него, я поражался его хищнической красоте. Прищуренные кошачьи глаза, широкий нос и чувственные губы. Он был эталоном красоты альфы, но мне, отчего-то, не доставляло это удовольствия. Я чувствовал его дыханье на своих щеках и умолял брата прийти именно в этот момент, чтобы спастись от этого альфы, который поймал меня, словно добычу.       Почувствовав его горячие губы на своих, я дернулся, но не смог оттолкнуть его. — Не надо, — прошептал я. — Пожалуйста, перестаньте.       Но он лишь глубже поцеловал меня и буквально вдавил в кожаный диван. Я понимал, что нужно вырываться, что все может зайти слишком далеко, но в голове метался страх. Я боялся навредить брату с его работой, потому что этот альфа, определено, был мстителен. Да даже если бы я захотел, что бы это изменило? Я лишь хрупкий омега, который и пальцем не может пошевелить в крепких объятьях. Я чувствовал, как внутри живота разливается тепло, что начинает отдавать дрожью в ногах. Его запах душил меня, проникая в легкие и наполняя терпкостью. Он усилился и, несмотря на неприязнь, я вдыхал его все больше и больше, желая раствориться в нем. Чонин судорожно обнюхивал меня, водя носом по нежной шее, и я понимал, что начинается течка. В этот вечер было все против меня, и я снова позволил делать с собой все, что заблагорассудится.       Его руки были обжигающе горячими, но я не мог избежать прикосновений его ладоней на своей талии. Он целовал меня так увлеченно и искусно, что я просто таял и хватался за его пиджак, чтобы окончательно не рухнуть. Оторвавшись от меня, он ослабил галстук и томно выдохнул, после чего подхватил на руки и понес в спальню.       Он кинул меня на кровать, а сам принялся стаскивать с себя вещи, пока я пытался собрать в кучу остатки здравого смысла. Я провел столько течек в одиночестве, и теперь, когда альфа рядом, у меня сносило крышу. Я проклинал все на этом свете, понимая, что хочу большего. Не я, а мое тело. Я был заложником инстинктов, которые заставляли меня просто закрывать глаза и раздвигать ноги для того, чтобы альфа мог улечься между них.       Он томно провел языком по губам, после чего спустился им к шее. Он выписывал только ему понятные узоры, после чего прихватывал кожу и глубоко засасывал ее. Я чувствовал, как шея местами наливалась кровью, и морщился от осознания всего ужаса происходящего. Вместе с этим эти ласки распаляли желание, которое заставляло возбужденную плоть дергаться в домашних штанах. Они были мокрыми от смазки, которая активно выделялась, и мне было безумно стыдно за это. Особенно за свои стоны, которые начали вырываться, когда альфа раздевал меня. Я смотрел на него затуманенным взором и тянул руки для того, чтобы он снова поцеловал меня.       Оставшись без одежды, я почувствовал, как смущение одолевает меня с новой силой. Я не мог вынести того, что Чонин касается моего тела, которое не предназначено ему. Я должен был помешать этому, отстоять свою честь, не позволять ему так просто овладеть собой, но тогда не было никакого желания этого делать. Я чувствовал, как анус сладко сжимался от предвкушения его члена внутри себя. Он перевернул меня и заставил прогнуться в спине, после чего пальцами начал гладить сжимающуюся дырочку. Она уже увеличилась до того, чтобы принять его полностью, но он не спешил. Он размазывал смазку, которая и так текла уже по бедрам, после чего слизывал ее и рычал. Он вмиг стал грубым и необузданным, принимаясь покрывать мои ягодицы поцелуями. — Мой сладкий омега, - прохрипел он и принялся вылизывать меня там. Я стонал и извивался, чувствуя, как кружится голова от удовольствия. Каждое его прикосновение было яркой вспышкой, которая заставляла цветные пятна плясать в глазах. Его большая ладонь держала мою возбужденную плоть в руках и томными медленными движениями мучила, заставляя кричать и просить большего. Он и сам не мог долго сдерживаться, поэтому, выпрямившись, придвинул меня к себе. Сначала я почувствовал, как его ствол скользнул между моих ягодиц, после чего раздались громкие стоны альфы. Он направил головку в меня и толкнулся вперед, отчего мои ноги разъехались в сторону, и я едва не плюхнулся животом на кровать. Но его сильные руки, что сжимали мои бедра, не позволили мне сделать этого, и сразу же подхватили. Сначала плавные, пробные толчки, от которых я закусывал губу и тяжело дышал. Сейчас я понимал, почему омеги готовы отдаться первому встречному альфе в течку. Это было невероятным удовольствием чувствовать внутри нечто горячее и большое, которое ритмично двигается и приносит незабываемое наслаждение. Я не понимал, что делал, подстраиваясь под его такт и виляя бедрами ему навстречу. Он выпрямил меня и прижал к себе так, что спиной я чувствовал кубики пресса на его животе. Его ладони поглаживали меня, вскользь задевая набухшие соски, а губы ласкали раскрасневшееся ушко. Я протяжно застонал и повернул голову, чтобы он поцеловал меня, и мы вместе, став единым целым, принялись доводить друг друга до оргазма.       Чонин был первоклассным любовником, зная, как угодить омеге. Он был страстным, но одновременно с этим нежным и обходительным. Он наслаждался мной и моею слабостью, которая сейчас приносила ему удовольствие. Он вышел и, опрокинув на спину, пошире раздвинул ноги и улегся сверху на меня. Мы кончили одновременно, и я почувствовал, как внутри завязывается узел и происходит сцепка. Гортанно застонав, он захватил мои губы и принялся лениво их целовать, переводя дыханье.       Постепенно ко мне начали возвращаться мысли, что покинули меня еще в гостиной, и теперь я еле сдерживал слезы, чтобы не заплакать от обиды. Я ненавидел себя и Чонина, этот вечер и окружающий нас мир. Я чувствовал себя лишь грязной омегой, которая отдалась не самому подходящему альфе.       Чонин вышел из меня и, подхватив вещи, направился в душ. Он даже не посмотрел в мою сторону, отчего я почувствовал себя еще ничтожнее. Обернувшись простынею, я направился в свою комнату, чтобы надеть чистую одежду, но не успел дойти до нее. Выйдя в коридор, я услышал сигнал кода, и дверь распахнулась. Брат зашел в квартиру и удивленно посмотрел на меня. — Что ты… — недоуменно произнес он, но тут же замолчал, потому что из-за моей спины появился Чонин. Брат сначала ошарашено оглядел нас, но тут же помрачнел и отвернулся. Кажется, он все понял, но вместо того, чтобы накинуться на альфу, спросил: — Долго ждете, председатель? — Время за ожиданием пролетело незаметно, — хохотнул мужчина и посмотрел на меня. — Мы с твоим братом поладили.       Я заглянул брату в глаза и увидел в них… разочарование. Он даже и не думал о том, что это могло быть не по желанию. Он лишь брезгливо окинул меня взглядом и продолжил стелиться перед своим начальником. — Что-то случилось, раз вы приехали сами? — Брат, — произнес я, но он грубо меня одернул: — Иди в комнату.       Я вздохнул и, подтянув простынь, скрылся за дверью. — Председатель, простите, — вдруг сказал брат виноватым голосом. — Я… Он… — Я заберу твоего брата, — серьезно сказал Чонин и принялся застегивать свою рубашку. — То есть как? — растерянно произнес Мёнсу. — Вы не можете… — Почему же? — удивленно спросил Ким. — Он не вещь, чтобы забирать его, — возмущенно ответил брат. Правильно, хён. Покажи ему свое место. Прогони его из нашего дома. — Не переживай, я женюсь на нем. Ему же исполнилось двадцать один? — Да, но не в этом дело. Кёнсу… — Кёнсу поедет со мной и точка, — безапелляционно сказал Чонин и прошел к двери. — Мы уже с ним… все обсудили.       Брат замялся, после чего зашел в мою комнату. Я стоял посреди нее и трясся от страха. — Что это значит? — спросил я. — Собирайся, — бросил Мёнсу. — Куда? — испуганно произнес я. — Хён, не отдавай меня ему! — Раньше надо было думать, — процедил он и подошел ко мне. — Если уж раздвинул свои ноги, то, будь добр, ответить за это. — Что? — выдохнул я. — Да он… — Заткнись! — зло шикнул на меня брат и замахнулся. — Я столько работал не для того, чтобы лишиться всего в одночасье из-за твоей течной задницы. — Но… — Быстро оделся и вышел в коридор. Не заставляй председателя ждать.       Когда дверь захлопнулась, я рухнул на пол и обессилено простонал. Единственный близкий мне человек даже не собирался защищать меня, и теперь с радостью отдавал меня в руки зверю. Кто такой Ким Чонин? И почему я должен ехать с ним? Почему моя жизнь зависит от альфы, который только что просто воспользовался мной? Я не понимал, чем заслужил все это. Я не сделал ничего плохого, за что бы брат мог меня ненавидеть. Это он опоздал! Это его гребанный председатель сотворил со мной такое! Почему за это все должен расплачиваться именно я? И почему я сейчас послушно одеваюсь и иду к своему насильнику, который довольно улыбается, смея смотреть на меня так откровенно? Потому что я привык, что за меня решают другие. Потому что я не могу защитить себя. Потому что я просто слабый омега, судьба которого подчиняться альфам.       Самое страшное было то, что потом я понял, кто такой Ким Чонин. Он — мой альфа.