Смерть Ожидает Малейшего Падения Концентрации

Ренальд и Дисмас шли в авангарде вашей первой экспедиции в заповедник, расстреливая, протыкая, разрубая и раскидывая всё на своём пути, в то время как ты и Мэйтан шли позади, заботясь об их ранениях или используя свои знания с различными диковинками, которые хранили древние канализационные туннели. Весталка ясно дала понять, что ты ей не нравишься, что твоё постоянное бормотание, причитания и болтовня с самой собой в лучшем случае действуют ей на нервы, в худшем достойны затрещин, от которых у тебя кружится голова. Когда вы останавливаетесь на привал, чтобы восстановить силы, она садится напротив костра и с мрачным ворчанием обрабатывает несколько порезов, которые оставил ей свин. Когда ты подходишь ближе, чтобы взглянуть на порезы, она отвешивает тебе пощёчину с такой силой, что ты падаешь на пол, и начинает пинать тебя, крича и ругаясь. Дисмасу удалось оттащить весталку от тебя, и ты проводишь ночь, спрятавшись в сливной трубе неподалёку от лагеря, просыпаясь каждые несколько минут от всплесков воды и влажных хрюкающих звуков, доносящихся из глубин туннелей. На следующее утро ты пытаешься позавтракать отдельно от остальных, но попытка вскоре прервана свинолюдом, который попытался на тебя наброситься, вереща, пуская пену из рта, завывая и замахиваясь на тебя шипастым крюком, торчащим из обрубка его правой руки. К тому времени, как тебе удаётся вытащить нож из твоего сапога, он валит тебя на землю и пытается прервать твою жизнь своим зловещим инструментом. Ты лихорадочно продолжаешь и продолжаешь колоть его, пытаясь пробиться через щели в стальной сетке на его морде, пока Ренальд не сбивает тварь с тебя и не приканчивает его мечом. Вы возвращаетесь в город, ваша одежда всё ещё пропитана кровью, рвотой и всевозможной грязью. Мэйтан всю дорогу бранила тебя за то, что ты оказалась настолько глупа, чтобы убрести куда-то, и что ты совершенно бесполезна. В ответ на это ты лишь ёжишься и молчишь, не желая поднимать свою маску на людях, чтобы вытереть слёзы. Увидев твоё ужасное состояние, Моубрей рассмеялась и хлопнула тебя по спине, чуть не повалив на землю, и сказала, что нет болезни разума или тела, которую не вылечит горячая ванна и хорошая компания в койке. Хотелось бы тебе быть такой же, как Моубрей, показывать своё раскрашенное синим лицо так, словно ты не боишься, что его кто-нибудь увидит. Когда она практически тащит тебя в бордель и требует, чтобы кто-нибудь приласкал её подругу (она называет тебя своей подругой), низенькая мадам улыбается и говорит, что это можно устроить. Твоим компаньоном на ночь был юноша, которому не могло быть больше двадцати. У него сильные руки и мягкие глаза, он улыбается и пытается сделать так, чтобы ты чувствовала себя как дома. Когда ты спрашиваешся, можно ли тебе оставить одежду, он кивает, но когда он тянется поднять твою юбку, твоя рука дёргается, и, неожиданно, юноша хватается за лицо и зовёт охрану (ты не пыталась его порезать, ты не пыталась его порезать, просто ты чувствуешь себя безопаснее, когда в твоей руке есть нож), и в два счёта наёмные громилы выкидывают тебя из заведения. Из-за этого тебе полностью запретили приходить в таверну. Обычно ты даже не пьёшь, тебе просто нравится сидеть и слушать байки Дикарки, наблюдать за ужимками Шута и дремать у камина, вдыхая запахи древесного дыма и горячей еды, смешивающиеся с ароматом трав в клюве твоей маски. Теперь, когда эти пути к эскапизму закрылись, твой выбор стал сильно ограничен. Медитация тебе не поможет (быть наедине лишь с собственными мыслями - это последнее, чего ты сейчас хочешь). Молитвы тоже исключались (одна мысль о высшей силе, которая наблюдает за каждым твоим движением, оценивает твои деяния и назначает наказания за них, вызывает зуд под твоей кожей, скрытой вонючей робой). По всей видимости, у тебя остался лишь один вариант, который ты хорошо помнишь со своих юных лет. "Когда разум переполняется тёмными мыслями, ищи утешения в бичевании". Несмотря на поговорку, ты никогда не делала этого самостоятельно. В ковенанте одна из сестёр всегда держала розгу, либо давала кому-то из детей. Учитывая этот выбор, большинство из вас предпочитали находиться на месте наказуемого - уж лучше стоять на коленях в покаянии и выдерживать порку, чем наносить удары другому рыдающему новичку. Первое, что ты делаешь, это удостоверяешься, что в зале покаяния больше никого нет. Мысли о том, что кто-то может увидеть тебя раздетой, почти достаточно для того, чтобы бросить попытки найти забвение, но ты проглатываешь страх и продолжаешь, рассчитывая на то, что другие искатели приключений захотят отдыхать в тёплой таверне, а не в холодных и аскетичных залах аббатства. Этот кнут из плетёной кожи, совсем не похож на розги из твоего детства, но принцип и применения должны быть такими же. Ты расстёгиваешь ремни на своей робе и позволяешь ей упасть вокруг твоей талии, стягиваешь через голову грязную тунику. Задержав дыхание из-за миазмы, ты ненадолго поднимаешь маску, чтобы протолкнуть деревянный кляп в свои зубы, зажмуриваешься от света, пока клюв и очки не возвращаются на твоё лицо. Наконец, ты развязываешь шнуры вокруг твоей груди и становишься на колени, оголённая выше пояса, ощущая мурашки на коже, несмотря на тепло в комнате. Тяжёлая плетёная кожа вгрызается в твою спину с каждым взмахом, раздирая кожу и плоть, принося боль и почти осязаемое облегчение. Ты сжимаешь зубы и всхлипываешь от мучительного высвобождения, продолжая хлестать саму себя, останавливаясь только для того, чтобы подышать и чуть переждать чувствительную, рваную боль, которую оставляет узловатый кнут. На седьмом ударе всё идёт насмарку. Рука, которой ты наносишь удары, не поднимается. Ты чувствуешь, как облегчение, которое ты искала, исчезает, понимая, что ты распорола что-то важное. Рана кровоточит в ритме с твоим пульсом и испускает волны интенсивной боли, внутренние механизмы твоей кожи и мускулов оголены. От паники твои попытки контролировать дыхание срываются, ты извиваешься и корчишься на полу, пуская слюну через кляп, пытаясь закричать на помощь. Если ты не сможешь вытащить его изо рта, есть шанс, что ты задохнёшься, но когда ты тянешься снять свою маску, изорванные мускулы твоей спины вызывают у тебя спазмы. Плитка пола скользкая от твоей крови. Вопя в агонии, ты начинаешь задыхаться, и комбинация недостатка воздуха и мучительной боли отправляет тебя в обморок. Ужасные видения терзают тебя даже в мире снов. Тебе снятся неописуемые вещи, ворочающиеся в чернильных бассейнах, грибные опухоли, густо растущие из твоих телесных жидкостей, звуки и вонь кипящего жира, шипение подгорающей человеческой плоти. Ты приходишь в себя со сдавленным криком на середине кошмара, в котором бандиты прижали тебя к земле и разделывали заживо. Ты насквозь мокрая от пота, твоё горло болит от криков, спина горит огнём, а солнечный свет, льющийся через окно, достаточно ярок, чтобы обжигать твои глаза. С ужасом ты понимаешь, что видишь его не через затемнённые линзы своей маски. На тебе нет твоей маски, и Мэйтан сидит напротив тебя, водя пальцем по какому-то священному писанию. Она видела твоё лицо. Она прямо сейчас видит твоё лицо. С паническим криком ты зарываешься в одеяло, пытаясь стать как можно меньше. Попытка свернуться вызывает почти ослепляющую боль в твоей измочаленной спине, и когда весталка вырывает одеяло из твоих рук, ты почти ничего не можешь делать, разве что закрывать глаза и сжиматься от потока её ругани на тебя. Она кричит на тебя за то, что ты чуть не убила саму себя и не оставила свой бесполезный труп в зале покаяния, от которого тебе стоит держаться подальше, если тебе дорога твоя сраная жизнь, и если бы не её проклятые клятвы, она бы оставила тебя там, и теперь ей придётся сжечь всё постельное бельё, потому что ты, очевидно, ни разу за свою жизнь не мылась. Когда ты пытаешься натнуть одеяло себе на голову, она снова вырывает его и бьёт тебя по лицу, потом спрашивает, что ты за бестолковый доктор, если ты целыми неделями не моешься и даже не стираешь свою одежду, которую ей, наверно, тоже придётся сжечь. Мысль о том, как твоя маска загорается, снова заставляет тебя расплакаться, а весталка продолжает описывать всевозможных паразитов, кожные болезни и грибные инфекции, которые у тебя, скорее всего, есть. К тому времени, как она заканчивает описывать всё в самых ужасных деталях чистку, которую она тебе обязательно устроит, твои всхлипы стихают до хныканья. Она говорит, что если узнает, что ты ковыряла швы, она задаст тебе такую трёпку, что эти раны покажутся тебе царапинами. Прежде чем уйти, Мэйтан оборачивается и говорит, чтобы ты попросила её, когда тебе понадобится вправить на место твои куриные мозги в следующий раз. В ответ на это ты съёживаешься и робко киваешь. Ты тихо спрашиваешь её, можно ли тебе получить назад твою маску, и она показывает тебе неприличный жест, прежде чем с силой захлопнуть за собой дверь. Ты опускаешься на кровать, закрываешь глаза и представляешь себе её сильные руки, искусно обрушивающие хлыст на твою нежную голую кожу. Ты содрогаешься от страха и ожидания.