Середина сентября 826 года, Сумеречная переправа
Анариэль втянула ртом вязкий, пропитанный травами воздух и осторожно открыла глаза. Очертания расплывались, свет превращался в блики. Силясь придать им резкость, нимфа заморгала. Ана попыталась подняться, рвано выдохнув, она нахмурилась – тело будто налилось свинцом. Женщина чувствовала себя так, будто нерадивый кузнец опрокинул ей на голову чан с раскалённым металлом, и тот разлился, проникая в мышцы до самых костей. «Всё имеет свою цену», голос из прошлого всплыл в памяти, капая едкие обрывки воспоминаний на разодранную рану где-то в районе сердца. Сколько таких пробуждений у неё было? Когда из тумана боли и мрака, тогда совсем ещё юную девочку, выдергивал голос наставницы. Голос, полный разочарования и строгости, способный, как ей тогда казалось, мертвого поднять из могилы. Нимфа с упорством, достойным нолдор, снова открыла глаза. Сейчас бы не помешал отрезвляющий взгляд Ваниэль, он бы наверняка выдавил всю мерзкую жалость к себе, заполнявшую нутро до краёв. А лучше маковое молочко. Заметив силуэт целительницы, сидящей в углу, принцесса хотела подозвать её, но изо рта вырвался лишь слабый хрип. События прошедшего дня расплывались в памяти, подобно маленьким пугливым рыбкам под тёмной гладью озера. Анариэль чувствовала, что что-то ускользает от неё. Что-то очень, очень важное. Она даже не могла понять, как оказалась в лазарете. Нахмурившись, женщина педантично старалась восстановить цепь событий. Ана попыталась поднять руку, чувствуя мягкое тепло на запястье. За окном светало. Когда солнечный луч достиг щеки нимфы, ласково пригревая, она почувствовала, как всё внутри сжалось. «Завтра ты вдоволь посмеёшься» Эти слова электрическим разрядом насквозь пронзили фэа. Принцесса зажмурилась, и закусив изнутри щёку, подтянулась на локтях. Стон, полный боли и отчаянья, вырвался сквозь плотно сжатые челюсти. Наконец, она смогла сесть, опираясь о спасительно холодную стену, к которой была приставлена койка. Сено матраца даже через грубую ткань простыней врезалось в ладони. Анариэль позвала ещё раз, прилагая все усилия, чтобы старуха наконец услышала её. Целительница обернулась, взглядом прожигая дыру в переносице, но нимфе было абсолютно всё равно. Анариэль усмехнулась бы, если бы у неё были на это силы. Видимо вид у принцессы стал настолько жалкий, что вынудил Рейну, небрежно зачерпнувшую варева, поднести ковш со спасительной жидкостью к постели. — Пей, господин Арнод приказал поставить тебя на ноги, — старуха поставила его на край стоящего рядом табурета. Подцепив простынь так, чтобы не коснуться нимфы, женщина удовлетворенно кивнула, осматривая рану и отмечая, что бинты более не сочились кровью. — Много же ткани на тебя ушло, я уж думала не выкарабкаешься. Анариэль нахмурилась, с жадностью выпив всё до последней капли, она осторожно облизнула потрескавшиеся губы. В ушах стоял противный писк, а перед глазами всё ещё плыло, поэтому слова целительницы доносились до женщины будто из-под толщи воды. Стоило ей опустить взгляд на свои ноги, как она поняла, что имела ввиду лекарь. — Откуда ты такая на мою голову сва… Старушка продолжала что-то говорить, кажется, даже ругалась, но писк перерос в гул бьющегося сердца, которое точно почувствовало всё ещё до того, как память успела восстановить события прошедшей ночи. Ана застыла, смотря на бинты, намотанные от кончиков пальцев до колен. Целительница пыталась объяснить несносной посланнице, что лучше бы ей не выходить из лазарета ещё неделю, причитала, ругаясь на стражу. Рейна смотрела на изможденное лицо, и не находила в остекленевшем взгляде отклика. Солнечный луч, медленно ползущий вверх, осветил катящиеся слёзы – осколки поломанной души. Старушка устало вздохнула и, махнув рукой, ушла выполнять поставленные командором задачи. Тучи над королевством сгущались, и слёзы девчонки о изрезанных ногах - меньшее из зол, что их ждало впереди. Анариэль зажмурилась, откинув голову назад, приятная прохлада камня медленно снимала пульсирующую боль в затылке. Нимфа понимала, что потратила слишком много сил, и одной ногой уже была в могиле. Она не знала откуда взять ещё, чтобы хватило на сегодняшний день. Но энергия, которой питался камень Света была жизненно необходима. В самом отвратительно буквальном смысле этого слова. Зелье отобрало своё сполна и даже больше. Другой проблемой стало время. Его было не так много. Максимум – до захода солнца. Нимфа скосила взгляд на сидящую в углу целительницу, продолжившую работу над пополнением запасов крепости. За окном поднимался непривычный шум, город медленно просыпался. — Что за гул? — пытаясь говорить как можно громче, но всё ещё срываясь на хрип, спросила принцесса. — Сегодня первый день осеннего праздника урожая, — вздохнув так тяжело, будто своими вопросами пока что единственная посетительница лазарета, взвалила на её плечи непомерный груз, Рейна нехотя начала рассказывать. — Ярмарка начинается. Тьма народу из окрестных земель стекается сюда на время, пока она длится. Но в этом году их особенно много. — Почему? — Все боятся разбойников, что рыщут по лесам. И предателей. Хотят переждать зиму здесь – в Сумеречной переправе. Нимфа растянула губы в усмешке. Ваниэль была права, когда давала ей указания, касающиеся последнего задания. Людишки крайне предсказуемы. А значит, всё пройдет как нужно. — Хватит пустых разговоров, — Рейна поднялась с места и принесла к кровати принцессы две склянки. — Держи-ка лучше вот эти настойки. Пей. — Когда состоится казнь? — упрямствовала Анариэль. Целительница молчала, кивнув на склянки, мол «сначала выпей». — Я не… — начала было Рейна. Тогда нимфа подняла голову, встречаясь с ней глазами. Ранее изумрудная, радужка, теперь побледневшая, и по цвету сравнимая с простой стекляшкой, потемнела под смесью чувств, разъедающих внутренности изнутри. — Вечером, на закате, — тихо прошептала старуха, глянув на дверь. Ей запрещено было говорить об этом, но то, как изменился взгляд посланницы, лежавшей в постели, словно покрылся тонкой коркой льда, напугало Рейну. — Значит зевак будет предостаточно. Хорошо, — кивнула сама себе принцесса, рассчитывая время – у неё оставалось часов восемь. — Хорошо? Да про вас уже каждый пьянчуга подзаборный сплетни водит. Одни говорят, что ты в ногах ползала у нашего командора, умоляя казнить сразу же тварь. Другие, что мол наоборот змею пригрели. Одно только я знаю точно, он тебя в подземельях там чуть не убил, когда тебя наши дозорные ночью, свалившуюся посреди двора, подобрали и принесли ко мне… живого места на тебе не было. Анариэль слушала всё это с каменным лицом. Она и не сомневалась, что каждая шавка, имеющая язык и крупицу разума, будет обсуждать сплетни, обсасывая подробности и каждый раз придумывая новые. — Пусть видят, какой поганой смертью умирают предатели, — хмыкнула принцесса, наслаждаясь тем, как скривилось лицо целительницы после её слов. Старуха презрительно отшатнулась. Солнечный луч медленно полз по подставленной руке и добрался до раскрытой ладони. Поймав солнечного зайчика в ловушку, нимфа медленно сжала кулак. Браслет на запястье пылал, подпитываемый яростью и злостью. Но обладательница изумрудных глаз легко отбросила этот жар, зная, что ещё не время и потянулась рукой к кулону, что согревал не хуже волшебных камней. Закрыв глаза и сцепив зубы, она поднялась с кровати. В какой-то степени ей было интересно проверить предел прочности организма, зайти так далеко, как за всю жизнь не рискнули зайти Ваниэль и Совет. Сегодня Анариэль собиралась шагнуть в могилу второй ногой. У неё было восемь часов. Это единственная важная информация.***
Арнод сжал руку в кулак, безжалостно сминая пергамент. Слова калёным железом отпечатались на внутренней стороне век, и даже с закрытыми глазами он снова и снова видел их. Послание королевы. Глава гарнизона задумчиво наблюдал за просыпающимися жителями крепости. Тяжелая ноша ответственности горой давила на плечи, вминая позвонки друг в друга, отражалась и во взгляде, делая его с каждой минутой всё более хмурым. Казалось, что юноша с началом войны постарел на десять, а-то и на двадцать лет. Повертев в пальцах клочок бумаги, он без раздумий кинул его в жестяную тарелку. Поднеся свечу, он позволил пламени облизать аккуратно выведенные строки. — Гилторион, — позвал начальника охраны мужчина, ощущая, что голос сел на несколько октав. Впиваясь пальцами в столешницу, он чувствовал, как боль разъедает внутренности, ядовитыми волнами разливаясь по телу. Сжимая дерево до побелевших ладоней, зная, расслабься он хоть на секунду – ярость поглотит как адское пламя Мордора. — Приведи сюда посланницу и накажи принести завтрак. И проверьте пленника, возможно, он хочет что-то нам рассказать. — Будет сделано, командор, — прошелестел воин, не желая нарушать тяжёлых дум главы крепости. Арнод откинулся на спинку стула, глядя на подрагивающие пальцы. Вести, что принесла ему незнакомка, ужасали. Лотанариэ писала о пяти округах, оставшихся верными ей. Королевство пожирало пламя войны. Положение их становилось с каждым посланием всё хуже. Возможно, сейчас союзников ещё меньше. Слова, не сказанные любимой в последнюю встречу, горьким пеплом оседали в лёгких. Что-то подсказывало – второго шанса не будет. Мужчина встал, вспоминая день, когда Её Светлейшество Лотанариэ назначила его новым командором Сумеречной переправы. Он начинался почти также. На кристально чистом небе разливалось осеннее солнце, а его сердце вместо крови разгоняло ужас по телу. Разве что на завтрак к себе он приглашал не незнакомку с пугающе огромными зелёными глазами на истощённом лице, а свою милую Милдрит. Сердце болезненно сжалось, а слова, произнесенные ночью, гулким эхом бродили в опустошённой душе, и отражаясь от стен разума, повторялись снова и снова. Запустив пятерню в волосы, русоволосый простонал. Помолвочные кольца тяжелым грузом оттягивали нагрудный карман. Несбывшиеся мечты проносились перед глазами, утягиваемые в вихрь сожалений и преград, которые тогда виделись такими значимыми, а на деле оказались абсолютно неважными. Простые отговорки. То, о чём сказала ему в последнюю встречу Милдрит и была совершенно права. — Вы хотели меня видеть, — не спрашивая, а утверждая произнесла гостья, даже после тычка в спину от камердинера, не соизволившая склонить головы. Сегодня тяжёлые воспоминания выпала участь нарушить не Гилтариону, а маленькой, но своенравной шатенке. Распахнув дверь ещё до того, как стражи успели протянуть руки, без стука, она появилась этим утром также внезапно, как и в их крепости. Арнод растянул губы в усмешке. — И тебе доброе утро, Ильнариэль. Присаживайся, позавтракай со мной, — он приглашающе обвёл стол рукой, а после, жестом прося слуг оставить их наедине, поднялся. Заметив, что девушка едва передвигается, он отодвинул стул, ожидая пока она сядет. — Конечно, еда не сравнится с той, что ты вкушала на королевском столе, но чем богаты… Арнод задорно улыбнулся, в ответ получив лишь острый напряжённый взгляд исподлобья. Она ощетинилась и закрылась от него подобно ежу. От ночной искренности не осталось и следа. — Зачем вы меня позвали? — посланница сидела не двигаясь, настороженно наблюдая за действиями мужчины, пока он раскладывал еду по тарелкам и разливал травяной напиток. — Я уже ответила на все ваши вопросы ночью. — Разве не очевидно? Хочу разделить с тобой трапезу. — Я слышала, что вы едите в общей столовой, — прищурилась нимфа, отлично отыгрывая свою роль. — С чего для простой девушки вроде меня особые условия? Арнод хмыкнул и, улыбнувшись, отпил из чаши. Стоило ему проснуться, первое, что доложили разведчики – они нашли трупы воинов, сопровождавших Ильнариэль, а вот следов присутствия других членов банды не обнаружили. Зачем один из них заявился в крепость до сих пор оставалось загадкой. — А я слышал, что тебя хорошенько потрепало в наших темницах. Я предупреждал – не стоит ходить туда без охраны, — мужчина не сводил глаз с невозмутимого лица женщины, и, не дождавшись ответа, покачал головой на её упрямство. — Или скажешь поскользнулась? Мужчина криво усмехнулся, посчитав свою шутку удачной. Анариэль вдохнула приятный запах лесных трав и наполовину опустошила кубок. — Поскользнулась, — нахально ответила нимфа и, чуть улыбнувшись, принялась за завтрак. После окончания трапезы и к удивлению Арнода девушка заговорила первой. — Я видела торговцев на площади. Слышала, как в коридорах обсуждали сегодняшнее празднование, — издалека начала она. — Да, сегодня вечером и ночью будут гуляния, — подтвердил сероглазый воин, так и не дождавшись продолжения. Анариэль опустила взгляд, отложив приборы и сминая пальцами салфетку, расстеленную на коленях. — Я хочу достойно похоронить своих братьев, чьи тела лежат уже третьи сутки на мёрзлой земле, беззащитные перед диким зверьём и падальщиками. Они заслужили это, погибнув в бою за правое дело. — Конечно, сегодня утром мои разведчики нашли их. — Позвольте мне проводить их в последний путь, — она подняла на него свои огромные изумрудные глаза с плескавшимися в них слезами, горем и отчаяньем. — Или хотя бы попрощаться… — тихо всхлипнула девушка, не оставляя шанса на отказ. — Пожалуйста. Арнод поджал губы и отвернулся к окну, опасность нависала над ними, и девчонка невольно стала её гонцом. «Что в следующий раз она принесёт с собой? Верную смерть?..». Покачав головой, он с сожалением отказал ей. Он видел, как она сгорбилась от его тихого «нет». Будто кто-то бил её по спине, и она ожидала следующего удара. — Посмотри на себя. Это слишком опасно. — Я уже выполнила свой долг. Разве вы на моём месте не поступили бы также? — Твой долг – служить короне. Не видел ещё таких людей, кто выполнил его до того, как меч нагнал его. Анариэль слабо улыбнулась. В этой улыбке Арнод увидел себя. Сожаление, боль утраты, горечь от того, что это снова не ты, бессилие… — Мне донесли, что ты отвергаешь лечение. Почему? — отложив в сторону пустые тарелки, он наклонился вперёд, сокращая между ними дистанцию. — Я потеряла всех, кто мне дорог, — просто пожала плечами нимфа, давая волю тихим слезам спокойно катиться по лицу и оставлять солёные дорожки на скулах. — Зачем? — От жажды мести не осталось и следа. А жаль. — Посмотрите, — обведя себя руками, устало подняла взор на начальника крепости женщина. — На мне живого места не осталось, как выразилась ваша лекарша. Куда мне бандитов выслеживать, — усмехнувшись, закончила Анариэль. — Я ничего не говорил о слежке. Ты мне нужна будешь вечером, по этой же причине я не отпущу тебя на могилы к друзьям. Сегодня. На закате за тобой пришлют, будь готова, — мужчина поднялся из-за стола, растягивая слова и наслаждаясь её непониманием. — Зачем? — Анариэль нахмурилась, не спеша вставать вслед за хозяином комнаты, выказывая явное непонимание. — Хочу, чтобы все увидели её. Неизбежную смерть за предательство, — Арнод приподнял уголки губ, с удовольствием наблюдая за реакцией девушки. — Ты опустишь рычаг висельницы. Достаточная плата за невозможность выехать за ворота? Ответом был долгий, испытующий взгляд зелёных глаз, ночью казавшихся такого ярко-насыщенного цвета, а на деле оказавшихся совсем блёклыми. Кивнув, посланница поднялась, и уже на выходе негромко произнесла «спасибо», осевшее камнем в густое молчание, наполнившее комнату.***
Анариэль села на скамью, что стояла под сенью дерева, прижавшись спиной к стволу древнего бука. Шелест его листьев в сочетании с освежающим ветром, отлично справлялся с пульсирующей головной болью. Подняв голову, она наслаждалась солнцем, прорывающимся сквозь плотную листву и оставляющим забавные тени. Ей бы сидеть дома, в саду, вдыхать запах заботливо выращенных мамой роз. Она даже помнила сорт – Миранда. Наивно улыбаться и дарить тёплые взгляды своему возлюбленному, ловя такие же, полные нежности, в ответ. Прекрасная юность, где из забот - какое платье надеть на долгожданную встречу и какой пирог сготовить на ужин. Но вот Ана здесь. Сидит в крепости на краю света. Без детства, без рода, и скоро без сердца. Анариэль горько улыбнулась. Шанс, что ей удастся вытащить Ульва, стремительно нёсся к нулю. Но пока он был, она не отступит. Имела ли их связь право на существование? Нет. Было ли это глупой ошибкой или потехой Валар? Да. Нимфа устало стёрла пот со лба, сжала бы руку в кулак, но сил не было. Одна воля. Анариэль просто знала, если Ульв не выживет. Истина, которую она с рвением лучшей ученицы так старательно отрицала, оказалась по-детски проста. Умрёт Ульв, сгинет и она. Без фэа не живут. Хроа – плоть, просто мешок с костями да органами. Даже месть не будет так сладка, пусть она даже весь мир за собой утянет. В Мандосе им не встретиться. Соловушка, сидевшая в ветвях старого бука, наверняка также прятавшаяся от жары, приземлилась на слегка вытянутую руку принцессы, будто стараясь разделить её горе. — Если бы он понимал твои сладкие трели. Если бы ты только могла передать ему послание, — осторожно погладив птицу по голове, Анариэль вдруг случайно зацепилась взглядом за то, что находилось прямо за спиной птицы. — Ты ещё сможешь помочь мне, а пока – лети. Солнце двигалось к зениту, крадя тени людишек, что подобно муравьям сновали перед придирчивым взглядом таких, одновременно уставших и решительных, зелёных глаз. Анариэль встала и, не раздумывая, что позволяет ей двигаться, когда от боли вдохнуть через раз не может, направилась к дальней палатке. — Прощай, красавица. Увидимся вечером, — протянул торговец отсалютовав смехотворный поклон отошедшей девушке. Его весёлое настроение вмиг улетучилось, стоило их взглядам соприкоснуться. — Чего надобно, болезная? — Тебе бы оскал подружелюбнее, а то смотри, всех покупателей распугаешь, — ядовито оскалилась нимфа, опираясь о прилавок и наклоняясь вперед. — Хотя у тебя и так тут не густо. Я тут одна осталась. Не продашь мне вон ту безделицу? — Безделицу? Да это ожерелье самой сбежавшей королевы! У тебя денег не хватит и за один камень в нём заплатить! — Я знаю, — расплылась в улыбке Анариэль, незаметно касаясь раскаленного камня на запястье. Нимфа вплела заклинание в речь с лисьей ловкостью, лишь золотые прожилки, разбавившие изумрудный цвет зрачков девушки, выдавали что что-то в ней изменилось. Впрочем, и это недоразумение быстро прошло. — Не стоит тебе так кричать, — тихо произнесла девушка, делая вид, что рассматривает украшения. Не без удовольствия замечая, что сделала верный выбор. Заклинание подействовало моментально, настолько слабая душонка совершенно не способна на сопротивление. Это было очень кстати. — Достань то лезвие, которым разрезаешь веревки и разломаешь его пополам. Молодец, а теперь заверни половину в бумажку. Затем ты отдашь мне вон тот гребень, — она протянула руку и подняла украшение на свет, одаривая навес тысячей бликов. — Всегда знала, что он в моих волосах выглядит лучше, — ухмыльнулась нимфа, смотрясь в зеркало и поглаживая искусную работу, которую ни раз видела в волосах той, что уже давно сдохла в монастыре среди болот. Заметив в отражении зеркала, что за ней наблюдают из башни, Анариэль достала из мешочка пару монет. — Когда начнется праздничная суматоха, ты возьмёшь свой нож, спрячешься под телегой, что стоит у первой палатки. Торговец вывезет тебя из крепости, спрыгнешь в лесу и пойдешь к устью реки. Из воды достанешь мужчину и освободишь от пут. Понял меня? — Да, госпожа, — покорно кивнул торговец, в исступлении глядя на неё. Напев лёгкую трель нимфа позвала свою новую знакомую, та, спрыгнув с крыши, выхватила послание из рук мужчины, улетев прочь. Щелкнув пальцами, Анариэль заставила мужчину вернуться в реальность. — Ч-что? — он растерянно моргнул, его взгляд зацепился за гребень в волосах шатенки. — Ты что творишь? — Держи, — женщина протянула ему монеты, легко коснувшись запястья прежде, чем мужчина успел вырваться, она произнесла на языке нимф «закат, телега, лес, река». Глаза торговца на мгновение подернулись лёгкой пеленой, после чего всё вернулось на свои места. — Спасибо за гребень. Улыбнувшись тому, что всё прошло гладко, она принялась за вторую жертву, которой предстояло вывезти торговца в нужном направлении. Пока соловей, осторожно облетая стражу, спускался в самые тёмные коридоры крепости, неся послание тому, кто уже давно не надеялся выбраться отсюда живым. Арнод оттолкнулся от каменного подоконника, возвращаясь в реальность. Мысли о Милдрит тяжёлым маревом проникли в разум, отравляя и не желая отпускать. Однажды он, выкроив время, на один вечер позабыл о своих обязанностях. Лёгкую улыбку, тронувшую губы совсем ещё юного по меркам эльфов мальчишки, посетила грусть. Воспоминания о весенней прогулке под сенью цветущей вишни остались в прошлом, Арнод корил себя за то, что отвлёкся. Ему как никогда нужен был кристально чистый ум. Мужчина внимательно следил за тем, куда пошла посланница, как вела себя. Чем дольше он наблюдал, тем больше путался в собственных догадках. Хромая, едва держась на ногах, она с интересом брела между торговых рядов и умудрялась спорить с торговцами. Даже издалека он видел, как кровь просачивалась сквозь свежие бинты, как болезненно осторожны стали её движения. Тяжело было сосредоточиться, когда кожи касался пряный запах осени, проникая глубже, куда-то в область сердца. Её любимый. Казалось, закрой глаза, протяни руку, и вот она – Милдрит, стоит прямо здесь и яростно спорит о чём-то, тёплый осенний ветер играет с её волосами, а причины спора он и не помнил. Забыл. Стоило ей улыбнуться, и какой-то необыкновенный свет озарял лицо, перетекая в глаза, делая их более насыщенными и бесконечно, бесконечно глубокими. Этим утром взгляд, который он получал в ответ на каждое произнесённое слово, излучал совсем другой свет. Глава гарнизона запрокинул голову и потёр глаза. Упрямая девчонка. Характером она напоминала ему её. Маленькую пташку, свободолюбивую, такую же своенравную и непреклонную. Кажется, ему уже вынесли приговор. Они обе. Жаль, что в случае с Ильнариэль Арнод как ни старался, не мог понять, что таится за показательной жестокостью и стальным характером. Возможно, вечером ему удастся приблизиться к разгадке. — Наш пленник готов к моему визиту? — русоволосый наконец обратил внимание на смиренно ожидающего у дверей Гилториона. — Да, командор, — эльф открыл дверь, пропуская начальника. — Правда, его состояние… оставляет желать лучшего, — поморщился воин, скривившись будто от зубной боли, чем вызвал улыбку у своего сероглазого друга. — Новобранцы. Арнод подкинул спелый фрукт, который забрал из полной корзины, стоявшей у него на столе и источавшей соблазнительный аромат, пропитавший всю небольшую комнату. Поднеся к носу, он полной грудью вдохнул прекрасный запах спелых яблок, позволяя ему наполнить лёгкие и задержал дыхание перед ответом, перед тем как вернуться в реальность. — Из самого Шира. Гвиндор заходил. В этом году он успел к началу ярмарки, занёс мне гостинец. Просит сопровождения до Форлиндона, — перешагивая ступеньки, командор улыбнулся своим воспоминаниям. Старый торговец, каких проходили сотни через их переправу, но почему-то именно он запал в душу. Именно он прочнее всего ассоциировался с беззаботным детством. — Мне нужно, чтобы наш пленник заговорил сегодня. Что-то в их истории не сходится. Я чувствую это. Гилторион обеспокоенно обернулся на командора. Чутьё никогда не подводило его, и зеленоглазая бестия, бесстыдно пришедшая прошлой ночью, а после поставившая на уши всю крепость, несла дурные вести. Если сама не олицетворяла их. Ему не нравилось то, что творилось с Арнодом, к тому же он был слишком молод на взгляд эльфа, но обычные нандор не смеют перечить приказам. И теперь он подчинялся, хотя в душе знал, что достоин занять место командора. — Зря вы позволили этой девчонке наедине с ним шептаться. — Я видел её Гилторион, она едва ноги передвигала под обезболивающей настойкой. — Вы пустили её к нему, — настаивал эльф, вновь поморщившись. Это скребущее чувство, оно не давало ему покоя с той самой сцены, разыгранной на мосту, и с каждым часом лишь усиливалось, сжимая горло, мешая спокойно дышать. — А нужно было допросить. Мой отряд не нашел ни единого следа присутствия тех, о ком она напела. Вся эта смесь сожаления, вины, сконцентрированная в голосе начальника гарнизона, отражалась от пустых каменных стен и возвращаясь обратно, оседала на плечи, делая их и без того тяжелый груз - неподъёмным. В какой-то момент, Арноду действительно стало казаться, что он не выберется. У них слишком мало ресурсов. Слишком мало союзников. Слишком мало всего. За исключением врагов. Ваниэль подняла со дна всю дрянь, до которой только смогла дотянуться, одарила их такой властью, о которой они никогда и мечтать не могли. И всё для того, чтобы повесить их головы на пики у стен замка в Лауриэне. Командор вздохнул, на самом деле он и сам не доверял Ильнариэль. К сожалению для эльфа, бросить посланницу королевы в темницы без доказательств нельзя. Возможно, если бы это было дежурство Гилториона, он бы уже знал. Однако, стражник по обыкновению раз в две недели уходил к супруге, которая категорически отказывалась покидать родной дом в соседнем поселении. — Как поживает Миримэ? — спросил мужчина, повернувшись к другу. Если бы русоволосый мог, он бы улыбнулся – утро стало богатым на эмоции. Столь явного смятения Арнод ещё не видел на лице Гилториона. Жаль, что ситуация была далека от забавной. — Пусть берет детей и уезжает к матери в леса. — Мы говорим об этом каждый раз… и каждый раз, всё заканчивается её словами, — тяжело вздохнул мужчина, запустив пальцы в волосы. — хотя бы один единственный раз, возвращаясь ко мне, ты можешь не спорить, неотесанный страж? — Отправь ей ворона, — они направлялись к выходу, до поста тюремщика оставался один поворот, когда Арнод вновь развернулся к другу, положив руку ему на плечо. — Пусть уезжает сегодня же. Время раздумий кончилось. В крепости предатели. Сегодня утром доставили послание с дальних рубежей, они видели пиратов. Ваниэль что-то готовит. По моим самым оптимистичным расчётам у нас пара дней, может меньше. — Этого ко мне, — Арнод сначала прошёл мимо будто позабыв о существовании того, кто должен следить за сохранностью заключенных. Тюремщик подскочил, стоило им появиться в его поле зрения. Глава гарнизона лишь на миг задержался, не повернув головы. — Пора разворошить осиное гнездо. В свете факела серые глаза отливали медью, но ни презрения, ни злости, ни гнева он в них не видел. В отличии от взгляда его последних посетителей. Ульв усмехнулся, насколько это позволяли разбитые в кровавое месиво губы и приосанился. Его посадили на стул, сковав цепями руки и ноги, и для верности пустив веревку через торс. Последнее было весьма кстати, потому что не осталось никаких сил держаться спустя столько дней без еды и воды, но с постоянными остолопами, с диким рвением исполнявшими приказы. Йохансенн придумал этим двум клички. Каждый раз эти дурни заходили, надменные, вкусившие кроху власти, старались выбить признание, а уходили взбешённые до чёртиков. Нет. До балрогов. Выходило даже забавно. Жаль, что теперь он вынужден был хватать ртом затхлый, пропитанный металлическим привкусом, воздух подземелья. Да и налившийся фингал мешал получше рассмотреть нового посетителя. А может мешало пламя факела, нарочно направленное ему в лицо. Радовало одно – физической боли стало настолько много, что в какой-то момент после очередного хруста, заполнившего камеру, он перестал её чувствовать. Зато была другая. Она сейчас наверняка отпивала вкуснейшее вино из инкрустированного каменьями кубка и отмеряла каждому, кто её беспокоил, надменные взгляды. — Как поживаешь, дружок? — гость наконец сел напротив, явив свету лицо и оказался старым знакомым. Шатен закрыл глаза, откинувшись на спинку стула, моментально потеряв интерес. Предмет разговора был уже известен. Как и исход. — Отвечай, скотина, к тебе обращаются, — пихнул его один из парочки. Ульв лишь сильнее растянул губы в улыбке, оголяя окровавленные зубы. Вам бы не помешало увидеть настоящий надменный взгляд. В следующую секунду тяжелый кулак прилетел куда-то под ребра. Йохансенн выдохнул, согнулся если бы мог, но веревки держали крепко. Несмотря на всю браваду, силуэты размывались, всё плыло. Арнод жестом приказал отойти двум «новичкам», как выразился Гилторион, оставшийся охранять единственный выход из темниц. Заметив, как шатен накренился, теряя связь с реальностью, мужчина поднял стоящее в углу по его приказу ведро с водой и выплеснул часть на его лицо, смывая грязь и кровь. — Не спать, — похлопал по щекам русоволосый, отставив ведро. — Не спать. Вытащив факел из крепления на стене, он поднёс его к изуродованному побоями лицу, не узнавая человека, которого видел пару дней назад. — Вот так, молодец, — пощелкав пальцами и убедившись, что пленник сфокусировал взгляд, он ещё раз похлопал его по щеке, после чего вернул факел на стену и сел. — Ты знаешь, зачем я здесь. — Знаю, — чуть наклонил голову Ульв, наблюдая за тем, как вертит в руках огромное красное яблоко юнец. — Что скажешь? Запах фрукта пробивался сквозь привычный тюремный, едкий, гнилостный. Необычное сочетание. Чуждое этому месту. — Мой ответ не изменится. Вертел я вас все… — он не успел закончить, тот, что всегда предпочитал работать дубиной покрепче, кинулся вопреки слову хозяина, вышибая воздух из лёгких. — Мелкая шавка, — плюнул ему в ответ шатен, отдышавшись. Косой свет пламени осветил безумную усмешку, ставшую лишь шире, после последовавших за оскорблением ударов. Брызги крови, сверкнув, долетели к ногам командора, стоило присоединиться второму амбалу, Арнод вздохнул, стирая капли с камзола, лишь усугубляя ситуацию. Прачка снова будет ворчать, третий камзол за неделю. Говоря откровенно, предыдущий пленник, которого он навещал доставил куда меньше хлопот. — Достаточно. Выйдите, — командор дал время мужчине прийти в себя, пока охранники выполняли его команду. — Этот спектакль ни к чему. Твоя подружка его не стоит. Она сейчас пьет вино, уже присмотрела парочку украшений в обмен на твою жизнь. У неё хороший вкус. Королевский гребень, — хмыкнул Арнод, снова подбросив яблоко. — Сегодня за завтраком ей вновь предложили сделку. Я не безумец, мне не нужны лишние трупы. Она могла выбрать всё, что угодно: украшения, деньги, свободу, я даже готов был отпустить тебя. В обмен на правду. Знаешь, что она выбрала? Глава гарнизона замолчал, откинувшись на стул и чуть склонив голову на бок, он ожидал, пока яд проникнет глубже – осядет в самом сердце. Судя по взгляду карих глаз, он попал куда целился. — Гореть тебе в пламени Удуна, — прохрипел Йохансенн, подавшись вперед и смачно сплюнув. — Вам всем. Арнод жестом остановил охранников, стер с лица слюну и усмехнувшись, встал. — Она захотела сама нажать на рычаг, — продолжая усмехаться, он наклонился над ним и прошептал в самое ухо, касаясь дыханием грязной кожи. — Видимо сдохнуть от её руки приятнее, чем жить. Венка на шее забилась яростнее, отчаяннее, Ульв рванулся всем телом, едва не упав со стула. Отойдя от пленника, русоволосый подозвал мужчин, позволяя им вдоволь оторваться на нём. В этот раз им удалось выбить из него не только стон, но и крики. — Верните его на место и унесите отсюда всё, — присев перед пристегнутым к стене шатеном, Арнод не отрывая взгляда от обезумевших от боли карих глаз, поставил на пол яблоко. Близко, но так, чтобы при всем желании мужчина не смог дотянуться до него. — Твой последний ужин. Вместе с командором темницы покинул и свет. Пусть тусклый, искусственный, но хоть что-то. Ульв закрыл глаза, стараясь дышать поверхностно и как можно меньше двигаться. В ушах стоял звон, перебиваемый пульсацией крови, сердце сбивалось с ритма, и виной тому были отнюдь не болваны зазнавшегося мальчишки. Но слова. Так на неё похоже. Его недавние слова воплотились в жизнь, он знал это. Всё равно было больно. Чертовски больно. Каждый раз он думал, что хуже быть не может, и каждый раз боги, словно слыша его, издеваясь, посылали больше. Но закрывая глаза, он всё равно видел её. Залитую светом, лежащую на простынях, беззаботно дремлющую в его объятиях. Лежа в луже собственной крови, он слабо покашливал, чувствуя, как скрипят обломки ребер при вдохе. Йохансенн не знал сколько времени прошло, прежде чем какое-то существо разбудило ото сна. Вначале ему показалось, что он умер, и это галлюцинация. Птица сидела на плече и настойчиво клевала его. — Какого?.. — ещё больше убеждаясь, что это похоже на сон после смерти, когда птица раскрыла лапы, и оттуда выпал клочок бумажки и маленькое лезвие, — ...балрога… Ульв глухо рассмеялся. Раскатистый смех вперемешку с надрывистым кашлем разносился в стенах подземелья, эхом отскакивая от них. Реальность, описанная юнцом, казалась такой правильной, такой подходящей ей. Но его рыжая бестия, как всегда, сделала всё вразрез с ожиданиями. Он сжал лезвие, и слезы облегчения, против воли скопившиеся в уголках глаз, умыли измученное лицо.***
Солнце, налившись красным, медленно клонилось к горизонту. На главной площади, откуда открывался лучший вид на место казни, собрались все обитатели крепости. Анариэль последний раз такой шум слышала во время парада. До неё долетали обрывки разговоров, когда стража потащила её за собой в крепость. Косые взгляды, осторожный шёпот, непонимание, открытые насмешки. Сейчас же, пока они поднимались к башне, стоял гул. Полный предвкушения, он наполнял всю крепость, проникая в самые потаённые её уголки. Стекал по стенам, испаряясь, и с каждым вдохом проникал внутрь, разбавляя кровь концентрированным ужасом. Ульва скинут, связанного по рукам и ногам, в реку через десять минут. Разобравшись с делами на площади, принцесса вернулась в лазарет, переплела косы, закрепив гребень, выпила очередную целебную настойку и надела маску. Так положено, вновь зазвучал строгий голос наставницы в голове. Наихудшая ошибка – показать свои слабости. Нимфа прикрыла глаза, словно возвращаясь в детство, только теперь умирал её… Анариэль отвернулась, боясь даже в мыслях произносить это слово. Будто произошедшего между ними было недостаточно. Стражи окружили её со всех сторон не спуская глаз, а она и не думала одаривать их подобным вниманием, шла, не поднимая головы и взгляда от каменных ступеней. Анариэль пыталась считать их, чтобы отвлечься, но перед внутренним взором стоял последний совместный вечер в приличной таверне. Сцена, которую следовало бы засунуть в самый дальний уголок памяти, дать исчезнуть под слоем пыли, будто ничего и не было. Обезопасить их обоих. Дать им шанс на нормальную жизнь. Несмотря на возражения девушки, Ульв заказал ей вина, а себе пива, две лепешки, сыр и мясо на косточке. Вопреки правилам, они сели у камина, наслаждаясь удачным вечером. На удивление, настроение у обоих было прекрасным, нимфа с удовольствием отпила из чаши, поняв, что вино не так ужасно, как ей представлялось. Йохансенн рассказывал несмешные истории, но у неё они почему-то вызывали улыбку. В тот момент, смотря на лесоруба, больше походившего на огромное бурого медведя, принцесса думала, что Валар должны сжалиться над ней. Потому что та рана внутри, оставленная их испортившим всё поцелуем, никуда не исчезала, лишь стиралась под событиями происходящего, но, когда наступала ночь, она оставалась один на один с разъедающими её мыслями. То, что нимфа верила, что смогла излечиться от болезненного влечения, оказалось самообманом. — Не будь занозой, — упрямствовал мужчина, пытаясь доказать, что сладкий вишневый пирог, принесенный поваром ей понравится. — Давай же, попробуй. Они сидели на одной лавке, за разговорами провели половину вечера, гости начинали расходиться по комнатам, а те, что остались, пили так крепко и нещадно, что не обращали ни на кого вокруг внимания. Ульв придвинулся ближе, не замечая, что девушка задержала дыхание и замерла, мазнул большим пальцем, по её губам, пачкая их в вязком джеме. — Ну что? — победно воскликнул лесоруб, радуясь, что в кои-то веке он успел сотворить задуманное до того, как принцесса увернулась. — Д-да, пожалуй, — ответила Анариэль севшим голосом только после того, как медленно облизала губы, не сводя взгляда с руки мужчины. — Пойдем, думаю нам хватит, — нимфа подскочила с лавки и схватила за руку Йохансенна так резко, что у того расплескалось пиво. Лишь старик, наблюдавший за ними все это время, увидел алеющие щеки красавицы. Поднявшись, Ульв сбросил походные мешки и принялся осматривать комнату. — Можешь и дальше продолжать глазеть, тогда будешь мыться в остывшей воде, — хитро улыбнулась девушка и захлопнула дверь помывочной перед самым носом у мужчины. Нимфа не знала, откуда в ней взялось это игривое настроение. В этот вечер они позволили себе чуть больше, празднуя выполненный Йохансенном заказ, и принцесса, соскучившаяся по мягкой постели, чистым простыням и горячей воде, просто не смогла отказать шатену. Хотя стоило бы, им следовало быть осмотрительнее. Тепло камина и весьма сносное вино расслабили её, поэтому легко списав всё на алкоголь, Ана погрузилась в горячую воду. Сладко потянувшись, она вспенила мыло, отдававшее едким хлопком, смывая дорожную грязь. Принцесса, проведшая всё детство в намного более суровых условиях, только в походе заметила, как разнежила её дворцовая жизнь. Чувствуя себя так, будто оставила в купели несколько футов грязи, Анариэль, обернувшись в полотенце, довольная вышла из помывочной, глубоко вдохнув свежий вечерний воздух уходящего лета. Совершенно забыв, что в комнате помимо её находится ещё и Ульв. Это она потом тоже легко списала на то, что он рылся в мешке с вещами за её спиной. В тот вечер было много лёгких упущений, до момента, когда нимфа встретилась своими бездонными зелеными глазами с шатеном. Они стояли в шаге друг от друга, зажатые между двух стен коридорчика. Анариэль знала, что должна была что-то сказать, но все мысли пропали из головы. Зато в памяти всплыл их недавний поцелуй. Воздух, ещё недавно казавшийся девушке свежим, сейчас ощущался как расплавленный янтарь с тонкими нотками хлопка и вишни, которыми пахли её мокрые волосы. И она, словно непослушная мушка, попала в эту блестящую ловушку, рискуя оказаться запертой в ней навсегда. Ульв уже было хотел пошутить о том, что она, вероятно, собирается остаться жить в помывочной, но повернувшись, едва не столкнулся с девушкой. Он помнил, что ему нельзя было подходить к ней так близко. Волосы, пусть и лишились своего завораживающего цвета, делающего их похожими на чистый огонь, снова пахли вишней, только в этот раз сильнее - из-за влажности. "Вздорная девчонка." Сама запретила ему прикасаться, а сейчас стояла перед ним практически голая. Он водил по её лицу взглядом, поняв, что ни одно вино в мире так не пьянило, как этот вид. Острые скулы, длинные ресницы, дрожащие под его взором, пухлые губы. Подсвечиваемая лучами заходящего солнца, она будто сама становилась ожившей статуей, отлитой из золота. Неописуемо прекрасная. Такая не могла существовать в его мире, точно не принадлежала ему. "Моргот меня раздери. Почему я всего лишь человек?" Шатен покачал головой, и усмешка стала шире. Осторожно, будто боясь спугнуть, Ульв приподнял её лицо за подбородок. Наблюдая, как она опустила дрожащие веки, рвано выдохнув и не предприняв ни одной попытки вырваться, отпустил подбородок и медленно переместился ниже — к шее. Очерчивая линию изящных ключиц, любуясь, крадя вдохи прекрасного создания. — Ч-что ты?.. Анариэль отдаленно услышала, как голос пропитывался истерикой, но сил хватило лишь на шёпот, который оборвался, когда Йохансенн медленно наклонился к ней и замер в миллиметре от губ. Вопрос так и повис в воздухе, без ответа и продолжения. Нимфа и сама не понимала, что хотела спросить, кровь стучала, шумела в ушах, и этот гул заглушал здравый смысл. Всё что оставалось между ними – полотенце, да маленький миллиметр. — Это неправильно, — прошептала принцесса, сама не веря в свои слова, чувствуя, что и мужчина не поверил. Потому что то, как расширились его зрачки, вытеснив теплоту карей радужки, пока он смотрел на неё такую – без масок, дорогих украшений и стягивающих корсетов, чувствовалось как самая правильная вещь на свете. Нужная, как кислород. — Не надо. Шатен замер на мгновение, будто решив послушать голос разума, которым могла бы быть нимфа, если бы не звучала так жалобно. Он должен был её пощадить. Но не стал. Его губы опустились на её, рука соскользнула на затылок, запрокидывая голову девушки. Анариэль хотела, чтобы это была другая история. История, в которой она бы его оттолкнула, смерила презрительным взглядом. Где девушка не выглядела бы такой слабой. Но в реальности она притянула Йохансенна к себе так сильно как могла, зная, что у них мало времени. Пара минут до того, как опомнятся. Те несколько дней после их поцелуя, Ульв с трудом выдерживал её беспричинную ярость, словно заслуживал одним своим существованием. И в этот вечер, когда она стояла настолько близко, беззащитная, открытая и смотрела на него так, это и вовсе было невыносимо. Анариэль скользнула пальцами за ворот рубахи, чувствуя, как его запах распространяется по телу, проникая прямо в горло, наполняя лёгкие. Её разгоряченная после купания кожа покрылась мурашками, когда Ульв скользнул ладонями по ягодицам и выше, сжимая хлопковую ткань на талии. Их поцелуи были слишком похожи на одурманивающее зелье, которое обостряет все ощущения, даже алкоголь не приносил столько удовольствия. Принцесса будто вдруг научилась чувствовать каждый из отпечатков пальцев лесоруба на коже, каждый поцелуй, что он неосторожно оставлял, прижимаясь к ней ближе, спускаясь всё ниже. Ульв заставлял её хватать ртом воздух, слегка прикусывая нижнюю губу, вытесняя весь здравый смысл, пока она пыталась справиться с завязками на его одежде в надежде добраться до кожи. — Анариэль... — прохрипел Йохансенн, касаясь её лица, прося поднять на него взгляд, но она протянула ладони к его плечам, проводя тонкими пальчиками по ключицам, опуская руки ниже. Вызывая сотни мурашек теперь на его коже. Шатен потянул за всё ещё мокрые волосы, целуя шею, делая так, чтобы Ана задыхалась, оставляя на коже красные отметины. Делая её своей. Принцессе было интересно, когда всё началось. Прикрывая глаза от наслаждения, она была уверена, что с самого начала. Тот поцелуй просто стал толчком. Последней каплей, перевернувшей чашу. Теперь её уже невозможно спасти. Ульв прочертил носом дорожку по шее девушки, отпуская. Анариэль инстинктивно схватилась за него крепче и, захныкав, потянулась к губам, но он покачал головой. — Посмотри на меня, — прошептал мужчина, пока нимфа держалась за его плечи. Её глаза заметно потемнели, превратившись из изумруда в опал. Она обхватила его ногами, почувствовав лопатками шершавое дерево, к которому Ульв все это время прижимал её. — Пойдём, — нежно произнёс он, подхватывая девушку на руки и не давая слишком много думать о происходящем. Прохладный воздух улицы коснулся голой кожи, и девушка поёжилась, прижимаясь к мужчине ближе, разделяя тепло своего тела между ними. Аккуратно уложив принцессу на чистые простыни, он медленно снял с неё полотенце, отбросив куда-то на пол. Йохансенн провёл кончиками пальцев по щеке, пытаясь успокоить панику в зелёных глазах. Щёки нимфы всё ещё были розового оттенка от смущения, когда она лежала перед ним на кровати. Смущение. Ульв склонился над Анариэль, пригвождая её к постели, и бедрами вдавил в кровать. Губы девушки ощущались на вкус как патока, как безумие, как что-то срывающее все замки самообладания. Мужчина прикусил Ану за нижнюю губу, и девушка выгнулась, чтобы быть к нему ещё ближе. Лесоруб оставлял лёгкие поцелуи в том месте, где бешено билась артерия, на впадинке у шеи, а затем спускался вниз, на грудь. Анариэль зашипела сквозь зубы. — Нравится, маленькая ведьма? — усмехнулся Ульв, всматриваясь в её глаза, с расширенными до предела зрачками. — Мм, да, — выдохнула девушка, когда он вернул внимание её груди. Йохансенн спускался всё ниже, оставляя отметины, что станут ярко-красными, составляя единый рисунок с теми, что были на шее. Он сжал ладонью её ягодицу, целуя возле плеча. Ана потёрла ногами друг о друга, вызывая кривую ухмылку. Ульв опустил руку ниже, наблюдая за её лицом, стоило ему коснуться её пальцами там, как девушка закрыла глаза, откидывая голову и он услышал знакомое хныканье. — Хорошо? — спросил мужчина, нажимая на чувствительную точку и вызывая стон. Её руки блуждали по его телу, оглаживая шрамы, очерчивая мышцы, которые напрягались от её прикосновений, тут же становясь твердыми как камень. Принцесса выгнулась, прижимаясь к нему грудью и притянула его за шею к себе. Девушка разбрасывала поцелуи по шее, груди, плечам, такие же яростные, отливающие красным, будто в отместку, чтобы он хоть на миг почувствовал то же, что и она. Анариэль трясло, она никогда морально не опускалась так сильно, чтобы единственное чего ей хотелось – быть ближе. — Ульв, — повторила она более настойчиво, хотя голос всё ещё трепетал, пока мужчина покрывал поцелуями её грудь. — М? — он приподнялся, нависая над ней и наблюдая за тем, как Анариэль сглатывает. — Ульв... я боюсь, — начала было девушка, но мужчина прервал её попытки, нежно проводя большим пальцем по нижней губе. — Ещё не позд… — его голос держался на грани, но теперь Ана заставила его замолчать, — Ульв, пожалуйста, — потянув вниз, за собой и наплевав на предупреждающий взгляд мужчины. Ей хватило того, что она видела – её слова последний рычаг, удерживающий их над пропастью, мужчина едва себя сдерживал. — Прошу, — прошептала нимфа, невесомо касаясь пальцами его щек. — Будет больно, — Йохансенн выдохнул, касаясь своим кончиком носа её, держась из последних сил. — Я знаю, — кивнула девушка и, наконец, притянула его. Несмотря на то, что каждый поцелуй ощущался как укол, он все ещё был ей необходим. Больше, чем воздух. Ульв пошёл за ней на это добровольное самоубийство, целуя каждый раз как в последний. Потом внезапно выпрямился, пройдясь взглядом по телу принцессы, освещаемому последними лучами заходящего солнца и вернулся к её лицу, пока медленно избавлялся от ремня. Давая ей время. Но Анариэль лишь заворожённо смотрела на него. Йохансенн опустил руку возле головы нимфы, всё ещё блуждая взглядом по лицу девушки, словно ища малейший повод, сомнение, не веря в то, что она не собиралась его оттолкнуть. Не найдя того, что искал, склонился ближе, чтобы подарить эмоции сравнимые лишь с фейерверком, тысячами молний, проходившими разрядами под кожей. Ей стоило отодвинуться, пресечь всё ещё в начале. Стоило прогнать его тогда, в лесу, окружавшем крепость. Или забрать с собой, притвориться единственными выжившими. Или убить ночью в темнице, или… Существовали сотни, тысячи вариантов, которые не подводили их к плахе. Но принцесса никогда не была хороша там, где нужно отодвигать эгоизм. Она просто не смогла остановиться. Шаг. Поднявшись на вершину крепости, женщина зажмурилась от ослепившего после темноты лестничных пролетов, света. Ветер трепал плащ, с вышитым на нём серебряными нитями гордым оленем – знаком королевы Лотанариэ, показывая миру его изнанку - дорогой, небесного цвета, бархат. Ещё один отличительный знак формы златоволосой дряни, на который Анариэль каждый раз закатывала глаза. Неприкрытое бахвальство. Как бы она хотела сказать, что эта форма делала из воинов легкую добычу в лесу, но это было не так. Превосходная работа эльфийских мастериц делала своё дело, и пока ткань находилась снизу, не позволяя телу терять тепло, никто не видел голубого бархата. Воздух пропитался ароматными специями, привезенными с востока, пряными яблоками, тмином и кровью. Но для неё ветер пах особенно. Безрассудство. Нимфа давно не ощущала это приятное покалывание, заставляющее сердце гулко биться где-то под горлом. Манящий, терпкий, самонадеянный. Принцесса одернула полы, вздёрнув подбородок, обвела глазами всех присутствующих, кроме одного. Она чувствовала кожей, сквозь все слои одежды, взгляд Арнода. Осуждающий. Заинтересованный. Будто командор надеялся разобрать её по кускам и понять, что она за зверь. В спину ударялись не менее подозрительные, от охраны. Но все они отскакивали от неё, даже не оцарапав, потому что лишь один имел эту привилегию. Его взор ощущался калёным железом, прижатым к щеке. Как клеймо. Шаг. Всех выстроили ко внутренней стороне стены, осталось одно свободное место по правую руку главы гарнизона. Она замерла, рассматривая небо, запретив себе даже голову поворачивать в сторону пленника. Этим вечером небо над крепостью было кристально чистым, лишь вдали растянулись похожие на пёрышки облака. Принцесса опустила голову, окинув глазами внутренний двор. — Иди, — нетерпеливо охранник подтолкнул нимфу в спину. Шаг. До отведённого места оставалось не больше пяти. Паника разъярённым медведем раздирала грудную клетку Анариэль изнутри. Время заканчивалось. Народ собрался внизу, люди обступили все выступы, дети забирались на деревья, лишь бы получше рассмотреть. Те, кому не хватило места, заполонили мост. Три пленника. Шесть охранников, по три с каждой от неё стороны, разошлись в стороны, окружая обрёченных на казнь, стоявших перед деревянным помостом. — Помнишь это? — она на мгновение задержавшись перед Йохансенном, вытаскивая из-под камзола подвеску на тонкой цепочке, усмехаясь. Кончики пальцев жгло, и Ане пришлось натянуть маску покрепче. Веди себя подобающе. Строгий голос наставницы – единственная ниточка, удерживающая нимфу над пропастью. Жаль, ведь стоит Ваниэль узнать, она не будет гордиться подопечной. Она её убьёт. Лесоруб дернулся, когда Анариэль обернулась на него. Он был в той же одежде, в которой они расстались на мосту, что сейчас лежал у их ног. За тем лишь исключением, что с последней встречи в темнице всё пропиталось кровью и свисало грязными лохмотьями. Женщина не понимала, на чём они держатся. Его волосы больше не были собраны, и грязными клочьями лежали на плечах. Принцесса медленно скользила глазами вверх, запоминая каждый порез, рваную рану, синяки. В столице, перед тем как казнить пленника, его отмывали, переодевали, и никогда не трогали лицо. Это был закон. Никто не должен знать, каким пыткам подвергались пленники перед смертью. Очередная двуличная ложь, так присущая двору Лотанариэ и Аркуэнона. В данную секунду Ана предпочла бы двуличие, потому что увиденное на лице Ульва заставило внутренности сжаться в болезненном спазме. Этот вид навсегда отпечатается на внутренней стороне век, нимфа заранее знала, что он будет преследовать её ночными кошмарами. Она не могла оторвать взгляда. Сглотнула противное чувство тошноты, паника сжимала горло, мешая сделать хотя бы один вдох. С широкой рассечённой раны стекала кровь, заливая лоб, сломанный нос, разбитые губы, отекшие веки, что мешали открыть ему налитые кровью глаза. Этот заплыв мог стать для него последним. Принцесса не позволила ему подобраться к лицу. Достаточно слабости в ногах. Их взоры встретились, Анариэль не знала, что Йохансенн увидел в переплетениях её радужки, если бы не разбитое до неузнаваемости лицо, это стало бы проблемой, потому что его губы чуть заметно растянулись в ухмылке. Нимфа сжала кулаки, яростно впиваясь ногтями в кожу. Она просто не смела разрушать спектакль, не сейчас. Ане нужно быть сильной, чтобы ей поверили. Поэтому принцесса повернулась к нему, чуть приспуская натянутый до предела поводок с ярости, бурлившей внутри и отравлявшей каждую артерию. — Твой труп растащат дикие собаки, — нимфа наклонилась ближе, презрительно скривив губы и, не отрываясь от карей радужки, прошипела. — Гори в аду, — выплюнула женщина. Задержавшись ещё на мгновение, будто наслаждаясь реакцией на свои слова, Анариэль выпрямилась, прекрасно отыгрывая омерзение. Дернув плечом, скидывая руку пытавшегося поторопить её стражника, принцесса проделала оставшийся путь с высоко поднятой головой, вставая на своё место – справа от молодого начальника Сумеречной переправы, приветственно кивнув Арноду и надменному эльфу по левую руку от него. Гилторион. Начищенная форма, прическа - волос к волоску, легкий аромат цветочного мыла. Чтобы ни у кого в этой Валар забытой крепости не возникло ни тени сомнения - она собиралась на праздник. Солнце задержалось в её волосах, споткнувшись о драгоценные камни в гребне, опадало тысячью бликов. Нимфа медленно выдохнула, справляясь с эмоциями. Со всех сторон внизу что-то орали о смерти. — Властью данной мне королевой… — Арнод развернул свиток, зачитывая грехи преступников. На лице наследницы ни дрогнул ни один мускул, когда твердым голосом воин произнес имя лесоруба. Анариэль заморгала, вглядываясь в верхушки древних елей, окрашенных медью. Лучи исполосовали небо, силясь дотянуться хоть до чего-нибудь, оставляя алые мазки на деревьях, шпилях, на её щеке, ласково вытирая ещё не родившиеся слёзы. В ушах стоял гул, и Ана догадывалась, что это шум крови, ведь народ, слившись в единый организм, изнывающий от жажды крови, схлопнулся, внемля каждому слову русоволосого юнца. — В этот праздничный вечер, — мужчина отдал сверток Гилториону и обернувшись к посланнице закончил. — Мы принесем возмездие. — Да здравствует Её Светлейшество Лотанариэ! — огласил эльф, и толпа закричала в ответ, поддавшись всеобщей ненависти. Анариэль приложила ладонь к груди, почтительно склонив голову, повторяя за людьми, под пристальным взором начальника стражи. Хор поднимался, отталкиваясь от стен, и принцесса чувствовала, как камни древней крепости дрожат под натиском абсолютного гнева. Пленников выстроили на подготовленные места. Вершители судеб синхронно повернулись, словно договорившись заранее. Видимо у них было много попыток потренироваться. Женщина задержалась ещё на одно мгновение, опуская веки, прощаясь с уходящим солнцем. Оттягивая момент. Давая себе доли секунды, чтобы собраться. Время вышло. Волосы у висков прилипли к лицу, гуляющего ветра перестало хватать, когда она обернулась, не в силах смотреть куда-то кроме связанных до кровавых ран веревками рук. Между ними оставалась пара метров. Вздорная стая ворон, так не вовремя вспорхнувшая с дерева, пролетела над крепостью, едва не задевая собравшихся,вынуждая поднять глаза. Поразительно. Их словно действительно сковала между собой какая-то извращенная магия, проникшая в сухожилия, связывая толстой нитью, грубо, неумело, болезненно. Этой магии было всё равно на происходящее, она переплетала их взгляды и время вокруг замирало. Она сделала шаг. Пространство вокруг стерлось, Анариэль будто оказалась в вакууме, не слыша разъяренных криков толпы, не чувствуя ветра, что омывал лицо. Они не касались друг друга, выражения их лиц не изменились, на её губах всё-также лежала надетая плотоядная улыбка, а выцветшая зеленая радужка сквозила напускной ненавистью. Но что-то изменилось между ними. Будто произошедшее вмиг стряхнуло все маски, сняло оковы, оставляя их по-настоящему голыми друг перед другом. Немой крик боли разрывал гортань, когда Анариэль сжала рычаг, дожидаясь команды Арнода, не чувствуя, как дерево впивается в ладонь. — Давай, — кивнул ей воин. И, глядя в карие глаза, принцесса опустила рычаг.