Light

Anette Askvik – Light

      Тэгун никогда не любил резких перемен, будь то изменения в устоявшемся графике или же неожиданно пошедший дождь. Он ощущал себя неуютно в любых условиях, которые происходили независимо от него. Вот только миру было на это сугубо всё равно, меняющийся и вечно спешащий куда-то, тот приносил в чужую размеренную жизнь одно испытание за другим. Вот и вошедшее в моду новое изобретение никак не вязалось с тэгуновскими понятиями стабильности. С одной стороны, его и касаться не должна была тема с этими странными вещицами, помогающими людям найти пару, но с другой… он неизменно чувствовал, как прежняя реальность меняется под его тонкими пальцами, крошится, чтобы собраться в нечто ещё неизученное и прорасти сквозь время и людей с новой силой.       Игрушки, гордо прозванные кем-то лучшим изобретением века, призваны были помочь людям в поиске своей истинной пары, минуя ложную тягу "не к своим" и помогая избежать ошибок в выборе. Для Чона это было слишком, даже если насильно его пользоваться подобной вещью никто не заставлял. Тэгун не носил и в принципе не приобретал обнову, внешне совсем схожую с обычными часами, потому что считал это дурацкой несвободой. Как-то до смешного романтично надеялся, что сам почувствует, если встретит ту единственную или единственного. Надеялся, что сам, без всякой помощи, поймёт, для кого он, точно бы огранённый, но расколотый на две половинки кристалл.       Ему нередко приходилось видеть, как приходящие на встречи фанатки поглядывали на свои часики во время рукопожатий и огорчённо выдыхали, когда время на тех не спешило сбиться до отметки нуля, и продолжало мерно отсчитывать секунды, минуты, часы... Он даже немного сочувствовал им. И вовсе не потому, что он, такой прекрасный, не может в одно мгновение стать их Судьбой, а потому, что эти люди были привязаны ко времени. К дурацким цифрам, у которых были другие планы на их счёт.       Когда речь о такого рода вещах заходила в группе, многие отшучивались, мол, это изобретение не для айдолов. Ну, найдут они в толпе свою вторую половинку и что тогда? Остальные наверняка расстроятся. Им это нельзя. Им нужно любить всех и всегда, не даря себя кому-то одному.       Хотя Санхёк однажды вечером похвастался заказанной на днях обновой, покрутил её в руках, примерил, и в шутку обошел каждого из мемберов, приставая со своими проверками. Для большего эффекта он обнимал, держал в своих не по-детски крепких объятиях так долго, как требовалось ему, а не сопротивляющемуся Хонбину или шуточно верещащему от ужаса Джехвану. Хакён, конечно, был не против подобной игры, подозрительно смахивающей на реальность — обнимал больно отбивающегося от его хватки младшего сам, но всё равно довольно смеялся, когда с часами не происходило ничего.       — Бракованные, наверное, — решал для себя Санхёк и терял интерес к игрушке уже через пару дней. Ему почему-то казалось, что это приобретение не просто обеспечит скорую встречу со своим человеком, но и обнаружит его среди самых близких так, "как было бы удобно ему". А как было удобно для Хана, никто не знал и расспрашивать особо не спешил.       — Не понимаю, как можно доверять подобному механизму, если даже принцип его работы не до конца ясен, — тихо негодовал Тэгун, когда в очередной вечерней прогулке компанию ему составил Воншик. Он бы и не поднимал этой темы вновь, но когда на полупустой улице то и дело попадались счастливые парочки, прижимающиеся друг к другу с непозволительной откровенностью, то мысли сами выходили на уже избитую порядком тему.       — Как показывает статистика, после появления этого изобретения в общем доступе, количество браков значительно возросло, а процент разводов заметно снизился…       — Если не считать тех случаев расторжения отношений, когда из-за внезапной покупки игрушки пара вдруг понимала, что не является истинной, — проворчал Тэгун, помня, что читал о чём-то подобном. — И это при условии, что до появления таких новшеств им жилось вместе отлично, в любви и радости.       — Откуда ты знаешь, как им жилось, — усмехнулся Воншик, перепрыгивая через тонкое зеркало воды, оставленной непогодой ещё днём. — Это слишком… личное, и мы не можем знать, были ли те люди счастливы вместе.       — Как и не можем знать, будут ли счастливы в отношениях те, кто нашел друг друга столь неестественным для обычного мира образом.       — Кто-то слишком консервативен, — почти пропел Воншик и чуть толкнул Тэгуна в сторону, не позволяя тому, ушедшему в мысли, наступить очередную встретившуюся на их пути в лужу.       — Кто-то слишком смел сегодня, чтобы так долго спорить с хёнами, — отозвался Тэгун, чуть оживившийся от этой лёгкой встряски, но, поняв причину, сразу же ослабил свой пыл.       — Ты хочешь, чтобы я просто согласился с тобой?       — Да, было бы неплохо.       — Хорошо, хён. Ты бесконечно прав, и эта тема с часами и отсчётом времени глупа до безобразия, — выдохнул Воншик отчего-то с неподдельной грустью, чем заработал для себя пристальный взгляд и подозрительный прищур старшего. — Люди становятся похожи на роботов-поисковиков. Меня это немного печалит.       — Вот и я о том же! — порядком вдохновлённый Тэгун даже на дорогу стал обращать внимания больше, чем прежде. Он за руку утянул Воншика от лужи, которую тот, видимо, не собирался перепрыгивать как прежде, и отчего-то смутился — рука, оказавшаяся в его ладони, показалась ему слишком идеальной для подобного жеста. Показалась той, которую действительно хочется держать, сжимать крепко и чуть скользить подушечкой большого пальца по запястью. И, самое страшное, что такая перемена в ощущениях не казалась не комфортной и в корне недопустимой. Он отогнал внезапную мысль и руку выпустил. — Глупости всё это, а люди ведутся, не видя за многообещающей рекламой обычного выманивания денег из их кошельков.       — Так и есть, хён, — эхом отозвался Воншик и затормозил у кофейни, к которой они и держали путь. — И всё же. Если бы к тебе вдруг подошел однажды какой-то человек и сказал, что ты его вторая половинка, чтобы ты сделал? Что сказал ему или ей?       Тэгун завис ровно на мгновение, переставая даже бумажник искать в карманах, а после уверенно и мягко улыбнулся, глядя прямо в глаза насторожившегося от собственной смелости Кима.       — Для начала, я бы, пожалуй, поздоровался, — вполне серьёзно заметил Тэгун, но в голосе его уже сквозили игривые нотки. Он рвался сбежать в здание, манящее его своими ароматами, и одним только взглядом просил дождаться его здесь. А Воншику и не требовалось слов, чтобы понять это.       Киму нравилось оставаться наедине со своими мыслями ненадолго, разворачиваться к дороге и наполнять лёгкие родными ароматами, среди которых сейчас преобладал кофейный и совсем уж дразнящий — запах свежей выпечки. Вечер был тёплым, свежим после дождя, и покидать его объятия не хотелось абсолютно. Хотелось набирать воздуха полную грудь и не кричать только потому, что, вроде бы, всё хорошо. Вроде бы.       Он вновь ощущал себя жалким от собственной лжи. От всех этих недоговорок и нелепости молчания не о том. Он ощущал себя глупым, потому что заказал-таки эту "игрушку" раньше других. Но не успел похвастаться обновкой никому, потому что нервно подрагивающий экран и цифры на нём сошли с ума, как только он вернулся домой. И он даже не понял ничего поначалу, только смотрел бесконечно долго и ошарашенно на Тэгуна, крутящегося на кухне и не замечающего чужой растерянности. Он был в хорошем расположении духа тогда, много говорил и спрашивал о чужих предпочтениях в еде на ужин, о планах на вечер, а Воншику хотелось сбежать в спальню, завернуться в одеяло поглубже и уснуть. Желательно навсегда.       И только теперь, спустя неизмеренное количество времени, он действительно мог хоть и не смеяться, но, по крайней мере, улыбаться над прошлым собой. Часы он, конечно же, выкинул в ту же ночь, а вот хаотичную свору мыслей не смог до сих пор. И вдыхая вечернюю, почти ночную уже свежесть, он больше всего на свете хотел вернуться назад и не к у п и т ь тогда дурацкой вещицы, сломавшей в нём что-то важное. Вернись всё на свои места, и он бы сейчас тоже искренне смеялся над людьми, помешанными на поиске, тоже осуждал их вместе с Тэгуном, но…       Тонкопалые руки обнимали совсем неожиданно и так долгожданно в то же время, что Ким не сдержал тихого всхлипа, чуть запрокидывая голову назад, на родное плечо, заученное им до каждой родинки, пожалуй. И даже в дыхании Тэгуна чувствовалась расслабленная улыбка. Он успел что-то решить для себя и теперь обнимал чуть крепче.       — Ну, здравствуй, — тихо шептал он, чуть зарываясь носом в высветленные прядки над ухом младшего.       И это было лучшее, что мог услышать Воншик.