Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе

Гриммджоу Джаггерджак. Это имя стало для Хины надеждой. Пусть даже последней в своей маленькой жизни, но от этого осознание своей скорой смерти становилось не таким уж и удручающим. Куда было больнее представлять, что она действительно умрет одна, вдали от родных и дома. Сам же Гриммджоу Джаггерджак не знал, почему он оставил это маленькое существо в живых. Но после этой встречи не мог и предположить, что эта девочка станет ему напарником и спутником в долгих странствиях по Хуэко Мундо. Сначала Хина была только приманкой для пустых. Джаггерджак оставлял её в пустыне, уходил в засаду и ждал, пока на запах сочащейся из раны крови не приходили монстры. Расправлялся Гриммджоу с ними молниеносно, одних он съедал полностью, других – наполовину, у каких-то и вовсе довольствовался только куском. И даже когда рана начала гноить, а Хина все меньше походить на живого человека, Джаггерджак её не съел. Вместо этого он предложил и ей попробовать плоть пустого. Состоящее из духовных частиц мясо возымело свою силу – из раны наружу начала постепенно вытекать белая масса, которая раз за разом росла и твердела. С того дня началось превращение Хины в пустого. С того дня Хина перестала быть приманкой. Но Гриммджоу Джаггерджак снова её не съел. Вместо этого большая белая кошка начала учить девочку выживать и сосуществовать с ним на равных. И постепенно Гриммджоу Джаггерджак понял, почему он позволил этому маленькому существу идти за собой. Это было не любопытство. Его у Гриммджоу не было. Это была не жалость. Её для Гриммджоу не существовало. Причина, по которой эта девочка захотела быть рядом, её смелость перед тем, кто может её убить – вот что заставило большую белую кошку взять себе в спутники это нелепое существо. Шли годы. Простор пустыни давал полную свободу: можно было бежать так быстро, как только хотелось, залезать на деревья так высоко, как позволяли ветки. Хина росла, становилась ловчее и сильнее. Постепенно она и сама научилась справляться с небольшими пустыми, когда белой кошки не было рядом. Она росла и узнавала многое об этом новом для неё мире, таком враждебном, но удивительно интересном. День ото дня они странствовали по пустыне, останавливаясь для сна среди камней или деревьев, но чаще - под открытым небом, зарываясь в песок. Шли годы. Ничего не менялось в этой безликой пустыне, и только время уносило за собой всё больше и больше дней. Хина росла, а меж тем из головы стирались страшные воспоминания и прошлая жизнь. Иногда ей казалось, что она никогда и не была где-то в другом месте, а появилась здесь – из крошечной песчинки, которую носило ветром по Хуэко Мундо. Пустыня стала её домом. И душа Хины начала любить его всем сердцем, оттого что другого дома у неё больше нет. Не было больше страха, не было больше отчаяния. Была только свобода. Хина любила взбираться на огромные валуны и следить за тем, как белая кошка выслеживает добычу или бросается в бой, или дожидаться её после дальней охоты и вслушиваться в окружающий мир. На первый взгляд, Хуэко Мундо было совершенно безжизненным местом. Но если сосредоточиться, то здесь можно было уловить много звуков. Шорох песка, перегоняемого ветром; отдаленные крики пустых, ищущих добычу или погибающих в схватке; хруст иссыхающих без влаги деревьев; крики меносов, подбирающихся слишком близко к поверхности… Запахов для обычного человеческого носа здесь тоже было крайне мало. Но для пустого их здесь было хоть отбавляй, стоило только научиться их улавливать: в воздухе витали тысячи следов реяцу, и всего-навсего надо было распознать нужный тебе след. Какие-то были чуть заметны - их оставляли слабые существа, какие-то, как, например, у Гриммджоу, давали знать о своей опасности за многие километры. За то время, пока Хина путешествовала по пустыне, панцирь с грудной клетки успел перекинуться на большую часть тела: спину, руки, ноги и постепенно начал подбираться к голове. * * * Однажды, оставшись дожидаться Гриммджоу в одной из каменных пещер, Хина почувствовала себя плохо. Внезапно заболевшая и закружившаяся голова вызвала приступ жуткой тошноты. Из того места, где когда-то была большая рана, стали выплескиваться новые сгустки белой массы, вызывая невыносимую боль внутри всего тела. Хина еле сдерживала крики, чтобы не привлечь к укрытию лишнего внимания, ведь большой белой кошки не было рядом, и в случае опасности ей бы никто не помог. Но опасность пришла не с той стороны, с которой её можно было ожидать. Белая субстанция сковывала все движения, а внутренности словно просились наружу. Казалось, что другая плоть желает поглотить всё, что осталось от Хины, изнутри разрывая тело. Боль становилась всё нестерпимее, и девушка уже не видела иного выхода, как начать сдирать с себя ту белую корку, которой покрылась когда-то. Но она словно взбесилась и начала подниматься к голове, заползать в глаза и рот. Ужас и паника завладели Хиной – она не знала, что с ней происходит и как с этим бороться. А внутри уже всё горело, и на мгновение девочке показалось, что она плавится под кожей. Вот теперь ей захотелось кричать, громко и истошно - так невыносима была боль. И было уже всё равно, услышит ли её кто, или нет. Но стоило открыть рот, как живая масса хлынула глубже в глотку, и Хина поняла, что захлебывается. Только вот до лица она уже не могла дотянуться рукой – её словно закручивали в белый тугой вязкий кокон. Когда уже перестало хватать воздуха и застелило глаза, Хина упала и потеряла сознание. Белая масса окутала её с головы до ног и в одно мгновение застыла. Гриммджоу вернулся с охоты не скоро. Уже приближаясь к пещере, он почуял какую-то новую реяцу. Она исходила изнутри их с Хиной ночлежки, была слабой, неуверенной и пульсирующей. В два прыжка дикая кошка оказалась внутри пещеры. На полу, разметав белые длинные волосы, лежала Хина. По крайней мере, сначала так можно было подумать. Гриммджоу подошел ближе и увидел груду костей, остов того, что было когда-то девушкой. Конечности скелета были раскинуты в неестественной позе, череп был повернут лицом вниз. Джаггерждак опустил морду к костям и стал обнюхивать скелет. Странная реяцу, обнаруженная им при входе, исходила от этой белой груды. Она странным образом имела запах Хины, но теперь к ней примешивался запах настоящего пустого. Зверь дотронулся до скелета лапой и присел рядом, продолжая следить за остовом. Так Гриммджоу сидел почти два дня, изредка удаляясь утолить голод, но после всегда возвращался на место и ждал. Реяцу же Хины всё это время продолжала пульсировать. Она становилась то сильнее, то иногда и вовсе пропадала, и с каждым разом меняла свой запах. В конце концов, когда запах Хины и запах пустого слились воедино, пульсация прекратилась. Гриммджоу снова тронул лапой скелет. Раз есть реяцу, решил он, то этот скелет есть ни что иное, как Хина, которая обрела форму пустого. Белая кошка перевернула лапой кости, откинув скелет на спину. На черепе, вместо пустых глазниц и улыбающегося ряда обнаженных зубов, была маска. По форме она точно повторяла овал лица Хины. Идеально гладкая белоснежная маска с прорезями для глаз и длинной линией рта. Гриммджоу наклонил морду прямо напротив маски и издал громогласный рык. Скелет вздрогнул, словно возвращаясь из мира мертвых. Линия рта с хрустом раскрылась, глотая воздух. Затем скелет открыл глаза. Там, за темнотой глазниц, виднелись зеленые радужки. Продолжая шумно вдыхать, пустой издал утробный вой, выгнулся назад и осел на песок. - Эй, - на этот раз Гриммджоу не стал принимать крайних мер.- Ты слышишь меня? Скелет снова раскрыл глаза. - Гриммджоу? Голос Хины звучал неестественно приглушенно и гулко. - Я, я. Давай поднимайся. - Что со мной? - Ты стала пустым. Настоящим пустым. Теперь у тебя есть маска. Вставай. - У меня совсем нет сил… Это было так больно, Гриммджоу… Белая кошка сощурила глаза и прижала уши. Хина снова шумно выдохнула, оторвала от земли руку и поднесла её к глазам. Сквозь маску ещё было непривычно смотреть, но, увидев узкую кисть, лишенную какой-либо плоти, она теперь точно знала – от её тела остались только кости.