Кажется, мы где-то проебались с воспитанием!

POV Автор. Тюрьма особо строгого режима. Корпус для психически больных преступников. Город Нью-Йорк. Союз Пяти Городов.       — Принимай! — произносит лейтенант полиции Большого Яблока, ответственный за доставку в тюрьму осуждённого заключённого. — Эй! Принимай, я сказал! — стучит по бронированному стеклу, за котором сидит мужчина средних лет и смотрит телевизор.       — Не ори! — мужчина, что работает на пропускном пункте, недовольно бросает на стойку форму приёма заключённых, чтоб лейтенант подписал её и сдал повешенного на него преступника туда, где таким психопатам самое место.       Данное тюремное учреждение официально не существует, а значит, у тех, кого здесь содержат нет ни защитников, ни прав, ни даже нет самой личности… Как только попадаешь за ворота, из системы стирается любые упоминание о том, кем человек был раньше. Многие и из тех, кто гниёт в этих стенах действительно заслужили свои места в тюрьме, но встречаются и такие, кого посадили по ошибке. Все они хорошие люди, но хорошие не выживают в подомных местах… Это чистилище собрало в своих стенах самые тёмные души, падших людей и настоящих чудовищ. Вот и девушка, стоящая в цепях, что сковывают одновременно руки и ноги попала сюда не просто так…       — Готово! — лейтенант бросает подписанную форму обратно через узкий проём окошка дежурного. Раздаётся сигнал сирены, что означает открывшиеся двери. Лейтенант передаёт заключённую охране, подталкивая её в спину.       — Девчонка? — один из охранников выгибает бровь, смотря сверху вниз на заключённую, плечи которой немного приподняты, спина сгорблена, а голова опущена, что растрепавшиеся волосы закрывают лицо.       — Аккуратней! — предупреждает лейтенант охранника, что уже протянул руку к заключённой. — Эта сука кусается, а в башке столько дури… Безумна, как Шляпник.       — Выходит ей самое место именно здесь, — хмыкает охранник, хватая заключённую за предплечье, толкает её к своему напарнику. — За что девчонку осудили?       — Ритуальное убийство, — отвечает лейтенант, обернувшись на выходе. — Когда проводили дознание бормотала что-то о конце света, зомби и о восставшей мумии…       — Совсем крыша съехала? — произносит старший охранник, косясь на девушку.       — Совсем, — подводит итог лейтенант и выходит, он как можно быстрее хочет убраться из этого проклятого места, где даже дышится с трудом, не говоря уже о постоянно нарастающей неприязни к окружающим стенам. Даже те из персонала тюрьмы, кто работают тут больше десяти лет, до сих пор не могут привыкнуть к атмосферной энергетике.       — Топай давай, — старший охранник толкает заключённую всё дальше по коридору, что ей приходится семенить ногами очень быстро, ведь из-за цепи, что сковывают их, невозможно сделать нормальный шаг.       — Почему она не поднимает головы?! — произносит второй охранник, что сегодня работает в паре со старшим.       — Тебя ебёт? — старший охранник тормозит заключённую возле одной из дверей, открыв её заводит девушку в помещение, отделанное кафелем. — Может ей личико попортили при задержании. Сам слышал, что она больная… Давай, девочка, нужно пройти санобработку перед входом в общий блок! — заключённая продолжает стоять, не реагируя на раздражители.       — Её, похоже, успокоительным обкололи, — напарник чешет затылок, не зная, что делать дальше, ведь он работает в тюрьме лишь вторую неделю и не научился подстраиваться под ситуацию.       — Ты что, решила, что я с тобой нянькаться буду?! — рычит старший охранник, грубо ухватившись за горло девчонки. — Заебала, блять, молчать! — поднимает лицо заключённой, всматриваясь в красивые черты и полностью отсутствующий взгляд. Глаза не выражают совершенно ничего, просто одно сплошное НИХРЕНА…       — Она в порядке? — напарник так же заглядывает девчонке в лицо.       — Да чёт хуй знает… — старший охранник хмурится, но решает, что у него нет времени на всё это и то, что пытаться достучаться до заключённой только бесполезная трата нервов. Он просто достаёт нож и, надрезав оранжевый комбинезон, в который рядят всех преступников в отделении полиции Большого Яблока, разрывает его по швам, оголяя тело девушки, оставляя её лишь в нижнем белье. — А ты красотка! — как бы между делом замечает старший охранник, ставя заключённую к стене, отходит, давая команду напарнику, чтоб тот мог включить воду из шланга под сильным напором, что оставляет после себя синяки на коже. Сам же подходит к вентилю и переключает с нормальной отметки температуры на ледяную.       Заключённую обдаёт холодной водой, что по ощущениям напоминает тысячи и тысячи маленьких иголочек, впивающиеся в каждый миллиметр тела, раздражая и причиняя боль, а сам напор с лёгкостью собьёт с ног. Вот так вот в тюрьме пригорода Нью-Йорка встречают новеньких, а именно унизительной и болезненной санобработкой.       — Однако… — произносит старший охранник, приподняв бровь, смотря на заключённую, что даже не шелохнулась. Девушка продолжает стоять точно так же, как и раньше, вот только теперь с неё стекает вода, а волосы прилипли к лицу и шее. Лишь редкое моргание глаз говорит о том, что эта девушка живая, а не стоящая перед охранниками красивая кукла. — Ох, и сильно же тебе вломили в участке, — присвистывает, надевая перчатку.       — Думаешь, её по голове били? — напарник убирает шланг.       — Ну, так ты посмотри на неё! — старший охранник кивает на заключённую. — Овощ, мать её… — начинает осматривать девушку за ушами, шею, грудь, руки — Рот открой!       Девушка открывает рот, сама. До старшего охранника не сразу доходит, что это был сознательный поступок. И вот, когда он уже приподнимает её лицо, заглядывая в рот, заключённая кусает его за руку, прокусывая перчатку.       — Сука! — шипит охранник, отвешивая девчонке пощёчину, что её по инерции отбрасывает назад и в сторону, но кафельная стена, в которую врезается спина заключённой не даёт ей упасть. — Эта тварь укусила меня! Прокусила руку до крови! — старший охранник оборачивается к напарнику, показывая свою руку, из раны на которой обильно сочится кровь.       — Сзади! — только и успевает крикнуть второй охранник, как на спину его товарища прыгает заключённая и с остервенением вгрызается тому в шею, пытаясь разорвать старшему охраннику горло собственными зубами.       С боем мужчинам удаётся сбросить сумасшедшую девчонку на пол, нанеся ей несколько ударов по голове, что теперь под правым глазом на скуле красуется ссадина. Заключённая падает, а раненый охранник продолжает наносить удары по её телу ногами. Он всё бьёт и бьёт, но девчонка даже не закрывается от ударов, настолько ей плевать на собственную жизнь, что даже инстинкт самосохранения отказал.       — Всё, хватит! Ты убьёшь её! — кричит новенький, оттаскивая напарника от лежащего на полу тела.       — А может так оно и нужно?! — старший охранник отталкивает от себя сослуживца, зажимает рукой рану на шее, мужчина весь в собственной крови. — Эта блядина опасна! — указывает пальцем на заключённую, что сейчас без сознания.       — Я не хочу писать объяснительную, почему переданная нам девчонка отбросила коньки в первые же пять минут пребывания в тюрьме, — парень разводит руками. — Она даже до камеры ещё не дошла!       — Блять! — ругается старший охранник, вытирая об собственную штанину руку, стирая с неё кровь, рана на его шее покрылась засохшей корочкой, остановившейся и свернувшейся крови от неглубокого прокуса. — Я отдам тебя доку! — поднимает заключённую с пола и толкает напарнику, чтоб тот одел её. — Обещаю, что он тебе башку вскроет и посмотрит все ли мозги там отбиты, — рычит.       — Ну, ты и дура, — ворчит новенький охранник, он тут недавно и всё ещё видит в заключённых людей, а не зверей, которых нужно пристрелить, не сажая в камеры.       Приведя девчонку в порядок, высушив и прикрыв отметены от побоев серой одеждой, в которой ходят заключённые психиатрического крыла, молодой охранник ведёт осуждённую через общий блок, собираясь закрыть её в одиночной камере, чтоб другим не навредила, а за одно и себе.       Когда они проходили общий блок, многие из психически нездоровых заключённых оглядывались. В их глазах был интерес к той, кто пополнит с сегодняшнего дня их ряды. Многие из этих заключённых больше прикидывались под душевнобольных, чем являлись таковыми на самом деле. Причина в том, что в сером крыле, как его называют местные, режим заключения слабее, чем в основной тюрьме. Здесь заключённых выпускают погулять, дают таблеточки, благодаря которым можно словить кайф, так ещё и телек есть. Цена всему этому удобству — незаконные эксперименты местных врачей на нервной системе заключённых. Выходит, это не так уж и много, что просят, даже если и сдохнешь, это будет под наркотой, а сознание будет далеко в каком-нибудь прекрасном месте… Так что, если в крыле освобождается место, на него как минимум двадцать претендентов из основного корпуса тюрьмы.       — Я стану твоим самым большим страхом, девочка, — старший охранник освобождает ноги от сковывающих их цепей, но когда нужно снять наручники с рук, — Знаешь, а вот это тебе идёт! — щёлкает пальцем по наручникам на запястьях девушки. — Добро пожаловать в кошмар, красавица! — бросает напоследок перед тем, как выйти.       Дверь за охранником закрылась, повергая камеру в полную темноту. Свет проникает лиши от небольшой щёлочки под дверью. Камера, в которой закрыли девушку полностью оббита мягким поролоновым покрытием для того, чтоб особо буйные заключённые не причинили вред самим себе, разбив голову о стену. Физически здоровые подопытные — большая ценность для местных врачей, такие лучше переносят последствия ломки после препаратов и побочные эффекты от экспериментов.       В камере тихо. Соседи из камер, что за стенами, не рвутся знакомиться с новенькой, но оно тем и хорошо. Она всё равно бы не ответила.       Глубоко вздохнув, девушка расправляет плечи, подняв голову и выпрямив спину, разминает затёкшую шею. Оборачивается, оглядывая камеру, в которой ей суждено провести какое-то время. Садится на мягкий пол, облокачиваясь спиной на стену, упирается затылком о такую же мягкую поверхность, смотрит в потолок, задумчиво произнося…       — Как бы я не стала твоим кошмаром.