Ветви оливы

Серджо — даже в уме звать его по имени было немного стыдно... — говорит с ней на данмерском медленней, чем со своими сородичами, но в остальном не делает Ишрун поблажек. И такие беседы помогают ей овладевать языком куда лучше, чем любые уроки: Ишрун уже переросла учебники, но её знаниям порой отчаянно не хватает проверки боем. Серджо не делает ей поблажек ни здесь, ни на тренировочных поединках, и за это Ишрун по-настоящему благодарна. Ей — чужеземке, орчанке, бывшей рабыне — уважение данмеров приходится вырывать силой, и оттого от щедрости серджо порой перехватывает дыхание. Хотя в его присутствии это у Ишрун – самое что ни на есть обычное состояние. Как же иначе, когда... Ишрун гра-Шалиб отчаянно отгоняет все неуместные порывы и пытается слушать — просто слушать, не обращая внимания на... Но одного только голоса более чем достаточно, чтобы смешать её мысли в горячую комковатую кашу. – Меры гордятся тем, что их память крепче людской, – говорит, отложив бокал в сторону, серджо. – Мы кичимся тем, что чтим традиции, забытые более краткоживущими расами, что храним историю своего народа бережно и с почтением. Но иногда это значит лишь то, что мы дольше упорствуем в заблуждениях. И даже крепкая память моего народа не уберегает нашу историю от идиотов... – Ишрун кивает, привычно ожидая скорого продолжения, и он усмехается, рассеянно проводит пальцами по резному подлокотнику кресла. – Мои предки явились на эту землю изгнанниками и объявили её своей по праву завоевания, – рассказывает серджо, окутывая Ишрун своим переливчатым бархатным голосом. – Не они первые, не они последние. Неды, двемеры, акавирцы… Кто только не удобрял эту землю кровью! Мы привыкли к войне, и в народной памяти разные войны невольно слились друг с другом. От ошибок не избавлены даже меры, казалось бы, образованные и высококультурные... Помнится, когда мне было лет восемь, я заслужил хорошую порку, самоотверженно бросившись на защиту истины: ныне покойный серджо советник Релви, мой любезный дед, осмелился в моём присутствии допустить грубую ошибку, когда речь зашла о Братьях раздора, а я не мог его не поправить... Ты слышала о них, Иши? – Кажется, нет. – Братья Балрет и Садал были кимерскими военачальниками, сражавшимися против недов в Меретическую эру. Когда их война стала выглядеть безнадёжной, они принесли себя в жертву и в посмертии привязали души свои к двум костяным колоссам. В итоге эти создания вышли из-под контроля и причинили Стоунфоллзу чуть ли не больше вреда, чем пользы. Демонов запечатали и позабыли на долгие годы — до той поры, когда перед Битвой у Красной горы Нам Индорил, усомнившись в грядущей победе Хортатора, решил было выпустить Балрета и Садала на волю. К счастью, Нам быстро понял, какую опасность они представляют… И знаешь, что было дальше? – интересуется серджо, насмешливо изогнув левую бровь — и сам же отвечает: – Один неаккуратный, но убедительный историк-Телванни, три широко растиражированные книги, бессчётное множество затуманенных голов — и вот уже Балрет и Садал сделались героями Войны Первого совета, ни много ни мало спасителями Ресдайна! Куда там до них АльмСиВи и Неревару! Ишрун бы многое отдала, чтоб и о ней серджо говорил с такой страстью...