Камнеломка

Оглушительная тишина повисла в небольшом пространстве комнаты. Вообще-то изначально это был кабинет отца, где он принимал прихожан, имевших обыкновение являться к нему подчас в любое время суток. Я же пока делила комнату с братиками – хотя матушка и намекала, что скоро она добьётся у отца улучшения моих жилищных условий. Ну – или мы сможем переехать в новое место, где для меня обязательно найдётся только МОЯ комната. Но вот эта моя неожиданная болезнь вынудила родителей использовать диванчик в библиотеке – так громко называлась эта комнатка – в качестве палаты для больной. Я и не жалела. Получив доступ к книжным шкафам, стоявшим вдоль двух стен, я с интересом и большим удовольствием читательницы с большим стажем обнаружила, что отец начал передавать Минерве тот пласт знаний, которым обладал сам. Присутствие в памяти девочки латинского языка меня почти не удивило. Лишь восхитил приличный объём знаний. Но это было объяснимо. А вот греческий язык – как современный, так и основы древнегреческого, а ещё и основы коптского языка – были уже за гранью моего понимания. Но когда я обнаружила на самой верхней полке рулоны с кальками изображений Розеттского камня и других находок в Египте и Греции – всё стало на свои места. Моему отцу с детства не давала покоя слава знаменитых открывателей древностей Генриха Шлимана и Карла Хумана. Ведь и Шлиман был сыном сельского пастора, а ведь смог добиться невероятного успеха! Но трезво оценив свои возможности, отец решил, что путешествовать в далёкие страны в поисках редкостей чревато неприятными последствиями. И переключился на изучение найденных теми же исследователями письменных источников, благо это требовало меньше денег. И достиг определённых успехов в работе над переводами иероглифов в понятные тексты. Он вёл переписку и с внучатым племянником самого Шампольона, обсуждая с ним работы его знаменитого родственника, помогая систематизировать архивы, оставшиеся после того. И я даже видела у него на полке главный лингвистический труд этого выдающегося французского египтолога - «Grammaire Égyptienne» («Египетская грамматика»), который вышел уже после смерти самого автора. Поэтому на титульном листе была дарственная надпись от того самого внука, не от автора. Книга не стала от этого менее ценной, наоборот. С годами её ценность только повысилась. Вместе с этой книгой лежали тетради с многочисленными выписками из неё, ибо отец считал кощунством делать какие-либо пометки в самой книге. Чему и Минерву учил. Пастор Роберт МакГонагалл, как выяснилось, в совершенстве знал не только эти языки, в его активе были французский (разумеется, он же на нём переписывался с Эмэ Шампольоном-Фижак!), немецкий – в честь его кумиров от археологии, итальянский и испанский – выучив латынь, ему было не так сложно освоить и эти языки. Он писал статьи в серьёзные журналы по археологии, где делился результатами своих изысканий, вёл полемику на их страницах не с одним оппонентом. Но всегда мог признать свою ошибку, если она была. Не оставил он своим вниманием и Британские Острова. Когда судьба забросила его с молодой женой в глухую провинцию Кейтнесса, он не пал духом, а начал собирать по крупицам знания. Те, что ещё хранились среди простых людей. В своих походах по окрестным деревням он охотно беседовал со стариками, проявляя уважение к их воспоминаниям. И те охотно делились с ним, рассказывая о себе на том языке, который знали с детства. А по возвращении из этих пастырских поездок отец пополнял свой словарь старинных слов и выражений, надеясь, что когда-нибудь сможет его издать. Но Минерву пока учили только французскому языку, откладывая пополнение багажа знаний на некоторое время. Что ж - время и у меня есть. Я обвела взглядом родственников – они были потрясены словами мистера Росса. Как ни странно, но первым отмер отец. Он негромко кашлянул, привлекая к себе внимание: - Кхм… Мастер. Зверей. – Покатал на языке каждое слово, остро взглянул на тестя. – И что это значит? А главное – что это значит для моей дочери?! Смущение мистера Росса не поддаётся описанию. Он тоже вспыхнул, как давеча его сын, опустил глаза. Чуть ли не начал ковырять носком огромного сапога пол. - Лучше объясню я, - вступила в разговор прабабушка. – Понимаете, Роберт, мастер зверей имеет дело не только с теми зверями, что могут встретиться в диком или домашнем виде. Подразумевается, что в каждом из нас, - она плавно обвела рукой комнату, - в каждом сохраняется частица какого-либо зверя или птицы. Это поверие идёт ещё с тех давних времён, когда простые люди верили, что их прародителем были особые Высшие существа, которые спускались к первым людям, учили их и вступали в брак с дочерьми тех людей. Вот поэтому они и искали в себе и окружающих черты этих существ. - И эта вот частица зверя, оставшаяся в людях, - медленно проговорил отец, бросая быстрый взгляд на меня, - она позволит Минерве управлять этими зверями внутри нас? - Нет, - улыбнулась прабабушка, покачав головой, - скорее она поможет Минерве влиять на других людей – маги они или маглы, привлекать к себе, заставлять выслушивать себя. - Или быть менее критичными к её словам и делам, - вмешалась третья женщина, выйдя из-за спины матери. – Минерва с лёгкостью сможет склонить общественное мнение на свою сторону. Если, - голос её посуровел, - если она научится управлять этим Даром. Думаю, что пока она с лёгкостью справлялась с братьями, потому вы и переложили заботу о них на её плечи? – Она сердито взглянула на отца, потом на мать. Ого! А Макс уже смотрит на меня совсем по-другому. Пренебрежение исчезло из его взгляда. И появилась лёгкая задумчивость. Интересно, он прикидывает, как использовать мою способность в Хогвартсе? Или метит выше? Я и сама заинтересовалась этим объяснением. Действительно, в играх с братьями мне легко удавалось дать им задание, направить их на то или иное действие. Они с радостью выполняли мои указания, а я потом читала им сказки из большой книги. Или сама придумывала. Да и в местной школе я была неформальным лидером – училась лучше всех. И никогда не отказывалась объяснить что-то непонятное другим. Никогда не давала списывать! Но ребята принимали это как должное – я же дочь священника. Должна быть правильной во всём. Хоть некоторые и кривили губы, получив от меня очередной отказ в списывании. Всё выглядело вполне разумно, но что-то продолжало царапать мне душу. Будто я что-то упустила из виду. А! Вот оно! Я вскинула голову и уставилась на дедушку: - А как вы вообще смогли определить у меня этот Дар? Как он проявился во мне, что Вы его заметили, мистер Росс? – Немного суше, чем могла бы, спросила я. Пусть поймёт, что пока он – всего лишь мистер, а не дедушка. - А твой дедушка Клайв – Видящий, - спокойно пояснила прабабушка. – И он очень редко ошибается в своих суждениях. Практически – никогда. - Ага, - буркнула я, отворачиваясь. – Ошибся же он в отношениях мамы и папы. Тут меня слегка прижали и потискали. Совсем вытащить из постели не дал возмущённый вопль мамы: - Она же ещё не вполне выздоровела, отец! Тогда меня снова аккуратно усадили на постели, потрепали по голове, чмокнули в лоб. Отступив на шаг, Клайв Росс добавил: - Как только я увидел твою связь с фамилиаром, сразу понял, что ты мастер зверей. Если уж ты с ней смогла договориться… Закончить ему не дал громкий вскрик мамы: - Какой фамилияр? Откуда? Не было у неё никого – я же знала бы. - А вот есть, - и палец Клайва снова указал на небольшой кармашек у меня на ночной рубашке. Я сама его сделала, завернув пышную оборку так, чтобы туда могла поместиться Фанни. Так я назвала свою змейку – Фанни Брайс – в честь комедийной актрисы и певицы. Да, та Минерва о ней не могла ничего знать, но я в своё время посмотрела фильм «Смешная девчонка» о её жизни и творчестве. Помнится, на меня он произвёл впечатление. А эта змейка своим поведением, лёгким ехидством в разговоре со мной напомнила мне персонаж из фильма. И когда я предложила ей это имя, она не стала долго отнекиваться. Оказалось, что ей очень понравилось, что я дала ей вполне человеческое имя, а не стала давать ей кличку, как для животных. Как и обещала, она сама отыскала меня, но пока я металась в бреду, я не могла её услышать. Пришлось ей прятаться в щели пола под диваном. И лишь когда я пришла в себя, она смогла показаться мне на глаза. Убедилась, что я всё вспомнила. И просто потребовала себе собственное имя. Уж не знаю, чем она питалась эти дни, да и теперь она не говорила, что голодна. Возможно, что она подкармливалась моей магией, возможно – охотилась на мышей, пока я спала. Не знаю. Я не чувствовала её голода. И она полюбила спать в этом кармашке у меня на груди, ухитряясь избежать того, что я её нечаянно могла придавить, неловко повернувшись. А теперь, когда Клайв Росс буквально ткнул её в животик в её убежище, она выползла и угрожающе зашипела, вытянувшись во весь свой маленький рост. Я заметила, как женщины испуганно вздохнули при виде рисунка на её спинке, но потом заметили, что она ещё маленькая и выдохнули с облегчением. Наивные – той Минерве хватило и этой малости, чтобы умереть. Но я не стала этого озвучивать. Оживившиеся дамы стали наперебой расспрашивать меня о появлении у меня фамилиара. На что получили почти правдивую историю. Всё – за исключением того, что Минерва умерла, а в её тело вселилась я. И про сильное расстройство от того, что я узнала о волшебстве. - Почему же ты расстроилась? – ласково спросила Минерва. - А потому, что я испугалась за себя и за братиков. Вот я уеду в эту Школу – кто будет тогда останавливать их? - Тихо рассуждала я тоном испуганной девочки. - А они не смогут скрыть того, что они волшебники. И отцу будет плохо, и всем нам. Вдруг мне по весне и возвращаться некуда будет. – И всхлипнула. Чуть-чуть. Тут отец звучно хлопнул себя по лбу, начал суетливо рыться по карманам, приговаривая: - Да где же оно?!! Наконец он вскрикнул: - Да вот оно! – и вытащил небольшой конверт, но с большой официальной печатью. Отец всегда вскрывал письма так, чтобы печати оставались целыми. - Вот! – Он потряс письмом перед нашими лицами. – Я ведь почему пришёл домой сразу после службы. Не стал задерживаться на разговоры. Мне прислали письмо с сообщением, - он сделал многозначительную паузу, испытывая наше терпение, но и сам не выдержал. – Меня переводят в Лондон! Первого ноября мы должны будем отправиться туда. Я буду курировать богоугодные заведения. – И он театрально раскланялся во все стороны.