Луна Лавгуд и коллекция мозгошмыгов

Драко стоял возле гостиной Гриффиндора и нервничал. Грейнджер, мордред ее побери, так и не появилась ни на завтраке, ни на обеде. Гарри утверждал, что, по словам Джинни, она все еще спит, но это не заставляло Драко чувствовать себя спокойней. Он хотел убедиться, что его вечно лохматая и озабоченная учебой будущая невеста пережила последствия собственной глупости. Портрет, закрывающий вход в гостиную, открылся, и в коридор выбрался Гарри.  — Опять ты, Поттер? — спросил Драко недовольно. Аномально довольный и благостный Поттер огляделся и утянул Драко за собой в темную нишу вне зоны видимости портрета.  — Держи! — сказал он и сунул другу очень знакомую ему вещь — мантию-невидимку.  — И что я с ней делать буду? Поттер закатил глаза к потолку и покрутил пальцем у виска.  — Наденешь. Зайдешь в гостиную, в которой кроме печальной Гермионы возле камина никого уже нет, а дальше по ситуации. Драко взял в руки мантию и недоверчиво посмотрел на Поттера. Тот говорил совершенно серьезно.  — Если меня обнаружат в гостиной Гриффиндора…  — Не обнаружат. Я послежу. Как проследит, Поттер не сказал, но Драко догадывался, что у него есть какой-то способ контролировать перемещение людей в замке. Кивнув своим мыслям, Драко надел мантию и удивился — на ощупь она была скользкой и очень холодной. Так мог вести себя фамильный артефакт, недовольный тем, что его надевает посторонний, пусть и с разрешения хозяина. Решив позднее поразмышлять над необычными вещами Гарри Поттера, Драко убедился, что стал полностью невидим, и вместе с Гарри подошел к портрету. Тот назвал пароль, зашел вместе с Драко в гостиную, но тут же вышел обратно. До Драко донеслось недовольное: «Сколько можно шастать туда-сюда! А, мистер Поттер, это вы! Хорошего дня вам!». В гостиной Гриффиндора Драко раньше никогда не был. В отличие от слизеринской, она была отделана в бордовых и золотых тонах, а в окнах виднелось серое небо. Грейнджер сидела, поджав под себя ноги, в кресле возле камина. Драко осторожно снял мантию, свернул ее, убрал в карман и подошел к девушке.  — Эй, Грейнджер, в чем трагедия? — спросил он тихо, но преувеличенно бодро. Гермиона вздрогнула и быстро обернулась. В ее глазах читался испуг.  — Что ты здесь делаешь? Драко развел руками и улыбнулся:  — Беспокоюсь о тебе, как видишь. Разумеется, как и всегда, когда он говорил правду, Грейнджер ему не поверила. Это было видно по ее скептически приподнятой брови и наморщенному носу. Драко чуть отвернулся — пальцы зудели от того, что хотелось по этому самому носу щелкнуть.  — Как ты вообще здесь оказался? — продолжила свой допрос Грейнджер. Она захлопнула лежавшую на ее коленях толстую книгу и скрестила руки на груди.  — Ты удивишься, Грейнджер, но я умею пользоваться удивительным артефактом, позволяющим мгновенно попасть из коридора в любую комнату замка, — отозвался Драко, и был несколько шокирован, когда девушка фыркнула и спросила:  — Это ты про дверь? Удивительная способность. «Удивительная ты», — как-то расслабленно подумал Драко. Никто из его знакомых девушек не мог отвечать ему на его же языке, поддерживать чуть насмешливый тон, не опускаясь до обидных оскорблений. Грейнджер же это удавалось легко. Задумавшись, Драко не сразу ответил на реплику Грейнджер, и та с напускным беспокойством поинтересовалась:  — Ты молчишь секунд тридцать, не заболел? Драко развел руками:  — Я сражен вашим остроумием, о, владычица моих дум, просто лишился дара речи.  — Какой же ты клоун временами, Драко! — ответила Грейнджер, но все-таки улыбнулась. Конечно, как и всегда, особое обращение она восприняла как насмешку, в ее кудрявую голову даже не закрадывалась мысль о том, что все его слова — чистая правда.  — Я унижен и раздавлен, прекраснейшая из девушек считает меня жалким кривлякой, — проговорил Драко полушепотом. Из-за того, что обычные его шутливые слова были сказаны серьезным тоном, да еще и очень тихо, Грейнджер восприняла их чуть более серьезно, и на мгновение на ее щеках выступил румянец. Глядя на ровный розоватый цвет, Драко невольно позавидовал — он со своей тонкой белой кожей от смущения покрывался непривлекательными, с сиреневатым отливом пятнами.  — Удивлена, что ты еще ни слова не сказал про вчерашний вечер, — тоже тихо сказала девушка. Румянец стал ярче.  — А ты ждала от меня воспитательную беседу? Так Поттер, думаю, уже ее провел, разве нет?  — Нет. Драко хмыкнул — Поттер, похоже, еще разумнее, чем можно было ожидать.  — Неужели так хочется послушать? — поинтересовался он по-прежнему шепотом, но достаточно иронично. Грейнджер сцепила пальцы рук в плотный замок и еще ниже опустила голову. Драко догадывался, что ей — похоже, весьма домашней, несмотря на все их с Поттером и Уизли приключения, девочке, — очень стыдно. Мгновение он колебался, но потом с подлокотника кресла переместился на пол, заглянул в пылающее от стыда лицо Грейнджер, осторожно отвел назад ее пушистые волосы и сказал:  — Кажется, вы вчера никого не убили и не изнасиловали. Так что все в порядке. По правде говоря, опыта в произнесении утешительных слов у Драко было немного, но он очень хорошо знал, что из печали отлично выводят добрые, но немного смешные слова. На несколько секунд ему вспомнилось, как он очень похожим движением убирал совсем другие, тяжелые и прямые светлые волосы с другого лица, но Драко отогнал воспоминания.  — Кажется, я вчера напилась так, что тебе пришлось тащить меня до школы, — почти беззвучно ответила Грейнджер.  — Если ты беспокоишься обо мне, то спешу тебя заверить, что я не надорвался. Конечно, будет преуменьшением сказать, что ты весишь как перышко, но я, пожалуй, могу носить на руках и два твоих веса, — отозвался Драко и продолжил: — Мне бы хотелось немного подразнить тебя, но, Грейнджер, честно, вы вчера ничего страшного не сделали. Не то, чтобы мне нравились пьяные девушки, но… Грейнджер вдруг засмеялась и спросила:  — А с чего это ты взял, что меня интересует, нравятся тебе пьяные девушки или нет? Драко поднял голову, поймал искрящийся взгляд шоколадных глаз и спросил:  — То есть мое очарование на тебя не действует?  — Ни-ка-пель-ки! — пропела девушка так торжественно, что не засмеяться было невозможно.  — И если я сейчас, к примеру, тебя поцелую, на тебя это не произведет никакого впечатления? — Драко понимал, что начал играть в опасную игру, но надеялся, что, благодаря тому, что он оставался сидеть на полу перед камином и не порывался делать никаких движений, при желании, ему удастся все обратить в шутку. К счастью, не понадобилось. Грейнджер на мгновение растеряла свою обычную находчивость и выдавила очень ненатуральное:  — С чего бы это? Настолько ненатуральное, что Драко осторожно поднялся с пола и аккуратно дотронулся губами до губ девушки. Представляя себе их поцелуй, Драко был уверен — губы Грейнджер окажутся твердыми, плотно сжатыми, но ошибся. Чуть суховатые, они оказались нежными, мягкими и горьковато-сладкими, как шоколад. Грейнджер резко втянула воздух, ее глаза распахнулись так широко, как это вообще было возможно, но она и не подумала оттолкнуть его.  — Малфой, под мантию! — раздалось со стороны входа. Драко мысленно выругался. Грейнджер с тихим «хм» откинулась на спинку кресла, опять покраснев, а он был вынужден скрыться под мантией-невидимкой. Мордредов Поттер! И чертов… Человеком, который только что стал личным врагом Драко Малфоя, оказался проклятый Финниган, которому не сиделось в своей спальне!  — Привет, Гарри! — Финниган, похоже, страдает словесной диареей.  — Привет, Симус! — некстати решил быть вежливым и общительным Поттер. Драко подумал, что, если обмен вразумительными репликами продолжится, он достанет палочку и кого-нибудь проклянет. Однако Поттер проявил не то благоразумие, не то милосердие, сказав:  — Кажется, Рон искал тебя. Он сейчас в Большом Зале. Финниган обрадовался новости и поспешил покинуть гостиную. Гарри посмотрел чуть правее того места, где стоял невидимый Драко, и сказал:  — Я, пожалуй, буду в спальне. А потом, пользуясь тем, что Гермиона не видит его за спинкой кресла, показал Драко кулак. Когда гостиная вновь опустела, Драко снял мантию-невидимку, а Грейнджер встала со своего места. С нахмуренными бровями и опять сложенными на груди руками она выглядела бы внушительно и грозно, если бы доставала Драко хотя бы до подбородка.  — Знаешь, у высокого роста много преимуществ, — сказал Драко, подходя к девушке.  — Например, можно смотреть на всех свысока? — поинтересовалась она, но хмуриться перестала. — Это, вообще, что сейчас было?  — Это? — изобразил страшное удивление Драко. — Кажется, это был твой друг Гарри Поттер. Знаешь такого?  — Я имею в виду вовсе не Гарри Поттера! Снова нахмурилась.  — Ты плохо понимаешь намеки, Грейнджер, — сообщил он и уже хотел наглядно показать, что же это было, но она остановила его резким:  — Уйди, пожалуйста. Драко почти кожей чувствовал, как изменилось ее настроение. Еще мгновение назад она была смущена и взволнована, она отвечала на его поцелуй неопытно, но искренне, а сейчас разом спряталась под ледяным панцирем. Возможно, раньше Драко и послушался бы, ушел и потом баюкал обиженную гордость, убеждая себя в том, что девчонка просто глупа и ничего не понимает. Но отступать сейчас он не мог. Во-первых, она — его портключ в нормальную жизнь, где имя «Малфой» ассоциируется с благополучием и респектабельностью, а не с насилием и войной. А во-вторых, Гермиона Грейнджер была ему нужна не только как героиня войны, но и просто как девушка. После короткого поцелуя собственные рассуждения о долге перед родом показались Драко глупыми и напыщенными. Ему на самом деле очень нравится эта девушка. Нравится ее непослушная грива кудрявых шоколадного цвета волос, ее чуть вздернутый нос, маленькие руки, перепачканные чернилами, неаристократический загар. И, конечно, ее привычка отвечать развернуто даже на самый простой вопрос. И острый язык.  — Предлагаю компромисс. Пройдемся? — спросил он, и девушка, чуть поколебавшись, согласилась. Они вышли из гостиной Гриффиндора и пошли вниз, по направлению к их пустому кабинету на первом этаже. Пока шли, в основном, молчали. Драко не начинал разговора, размышляя о причинах в изменившемся поведении Грейнджер, она тоже о чем-то напряженно думала. В кабинете она сразу же отошла к окну. Драко, чтобы не казаться навязчивым, сел на парту.  — Итак, ты меня прогнала, потому что я плохо целуюсь? — спросил он, поняв, что начала разговора от Грейнджер не дождется.  — Ты собираешься за счет моего статуса восстановить свою репутацию. Я права? — неожиданно сказала она. Отстой. Драко готов был разбить голову об стену. Почему он решил, что самый умный? Почему ни разу ему не пришло в голову, что Гермиону Грейнджер называют «самой умной ведьмой своего поколения»? Конечно, она просчитала его действия, как арифмантическое уравнение. И конечно, не внесла в условия его чувства и эмоции. Спустя несколько секунд тишины Грейнджер тихо и как-то грустно повторила:  — Я права. Драко сжал зубы. Он понимал, что, если не сумеет переубедить ее сейчас, потеряет все, чего сумел достичь за несколько месяцев.  — Нет, — сказал он коротко, а потом поднял ладонь вверх, призывая Грейнджер дать ему возможность сказать. — Правильный ответ на твой вопрос будет отрицательным. Вообще, изначально именно ты планировала меня использовать, чтобы привлечь внимание своего рыжего идио… друга. Я тоже решил получить свою выгоду. И, да, Грейнджер, моя выгода в этом случае — восстановленная репутация. Я достаточно трепетно отношусь к своей фамилии. Но скажи, положа руку на сердце, ты все еще хочешь вернуть рыжего, заставив его ревновать? Тихое «нет» было почти беззвучным, но Драко сумел его расслышать и продолжил:  — Мне тоже уже плевать на репутацию. Ты мне нравишься, Грейнджер. Хотя я и желал бы, чтобы ты носила фамилию Малфой, я готов поступиться восстановлением семейной гордости и положения в обществе. Ты важнее. Договорив, Драко отвел глаза в сторону. Слова, которые он как-то придумал, чтобы убедить эту девушку в искренности своих чувств, тогда еще совершенно надуманных, оказались правдивыми. Фантазии о том, как он гордо вышагивает по коридорам Министерства Магии, а волшебники раскланиваются с ним, показались вдруг несущественными и глупыми, зато те, в которых в столовую Малфой-мэнора вбегал мальчишка со светлыми кудрявыми волосами, стали в сотни раз дороже. К сожалению, он не знал, как еще объяснить это Грейнджер. Тогда, когда его однокурсники вовсю постигали науку страсти с однокурсницами из не слишком строгих семей, он думал об убийстве Дамблдора, а позже и о собственной смерти. Когда в прошлом году озверевшие от крови Крэбб, Гойл, Нотт и многие другие развлекались с грязнокровками и полукровками, он мог думать только о том, каково приходится его матери в одном доме с Ублюдком. Единственный визит в бордель, организованный отцом летом после пятого курса, запомнился скорее собственной неуклюжестью. Пара поцелуев с Пэнси тоже за опыт не слишком-то сходили. Ему еще ни разу не приходилось добиваться девушки, настаивать на своем и признаваться в чувствах. Грейнджер молчала долго, но по ее лицу нельзя было прочесть ни единой мысли.  — Ты ведь не забыл, что я грязнокровка? — спросила она после паузы, которая Драко показалась вечностью. При этом слове он поморщился.  — Ничуть. Но волшебники будут идиотами, если не забудут об этом сейчас, после такого геноцида, — сказал он. Грейнджер хихикнула, причем Драко отметил, что этот, казалось бы, легкомысленный звук ей удивительным образом идет.  — У тебя во всем есть расчет, верно?  — Я же коварный слизеринец, — пожал Драко плечами.  — А я вроде бы бесстрашная гриффиндорка, — немного не в тему заявила Грейнджер, а потом в несколько шагов преодолела разделявшее их пространство и поцеловала его. Драко обнял девушку, прижимая к себе. На расчеты и планы действительно было плевать.