Johann Johannsson - Sun's Gone Dim
Изящная изумрудно-зеленая бутылка с вином, черт знает откуда взявшаяся на вечеринке среди тысяч пивных банок, оказалась уж слишком не к месту, но вино – единственное, что она в спешке успела прихватить с собой. Надо же, сколько глупых, до рези в глазах необычных, непривычных совпадений: из всего дерьма, коим была доверху завалена квартира на 25-ой авеню, Сидни, конечно же, схватила самое неуместное, что только могло быть. Неестественное. Чужое. Не к месту, снова не к месту, будто бы ее все еще дрожащие пальцы, крепко сжимающие бутылочное горлышко – это мир, гребаный мегаполис, социум, а она сама – это шикарное на вид, но отвратительное на вкус вино. Сидни, естественно, пьет прямо из бутылки, у Сидни, разумеется, все так же дрожат коленки, и осознание приходит постепенно, мучительно, до тошноты медленно, въедается в мозг, как гадкий червь. Так странно: еще утром, как и всегда бесцельно листая ленты в соцсетях, Сидни случайно наткнулась на пост о какой-то безмозглой девчонке, чье тело соскребали с асфальта после выпадения из окна. И Сидни стервозно ухмылялась, называла эту несчастную чокнутой, неуклюжей идиоткой, Сидни репостила свои глупые комментарии, откровенно хохотала, а внутри нее от страха переворачивались кости. Чуть позже запустили долгожданный «Нерв», но кости отнюдь не встали на свои места, наоборот – прежний страх вдруг обратился в отчаяние, а отчаяние, в свою очередь, стало безумием. Малышка Сид готова была зубами вцепиться в каждого зрителя, малышка Сид сходила с ума, выполняя одно действие за другим, малышка Сид вконец потеряла рассудок и свалилась в бездну, из которой никогда не сможет самостоятельно отыскать выход. Трусиха. Слишком слабая. Ведь, как ни крути, а отчаяние – вовсе не показатель силы и храбрости, не безбашенность. Отчаяние – всего лишь глупая, нелепая попытка прикрыть сотни тысяч пробоин, трещин, шрамов. И, возможно, уже час назад Сидни, как и ту девчонку, отскребали бы от асфальта на 25-ой авеню, но… «Игрок сдался». Сидни сдалась. Паршиво, конечно, потерять все лавры победителя, но подохнуть, все-таки, оказалось гораздо страшнее, чем проиграть. Тем не менее, рухни она вниз, это решило бы массу проблем, например, эту:«125-ая ниже Манхеттена, 64-302»
Прижимаясь щекой к стеклу и неоднократно перечитывая сообщение на разбитом экране смартфона, Сидни ужасно злилась, нервничала и заранее ненавидела себя за все, что делает и еще сделает. Почему он просто не мог сразу сказать «да/нет»? К чему все это, зачем этот безумец назначил встречу? Времени и так слишком мало, черт его дери! Мало для всех, и для него в том числе. Впрочем, да какое ей вообще до него дело? Сидни хлебала вино фактически через силу, кисловато-сладкий, тошнотворный напиток то и дело пытался вырваться наружу, и она все еще пыталась убедить себя в том, что поступает правильно. Если и не для самой себя, то для Ви – точно. Сидни ведь жутко облажалась… Это же Ви! Ее Ви, та самая, единственная подруга, что может видеть Сидни насквозь, понимать ее, это же Ви, Ви знает обо всех ее трещинах, пробоинах и шрамах, но не пытается разбить сильнее, разорвать дальше. Это же, черт возьми, ее Ви! Ви всегда самоотверженно старалась залатать, починить потрепанную Сидни, старалась вовсе не ради собственной выгоды, а честно, искренне. Искренне и честно. А разве теперь ей, Сидни, сложно сделать то, что может спасти жизнь Ви? Йена? Сотен других безумцев, опрометчиво нырнувших в бездну, запутавшихся в сетях «Нерва»? Нет, совсем не сложно! В отчаянии малышка Сидни способна на все. Но одной ей не справиться. Такси останавливается слишком резко и треть содержимого бутылки расплывается по розовому топу кровавым пятном. Ужасно. Сидни шипит от злости и бессилия, выскакивает из машины и, чудом не споткнувшись на каблуках, швыряет водителю деньги. - Эй, малышка Сид, можно одну фотку? Я был твоим зрителем, ты – крутой игрок! – Мужчина ухмыляется, а Сидни тут же выгибает средний палец, развернувшись на сто восемьдесят и нырнув в обшарпанный подъезд на 125-ой ниже Манхеттена. Больше не игрок. Больше нет зрителей, просмотров и лайков, теперь только реальность. Снова реальность, пресная, столь же горькая, невыносимая на вкус, как это гребаное вино. Больше не игрок. И реальность эту тоже приходится глотать через силу, захлебываться ею, задыхаться, но не сдаваться. Нет, ни за что! Свои поблажки малышка Сидни уже давно исчерпала. Теперь на кону жизнь Ви, той самой Ви, которая, не задумываясь ни на секунду, сделала бы ради Сидни все. Не ради денег, популярности и победы в какой-то там игре на выживание, а ради нее, ради Сидни, несмотря даже на все то, что та натворила. Всегда проще обвинять кого угодно, но не самого себя, а вот в поломанном, крошечном сердечке Сидни, наконец-то, проснулась совесть. Проснулась, и вновь с головой окунула в отчаяние. Это она виновата перед Ви, во всем только ее вина, именно Сидни втянула подругу в проклятый «Нерв», а теперь настало время платить по счетам. Сидни толкает дверь с номером 302 и нелепо влетает в квартиру, вовсе не удивляясь, что ее ждут. Сидни жутко злится, и головокружение одолевает все безжалостнее. За все приходится платить, верно? В особенности за собственные ошибки, за просчеты. Игра в реальность, как оказалось, чертовски похожа на шахматный турнир, где стоит только единожды допустить неверный ход – и за ним обязательно последует вереница провалов. Белые фигурки будут лететь с поля прочь, пока ни останется одна единственная. Разбитая в хлам, дрожащая Королева. - И на кой черт я сюда тащилась? Чего тебе нужно? – Сидни все еще пытается быть дерзкой, искренне веруя, что агрессия – ее нерушимая броня, но мнимые доспехи рушатся в одну секунду, стоит только бледному силуэту появиться из темноты. - Жаль, что ты так быстро сдалась, крошка… - Тай приближается чертовски медленно, усмешка на его губах отрицает все эти банальные «жаль», а Сидни вдруг вспоминает глупые ужастики по кабельному, после которых еще долго не спала ночами. Тай выше ее, кажется, на целую четверть метра, у него длинные пальцы, высокие скулы и бровь рассечена сразу в двух местах. Когда и успел? С момента их якобы знакомства прошло от силы часа два. В детстве Сидни, пытаясь хоть как-то себя развлечь, любила ассоциировать разных людей с животными. Саму себя она всегда считала кошкой, свободной, но, по сути, никому не нужной, а вот Тай ассоциируется у нее с гончим псом. Высокий, хищный, способный на любые безумства не потому, что, подобно Сидни, прикрывает ими свои слабости, нет. Потому что он такой и есть. Безумец. Сидни стоит неподвижно, Сидни слышит, чувствует, как под ребрами бешено колотится сердце, будто таймер с обратным отсчетом. Времени все меньше, ей нужно спасти Ви, спасти Йена, всех остальных и себя, в конце-то концов, ну а что же она делает? Испуганно и, одновременно, как-то ненормально очарованно наблюдает за парнем, о котором ни черта не знает. - Да пошел ты! – Сидни процеживает сквозь зубы, сама, не задумываясь, сокращает расстояние, желая взять себя в руки и начать уже думать о деле, но тут же оказывается скованной другими руками, нагло и своевольно. Выдохнуть не успевает, вдохнуть – тоже, а мгновение спустя губы болезненно колет и горький, терпкий привкус сигарет заполняет ее рот. Пять секунд. Сидни, сама не зная зачем, отсчитывает ровно пять секунд и, что есть силы, толкает парня в грудь. - Какого хрена?! Я что, так сильно похожа на твою шлюху? – Сидни срывается и дрожит, вдруг подумав, что «твою» здесь звучит совсем неуместно, а Тай нехотя обрывает поцелуй и хватку, когда девушка неистово злится, явно желая разбить ему и вторую бровь, для симметрии. И Сидни все еще пытается убедить себя, что дело только в спасении Ви, ни в чем больше. А длинные руки, испещренные татуировками, снова возвращаются на ее бедра, принуждая выгнуться в спине. - Да брось, малышка, твоя подруга тебя со всеми потрохами сдала, или она врет, м? – Тай снова слишком близко и у Сидни снова дрожат коленки, но страх медленно исчезает, уступив место злости, отчаянию и чему-то еще. Тому, что здесь совсем неуместно. – Не соврала, так? Конечно, она же не ты, Сид. Холод волной проходит по спине, но сильные пальцы – горячие, скользят вдоль позвоночника, обессиливают, обездвиживают. Сидни всегда старалась держаться подальше от людей, которые могут видеть ее насквозь, видеть каждую ее пробоину, трещину, каждый шрам, Сидни боялась этих людей потому, что только они могут ее добить, было бы желание. А Тай тихо ухмыляется, говорит так, будто бы знает ее слишком долго, будто бы воочию видел каждого скелета в шкафу, заваленном развратными шмотками. И Сидни теряется среди этих костей, снова дрожит, пока губы так же нагло и недопустимо медленно скользят вдоль кожи, от виска до подбородка. - Расслабься, Сид, это же не высотка, не лестницы, да? Это намного проще. – Тай шепчет, обжигает дыханием шею, и Сидни все еще не может пошевелиться. - Может, тебе легче на камеру? Окей, без проблем… – Губы соскальзывают ниже, ведут за собой кровавый след, а у Сидни кончается терпение. Ви ведь вообще не умеет лгать: отчаянная крошка Сидни и правда вечно таскает в свою постель малознакомых парней, наверное, просто хочет верить, что это однажды поможет ей справиться с трусостью, выжечь из себя любые принципы и стать той, кого все хотят, стать на самом деле желанной, любимой и нужной, а в итоге… В итоге все это оказывается очередным неверным ходом, а Сидни в очередной раз становится всего лишь доступной шлюхой на одну ночь. И ноги-то, на самом деле, раздвигать совсем не сложно, и оргазмы имитировать неизвестно зачем, и за дверь выталкивать сразу, как надоест бессмысленный самообман, сложность здесь совсем в другом. Всякий раз собирать себя по кусочкам – вот что действительно сложно. Но теперь времени на самоизлечение совсем нет, таймер под ребрами крошки Сидни колотится все быстрее, все сильнее, все более ощутимо и дико. - Что с лицом? – Сидни вдруг спрашивает, неожиданно даже для самой себя, тянет руки и едва ощутимо касается кончиками пальцев кровоточащей ссадины над бровью, заставляя парня поднять голову. Да какое же ей, черт возьми, вообще дело? Очередной чувак хочет ее трахнуть – так пусть трахает и свалит уже, наконец, спасать жизнь ее подруги и исправлять ее ошибки, в чем проблема? Сидни, похоже, все-таки, слишком пьяна, настолько, что ее тянет на глупую, неуместную лирику. - Забей, крошка. – Темная кровь стекает от виска по щеке и к подбородку, а у Сидни на лице – смазанный отпечаток, след. И нежность тут тоже неуместна, так же, как и то чертово вино, так же, как и сама Сидни. По крайней мере, все это уж точно неуместно с Таем, он ведь чертов псих, безумец и, кроме того, бесчестный ублюдок, раз уж решил использовать в своих целях отчаяние глупой девчонки. Сидни совсем его не знает, Сидни ничерта не умеет разбираться в людях, ведь куда уж ей, если разговоры получаются гораздо хуже, чем минеты? Она же не Ви, даже близко не Ви, нет в ней этой трепетной искренности, честности тоже нет, да и мозгов, наверное, не так уж и много. Зато есть идеальная фигура, шикарная грудь, стройные ноги и симпатичное личико! Разве этого мало? Разве это не то, чего хотят все мужчины без исключения? Вот только, почему-то, действительно любить могут лишь таких, как Ви, а красоткой Сидни могут лишь восхищаться, использовать и выбрасывать, как бесполезную куклу. Так какого черта это должно быть справедливо?! Сидни ведь не кукла, Сидни тоже настоящая, Сидни тоже живая! - Эй, Сид, ты чего? – Ухмылка вдруг куда-то пропадает и голос Тая звучит совсем иначе, будто бы и из его шкафа начинают безнадежно высыпаться гребаные скелеты. А Сидни вдруг осознает, что плачет, дрожит, как та девятилетняя девочка, которая ассоциировала себя с кошкой. Отчаяние сдавливает горло, заставляет всхлипывать, а руки все еще растерянно тянутся вверх, кончики пальцев все так же касаются ссадин на лице Тая. Слишком неуместно, снова, опять. - Перестань, крошка, я же пошутил, не собираюсь я ни к чему тебя принуждать, эй… - Тай безболезненно, уже как-то совсем иначе обхватывает руками дрожащую Сидни, и девушка опять мысленно считает секунды. Проходит пять, затем еще пять, а после Сидни чуть отстраняется, торопливо растирает слезы по щекам и поднимает взгляд, больше не пытаясь быть агрессивной, дерзкой или наглой. Зачем? Ее «Нерв» закончился, теперь маски оказались неуместны. - Сделай то, о чем я просила, ладно? Ты нужен им, Тай. – Сидни разворачивается, хочет уйти, торопится, а длинные пальцы вдруг некрепко смыкаются на тонком запястье. - Им? – Тай переспрашивает, тихо ухмыльнувшись, и Сидни, как ни старайся, не может сдержать легкую улыбку. - Мне тоже. И у вина вкус странный, но что-то, все-таки, есть в этом сочетании кислого, терпкого и сладкого, даже если неуместно. У Сидни губы колет. А внизу все еще ждет такси.