19 июня 1973 (вторник)
Забавно то, как я быстро забываю девушек. Я уже не могу вспомнить их запах, цвет глаз, как громко они стонали. Единственное, что оставалось в моей памяти, — это желание: как сильно я хотела их взять, сделать своими, поставив клеймо «Моя собственность». А обо всем остальном я могу вспомнить, пролистав этот дневник, ведь для этого я и завела эту неприглядную, чёрную тетрадку. Я даже и не шевельнула бровью, когда в газетах ЛА сообщили об убийстве Дженни. Мне понравился заголовок «Девушки любят розы», всегда было интересно, чем они руководствуются, когда выбирают название. Эта проблема меня волновала ровно до тех пор, пока я не закрыла газету и принялась за свой утренний кофе. Бар продолжал работать в обычном режиме, теперь у меня появилось больше дневных смен, людям нравилось наше заведение, поэтому мы работали почти круглосуточно. Я спала всего пару часов, а потом возвращалась на работу. У меня совершенно нет времени на что-то ещё и, признаться, мне это нравится. Я остаюсь сосредоточенной, а мысли — ясными. Я сконцентрирована лишь на музыке, на нотах, на чистоте звучания моего голоса, ведь это не позволяет Темноте захватить меня. Я заканчиваю исполнение, спускаюсь со своего личного Бродвея и иду к барной стойке за своей вишневой колой. Том протягивает мне стакан с газировкой и розовой трубочкой, на его лице вечная добрая улыбка; он всегда улыбается, он словно излучает добро. Большее время мне в нём это нравится, но в мои плохие дни это раздражает как никогда, и мне хочется ударить его, встряхнуть как следует, лишь бы эта улыбка сползла с его лица. Хорошо, что сегодня не такой день. — Привет, дорогая, познакомься с моим внуком — Биллом, — Том показывает на мальчика лет четырнадцати, которого я заметила только сейчас. Он робко улыбался, засовывая дрожащей рукой ланч-бокс в темно-зеленый рюкзак. — Очень приятно, сэр, — тяну я, широко улыбаясь, изображая свою самую искреннюю и добрую улыбку, и киваю головой в знак приветствия как истинная леди. В общем, делаю всё, что от меня ждут, веду себя так, как должна себя вести. Потому что, если бы я была такой, какой себя ощущаю, меня бы считали странной. Не странной и милой, а пугающе странной. Я знаю таких людей, их пытаются избегать, бояться. Чтобы этого избежать, нужно лгать, причем так хорошо, чтобы ты сам верил в собственную ложь; нужно чувствовать, чего от тебя хотят… и давать им это, ну и немного актерской игры. — Мне очень понравилось, как Вы пели, — робко прошептал мальчик, а его уши мило покраснели. Я услышала, как Том усмехнулся. — Спасибо за комплимент. Он постоял ещё несколько секунд, неловко переминаясь с ноги на ногу, а потом быстро выбежал из бара. — Он очень стеснительный, — всё, что сказал Том. Допив свою колу, я иду в женский туалет подправить свой макияж, прохожу мимо «Красной зоны», которая открывалась лишь через полтора часа, но танцовщицы и танцоры уже были здесь и готовили свое место. Я замечаю новую симпатичную танцовщицу, но не помню точно, как её зовут. Возможно, Камила или Кармилла, не важно. На секунду мы встречаемся взглядами, она мне улыбается, и я улыбаюсь в ответ. В туалете я подкрашиваю губы красной помадой, поправляю выбившиеся локоны и не отвожу взгляда от своего отражения, когда слышу, что открывается дверь. — Привет, — слышу лишь у себя за спиной, а через отражение в зеркале вижу ту танцовщицу, с которой мы встретились взглядами пару минут назад. В руках она держит черную спортивную сумку и ставит ее на свободное место рядом с раковиной. — Я — Кармен, новенькая. Кармен! Убирая всю свою косметику в клатч, я разглядываю девушку, и она видит это. Я замечаю улыбку на её лице — она привыкла, что на неё так откровенно смотрят, точнее пялятся. Она расстегнула сумку, из которой достала что-то из косметики и черные туфли на шпильке. Я ошибалась, когда считала Кармен симпатичной, она не симпатичная, она дьявольски красивая: смуглая кожа, темные волнистые волосы и карие глаза. Я всегда считала латиноамериканок красивыми девушками, а Кармен — лишь доказательство моей маленькой теории. Она раздевается, оставаясь лишь в одном черном, кружевном белье. Теперь я могла разглядеть её подтянутое тело, идеальную фигуру, и даже замечаю тату на руке — надпись на испанском языке. — Я думала, у вас есть своя раздевалка, — говорю я, и это первое, что слышит от меня Кармен за всё своё пребывание в баре. — Там сейчас столько торсов и задниц в масле, что поскользнуться можно, поэтому лучше переоденусь здесь, если ты не против. «Не против», — думаю я. Бросив последний взгляд в сторону девушки, я развернулась и ушла. Кармен могла произвести впечатление. Она была чертовски красива, точнее не так, она была ЧЕРТОВСКИ красива, а изгибы её тела были такими плавными и соблазнительными. В моей фантазии всплывает сцена того, как она танцует перед своими клиентами, как они смотрят на неё очарованным взглядом и хотят прикоснуться к этой бронзовой коже, чтобы убедиться, что она реальна, а не плод их воображения. Взяв гитару в руки и заняв своё место перед микрофоном, я перебирала аккорды, которые складывались в единую плавную мелодию. Я не смотрю на людей, которые сидят в зале, разговаривают, слушают мою музыку и улыбаются. Я смотрю на то, как Кармен закрывает алые шторы своей личной «кабинки», и успеваю разглядеть седого мужчину, который сидит на чёрном диване и ждёт свою Кармен. Мне кажется, что наши взгляды встретились, и она мне улыбнулась. Ну, конечно же она улыбнулась не мне, а очередному клиенту с потными от возбуждения руками.Из книги «Проклятие вишневой колы», автор: Уильям Торнс, 2015
В Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе я изучал психологию, поведение людей, их реакцию на внешний мир, взаимодействие людей между собой. Родители гордились мной, я был первым в семье, кто смог поступить в университет. До этого моя семья «крутилась» как могла, и крепкая хватка моего деда позволила нашей семье ни в чем себе не отказывать. Проработав пару лет обычным психологом, мне стало скучно. Я хотел, чтобы моя жизнь кипела, я не хотел сидеть на месте, и это привело меня в Куантико. Кто не знает, Куантико — это место, где обучают агентов ФБР. Я и другие будущие агенты выбивались из сил, пытаясь удержать своё место и не поддаться слабости: плюнуть на всё и вернуться к рутине. На одном из учебных заданий нам показывали дела серийных убийц. Мы изучали их поведение — они отличались от обычных людей, а их мышление заворожило меня. И я отдал этому делу всего себя. В один день я подумал: а вдруг дело не только в том, что серийные убийцы интересуют меня как психолога, вдруг есть что-то ещё? Я родился и вырос в ЛА, в Западном Голливуде, и хорошо помню историю о серийном убийце в 1973 году. Я читал статьи в газете о каждом убийстве, о том, как убийца размещал своих жертв и какие он делал на них отметки. Но я не могу понять: какую цель преследовал убийца, что он хотел нам показать? Они все хотят что-то показать, доказать свою силу, и если не нам, то себе. Все серийники хотят показать свою силу, своё превосходство над жертвой; они показывают, что держат их жизни на кончике ножа; они страдают комплексом Бога — считают, что могут забирать жизнь, но не давать. Если жертве удается спастись, многие из них заканчивают охоту на эту жертву, считая, что она заслужила жизнь, но обычная жизнь никогда не вернется к жертве, которая спаслась, потому что Он будет преследовать их до самого конца. Но этого убийцу я понять не мог. Обычно, когда я вижу дело, «портрет» убийцы рождается в моей голове, но тут была лишь пустота. Это напоминало мне сложную игру, которую нужно было пройти до конца. Я изучал всё, что было известно о жертвах, убийце и деле в целом, и сидел в полицейских архивах ночами, роясь в старых уликах. У полицейских было всё против главного подозреваемого, кроме самого подозреваемого — она просто исчезла. Полиция пришла к выводу, что она сбежала и скрывается от полиции. Я смотрел на чёрно-белые фото девушки из газет, в которых говорилось, что она — ужасная убийца, но я лишь думал о её «Приятно познакомиться, сэр», когда мне было тринадцать.20 июня 1973 года (среда)
Я проснулась сегодня рано утром, ощущая сильное желание у себя между ног. Я вспоминала, что мне снилось, и через секунду в моей памяти вспыхнуло воспоминание: протяжная музыка и страстное тело Кармен в свете неона, плавно двигающееся передо мной. Вчера я размышляла о том, сколько мне нужно времени, чтобы забыть девушку. Сейчас же я удивляюсь тому, сколько мне нужно, чтобы её захотеть. Мне хватает одного раскованного взгляда в мою сторону, одной улыбки, одного «Привет», и меня уже сложно остановить. Я выкуриваю сигарету, прежде чем начать собираться на работу, и делаю несколько глотков «Джека Дэниэлса», чтобы отогнать от себя вспоминания. Алкоголь помогает, он всегда помогает, и я расслабляюсь. Улыбка появляется на моем лице — алкоголь всегда делал меня чуточку счастливее, делал свободной. По крайней мере, я так думала, пока не поняла, что становлюсь его рабыней, как он овладевает мной. — Привет, дорогуша, — первое, что я слышу, когда приезжаю на работу, от Тома. — Завтра у кого-то большой день?! Его приятная улыбка согревает изнутри, и я задумываюсь о том, что, если бы у меня был такой отец, как Том, я бы была другим человеком, потому что, когда ты окружён такой искренней заботой и добротой, тебе хочется быть лучше. И я хочу быть лучше, но не могу, потому что чувствую Темноту, которая ходит за мной по пятам, скрывается в моей тени и смеется. Смеется, пока я не заткну её, но сегодня она здесь, и она смеётся громче, чем обычно. — Какой большой день? — хмуро говорю я, уверенная в том, что Том спишет моё плохое настроение на обычную усталость. — Ну, если верить твоему паспорту, который ты мне показывала, когда устраивалась на работу, то завтра у тебя день рождения! Завтра?! Я и забыла, что завтра мой день рождения. Уже завтра мне исполнится двадцать семь… звучит как особая дата. Если бы моя мать была здесь, она бы устроила мне очередную лекцию о том, что мне нужно перестать заниматься ерундой, взять себя в руки, выйти замуж и завести детей; мы бы серьёзно поссорились, я бы ушла из дома и вернулась бы только через несколько дней. — Точно, — протянула я, закрыв глаза, пытаясь собраться с мыслями. — Совсем забыла. — Значит, никакой вечеринки в честь дня рождения не будет? — сказал он с притворной обидой. — У кого день рождения? — Кармен появилась словно из ниоткуда и уселась на свободное место у барной стойки. Сейчас она была более одета, чем вчера вечером, да и ей ещё рано раздеваться, так как Красная зона откроется только через несколько часов. Когда я смотрю на неё, то чувствую того, чего раньше не испытывала. Мне даже сложно описать это чувство, но, если бы его описывал автор какого-нибудь любовного романа, то он бы описал его как «сладкое чувство, которое пронизывает тебя изнутри», но вместе с этим сладким чувством я чувствую горечь моей Тьмы. Я разворачиваюсь и иду к сцене, чтобы никто не заметил, как сильно ожесточился мой взгляд, когда рядом появилась новенькая, но я все ещё слышу, как она говорит с Томом. — У Ланы, — он указал на меня пальцем, и Кармен развернулась, чтобы взглянуть на меня ещё раз. Я только сейчас поняла, что она, скорее всего, не знала моего имени, потому что у нас не было ни одного разговора, в котором я бы представилась. Я делаю вид, будто не замечаю, как она пялится на меня, облокотившись на барную стойку. Мне не хочется на неё смотреть, не хочется с ней разговаривать, не хочется отвечать на её раскованный взгляд, потому что все это может привести к тому, что она окажется следующей, а мне этого почему-то не хочется… не хочется поступать с ней, как с другими. Я не могу понять, что делает её особенной, что мне мешает поступить так с ней. Я не смотрю на неё, а она пялится, и я уверена, что выгляжу как скромница из-за того, что избегаю зрительного контакта. Поэтому я лишь крепче вцепляюсь в гриф гитары, отчего струны больно впиваются в пальцы, оставляя следы, но я не замечаю боли.***
День сегодня был не очень хороший. После пары часов пения я почувствовала неприятное першение в горле, и мне пришлось закончить раньше, но домой мне не хотелось идти, поэтому я заняла своё место за стойкой. — Колы? — спросил Том. Он был готов услышать положительный ответ или кивок, но, когда я попросила текилы, он удивился, ибо я никогда не заказывала ничего, что содержит хоть немного алкоголя. Ну, по крайней мере, для себя. Я не помню, сколько ещё выпила текилы и как попала домой. Не помню и того, как села в машину и как доехала.21 июня 1973 года (четверг)
Закончив запись о среде, я выкурила сигарету, как тишину квартиры нарушил какой-то шум на кухне. Возможно, когда я пришла домой, то забыла запереть дверь, и какой-то воришка решил зайти в гости. На смену этой теории пришла другая: это была полиция, они смогли узнать, что я — последняя, с кем виделись жертвы, и теперь в моей кухне могло стоять целое отделение полиции ЛА. Я бросила взгляд в сторону окна и могла бы вылезти и спуститься по пожарной лестнице, но, если это была полиция, то они окружили бы весь дом. Я выглядываю из окна и отодвигаю жалюзи немного в сторону. Никого. Я выдыхаю, но на кухне кто-то был, я словно чувствовала его присутствие. Вспомнив о небольшом перочинном ноже в прикроватной тумбочке, я достаю его, тихо выхожу из комнаты и заглядываю на кухню. — Блять, что ты здесь делаешь? — говорю я девушке, которая стоит на моей кухне, изучая содержимое моего холодильника. Я быстро опускаю нож и отвожу руку за спину, но Кармен его замечает и немного щурится, а потом снова смотрит на меня. — Хотела приготовить тебе завтрак, но не думаю, что получится, учитывая то, что есть в твоём холодильнике. Я вспоминаю, что единственное, что есть в моём холодильнике, — это первые попавшиеся полуфабрикаты из супермаркета через дорогу, апельсиновый сок и молоко, которое стоит уже больше недели. — Я не люблю готовить, — сухо произношу я и чувствую неприятное покалывание в горле. — Я заметила, поэтому мне пришлось идти к твоему соседу. Заодно я взяла у него сковороду, твою я не нашла, — она повернулась к плите, на которой уже стояла сковорода, и разбила несколько яиц. Я села за стол и смотрела, как она добавляет помидоры и посыпает все это зеленью. Ничего этого не было в моём холодильнике, так что надо будет отдать Майку деньги за сегодняшний завтрак, которым он меня обеспечил. — Ты привезла меня? — говорю я, когда с готовкой было покончено и мы сели завтракать. — Да, на твоей машине. Было уже поздно, и ты разрешила мне здесь переночевать, потому что мой мотоцикл остался у бара, а ты не хотела отпускать меня в столь поздний час. Я раньше не думала, что могу быть околдована одной лишь улыбкой. Мне улыбалось так много женщин, и ни одна улыбка не вызывала того, что вызывает улыбка Кармен. Эти все чувства слишком новые для меня, и это сводит с ума. Я не знаю, что делать, и я не хочу, чтобы это чувство уходило, потому что, когда она рядом, мне кажется, что Тень может уйти навсегда, ибо она излучает так много света. — Не похоже на меня. Обычно я не разрешаю кому-то оставаться у меня на ночь, — я отвожу взгляд от этих карих глаз, которые неотрывно смотрели на меня. Теперь она точно подумает, что я какая-то застенчивая простушка. — Мне приятно слышать, что я — исключение. Кстати, с днём рождения. Прежде чем я успела понять, Кармен перегнулась через стол и поцеловала меня в щеку. Так по-детски, но, признаться, это был один из самых приятных поцелуев. — Я должна идти на работу. Её лицо всё ещё слишком близко, но я не отстраняюсь от неё, бросая короткий взгляд на её пухлые губы, и я уверена, что она заметила это и ждёт настоящий поцелуй в ответ, но это было бы слишком просто. Я не хочу быть слишком простой, я не из тех, кто растекается, как только увидит сладкий взгляд в свою сторону, поэтому я встаю и начинаю собираться на работу. Мы сидим в машине, и Кармен явно обижена. Наверняка она не привыкла, чтобы ей отказывали. Но я отказала, и эта мысль заставляет меня улыбнуться. Она смотрит на меня, пока мы стоим в пробке, поджав под себя колени и обиженно надув губы. Я же не обращаю на неё внимания, и с каждой минутой это становится всё тяжелее. В какой-то момент она протягивает руку, поглаживая кончиками пальцев мою кожу, словно хочет убедиться, что я — живой человек. — Ты такая напряженная, — шепчет она. — Я такая уже много лет, — наконец я поворачиваюсь и смотрю на неё. — Я могу помочь тебе расслабиться, — ее рука скользнула по моей шее, спускаясь на ключицы. — Не надо, — я попыталась улыбнуться, но, думаю, моя улыбка выглядела очень измученной. Я взяла её руку в свою, такую маленькую по сравнению с моей и нежную. — Мы можем просто поговорить? — Поговорить? — я уверена, что она впервые слышит это от человека, которого она решила соблазнить. — Ладно. Впервые вижу, чтобы настроение человека так быстро менялось. Секунду назад она была грустной и разочарованной, но теперь она улыбалась и смотрела на меня сияющим взглядом, готовая меня слушать. — Хорошо, — начинаю я, барабаня пальцами по рулю. — Откуда ты? — Куба, но несколько лет назад мы с семьей переехали в Майами, а потом я бросила всё там и приехала сюда с друзьями чуть больше месяца назад. А откуда ты? Просто ты не выглядишь, как местная. — Нью-Йорк. Я сожгла там все мосты и приехала сюда начать всё сначала. Почему ты решила уехать из Майами? Это не такой уж и плохой город. — Я из очень большой семьи, у меня много братьев и сестёр, и все возлагают нам меня какие-то надежды, а я просто хочу быть собой и заниматься тем, что мне нравится. — Тебе нравится быть стриптизершей? — этот вопрос волновал меня больше всего, и я не хотела, чтобы он прозвучал грубо. — Мне нравится внимание, мне нравится, когда на меня смотрят с желанием, мне нравится, когда меня хотят. Это непередаваемые ощущения, словно они все у моих ног, но… — она прервалась, глядя на меня непонимающим взглядом, — но ты так не смотришь, и это меня… интригует. — Может, я не из тех, кто хочет быть у твоих ног? Может, я хочу смотреть тебе в глаза?.. — Я об этом не думала, — впервые её взгляд стал неуверенным, и она нервно покусывала нижнюю губу. — Я уверена, что ты редко о ком или о чем-либо думаешь! Зачем? Ты же Кармен! Мальчикам и девочкам, всем нравится Кармен, но Кармен нравится, когда её обожают! — мой голос звучит резче, чем я хочу. Я не знаю, что на меня нашло, но злость окутала меня. Только потом краем глаза я заметила Её — Тень была здесь. Я хотела остановиться, и я понимаю, что мои слова могли причинить ей боль, но я не могла. — Потому что это единственное, что у тебя есть, — истекающие слюной люди, потому что благодаря им ты чувствуешь себя полноценной, и без них ты — никто… — я говорила, даже несмотря на неё, и мне оставалось лишь догадываться, что она была близка к тому, чтобы заплакать, потому что она резко отвернулась от меня и, не двигаясь, смотрела на дорогу. Часть меня ликовала, что я довела её до слез, а другая ненавидела себя за это. Я хотела собраться с мыслями и, закрыв глаза, сильно надавила на них кончиками пальцев, пока не увидела цветные пятна перед глазами. — Извини, — тихо приговорила я. — Иногда я просто не могу контролировать се… — Ты меня не знаешь! — в её голосе были слышны слёзы, но звучал он твёрдо и уверенно. Она вышла из машины, хлопнув дверью, а мне ничего не оставалось, как продолжать сидеть в этой гребаной пробке. Приехав на работу, я была уверена лишь в одном — мне нужно извиниться перед Кармен, но каждый раз, когда я хотела подойти и заговорить, она исчезала. Я могла бы плюнуть на неё, забыть, как забывала других, но как только я пыталась отвлечься, она вновь заполняла мою голову. Мне хочется, чтобы она простила меня, но что будет дальше? Я не знаю.