Рагнарок Старшего Бога Евангелиона

— Ситуация складывается не в нашу пользу, — через несколько дней объявила Мисато всем пилотам, собравшимся в апартаментах. — Возникли новые проблемы со спутником, аномальная солнечная активность всё не утихает. Плюс к этому ужасная погода в районе поисков базы SEELE не даёт даже дронам нормально летать. — Что-то всё ополчилось против нас, — сказала Мана, — и небо, и солнце. — И не говори, — Мисато была одета в гражданскую одежду, она устало выдохнула и села между пилотами на диване. — Но с другой стороны, есть одна бесспорно хорошая новость! — на лице Кацураги появилась ясная улыбка, она крепко обняла сидящего рядом Кенске, чем очень смутила парня. — У меня выходной! И я Богом клянусь — голыми руками убью того Кайдзю, ну, или ещё какого-нибудь там ебучего Ктулху, который удумает напасть именно сегодня! — Поздравляю вас, Мисато-сан! — сказал Айда, стиснутый в объятьях любвеобильной командирши. — Вы заслужили отдых! — Да, это точно! Вы так старались ради нас, командующая Кацураги! — поддержал сидящий рядом Кейта. — Ты прав, мой сладкий! — Мисато оставила Кенске, затем столь же раскованно заключила в объятьях Кейту, похоже, решил Синдзи, она так просто выражала свою радость — на языке тела. — Ты чертовски прав на все сто! — Это точно, — заулыбался юноша, очень даже довольный таким вниманием к своей персоне со стороны столь энергичной женщины, наделённой превосходными внешними данными и страстным темпераментом. — И мы тоже заслужили отдых, — добавила Мана, — правда, ребята? — Само собой, — не стал спорить Мусаши, он принял несколько скептический вид, особо не радуясь по поводу одного-единственного дня. — Поэтому может быть сходим все куда, а? — вскочила с места Мисато. — Не будем же мы сидеть сиднем тут целый день в этих стенах?! Я уверена, они вам уже осточертели! — Что правда, то правда, — встала с места Мари и потёрла задницу перед лицом Аски, как бы невзначай приспустив домашние джинсы. — Надо бы сходить куда-нибудь, — она повернула голову, — да, красавица? — Да уж! — Ленгли хорошенько дала ей коленом под зад. — Это точно, извращенка! — Ай! — Макинами с наигранной обиженностью потёрла попу. — За что ты так со мной, красавица?! Я же сейчас расплачусь! Кто-то засмеялся. — Ты хоть истеки слезами до смерти от обезвоживания! — заявила Аска. — Мне то что?! — Твоя жестокость разбивает моё любящее сердце! — ответила Мари с наигранной патетикой. — Так-так, девочки мои золотые, не драться! — разняла Мисато. — Это приказ! — Вы сегодня нам не командир — у вас выходной, — возразила Аска, сложив руки на груди. — Я всегда командир! — Да, Аска, не обижай Мари, она же такая мега-неко и няшка, — попросил Кенске. — Я ей ещё покажу! — погрозила кулаком Аска. Обе Рей несколько косо поглядели на неё. — Я не понимаю причины их конфликта, — сказала Рей II. — Я тоже, — вторила Рей I. — Люди всегда конфликтуют, человек носит в своём сердце… — заговорил Каору. — Да они просто дурачатся, — перебил его Синдзи, — ненужно искать глубинный смысл там, где его нет. — Синдзи прав, мы просто дурачимся, — подтвердила Аска с флегматичным видом. — Но пинаешься-то ты не слабо! — заметила Мари. — А ты чё, такая хрустальная, да? Я никогда не полюблю девушку, которая боится таких слабых ударов, — разъяснила Аска. — Тогда я — скала! — Мари показала свой пресс, неплохой для девушки её сложения. — Можешь бить меня сколько влезет! — Так-так, мальчики и девочки, давайте оставим тему БДСМ и прочих фанатизий, и выслушаем лучше меня, — обратила на себя внимание Мисато с насмешливо-дидактическим тоном.  — Мы вас слушаем, — улыбнулась Мари. — Так вот, я обладаю властью снять на неопределённое время и на наше число человек любое развлекательное место в Шварцбурге. Мы можем позволить себе любые увеселения, законные в этой стране. — А пить и курить можно? — поинтересовался Тодзи. — А принимать лёгкие наркотики? — живее спросил Синдзи. — По идее нам нельзя, или точнее, очень нежелательно принимать ничего крепче лимонада, — на лице Мисато появилась ухмылка бунтарской юности, — впрочем, если нельзя, но очень хочется, то можно. — Даже наркотики? Если самую лёгкую, лёгкую-прилёгкую травку? — попросил Синдзи. — Ну если самую лёгкую — то, знаешь, я подумаю… — Вы серьёзно? — вдруг возмутилась Мария. — Конечно, если подумать, то скажи мне, чем наркотики вреднее табака и алкоголя? — так поставила вопрос Мисато. — Но я не разрешу Синдзи ничего сильнее нескольких граммов марихуаны. — Мария, от наркотиков возникают проблемы только у тех, кто не умеет их принимать, — начал очередную речь Синдзи, стремясь просветить своих непрогрессивных друзей. — Если человек недальновиден или если его не волнуют последствия, то, соглашусь, вне всякого сомнения, они могут быть ужасными. Ломка и зависимость превращают жизнь человека в ад, ломают дух и убивают тело. Тут я не спорю. Но утверждать из-за этого, что наркотики это, мол, априори что-то дурное — это слишком поверхностно и глупо. Вот посмотри сама, Мария, в нашей жизни много дурных вещей: мы вдыхаем выхлопные газы транспорта и пьём алкоголь, жить вообще очень вредно для здоровья… Есть такие наркотики — например, марихуана, которую я курил в школе — которые в малых дозах не вредны, но и даже в чём-то полезны; есть наркотики, которые очень вредные — например, героин, последствия которого просто чудовищны… Поэтому нужно выбирать что и как принимать, если употреблять наркотики правильно, то они сделают нашу жизнь только лучше. — Я в чём-то согласна с тобой, Синдзи, — кивнула Мисато. — Но вот чего меня настораживает, вспомни, в твоей жизни был уже эпизод… — Я извлёк из него урок, Мисато-сан! — сказал Синдзи. — Да, я принимал неизвестные мне наркотики, чтобы глубже погрузиться в Мир Снов. Это так, я преследовал эту цель, и в итоге попал в ловушку… Но с другой стороны, не попади я в неё, я бы не активировал свои силы и не победил бы флот Ми-Го, так что нет худа без добра, — напомнил юный философ, способный на всё найти ответ, — это во-первых. Во-вторых, всё можно использовать во вред людям. Поэтому отказываться от наркотиков априори — такой же абсурд, как запрещать кухонные ножи. Всё дело в ответственности, в разумном подходе. А я сделал вывод из своей прошлой ошибки, что только сделало меня сильнее и ответственней. Я её более не допущу. — Что ж, твои рассуждения логичны, — согласилась Мисато. — Я даже не прочь проверить твоё честное слово. — Тогда договорились, — улыбнулся Синдзи. — Постойте, Мисато-сан, я тоже в общем-то ничего не имею против наркотиков: принимать или не принимать их — это личное дело каждого. Я даже «за», чтобы слабые волей наркоманы мучились и умирали — в нашем мире выживает сильнейший и наркотики только помогут очистить общество от биологического мусора, поэтому даже самые тяжёлые и самые опасные из них тоже приносят добро человечеству, — рассудила Аска с в общем-то тоже присущим ей разумным подходом. — Однако же вы критиковали меня, Рей и Синдзи за приём того порошка. От него росла моя синхронизация. Я, конечно, понимаю его свойства были неизвестны — но неужели вы вот так согласитесь дать Синдзи право что-то там курить? Вы потом не возьмёте свои слова назад? — Аска, я не даю слов попусту. Я знаю, что от лёгкой травки ничего вредного не будет при её разумном употреблении. Поэтому почему лишать человека удовольствия? Наша жизнь очень тяжела сейчас, нам нужно расслабляться не из праздного гедонизма, а из суровой необходимости, — аргументировала Кацураги. — К тому же я хочу проверить насколько взрослым и ответственным стал у нас Синдзи. — Я обещаю вам, Мисато-сан, что я осознал всю ответственность на своих плечах. Впредь я буду очень осторожен, я не возьму в рот ни грамма лишней марихуаны и не сболтну лишнего слова прессе, — продолжил заверять юноша. — Ведь, чтобы вы любили меня и гордились мною, я не должен вас подводить, как и вы меня. — Как самоуверенно, — фыркнула Мария Венсен, — правда, Синдзи, ты вроде бы умный парень, но прямо в лоб говорить в таком духе — это просто неприлично. — Рад, что ты оживилась, Мария, — по-доброму улыбнулся ей в ответ Синдзи. — Я не вижу ничего плохого, чтобы говорить в лоб. — Это точно, людям стоит почаще раскрывать друг другу свои сердца, — добавил Табрис. — Это всё замечательно, ребята, — Мисато достала смартфон. — У меня намечен список заведений, которые мы можем посетить. Давайте его сперва изучим… *** Теперь она знала что такое ад. Ад — это место нескончаемой какофонии самых неприятных чувств и ощущений. Хикари Хораки пребывала в нём, утратив счёт времени. Полностью обнажённая, покрытая лишь липким мокрым холодным потом, она находилась всё время в одном положении, будучи заключена в кольцо — её кисти и стопы входили в эту конструкцию. И — эта конструкция заключала её изнутри — трубки входили в её тело через отверстия — первая трубка погружалась в раскрытый рот до самого желудка, Хикари хорошо чувствовала это твердое инородное тело — периодически через него поступало какое-то тёплое жидкое вещество — вероятно питание, ибо единственное, от чего она здесь не страдала — так это от голода. Хикари часто тошнило и она ощущала трубку внутри себя наиболее отчетливо — когда её рвало, она сокращалась как-то сама, не позволяя рвоте выйти наружу. Её зубы крепко прижимались к трубке, мышцы рта уже давно болели от того, что её челюсть была постоянно открыта. В следующую очередь пара меньших трубочек входила в лёгкие Хикари — погружаясь в организм прямо через её аккуратный носик. Они проветривали её лёгкие, похоже, через одну трубку поступал кислород, через другую выходил углекислый газ вместе с иными продуктами человеческого дыхания. Подобная система не позволяла Хикари спастись из столь безвыходного положения в то случае, если бы она попробовала не дышать. Следующая трубка входила через раскрытые половые губы, соседняя — вонзалась прямиком в анус и проходила чуть подальше в кишечник. Через них выводились выделения её организма. Гравитация отсутствовала в том месте, где она находилась — или же была гораздо слабее, чем на Земле. По крайней мере, ни что не тянуло тело Хикари к полу — которого, впрочем, и не было в её камере — или скорее в виварии. Юная пленница не могла понять, где здесь верх, а где низ. Само помещение имело форму неправильной сферы или чего-то похожего на это — в разных местах здесь находились прикреплённые к внутренней поверхности предметы мебели или же некие устройства — они не походили ни на что земное, поэтому Хикари оставалось лишь гадать об их точном назначении. Во время экспериментов пришельцы подключали к ним принесённые устройства или же отделяли имеющие здесь предметы аппаратуры от них, что-то доставали либо сами из них, либо эти приборы сами выдвигались и крепились к ней. В виварии пришельцев наблюдалось три постоянно открытых прохода — два располагались почти напротив друг друга, ещё один в стороне. Иногда через них уверенно и умело перебирались пришельцы. Само это место вызвало у Хикари ассоциации с муравейником. Её закрепляла и похожесть обитателей этого места на насекомых. Или на земных ракообразных. Сам их внешний вид внушал непреодолимое отвращение. От невольного наблюдения за тем, как они перебирают длинными и утончёнными конечностями, как шевелят тонкими отростками на свёрнутых эллипсовидных головах, постоянно меняющих цвет — Хикари охватывала дрожь. Она перерастала в судороги, зачастую сопровождающиеся опорожнением кишечника и мочевого пузыря в те моменты, когда эти существа не только находились рядом, но и касались её нагого тела. Иногда Хикари засыпала — только во сне она могла сыскать хоть мимолётное утешение от происходящего. Дремала она плохо — часто пробуждалась от сцен ужаса, пробиравшихся в её сознание из пережитого наяву. Мышцы устали от одного положения, пару раз Хикари напрягала всё тело, чтобы вырваться — но тщетно. Один раз, когда слегка мохнатые и раздвоенные паучьи лапы (если их можно было так назвать), надавили на голые груди — Хикари впала в истерику. Она забилась, напрягая до предела тело — тогда ей было уже всё равно — убьют её или помилуют — лишь бы убраться подальше от этого места. Её утихомирили электрическим разрядом. Первый разряд причинил сильную боль и заставил Хикари ещё сильнее забиться. Только после второго разряда, чтобы избежать ещё большей муки, она совладала с собою на пределе воли. Тогда ей стало на всё наплевать, она замерла и позволила пришельцам сделать всё, что им надо. Круглосуточный стресс утомлял её. В первую очередь Хикари истязал животный страх за свою жизнь. В периоды когда он спадал и ей даже становилось наплевать на свою судьбу из-за сильного эмоционального истощения, её охватывала прострация. В такие периоды она могла проанализировать свои ощущения и происходящее вокруг. Пришельцы не торопились её убивать, что с позиции разума было скорее плохой новостью — уж лучше быстрая смерть, чем регулярное нахождение в таком состоянии. Определённо для этих существ она представляла собою лишь научную ценность. Хикари разделила участь подопытных кроликов и мышей. У неё всегда возникало страшное отвращение от того, что люди проводили опыты над животными. При всей своей порядочности в школе она не переносила уроков биологии, где ученики резали лягушек, и открыто протестовала против подобного варварства. А вот Тодзи спокойно к этому относился и даже разок надул лягушку. Раньше этот поступок юноши вызвал в ней только возмущение, но сейчас это воспоминание почему-то спровоцировало приступ сардонической радости. Во теперь-то это было забавно, смешно… Хикари не могла противиться этому. Она медленно сходила с ума. В следствии размышлений она осознала ещё один момент, делающий её положение столь ужасным, он послужил причиной для ещё большего отвращения и трепета — это было осознание того факта, что для пришельцев она не более чем вещь. Наверное, так относились к рабам в древних странах. Гости из космоса не желали ей зла, желай они его, они бы сразу её убили или запытали сознательно — нет, все её муки в этом плену происходили из наплевательского отношения к её чувствам. Пришельцы щедро оснастили её всем необходимым для жизни, не поскупились на своеобразный туалет, чьё наличие избавляло от необходимости подтираться, но зато заставляло Хикари чувствовать себя изнасилованной. Муки тянулись час за часом, тянулись и не кончались. Болезненная прострация, перерастающая в панический ужас, спадающий снова в болезненную прострацию — в такой цикл страданий оказалась заключена душа девушки, в моменты перехода адский круговорот разбавлялся приступами сардонического хохота, который она не могла даже нормально издать. Такая печальная судьба постигла её в руках высокоразвитых жителей иных планет, которых ни капельки не волновали человеческие страдания. Хикари задремала — провалилась в полусон. В явь её вернула пришедшая в движение пищевая трубка. Она прошла по пищеводу и вырвалась из ротовой полости, вся покрытая мокротой и слизью. Наконец Хикари освободила рот — рефлекторно попыталась им вдохнуть, но не получилось — словно находилась в вакууме. С широко раскрытыми глазами она сразу обнаружила перед собой абсурдного вида существо. Прежде, чем она его рассмотрела как следует, Хикари хорошенько проблевала. Блевотина воспарила в невесомости и её сразу втянул небольшой прибор, как не ветру растрепав волосы пленницы. Существо, освободившее ей рот, выглядело как представитель расы пришельцев — только вместо верхней части тела — то есть, вместо всего того, что у этих существ находилось спереди от середины продолговатого туловища — у этого странного представителя заменялось чистым металлом. Все задние ноги также выглядели полностью механическими, а вместо головы у него наличествовал металлический цилиндр. Хикари не сразу удалось закричать. Через некоторое время помещение заполнилось каким-то газом. Хикари отчётливо услышала тихое шипение и обратила внимание, что три выхода в виварий наглухо закрыты переборками. — Не кричи, — по-японски молвил металлический голос, лишённый и намёка на эмоции. Хикари замолкла, впервые с ней кто-то попытался поговорить. Сглотнув остатки рвоты, испытывая жжение от желудочной кислоты в глотке, Хикари несколько раз тихо икнула. Она сомкнула немного онемевшую челюсть, боль пульсировала в ротовых мышцах. Из глаз всё время выливалось какое-то количество слёз. Сейчас она попыталась что-то сказать, но ничего связать не смогла — и только горько расплакалась. Если бы Хикари считала, сколько раз она плакала — то давно бы потеряла счёт. — За что?! — наконец сквозь слёзы смогла выдавить Хикари. — За что вы так со мной?! Мне так плохо! Что я вам сделала?! Её голос звучал очень искажённо в искусственно созданной атмосфере вивария. — Вы образец, — пояснил инопланетянин, он вытянул иглу из своей механической конечности, после чего ловко произвёл инъекцию в шею Хикари. От этого девушка громко всплакнула. — Не надо! Не надо! — запротестовала она. — Это сделает вас способной к разговору. Пришло немного времени и успокоительное подействовало. Хикари не хотелось больше плакать. Она взирала на пришельца поначалу немного отстранёно, словно он стоял перед ней неважным предметом мебели. Но потом она смогла собраться с мыслями и чётко произнести подавленным голосом: — Отпустите меня, пожалуйста… или убейте, — Хикари сплюнула попадавшую в рот желчь. — Имейте милосердие, не мучайте меня! — То что вы называете «милосердием» — не свойственно нам, — заявил представитель высшего разума, хотя Хикари на собственной шкуре убедилась в этом факте. Чудовища из космоса не испытывали жалости к людям. — Нам свойственно лишь рациональное начало. Эмоции, душевные терзания, всё это чуждо нам, мы свободны от этой умственной пагубы. Существо сделало паузу и сказало нечто странное, что Хикари поняла только позже: — Но лично я помню эти ощущения. Теперь мне кажется, что нет ничего гаже их… — В… вы, — Хикари сглотнула поступившую изнутри рвоту. — Вы чудовища! — Нет. Мы просто рациональные элементы передовой цивилизации. Мы то — к чему вы стремились, — заявило существо. Хикари покачала головой, её охватила злоба, она с яростью плюнула на металлический цилиндр собеседника. — Не смейте судить людей по себе, мерзкие твари! — прокричала с больным горлом Хораки. — Может быть мы не столь разумны, но у нас есть сердца! — Мы — ваш идеал. Вам следует выслушать меня и задействовать ваши знания, имеющиеся у вас, чтобы понять это, — продолжало существом всё тем же металлическим голосом. — Наша цивилизация, простирающаяся через галактики, была построена элитой нашего общества. Оно основано на принципах социального равенства, общественной собственности на средства производства, проще говоря — мы построили коммунизм. Последнее прозвучало несколько комично. Хикари вспомнила уроки экономики и обществознания, она не думала, что пришельцы будут говорить с ней о чём-то таком. — В нашем обществе каждый вносит вклад в общее дело по возможностям и получает по потребностям, — продолжал восхвалять свой строй межгалактический коммунист. — Мы контролируем это социальное положение благодаря нашему гражданскому самосознанию, как бы вы, люди, сказали. Мы добились того, чтобы каждый думал то, что ему следует думать, чтобы каждый, таким образом, понимал важность интересов большинства. Поэтому с точки зрения людей — мы очень нравственные и высокоморальные существа. Последнее заявление вызвало у Хикари самую безумную улыбку в своей жизни. Слова существа настолько расходились с их деятельностью, что Хораки не смогла поверить своим ушам. — Вы смеётесь?! — грустно смеясь, заявила она. — Вы подвергли меня таким мучениям! Да вас бы так! — Мы не желаем вам мучений, — парировало существо. — Да, но мне ужасно плохо! Вы убили миллионы людей ужасными способами! Заперли меня здесь! Вы само зло! — посыпала обвинениями Хикари. — Мы не берём во внимание интересы отдельных индивидов, — ответило существо. — Как я уже говорил, наше общество добилось процветания благодаря полной прерогативе интересов коллектива над эгоистичными интересами индивида. Мы — цивилизация абсолютных альтруистов. Разве не к этому стремилось человечество? Ты не будешь спорить со мной, что интересы одного человека несоизмеримо меньше значат для общества в целом, чем интересы всего этого общества? Мир стоит несоизмеримо больше слезы ребёнка. Это характерно даже для социальных земных животных: интересы стаи выше для всех участников, нежели интересы одного члена стаи. На протяжении истории человечества различные социальные институты поддерживали господство интересов коллектива над интересами отдельно взятых членов вашего общества. Для этого они должны были сделать так, чтобы люди думали, что интересы каждого из них отдельно взятого стоят ниже интересов большинства. К этому сводилась ваша философия и ваша мораль. Однако вашему обществу не удалось добиться такого порядка. Вы — предразумная форма жизни, ваши тела не только слабы, относительно наших, ваш мысленный процесс постоянно засоряется когнитивными искажениями и эмоциональными порывами. Вы слишком иррациональны, поэтому вы так малоразумны. Хикари сколь могла, внимательно слушала существо. Она решила его перебить вопросом: — По-вашему, отсутствие эмоций, это всегда хорошо? Ваш идеал — бездушный робот? — Да, эмоции — это производное от животных инстинктов, присущих неразумным формам жизни. Наличие их у вас однозначное свидетельствует в пользу того заключения, что вы предразумная форма жизни, как я говорил ранее. Вы не властны над самими собой. «Бездушный робот» — как ты выразилась, это идеальная социальная единица. Эмоции — то, что не позволяет индивиду сосредоточиться на общественном благе, — продолжало рассуждать существо самым бездушным голосом, какой Хикари только слышала. — Ваше общество пыталось направить эмоции на службу общему благу. Поэтому оно создавало культ жертвенности, долга и чести, чтобы вызвать положительную эмоциональную привязку к этим ярлыкам — понятиям в сущности пустым. Почему самураи делали себе харакири? Почему камикадзе шли на смерть? Всё это следствие… — Следствие промывки мозгов, — договорила Хикари, понимая, что в чём-то гость из космоса точно прав. — Точнее будет сказать — следствие социальной интеграции, — поправил собеседник. — Ведь вы не будете отрицать, что это нормально и правильно, когда в вашем обществе человеку по мере его развития прививают правила поведения в общества — учат его тому, что есть добро и зло, что можно, что нельзя, он начинает думать, что это всё истинно — иначе говоря, ему промывают мозги воспитанием и моралью. Мы же довели этот процесс до совершенства — достаточно лишь загрузить нужную информацию в мозг выращенной на заводе новой особи — и всё. Таким образом, — заключило это мудрое существо, — мы — ваш идеал, мы то, к чему человечество всегда стремилось, мы — рациональные альтруисты-коллективисты. — То есть вы полностью подавили эмоции и индивидуальность в своём обществе, — сказала Хикари. — Да. Точнее у изначальной расы нашей системы не существовало эмоций в вашем понимании. Но были отклонения в поведении. Как бывает среди вас. Для полной стабилизации социума потребовалось, чтобы все мыслили одинаково, точнее так как нужно для стабильного функционирования. Эта стабилизация стала важнейшим шагом на тяжелейшем пути социального прогресса нашего общества, мировой революцией, как бы назвали этот слом люди, он повлёк за собой неизбежное и оправданное уничтожение многих миллиардов особей нашего вида. Сперва нам требовалось вытеснить всю иррациональность и весь мистицизм. Не стоит думать, что эти явления присущи только людям. Иррациональность и мистичность до сих пор встречаются среди жителей отсталых колоний. Впрочем, как ты понимаешь, в меньшем масштабе, это справедливо и для людей. Наше мировоззрение построено на материализме и атеизме. Те, кого принимают за богов — лишь представители более развитых цивилизаций, чью организацию мы пока не можем понять. На том существо сделало паузу. Хикари воспользовалась этим, чтобы обдумать сказанное и задать ещё один вопрос с очевидным ответом: — То есть среди вас не может быть мнения, отдельного от общественного? — Именно так. Это цель любого социума — в сведении мировоззрения всех индивидов ради единых устремлений поддержания самих себя в целом. — Нет мечты, нет творчества, нет ничего, чтобы отличало одного от другого… — говорила Хикари. — Мечты — это удел тех, кто желает большего, чем имеет, а имеет он столько, сколько должен иметь. Творчество — если ты имеешь в виду искусство — это иррациональная трата ресурсов, следовательно — любое развитое общество должно устранить его. Насчёт отличий, то они у нас есть в соответствии с родом деятельности. Инженер — как пример — выполняет функцию инженера. И так далее. — Полагаю, ваших детей производят на заводах и у вас нет семей и друзей, — рассудила Хикари. — А как вы хоть отдыхаете? — Принимаем состояние покоя при необходимости. — То есть… спите? — Нет, мы не нуждаемся во сне, — сказал собеседник. — Наш организм регулируется в достаточной степени для поддержания необходимого гомеостаза. Мы полностью принадлежим себе. Практически все представители нашей цивилизации, составляющие её элиту — способны осуществлять множество видов работ. Например, инженер, в случае если для него нет работы как для инженера, будет подвергнут процедуре вживления в тело орудий труда для выполнения какой-нибудь иной работы. — Выходит, вся ваша жизнь — бесконечная рабочая смена, — заключила Хикари. — Именно так, а как бы, по-твоему, мы освоили множество галактик? — спросил инопланетянин. — Хм… — Хикари сосредоточенно закрыла глаза, дала отдых сознанию, созерцая темноту, и снова поглядела на металлический цилиндр, служивший космическому посланцу взамен головы. — Что вы собираетесь дальше делать со мной? — спросила она. — Вы нам нужны, чтобы добиться успеха в ликвидации опасного элемента, — ответил собеседник. — Из ваших данных мы поняли, как можно активировать Евангелион через Имитационную Систему и производить управление им. И то, и то было захвачено нами вместе с вами. Мы применили экспериментальное оружие, но без ожидаемого успеха. После чего Евангелион вернулся в штаб и отторгает Имитационную Систему по пока неустановленным причинам. — Я нужна вам как пилот, чтобы бороться с моими друзьями, — поняла Хикари. — Да, вы правы. Хикари собрала всё мужество и всю злость — и плюнула в цилиндр с ненавистным взглядом. — Да пошли вы! Будь я хоть трижды в аду — я не предам друзей! — Ваши интересы и интересы ваших друзей уступают перед интересами нашей цивилизации, — сказал пришелец без намёка на возмущение. — Таким образом, вам предстоит принять нашу точку зрения. Это в ваших же интересах. Мы в любом случае добьёмся своего, просто для эффективности управления Евангелионом мы считаем нежелательным использовать более действенные средства воздействия на ваше сознание… — Вы хотите промыть мне мозги?! — поняла Хикари. — Ну конечно, в обществе где все одинаково думают без этого никак! — Разумеется, мы называем это корректировкой мышления, — поправил собеседник. — В конце концов, всё известное нам — просто материя, всё поддаётся перестройки, будучи по сути механизмом. Раздался щелчок и цилиндр несколько поменял положение — опустился и ранее не видимая часть его показалась глазам Хикари — через закрытое прозрачным стеклом отверстие, она разглядела объект, что в питательной среде занимал эту капсулу. Хикари раскрыла глаза от ужаса и изумления — она уж думала, будто ни что более её так не испугает и не поразит. — Я тоже когда-то был человеком и считал их воплощением зла… — сказал собеседник, чей цилиндр содержал в себе мозг из пары полушарий — живой и человеческий. — Они промыли вам мозги! — воскликнула Хикари. — Можно и так сказать, — согласился бывший человек. — Ваши слова несут негативный эмоциональный окрас, но суть от этого не меняется. — Неужели вы не противились этому?! — спросила Хикари. В её сердце проснулась слабая надежда — быть может этот человек одумается и поможет если не сбежать ей, то уж тогда погибнуть без мук, чтобы она не стала оружием в руках инопланетных монстров, направленным против друзей и близких! — Когда я был членом Братства Жёлтого Знака, я противился тем, кого звал — «Ми-Го». Но сейчас я часть их социума. У меня нет никаких стремлений, кроме работы на наше общее благо. Нет страстей и нет желаний. Я умиротворён и я совершаю труд в пользу общему благу. Такие понятия абсурдны для меня теперь — но разве это по-человечески не есть счастье? Трудиться со всеми и не нуждаться ни в чём? — спросил бывший человек. Хикари ещё раз осмыслила всё. Пришельцы промыли мозги человеку, соорудили из него гибрид машины и себя самих — и теперь он уговаривает её стать частью армии полумеханических чудовищ, отрёкшись от самой себя?! Хикари уже поняла — у страха много лиц. Есть животный страх за жизнь, есть ксенофобский страх перед неизвестным и чужеродным… И ещё есть страх потерять индивидуальность. Если она станет частью их общества, то это будет уже не «она» — не «Хикари Хораки», а просто очередная бездушная машина… — Нет! Я не согласна! — уверенно заявила она. — Если в вас есть что-то человеческое, то избавьтесь от этого при помощи коррекции мышления, как вы это назвали… Но перед этим проявите человечность в последний раз — просто убейте меня, чтобы я не стала причиной смерти моих друзей! — Я так не сделаю, это во-первых. Во-вторых, ваши друзья всё равно погибнут, — отрезал бывший человек. Хикари ужаснулась больше всего тому, что он сказал следом. — Мы уже активизировали процесс, который уничтожит всю жизнь на Земле… *** Группа автомобилей с агентами Второго отдела подъехала к развлекательному центру, который сегодня оказался внезапно закрыт для рядовых посетителей. У стен здания дежурили полицейские. В Европе, переживающей волну терактов благодаря притоку беженцев, это было привычное дело — прохожие просто решили, что кто-то нашёл подозрительный оставленный пакет. Но на самом деле развлекательный центр опустошили от сторонних посетителей для того, чтобы выполнить его прямую задачу строго для группы лиц. Они прибыли на вертолёте, опустившимся на крышу. — Круто мы добрались! — радовался Кенске, выпрыгивая из воздушного транспорта. — Я прямо вип-звезда! — Ты и есть ВИП-персона! — спустилась следом Сорью. — Мы все охуенно важные герои! — Это точно! — Мисато вскинула руки к небу. — Всё развлечение за счёт Совета Европы! Пилоты следовали за ней, а за ними в свою очередь шествовали четверо телохранителей. — По-моему, слишком много народу тут охраняет нас, — заметил Синдзи, оглядывая окрестные улицы с крыши здания. — Да, Рей и Каору легко бы смели любого гада, — согласился Тодзи. — К чему тут все эти полицейские и люди в чёрном? — Тодзи, это чисто формальность! — пояснила Мисато. — Перед нашим прилётом они всё проверили с собаками и металлоискателями, они постоят снаружи пока мы будем отжигать. — Это всё логично, если учесть, что мы одни из самых важных людей на Земле, — сказала Мана. — Да уж! Я прямо наслаждаюсь своей важностью! — добавил Кейта. Мусаши вёл за руку Марию, та с некоторой тревожностью осматривала серое небо. — Говорят потеплеет, — вспомнил Мусаши. — Хорошо бы, не люблю зиму, — поёжилась Венсен. — А я бы поиграла в снежки, — изъявила Мари. — Будет вам, — стала спускаться по лестнице Мисато, — всё будет. Пилоты спустились следом. Телохранители быстро куда-то делись, встав где-то в стороне внутри здания. Так как оно охранялось снаружи, практической работы от них и вовсе не требовалось. Мисато и пилоты вышли в просторный зал и двинулись по безлюдному развлекательному центру, заглядывая пустые залы, свободные столы и стулья. — Блин, вам не кажется, что в месте, где должно быть много людей, но их нет — как-то жутко! Словно апокалипсис уже настал! — поделилась своими ощущениями Мана. — И не говори, — согласилась с ней Мария. — А как подсказывает логика, — обратил внимание Кейта, — если бы мы пришли сюда, когда здесь были прочие посетители, нам бы проходу не дали, всё бы просили автограф и…  — Точно, все бы обращали на нас внимание, мы бы точно не расслабились тогда, — сказал Синдзи. — Мы же пришли для себя развлечься, да? — Точно, из толпы психи бы полезли, — поддержал Тодзи. — Вот если бы наших лиц не знали, тогда можно было бы перейти как все. — Да, это оказалась плохая затея — открыть себя миру, — высказалась Мисато. Синдзи снова почувствовал на себе укоры окружающих. — Да не будем об этом! Здесь есть мы! — простёр руками Кенске. — Смотрите сколько свободных мест зато! Он хотел казаться оптимистом. — И не нужно стоять в очереди, — логично заметил Мусаши. — Тех, кто привык к одиночеству это не должно смущать, — добавила Мари. — Если честно, мне так даже нравится, — согласился с ней Синдзи. — Так спокойно и тихо. Я никогда не любил места большого скопления народу. В них я не отдыхал, меня они скорее утомляли. — Дети не кричат! — вставила Аска. — Точно — чем меньше народу, тем больше кислороду! — постаралась поддержать оптимизм Мисато. — Нет-нет, вы не правы, друзья, — покачала головой Мана. — Если вам так надобно уединение, то, пожалуйста — уйдите в места, где не должно быть много людей — в лес, в горы, на дикую природу, на деревню к дедушке… Но здесь такое место, что людей должно быть много. Без них мы здесь словно чужие же! — В любом случае, Мана, нам стоит постараться развеселиться с чем есть, — сделал разумный вывод Мусаши. — А что ты думаешь? — вдруг спросил Тодзи у Каору, чуть подтолкнув того плечом. Тот шёл подле Синдзи, что-то напевая про себя с отстранённым, но довольным видом. Впрочем, его скорее радовал свой собственный внутренний мир, недоступный никому другому. Как один из троих прекрасных нелюдей в честной компании защитников человечества, он не участвовал в разговорах по поводу места их празднования. Рей I шла рядом Аской с видом просто отстранённым, прямо смотря вперёд — Синдзи косился на неё, пытаясь определить, о чём его бывшая может сейчас думать. Его интересовало, почему она не осталась с Картером на базе. Рей II же вертела головой, изучая ранее незнакомое место. Она показалась Синдзи какой-то по-детски спокойной и даже наивной. Для неё это был первый выход за пределы базы, не считая злосчастной операции в Египте. — Что я думаю, Тодзи-кун? — Нагиса наклонил голову к боку. — Я думаю, я должен спеть… Каору склонил голову в другую сторону и стал ритмично наклонять длинную шею туда-сюда. — Спой, — попросила Мана. Каору извлёк из меховой куртки смартфон и быстрым движением изящного пальца по сенсорному экрану запустил какой-то свой трек, он зазвучал специфично — представляя собой череду быстрых и, можно сказать, истеричных звуков, исполненных на виоле. Они чередовались более долгим и несколько спокойным темпом, разбавляясь очень приглушённым звучанием бубенцов и флейт. Конечно, любая музыка всегда субъективно ложиться на вкус того или иного слушателя, например, у Синдзи эта причудливая музыкальная композиция вызвала противоречивые соображения. Будь он её исполнителем, он бы сделал звуки виолы менее истеричными в моменты усилений. Что характерно, раньше Синдзи не слышал этой композиции, или его любовник только что её скачал, или он скрывал её почему-то. Как бы там ни было, Каору запел: Далёкие звёзды сияют в вышине Они лишь грёзы — далёкие как грёзы А не всё ли одно? Ведь они гаснут как звёзды! Недостижимой грани — предел ограничений Исток грёз — просто пустота Пустота из которой всё берёт начало  Вот откуда приходят наши грёзы! Свобода — тоже рабство Рабство нашего «Я», Что без следа растворимо в пустоте вопреки мечте В бездне из которой пришли наши грёзы! Пропев всё это быстро, но в то же время с соблюдением темпа, Каору заговорил столь же мелодично и уверенно: — Я бы спел это ещё и под гитару, но мне нужно, чтобы кто-то подыграл на… кларнете. Думаю, эти стихи при должном темпе много под что лягут. — Ты представляешь себе и такую композицию? — спросил Синдзи. — Да, я прослушал огромное количество исполнений за свою жизнь. Я могу себе вообразить, как это будет примерно звучать, — сказал Табрис. — Странные стихи, какой-то сюр, — высказала Аска. — А, по-моему, неплохо, — похвалил Кенске, — это даже больше подходит под рэп. — Нет, рэпа не надо — терпеть его не могу, мне больше нравятся рок и классическая музыка, — сказал Синдзи. — Любая музыка даёт душе петь, — сказал Каору. — Все они хороши. — Слушай, Каору-кун, а ты так спел без записки, ты когда придумал стихи? — поинтересовалась Мисато. — Только что, когда мы летели в вертолёте сюда. Вид сверху вселяет в меня вдохновение. — Ух ты, сынок, мне бы такая память! — Мисато взъерошила Каору волосы. — Мы можем здесь сыграть что-нибудь — здесь есть музыкальный центр. — Тогда пойдёмте туда что ли для начала, — поддержала это предложение Мана, — а то что ходить бестолку?! — А я не фанатка сюра, — высказала Аска. — Я хочу телодвижений. Пойду в боулинг. Кто со мной? — Я, пожалуй, — вызвался Тодзи и по-дружески пихнул в локоть Каору, — прости, лучший платонический друг, у тебя хороший голос, но я предпочту размяться. — Ты вправе проявить свободу воли, — сказал в ответ Каору. — И я её проявлю — пойду поброжу тут, может найду чего интересного, — сказала Мари. — Ты всегда одна в стороне от прочих, — заметила Мисато. — В чём дело? — Чё поделать — так уж повелось мне по жизни бежать одинокой кошкой! — развела руками Илластриэс, отходя от группы. — Я пойду в боулинг, — выбрал Кенске. — И я тоже, — направился следом Кейта. — И мы, да? — предложил Мусаши Марии. — Ага, я с вами, — ответила та. — Рей… — Кенске обратился к своей девушке — обе Аянами поглядели на него. — Прости, вторая Рей. Ты с нами в боулинг, или с Каору петь — или куда ещё? — Я не знаю, — ответила та. — Господи, ты ещё полено спроси, — тут же встряла Аска. — Вот у Рей настоящей, — она указала на Рей-Лилит, — личность есть, её вот можно спросить! — Иди с ними, — сказала Рей I своему творению. Та согласилась. — Почему ты ей приказываешь, первая Рей? — спросил Синдзи с некоторым возмущением. — Может быть она хочет пойти с нами. У неё тоже есть свобода. — Она не знает — следовательно, ей надо предложить вариант — я решила, чтобы она пошла с их группой, потому что сама пойду с тобой. Так в обеих группах будет по Аянами Рей. Я решила, так будет эстетичней, — быстро разъяснила свою позицию Аянами. — Вот, понял! — Аска показала язык Синдзи и похлопала Рей I по плечу. — Вот узнаю я тебя, подруга! — Странно, чё это вы поладили, — удивился Синдзи. — Ты, Аска, то одну Рей бревном считаешь, теперь другою — а с этой дружишь. — Тебе-то чего? Иди и пой со своим парнем! — отмахнулась Аска и пошла в противоположную сторону. Кенске взял с собой за руку Рей II. Рей I двинулась с Маной, Каору, Синдзи и Мисато. — Я посмотрю как ребята поют и играют, люблю музыку, — пояснила Киришима. — Это всё Картер тебя научил таким словам — эстетика и прочее, да? — спросил Синдзи у бывшей. — Да, — уверенно ответила та. — Я выбрала пойти с вами. — Ты могла бы пойти ещё куда-нибудь, — не унимался Икари. — Но Рей пошла с нами — таков её выбор, Синдзи, уважай человека, — отрезала Мисато. — Фм! Да я и не против! — Синдзи демонстративно развёл руками. Рей и Каору обменялись взглядами. Сосуд Адама взирал тепло и с некоторым снисхождением, сосуд Лилит ответила куда холоднее и отвела взгляд. Он пал на автомат с игрушками. — Что это за прибор? — спросила Рей. — Там кидаешь монетку и получаешь шанс выиграть игрушку в виде приза, — пояснила Мисато. — Это такое развлечение. Рей подошла к игровому автомату и вчиталась в инструкцию. Вход в музыкальный центр находился рядом. — Ладно, поиграй, Рей! А мы пойдём! — махнула рукой Мисато. Аянами осталась наедине с мягкими игрушками. *** После разговора бывший человек удалился, сказав что он сходит за скафандром пока Хикари подумает над предложением. Хораки осталась всё в том же униженном и измученном состоянии с тяжкими мыслями. Разве что всовывать ей в рот трубку не стали. — «Если я буду упорствовать, они просто промоют мне мозги и я стану думать, мыслить, видеть мир, как тот монстр, а это ещё хуже смерти», — размышляла про себя скованная девушка. — «Если я соглашусь — точнее сделаю вид, что соглашусь — я смогу хотя бы попробовать убить себя. А может сбежать на Землю? Сорвать их план в последний момент? Я должна согласиться на словах и попробовать сделать хоть что-то! Давай, мужайся, Хикари, если ты пилот Евы, то вытерпи уж всё! Им тебя не сломать, сколько бы там галактик они не заграбастали себя!» Блядские ублюдки! — Хикари впервые в жизни выругалась. По крайне мере, раньше он не помнила подобных прецедентов. Она даже ощутила некоторое облегчение. Воистину говорят — матерные слова облегчают жизнь. Тодзи был прав. — «Ебала я всех этих пришельцев! И их планы и их технологии!» — процедила Хикари про себя. Пока она поливала грязью самую развитую цивилизацию во Вселенной, построившую коммунизм, её знакомый с головой-цилиндром возвратился в сопровождении небольшого существа или робота металлического цвета с очень эластичными конечностями. Внешне он формой тела напоминал обычного представителя расы своих создателей, однако был меньше стандартного размера и не имел головы. — Мы должны провести тест на синхронизацию с Евангелионом, — пояснил Цилиндроголовый. — Я помню, — ответила ему Хикари. Крепления раскрылись, трубки вытянулись из ануса и лона, и Хикари снова вернула себе власть над телом. Но не успела она толком пошевелить конечностями, как робот сразу же принялся выдувать странного вида пузырь. Он обхватил им сперва груди девушки, потом субстанция обхватила бока, поднялась к шее и потянулся к ягодицам — так она постепенно распространилась по всей поверхности тела, спустившись ниже бёдер и локтей, закрыв даже кончики пальцев на руках и ногах. Субстанция была прозрачной и тёплой, у Хикари от неё слегка зачесалась кожа. Перед тем, как закрыть нос, робот вставил Хикари в ноздри некое устройство, вероятно вырабатывающее кислород и втягивающее углекислый газ. Как она поняла, на базе пришельцев отсутствовал кислород и сами они не нуждались в нём. — Это ваш скафандр, — произнесла она, звук её голоса похоже воспринимался Цилиндроголовым несмотря на скафандр. — Вдыхайте и выдыхайте только через нос по возможности, — предупредил Цилиндроголовый. Перед ртом Хикари в скафандре надулся небольшой пузырь. После завершения этой оболочки, робот достал из себя какую-то тёмную ткань и начал заворачивать в неё Хикари поверх всего прочего, Цилиндроголовый начал помогать ему своими многофункциональными манипуляторами. В разных местах ткань соединялась сама с собой и прилипала к нужным участкам. В конце бывший человек и его механический помощник полностью одели Хикари, вставили в костюм ещё какие-то небольшие компактные приборы и велели держаться за робота. — Даже при такой защитной экипировке вы можете пострадать в неблагоприятных условиях, — предупредил Цилиндроголовый. — Мы развернём магнитное поле вокруг вас, чтобы защитить вас от радиоактивного излучения. — А мы в космосе, да? — спросила Хикари. — Или на одной из ваших планет? — Мы в нашем космическом центре. Вы всё сейчас сами увидите… Цилиндроголовый с Хикари и помощником направились по ходу. Они достаточно долго здесь перемещались, как какие-то муравьи — периодически пересекаясь с роботами и пришельцами. — Я хотела кое о чём спросить, — заговорила Хикари, не видя пока ничего интересного вокруг, — вот вы говорили, вы находитесь в состоянии покоя, если у вас нет работы, да? — Если у нас нет работы, то — да, хотя такое редко бывает. Обычно мы всегда выполняем некоторую деятельность, — сказал Цилиндроголовый. — Но может же быть — чисто в теории — ситуация при которой вам нечем заняться. Когда на каком-то вашем объекте вся работа сделана или всё загружено до предела. Но есть лишние рабочие руки. Они же — получаются, не при делах, да? Валяют дурака? — расспрашивала землянка.  — Среди нас стабильные элементы не будут по определению «валять дурака» — как вы сказали, — дал ответ бывший человек. — Вас интересуют результаты работы с лишними элементами? В случаях, которые вы описали, мы просто их утилизируем — перерабатываем органику и разбираем на запчасти механику. — То есть вы просто убивайте лишних своих, если их некуда пристроить! — Хикари снова ужаснулась образу жизни мерзких пришельцев. — В случае, если это оправдано, — уточнил Цилиндроголовый. — Как я уже говорил, в нашем коллективистском обществе отдельные индивиды не имеют ценности, каждого отдельно взятого можно заменить и каждого можно удалить по мере необходимости. Вы можете находить это ужасным и пугаться сему, подобное происходит редко, но происходит… Каждую секунду погибает кто-то из наших, будучи признан недееспособным или лишним, ибо наш вид населяет галактики и сами представляете, в каких числах исчисляется. — Скажу честно, — Хикари покачала головой, сколь позволял ей её скафандр, — чем больше я узнаю ваш вид, тем чудовищней то впечатление, что вы у меня вызываете… — Это всего лишь следствие ваших эмоций, мы можем легко подкорректировать ваше мышление, — ответил на это Цилиндроголовый, что вызвало ещё больший приступ ужаса у Хикари. Через некоторое время троица покинула сети сложных ходов, вышла — если можно так сказать — под открытое небо. Чуждое красное солнце светило над бесконечными рядами чёрных космоскрёбов, осеняя их плотным алым заревом. Массивные сооружения техногенного космического града то вертикально тянулись к тусклым звёздам, то горизонтально переходили меж собою. Хикари поначалу подумала, что глядит на небо, но потом быстро поняла, что неба и земли здесь нет. С края той чёрной поверхности, испещрённой сотовидными выходами, где они находились, пленница обнаружила всё те же многокилометровые нагромождения, что сперва увидела на мнимом горизонте. Всё здесь достигало титанических размеров — когда-то Хикари поражалась гигантомании конструкторов Геофронта в Токио-3, но она ничтожно меркла перед достижениями цивилизации самых продвинутых коммунистов во Вселенной. — Нам двигаться не так далеко, — сообщил Цилиндроголовый. Они направились к конструкции в форме конуса. От неё отходило нечто вроде лифта длинною в километры. Он соединялся с очень сложной и разветвлённой конструкцией, которую не представлялось как-то внятно описать. Среди техногенных сот и щелей Хикари постоянно замечала какую-то деятельность. Помимо без конца снующих туда-сюда летательных аппаратов и двигавшихся техногенных конструкции она замечала рядовых представителей этого вида — они летали на своих широко раскрытых крыльях причудливой формы, не производя ни взмаха. Вскоре Хикари с конвоем оказались в очередном здании. Здесь они опять шли через комнаты и коридоры непонятного назначения. Но постепенно до Хикари дошло кое-что общее в этом многообразии — здесь всё было выстроено в соответствии с принципами минимализма — ей на глаза часто попадались одинаковые и компактные комнаты-соты, а постоянное движение техногенных конструкций навело её на мысли о фабрично-производственной деятельности. — «Это один большой завод и множество одинаковых коммунальных квартир при нём, из всего этого состоит их цивилизация? Ничего для души — да и есть ли она у них?» Никакой духовности, сплошной практицизм. И неизбежное проистекающее из этого отношение к жизни как к гигантской фабрике и бессердечное пренебрежение ко всему индивидуальному. *** Аска запустила первый снаряд. Он сшиб три кегли из пяти. — Неплохо для начала, — оценил Тодзи. — «Неплохо» — если только одна кегля устояла, — обернулся к нему недовольная Аска. — У меня должен быть супер-глазомер. И хороший и уверенный бросок. — Да брось, ты же Евы пилот, а не профессиональный сшибатель кеглей, — сказал Мусаши. — Лучший пилот — во всём лучший! — Сорью хлопнула по кнопке, подождала, покуда автоматика сменит кегли. — Как самодовольно, — сказала Мария, становясь на соседней линии. — Такое говорят только неудачники. Только те, кто ничего не умеют или умеют меньше — завидуют тем, кто умеет больше и лучше, да норовят подметить их недостатки, чтобы компенсировать свои собственные, — рассудила Аска, нагибаясь за снарядом. — На войне, в игре, в спорте — лучший никогда не скажет, что он не может быть лучшим во всём! — Знаешь, я придерживаюсь схожего мнения, — вдруг заявила Венсен, целясь в кегли. — Считай, я просто хочу тебя подбодрить. Кенске рядом бросил снаряд — он вообще укатился куда-то в сторону. — Эх, чёрт! — всплеснул руками парень. Рядом с ним Рей Аянами II просунула свои изящные и тонкие пальцы в отверстия и подняла сферу. — Вы этим веселите себя, да? — уточнила девочка-клон, вставая подле Кенске. Механизм заменил кегли. Рядом обрадовалась Аска, сбив все свои мишени. Мария закусила щёки и метнула свой снаряд — он сходу сшиб центральную кеглю, две соседние пали, свалившись на стоящие следом — увы, но первоначальная сила удара оказалась недостаточно сильной, что скинуть одну последнюю. — Но это было почти! — сжала кулаки Мария. — Почти — не считается, злотовласка! — бросила ей Аска. — Согласна! Тогда давай попробуем более высокий уровень! Восемь штук сможешь сбить с одного раза? — спросила Венсен. — Если хочешь взять на слабо — бери: я попробую, но ничего не обещаю, — условилась Аска. В это время Рей бросила снаряд — он покатился почти по прямой — сила первого толчка оказалась слишком малой — снаряд только коснулся кеглей, но не пошатнул их. Аску прорвало на смех. — Блин, Рей — а могла бы хоть покачать их! — Ничего, Аянами, в следующий раз бросай сильнее, — дал совет Кенске. Каору исполнял произведения на электронном устройстве и нескольких взятых здесь же музыкальных инструментах. Мисато потягивала спиртное, Синдзи и Мана вслушивались в игру. — Вы знаете, что особенного в музыке? — спросил Каору, проводя пальцами по натянутым струнам. — Я с удовольствием тебя послушаю, — сказал Синдзи. — Ты не можешь её увидеть, — ответил он. — Вы все не видите музыку, не можете представить ничего визуального. — Но у меня могут появиться ассоциации, — заметил Икари. — Верно — они у меня тоже возникают в голове. Линии, полосы… Что-то восходящее и нисходящее. Но главное — музыка волнует чувства. Это случайно? Почему нервная система так отзывается на звуки? Меня это удивляет, — говорил Каору, вращая в руке смычок. — Думаю, то что мы не можем видеть музыку — как мы можем видеть картины и скульптуры — это делает её непередаваемой для описания. — Люди в основном ориентируются на зрение, — сказала Мисато, допивая свой алкоголь. — Слух — второй самый главный источник информации для нас. Так что не удивительно, что для него изобрели свой вид искусства. — Музыку прекрасно дополняет пение, — добавила Мана, — у нас красивые голоса. Мы могли бы что-нибудь спеть. — А по-конкретней? — спросил Синдзи. — Своё сочиним или возьмём чужой текст? — Я бы хотела, чтобы вы что-нибудь сочинили, — сказала Мисато. — Тем паче ты, Каору-кун, правда талант, уверена, ты поёшь столь же хорошо, как и играешь. — Я больше поражена его музыкальной памятью, — добавила Мана, — мне кажется, ни один человек не может помнить столько музыки. — Но Каору-кун не человек, — сказал Синдзи. — Всё равно для меня Каору-кун — человек прежде всего, — сказала Мисато. — Может быть я не могу относиться к нему, как к сыну, наверное по тому, что из меня бы вышла ужасная мать. Но Каору-кун приятный парень. — Синдзи-кун, ты тоже можешь сыграть со мной, — предложил Табрис. — Ну, далеко не так хорошо, как ты, — застеснялся Синдзи. — А ты попробуй, — Мана встала с места и взяла Синдзи за руку, — я тоже могу играть много на чём. — Что же ты раньше молчала, Мана, я хочу послушать тебя! — попросил Каору, простирая руку к лежащим на столе музыкальным инструментам. — И пусть Синдзи что-нибудь сыграет. — Мне только нужно войти в… в определённое состояние духа, — Мана взяла в руки виолончель. Быстро осмотрев инструмент и взяв в руки смычок, она начала выводить звуки — поначалу неуверенно и нескладно, но с собранным выражением лица Мана справилась с той проблемой. Синдзи обратил внимание, что Мана повторяла самую последнюю мелодию, что он сам исполнял, когда они дуэтом играли вместе. — «Теперь мы просто друзья. Хотя я могу заняться с ней сексом по дружбе. Но может, не стоит пробуждать страсть, чтобы она более не ревновала меня к Каору?» — подумал Синдзи, слушая игру. Мана более-менее сносно завершила мелодию по памяти. Каору попросил её виолончель и передал Синдзи. — Попробуй теперь ты, — попросил Нагиса. — Эм… Знаешь, я бы послушал ещё тебя и Ману, что-то у меня сейчас нет настроя играть самому. — С этими словами парень обернулся к своему начальству. — Мисато-сан, а вы не хотите попробовать что-нибудь сыграть? — Я? О, нет-нет, я в жизни не брала в руки музыкальных штуковин, — замотала та головой. — Тогда должно быть вам не очень-то интересна музыка, — предположила Мана. — Я в основном случаю всякую попсу, — отмахнулась Мисато. — Если слушаю — иногда когда едешь куда-то в машине, хочется чем-то развеселить себя и я включаю радио. — Поначалу я тоже слушал всякую попсу, но потом у меня выработался вкус, — сказал на это Синдзи, быстро проводя смычком по струнам и высекая резкий звук. — Но что лично до вас, Мисато-сан, то мне кажется вам никак нельзя отвлекаться во время езды… — Синдзи, я езжу нормально. Просто когда я нервничаю и опаздываю, то уж тут не выходит не совершать эм… небольшие правонарушения, — оправдала себя командующая NERV. — К тому же, не забывай мой главный жизненный принцип — если что-то недозволенное нужно, то немного можно. Я по нему живу и всё со мной хорошо, видишь? — Ага-ага, рассказывайте, вы ещё мою Еву пилотировали! — рассмеялся юноша. — То-то весь Токио-3 в руинах! — Ой, знаешь что, Синдзи, — Мисато фривольно переставила ногу на ногу, — вот скоро — быть может через месяц — у меня в руках будет оружие поопасней Евы — и я собираюсь его водить! И тогда посмотрим, кто тут лучший дизайнер ландшафта! Синдзи захохотал: — Уверен, вы переплюнете даже Великих Древних! — Ха-ха! Как смешно, Синдзи! — показала средний палец Мисато. Синдзи от этого ещё сильнее рассмеялся. — О чём это вы? — спросила Мана. — Что за оружие? — Объясню в своё время, — решила создать интригу Мисато. — Когда нам достались ресурсы SEELE, мы обнаружили много чего… просто чудесного! Она сделала акцент на последнем слове, туманно намекая на предмет разговора. Мане подумалось проявить хитрость и всё-таки выведать хотя бы в общих чертах о чём говорит Мисато покуда та немного пьяна, но не стала, решив, что ей можно довериться своему командиру — потому ей всё расскажут в своё время. *** Хикари Хораки несколько раз перебросили через город между тысячами и тысячами трудноописуемых сооружений. Они складывались в немыслимые фрактальные конструкции. Место её пленения оказалось ещё больше, чем ей поначалу показалось с края своей тюрьмы. Волнение изматывало её, но Хикари держалась. — Скоро мы? — спросила Хикари, облизывая горячие губы, от скафандра она вся запотела. — Мы скоро будем там, куда идём? — Мы уже здесь, — ответил бывший человек. Перед ними в этот момент раскрылся проход — Хикари увидела за ним свой Евангелион, размещённый среди техногенных конструкций. Она не увидела здесь больше никого. Конечно, она знала, что в одиночку её проводник не будет производить запуск — наверняка за ними сейчас наблюдают с помощью камер. — Меня посадят в Еву? — спросила Хикари. — Вы не забрали со мной тестовые капсулы, не создали их? — Они не дают нам нужных результатов, — пояснил Цилиндроголовый. После этого они поднялись в невесомости к вершине гиганта — Хикари рассмотрела его светло-серое лицо с четырьмя глазами. Он внушал не меньше, чем его окружение. У Хикари всё внутри ещё сильнее затрепетало. — «Я должна сделать выбор», — сказала она сама себе в мыслях. Рядом появилась группа пришельцев — они слетели откуда-то сверху с устройствами в виде прожекторов. — Предосторожность, — предупредил Цилиндроголовый. Контактная капсула выдвинулась перед Хикари. — Займите своё место. — Да, — Хикари забралась в Еву. Она ожидала, что Ми-Го последуют за ней, но они почему-то остались снаружи. — Я буду одна в капсуле? — уточнила Хикари. — Мы не видим в этом нужды. Условия внутри капсулы могут испортить нашу технику, представители расы могут повлиять на условия эксперимента. Но вы не думайте, что у нас нет методов вас нейтрализовать, — разъяснил Цилиндроголовый. — Как только вы окажитесь внутри, вы будете говорить с нами по линии связи… Хикари Хораки оказалась внутри Евангелиона — как только капсула закрылась и заполнилась LCL, её скафандр плотнее обхватил тело, лицо открылось и она хлебнула странную жидкость. Затем стены капсулы начали показывать психоделические изображения. Хикари прикусила губу, собираясь с мыслями — пожалуй, только в голове она ещё могла принадлежать самой себе. — «Нет, я не буду так жить, эта жизнь хуже смерти», — собралась с силами Хикари, инстинкт самосохранения посылал импульсы страха, требуя выжить любой ценой. Ужас перед дальнейшими опытами над ней требовал оборвать её жизнь во имя покоя. Воспоминания о прекрасных земных днях ещё до войны пробудили глубокую тоску и спровоцировали град слёз. Захлёбываясь ими, девушка широко раскрыла глаза, когда перед ней отобразился вид на ангар пришельцев глазами гиганта. Вот он шанс! При достаточном уровне синхронизации она сможет ударом Евы уничтожить капсулу. Про механизм самоуничтожения она подумала, что пришельцы его отключили или как-то блокировали — раз они могут управлять Евой снаружи. — Синхронизация достигнута, вы можете управлять Юнитом, — передал по линии связи Цилиндроголовый, он разговаривал на вежливом японском — что показалось Хикари откровенно издевательским. — Да-а… — Хикари утёрла рукою слёзы и попробовала поднять руку Евы. У неё это получилось. Ми-Го никак на это не отреагировали. — Если вы попытаетесь нас атаковать, мы повысим давление LCL, что в лучшем случае лишит вас сознания, — предупредил Цилиндроголовый. — Я не собираюсь вас атаковать… — проговорила Хикари, опуская руку Евы на прежнее место, чтобы враги расслабились. Она решилась убить себя. Среди приборов она увидела схему Евы и место нахождения капсулы. Единственное, что её теперь смущало так это то, что капсула была погружена за грудную клетку Евы в очень мощную защитную оболочку. Сперва капсулу Евы защищала многослойная броня из упрочнёного титана, под ней находились органические структуры, похожие на выделения пауков, что по прочности превосходили сталь, под ними находились кости — прочнее, чем титан. Обо всём этом ей с гордостью рассказала Мисато — полагая, что вся эта защита сослужит ей добрую службу — а не, как сейчас, обречёт на бесславную участь служить марионеткой сил, враждебных всему человеческому. И что ей делать? Хикари также понимала, что если ей не удастся убить себя, то пришельцы потом предусмотрят таковую возможность и у неё не останется шанса сыграть в камикадзе. Что же ей всё-таки делать? — «Ладно! Я так могу томить себя и ничего не добиться! Мисато-сан говорила, если окутать руку Евы АТ-полем, то она пробьёт всё что угодно! Даже Кайдзю, даже броню Евы!» — Хикари собрала в кулак всё своё мужество. Она приготовилась, в её сердце воспылала уверенность в том, что она сможет совершить этот отчаянный шаг — и в последние секунды перед рисковым броском она испытала гордость за себя, за то, что она кончит жизнь как настоящий герой. Подняв с места руку Евы — Хикари ударила гиганта в грудь. Удар сотряс капсулу, замигали голограммы, Хикари содрогнулась от чудовищной боли. Ложное ощущение прошло быстро — но скорчившаяся от него девушка никак не ожидала этого. Она забыла про этот эффект. — Зря вы так сделали, — послышался из динамик голос Цилиндроголового. Он сподвиг Хикари оставить замешательство и нанести второй решительный удар в корпус Евы. — Я умру как свободный человек! — закричала она. — Я вам не дамся! В следующий момент ей сдавило горло воротником скафандра. Хикари охватил ужас о того, что она не справится и теперь ею точно воспользуются как бездушным инструментом против всего человечества. К сожалению, она потеряла сознание прежде, чем успела нанести следующий удар по себе самой. Она проиграла. *** Рей Аянами I получила свой первый выигрыш — в её руках оказался упитанный розовый медведь. Девушка провела пальцами по нарисованным глазам мягкой игрушки, потом надавила на белое пузо — игрушка пискнула. Позади послышались шаги. — Изучаешь улов? — махнула рукой Мари. Рей обернулась к ней, ещё раз пикнув игрушкой с неуместно деловым выражением лица. Нормальный человек бы в такой момент расслабленно улыбнулся. Вот Мари блеснула улыбкой. Рей показала ей игрушку. — Милый, розовый мой любимый цвет! — Люди создают куклы, чтобы играть в них, — Рей ещё раз пискнула медведем. — Да, только прошу, не надо искать в этом некий глубокий философский смысл! — по-доброму сказала Мари, положив руку на плечо Рей. — Мне подумалось, — Рей прижала к себе медведя, — людям одиноко, поэтому они создают куклы. — Не знаю, я только могу сказать, что иногда куклы специально делаются с детскими пропорциями, чтобы выглядеть милее, — поделилась соображениями Макинами. — Дети милые? — тут же спросила Рей. — Да-да, маленькие дети многим кажутся милыми, правда, о них надо заботиться, они не игрушки — как эти, — Мари встала за автомат и бросила в него нужную сумму монет. — Попробую я-ка достать себе кого-нибудь. — Люди считают эти игрушки милыми, но они даже не живые, они не могут говорить и думать, они бездушная материя, — рассудила Рей. Тут она кое-что поняла. — Но эти игрушки имитируют живых существ — самих людей и животных вокруг. Их можно сделать так, чтобы они двигались и говорили… Но это будет не настоящая речь, не настоящие движения… То есть в том смысле, что они… — Рей запнулась, не зная как выразить мысль. — Что они не живые? — договорила Мари, передвигая рычажками механическую руку для вытаскивания игрушек внутри автомата. — Что у них нет ни нервов, ни души, ни сознания — ничего? — Да, — ответила Рей. — У них нет сознания, но они могут внешне его имитировать. — Ты права — хорошая игрушка, которую можно завести и запрограммировать на определённые слова будет «философским зомби», — говорила Мари, запуская щуп к фиолетовому зайцу. — Существо не обладающее сознанием, но способное его имитировать, способное отвечать, но не способное мыслить. — Потому что у него нет души, — чуть кивнула Аянами. Она поглядела на зайца Мари и чуть пододвинула его усилием АТ-поля. Механическая рука ухватила его ухо. — Спасибо, Рей, — поблагодарила Мари, вскоре заяц оказался у неё в руках. — Я люблю тебя, — сказал он, когда Мари надавила ему на алое сердце, изображённое на груди. — Он не любит меня, хотя говорит именно это, — сказала Рей Мари. — Вот видишь, что такое философский зомби. — Что, по-твоему, отличает «философского зомби» от «настоящего существа»? — задала вопрос Рей рассудительным тоном. — Смотря с какой точки зрения на это посмотреть, киска, — продолжала рассуждение Мари, — если смотреть с позиции материализма, которой придерживается современная наука в той или иной степени — то выходит, мы все философские зомби, потому что «мы» — не более чем продукт окружающей среды, наши мысли и наше тело, все движение, которое оно совершает — просто механическое движение от окружающей среды. Из чего также следует, что мы не выбираем наших поступков. Например, если некий маньяк убил сто человек, то он в этом не виноват, ведь его действия и мысли, его жертвы — это просто сгустки элементарных частиц, притягивающихся друг к другу определённым образом в следствии равнодушных законов физики. Таким образом материализм сводит к нулю любые этические императивы в конечном счёте. Поэтому люди никогда не примут такую позицию до конца. И не только поэтому, — вздохнула Мари, — мысль о том, что ты просто марионетка физических законов — просто часовой механизм — эта мысль невыносима для многих людей. Ведь она значит, что их «я» даже не существует. — Я поняла, господин Картер говорил мне, что материализм пуст — и не несёт ничего, кроме оправдания за те поступки, которые ты считаешь дурными, — произнесла Аянами на эту философскую триаду. — Но не может быть по-настоящему свободен от добра и зла тот, кто вынужден оправдываться за совершение зла, так сказал он мне. — Я не считаю, что я сделала что-то плохое, чтобы за это оправдываться, — сказала Мари, — просто я разочаровалась в том, на что надеялась. Я одинока и могу поразмышлять о вечном. Мне только остаётся думать на эти темы, люди мне как чужие, мне не хочется ни с кем сближаться надолго… — Я уже слышала слова о том, что одиночество мучает человека в той или иной степени, — произнесла Рей, пространно поглядев куда-то в сторону. — Я не жалуюсь. Если люди, которые любят одиночество. Когда ты предоставлен сам себе, то сможешь развить свою личность, что до близости — то тут просто сложно найти человека себе по душе. Ведь… — Мари сжала мягкого игрушечного зайца. — Другой человек тоже личность со своими желаниями и препонами. Он тебе не игрушка — он равный тебе. Только твоё одиночество, наверное, вынуждает тебя уважать личность другого. Ведь какое право ты имеешь использовать его марионеткой для себя? — Ты права, другие — не твои куклы, — сказав это, Рей подумала во время последующей краткой паузы, и сделала важное уточнение. — Если они только сами не дают сделать себя куклами. Чтобы вся твоя личность шла на пользу другой личности — чтобы ты стояла в тени чужого величия и подчинялась пожеланиями иного. — Это рабское мышление, — назвала Мари, — удел слабых и неразвитых личностей. — Я не хочу никому принадлежать, не хочу быть куклой, — сказала Рей. — Я не буду ей. Мишка пискнул. *** Хикари Хораки поначалу ничего не помнила, просто пребывая во мраке. Осознание и вспоминания пришли к ней по мере усиления света вдалеке. Лишь когда она приблизилась вплотную к окну просвета, который вёл её куда-то — она поняла, что её несёт нечто ей невидимое. Хикари с криком упала на песок. Быстро подняв голову, она увидела… Синдзи Икари — парень протягивал ей руку. Он стоял босиком, в домашних штанах и тонкой майке, худощавый и какой-то болезненно-бледный. Его распущенные волосы спадали за плечи. — Икари Синдзи?! — Хикари взяла его за руку и он помог ей подняться. Они находились в какой-то пустоши посреди каких-то ящиков. — Я не Синдзи — меня зовут Эмма, Икари Эмма, — поправил тот, кто держал её за руку. Помимо них тут присутствовала гротескного вида высокая «женщина» — точнее чудовище походящее на женщину. — А это Харлот, Шлюха-Судьба, — представил Эмма. — Да, привет, я Хранительница Тайн, — представилась мерзопакостная обитательница этого места. — Ты в Мире Снов, Хораки Хикари — ты слышала об этом месте, верно? — Я… да, Кенске что-то мне рассказывал, — ответила Хикари с растерянным испугом. Эмма выпустил её руку. — Я сплю? — спросила она. — Да, но это место реально, в такой же степени, в какой реальна любая иная материя, — ответила Харлот. — Только здесь разум пошевеливает материей. — Здесь эти… пришельцы, меня не достанут? — с опаской спросила Хикари. — Да, но у них в руках твоё тело, — пояснила Харлот. — Ты в ловушке у них. — И вы… стало быть, вы мне поможите? — с надеждой спросила Хикари. Вид Харлот её пугал — но при этом она не могла не признать, что в её виде и речи заключалось куда больше человеческого, нежели у бездушно-механических пришельцев-рационалистов, лишённых и капли сострадания, безжалостных даже по отношению к себе подобным. — Да, я помогу тебе, — пообещала Харлот, — я предложу сделку. Я отдам тебе силу Хранительницы Тайн, взамен ты отдашь мне себя. — Себя? В каком смысле? — не поняла Хикари. — Не в сексуальном, хотя она та ещё извращенка — ты бы видела, что она тут с дочкой Ньярлатхотепа делает, — сказал стоящий рядом Эмма с невеселой ухмылкой. — Твоё «я» будет принадлежать мне, покуда тебе будет принадлежать моя сила Хранительницы Тайн, — пояснила Харлот, не обратив внимания на комментарии Эммы. — Не поняла… — Хикари начала догадываться, что едва ли предлагаемая ей участь окажется многим лучше той, что грозила ей, останься она в руках космических коммунистов. Эмма подтвердил эти опасения: — То есть твоё духовное начало, — пояснил он, — станет собственностью Харлот, все твои стремления и желания окажутся в её руках. Ты станешь чем-то вроде философского зомби, покуда будешь Хранительницей Тайн вместо неё. Отбирая душу у тебя, она отбирёт у тебя всё.  На этом моменте Хикари хотела возмутиться, но Харлот перебила её возражения:  — Но взамен я даю тебе истину. Любой из философов отдал бы за неё всё. Я даю тебе все секреты. Это самый великий дар, который я могу дать. Поэтому плата за него соразмерена ему. Всё честно. — Ты обретёшь весь мир, но душу свою потеряешь, — следом сказал Эмма Икари. — И… я смогу спастись от пришельцев? — спросила тогда Хикари. Она не очень-то поняла всю глубину философских рассуждений, но точно усвоила сказанное относительно неё. — Да, я спасу тебя от них, — ответила Харлот. — А вы кто… друзья или враги мне? — после паузы спросила Хораки. — Мы тебе не друзья и не враги, мы враги твоего врага, — дал ответ Эмма. — Ты заключена меж злом и злом, но одно зло точно повредит твоим врагам, из-за которых ты оказалась вынуждена сделать этот выбор. Поэтому советую тебе согласиться на сделку с Харлот, зря я тебя сюда принёс что ли? — Э… А почему ты выглядишь как Икари Синдзи? — спросила Хикари, пронзительно смотря в лицо Эммы. — Я «другой он», — ответил парень, — точнее я внешний слепок Синдзи — философский зомби, куда наш враг вдохнул созданный им суррогат. — А кто наш враг? — спросила Хикари. — Обычно его называют Ньярлатхотепом, но его настоящее «имя» — его величайший секрет, — сказала Харлот. — Но да не о нём сейчас речь, Ползучий Хаос подождёт своей очереди, у нас сейчас иная проблема. Так что давай, решайся на что-нибудь… — Если всё так, то… — Хикари покачала головой, бедная девушка обронила на песок несколько слезинок по поводу своего «Я». — Я согласна, — сказала она, посмотрев в лицо Харлот. — Я отдам вам свою душу в обмен на месть этим тварям! — Договор заключён, — молвила Харлот, она быстро схватила Хикари, девушка зажмурилась в её жутких руках. И Хранительница Тайн бесцеремонно поглотила её целиком… *** Пилоты собрались вместе в кафе после обхода центра и всяческих развлечений, на столы Мисато, Мана и Мари наставили самых разных напитков, принесли мороженное на любой вкус и, разумеется, разлили на всех спиртного. — Вух! — после проделанной работы Мисато завалилась на ближайший мягкий диван со стаканом горячительного, в котором плавали кубики льда. — Копьё Лонгиния в глаз тому, кто скажет, что мы всё это не заслужили! — А куда пошёл Синдзи-кун? — поинтересовалась Мана, покосившись на отходящего Икари. — Я скоро вернусь! — отозвался тот, держа что-то в руках. — Я всё проконтролирую, — Каору поднялся и направился следом за бой-френдом. — Всё нормально, я разрешила ему использовать в курилке заветный косяк! — пояснила командующая. Она скинула туфли и выставила ноги в чулках прямо на стол. Благодаря алкоголю Мисато постепенно утрачивала чувство приличия. — И это командир защитников мира, — шепнул Кейта Мусаши. — И не говори… — О чем вы шепчитесь?! Больше двух — говорите вслух! —потребовала Мисато и сразу же рассмеялась. — Да фиг с ним! Молчите! — она опустошила стакан и вытряхнула на пол осколки льда. — Ух, надеюсь все оторвались, как могли? Впереди у нас ещё немало времени в запасе! Мари и Рей I разложили вокруг себя несколько игрушек. — Понятно, хороший улов! — кивнула им Мисато. — А как у вас дела? Много голов забили? — 6 из 13, я почти поравнялась с Марией, — ответила Аска. — Всё равно, мы тут как самые последние люди на Земле, — осталась при своём Мана, её посещение центра не радовало, оно только снова навело на мысли об их неоднозначной роли в мире — точнее об их образе. Если бы их по заслугам признали теми, кем они являлись на самом деле — стражами цивилизации — им бы не пришлось опасаться людей. — Отчасти это здорово, можно делать чего захотим! — напомнил Кейта, под воздействием алкоголя он смотрел на мир исключительно в оптимистическом ключе. — Да, NERV всё оплачено, пока есть такая возможность — можете отрываться по полной! — повторила Мисато, высматривая чего бы ещё из спиртного плеснуть себе в стакан.  — Если уж мы допустили наркотики, то можем мы позволить себе иные непристойные удовольствия? — прямо спросил Мусаши, чьё чувство приличия оказалось утрачено благодаря хмелю и общей обстановки. Ведь глупо отрицать, что человека тянет к безнравственным удовольствиям — в противном случае никто бы ими не занимался. Стоит только дать слабину и человек сделает следующий шаг на пути к тому, о чём не принято открыто говорить в — так называемом — «приличном обществе» — гнезде лицемерия и внешней праведности. — А что именно ты хочешь? — поинтересовался Кенске. — Предлагайте, — сказала Мисато. — Например, вызвать проституток, — придумал Кейта, — а то тут только у Каору с Синдзи богатая личная жизнь — я уже не помню, когда последний раз сношался — честно вам скажу! — Я это и хотел предложить, — кивнул Страсберг. — Ты хочешь проституток? Потому что я сейчас не могу с тобой из-за всего пережитого?! — закономерно возмутилась Мария. — Не буду лукавить, Мария, что отношусь к тебе на самом деле как к боевой подруге, я не считаю наш роман чем-то серьёзным, я думал, мы это оба понимали. Так что без обид, Мария, — разъяснил дело Мусаши. — Фух! Все парни — козлы похотливые! — Венсен демонстративно надула щёки и выдохнула. Она постаралась скрыть обиду. — Ты совершенно права, блондиночка, — согласилась с ней Аска, — такова природа мужчин — они рыщут глазами и думают членами! — Я бы не стал всё сводить к этому, Аска, — возразил ей Кенске. — Есть глубокие чувства. Когда Маюми погибла — я страдал и сейчас страдаю. — Поэтому ты ухлёстываешь за Рей II? — спросила тогда Аска как бы в упрёк. — Это тут причём? — нахмурился Кенске. — Не буду скрывать, что мне нравится Аянами II, — Айда поглядел на свою подругу, изучавшую одну из игрушек, которую ей дала Мари. — Давайте не ссориться — мы не детский сад, — перебила нарастающую перепалку Мисато. — Мы это знаем, Мисато-сан, уж поверьте, мы умеем держать себя в руках, — с улыбкой заверила Аска. — Да уж! — бросил Тодзи. — Не фыркай! — погрозила кулаком Аска. — Мы команда — и мы вместе стоим за одну цель! Разве это не так?! — Как она быстро меняется, — прошептала Мана Мари, та кивнула. — Человек зависит от обстановки, обстановка руководит нами, — проговорила в ответ Макинами. — А тут ещё бухло своё дело делает… — Мусаши, Мария, вы там, конечно, сами разбирайтесь в своих отношениях, но то, предложение, что было озвучено — я могу осуществить, — дала ответ Мисато. — Подумайте сами, потом мне скажите. Синдзи аккуратно поднёс язычок пламени из зажигалки к тонкой сигарете. От него она задымилась тонкой струйкой, потянувшейся в потолок курилки. Юноша коснулся губами другого края сигареты и осторожно вдохнул дым, поначалу он закашлял. — Со школы не принимал этой дури, — поделился он с любовником, — меня первый раз чуть не вырвало. Но зато потом быстро привык — у дыма-то обалденный эффект! Каору стоял рядом, засучив руки в карманы и слушал пропаганду наркотиков. — Ты думаешь, я прав, Каору-кун? — Это вещество делает тебя счастливее, я просто не имею права тебе возражать в таком случае, — ответил улыбчивый друг. Синдзи продолжал курить марихуану — поначалу он потреблял дурман небольшими вдохами, только потом, когда дурь начала действовать, юный защитник человечества начал вдыхать глубже и больше. У него повысилось настроение, хотя он и до того сегодня не был грустен. Синдзи пристально поглядел на Каору — он рассмотрел любовника с пепельной макушки до светлых кроссовок — и в очередной раз восхитился его красотой и стройностью. — Боже мой, Каору-кун! — Синдзи вынул изо рта сигарету и прильнул к улыбающемуся Табрису. — Эта чудо-травка позволяет мне любоваться твоей красотой ещё сильнее, чем обычно! Юноши поцеловались. — Тогда это же самая великолепная вещь во Вселенной после члена! — Синдзи сделал глубокий вдох дыма. — Мне так хорошо! Зря прожил жизнь тот, кто ни разу не затянулся этой чудо-травкой! — К слову, о твоём члене: может, если мы тут одни, Синдзи, тебя никто не смущает, так давай-ка я попробую увеличить твоё удовольствие, — предложил Каору и взялся расстёгивать ремень на поясе Синдзи. — О боже, почему я сам до такого не додумался! — Синдзи стукнул себя по голове. — Давай — скрестим мечи! — Славная идея, — с такими словами Каору обнажил и своей инструмент, что тут же налился кровью. Юноши коснулись головками пенисов и принялись их теребить и тереть друг об друга. — Интересно, как это выглядит со стороны? — задал вопрос Синдзи, поднимая взгляд с члена любовника на его лицо. Он знал, Каору не могла даже перейти в голову такая мысль. — Тебя это волнует? — тот ожидаемо спросил на этот вопрос. — Просто хочу услышать твой ответ, — Синдзи выпустил облако дури в потолок. — Два парня в пустом развлекательном центре — в курилке — курят марихуану и дрочат письки, потом один из них всунет письку другому в зад… Ты думаешь, это входит в рамки социальных норм? — Меня это ничуть не волнует, — безмятежно ответил Каору. Синдзи выдохнул ему в лицо марихуану. В другой ситуации он бы сосредоточился на взаимной мастурбации, но сейчас дурман — своим живительным воздействием на кору головного мозга — пробудил в нём философа. — Почему же? Неужели общественное мнение для тебя в конец ничего не значит? — Синдзи запрокинул голову, его половой орган продолжал активно наливаться кровью и твердеть. — Я знаю… оно не прозвучит — ведь здесь никого нет, кроме ребят, они-то вряд ли зайдут, а если зайдут, то они уже привыкли к нашим штучкам… — Синдзи отвлёкся от разговора и онанизма на то, чтобы в очередной раз вдохнуть марихуану. — Но с другой стороны, — он опустил руку с дымящейся сигаретой к поясу, чтобы перевести дух перед последующей затяжкой, — что если сюда зайдут люди… Тебе же не будет стыдно? Этот вопрос заставил Каору оторваться от интимного дела и с уверенным видом перейти к философии: — Стыд — это движение души, что связывает тебя с другими людьми, — рассудило это умное существо в форме человека, — оно зарождается и обретает силу при вхождении человека в социум. Что до меня, Синдзи, то я никогда не считал себя человеком, чтобы входить в общество людей, как вошёл туда ты с рождения. Меня не волнуют ни порицание, ни суждения иных людей — вряд ли они могут задеть моё сердце. Лишь ты, как тот, на кого нацелено моё чувство любви — лишь твоё мнение важно для меня. — То есть… — Синдзи поднёс сигару к губам и быстро вдохнул дым, закашлялся и сплюнул. — То есть, если бы я назвал тебя психом и извращенцем ещё в тот день, когда я пришёл к тебе на день рождения и ты меня совратил… — Синдзи сбился с вопроса, подумав о чем-то другом. — Вот, Каору, вот до чего я дошёл благодаря тебе! — Он припадочно рассмеялся. — Теперь я трахаюсь с кем хочу и курю наркоту! А ведь я только поборол себя! Это благодаря тебе, Каору, я встал на путь, ведущий по ту сторону добра и зла! — Но разве это не делает тебя счастливым? — спросил тогда Каору с благосклонным видом. В этот момент Синдзи подумалось, что Каору всегда вёл себя и думал как укуренный. — Да! — Синдзи отпрянул назад с расстёгнутой ширинкой и торчащим из неё членом. — Я по ту сторону добра и зла! Стоять по ту сторону закона и морали, не чувствовать ни стыда, ни совести — обладать безмятежным сердцем, нечувствительным к людской суете и людскому мнению! Вот это круто! — Ты доволен? — спросил Каору, когда Синдзи написал у стены. — Ну, сейчас я курю травку и не жалуюсь! — на лице Синдзи появилась широкая ухмылка. — Но я хочу спросить тебя, Каору-кун, счастлив ли ты, стоя по ту сторону добра, зла, приличия, права и закона? — Я могу сказать, Синдзи, что если бы подобно человеку меня ограничивали все эти так называемые «общественные отношения», если бы я тяготился чужими мнениями и следовал общественным идеалам, то безусловно, — Каору кивнул дьявольски милым личиком, — безусловно, меня бы всё это тяготило и загружало бессмысленной ерундой. Вот почему, наверное, я был бы менее счастлив, будь я обычным человеком. А так я Ангел Свободной Воли, я следую лишь движениям собственной души и нахожусь в гармонии с самим собой, лишь «Я» — как совокупность тела и духа — как «Каору Нагиса», «Табрис» и это тело в целом — лишь я такой, какой есть, определяю, что мне делать, а чего не делать. — Но ты чувствуешь себя счастливее, когда счастлив я, благодаря тому, что любишь меня, — задумался Синдзи. — Ум… Вот что я хотел спросить тебя, вот если бы в тот день, когда мы переспали впервые, если бы я отказал тебе наотрез, то чтобы ты чувствовал, а? — Может быть — разочарование, — Каору слегка пожал плечами. — Но это был бы твой выбор — повеление твоей души, а я уважаю чужие души, ибо души — самое дорогое, что у нас есть. Хотя если бы «ты» отверг меня, то это был бы уже не ты, Синдзи. Душа не действует без причины, что может привести её к порыву, понимаешь? Что-то всегда провоцирует наши чувства… — Есть ли тогда у человека свободная воля? — В каком-то смысле она может быть. Видишь ли, Синдзи, человек закован в самого себя — им руководят его чувства — ты не можешь совершить несвойственного тебе, потому что никогда того не захочешь. Человек ограничен тем, что он есть и тем, в чём он есть. Абсолютную свободу… — Каору сделал интригующую паузу, в этот момент его рубиновые глаза показались пугающе серьёзными. — Её даёт только смерть, только так «ты» не ограничен собою, потому что тебя просто нет. — Я уже это понял, Каору, ты просто выбрал зависеть от своих чувств и — стало быть от меня, раз я их у тебя взываю, — осмыслил сказанное Синдзи. После этого он отложил разговоры и принялся за онанизм. В скором времени юноши с удовольствием исторгли семя и соединились в глубоком поцелуе, во время которого Синдзи вдохнул в лёгкие Каору немало бодрящего дурмана. *** — «Я мыслю, следовательно — существую», — пришёл к выводу великий философов Рене Декарт. Но мыслила ли Хикари? Приборы фиксировали импульсы в её мозгу, они двигали костями и плотью. Физиологически она всё ещё пребывала в обмороке. Ми-Го её только оглушили, лишать жизни ценную пленницу не входило в их планы. Минуло несколько секунд после того, как Ева замерла, перестав бить себя в грудь. И Хикари подняла голову, раскрыла глаза, блеклый взор пал на собравшихся у Евы Ми-Го. Она не мыслила, следовательно — «она» и не существовала. Она видела с безжизненным равнодушием, как видит камера своим объективом, что она окружает себя защитой АТ-поля, дабы уберечься от любых сигналов извне, видела: затем Евангелион величественно встаёт с места и сметает стоящие на пути преграды. Будущее больше не лежало для неё во мраке, она полностью владела этим заветным секретом, ибо она теперь ведала все тайны. Она наперёд видела, что сделает, но взамен никакого выбора у неё не оставалось. Она не подумала об этом, ибо более не могла мыслить в привычном понимании. Хранительница Тайн Хикари окружила боевой Юнит защитным барьером АТ-поля, чтобы он не позволил Ми-Го повлиять на неё извне. Евангелион-10 следом поднялся с места, снеся ряд техногенных конструкций, разлетевшиеся обломки попали в нерасторопных Ми-Го. Они не понимали, что происходит. Вероятность всего происходящего стремилась к нулю, как считали они, анализируя всё то, что знали — но вот неблагоприятный исход случился. Таково оказалось неуклонное развитие материи, как решили Ми-Го, всё обусловлено причинностью и уровнем организации материи. Материя — самое общее понятие, самоорганизация — переход количества в качество — это просто её свойство. Таким образом, они отвечали на главный вопрос философии не отвечая на него — и такой «ответ» их устраивал. Ми-Го с прожекторами направили импульсы, послужившие маяками для давления систем защиты — мощных электромагнитных полей, способных деактивировать АТ-поле взбунтовавшегося пленника в соответствии с их расчётами. Но прежде, чем они успели это сделать, Хикари АТ-полем Евы захватила контроль над установками и сконцентрировала эти точки давления по-иному — направив их на технику самих Ми-Го. Обычный человек не смог бы придумать, как это сделать — но Хикари не требовалось думать, ей уже был известен секрет, ей предстояло им воспользоваться. И, в свою очередь, она воспользовалась знаниями и возможностью. Эллипсоидные головы Ми-Го вытянулись, часто меняя оттенки, они повыбрасывали перегревшиеся устройства и бросились прочь, широко раскрыв крылья. Полетели искры и мелкие обломки. Разрушительные последствия не заставили себя ждать — Хикари вывела из строя все прочие системы сдерживания, вдобавок повредив всё, что только было можно. Большая часть систем слежения накрылась, Ми-Го срочно проводили диагностику, сидя в центрах управления, будучи мозгами соединенны прямо с компьютерами. Они же разрабатывали тактику ведения боя, перебирая сразу множество вариантов — они старались найти самый оптимальный план действий. Одновременно с их деятельностью активизировались роботы-ремонтники и непосредственно руководящие ими инженеры. Разумеется, активизировались и отряды городской охраны и военные подразделения из числа стражей рукава Галактики. Весь муравейник слаженным коллективом навалился на решение проблемы. Хикари Хораки вывела светло-серый Десятый Евангелион из ангара в облаке устремившихся в космос обломков, он высоко поднялся над зданием Ми-Го, стоя перед громадным космическим городом с полной готовностью бросить вызов всей его неисчислимой рати. Хикари воспользовалась АТ-полем, чтобы через километры притянуть себе подходящее для борьбы оружие — разумеется, она знала, где оно находится и как его настроить с помощью АТ-поля. В правую руку она притянула крестовидное копьё и аннигиляционную пушку — имевшую внешний вид восьмидесятиметровой трубки, окольцованной своего рода стальными рёбрами; на её конце располагались несколько десятков изогнутых тонких «лепестков» с коническими наконечниками. С другой стороны отходили трубки для соединения с источником энергии. Хикари увидела как АТ-полем Евы оторвала на спине лишнюю бронепластину, создала внутри Евы группы нервов для передачи энергии из S2-двигателя и подсоединила пушку. Она так и сделала. Ми-Го определили сразу, что Хикари не могла так управляться с Евой — кто-то действовал через неё. Наладив пушку, Хикари произвела выстрел — в вакууме она использовала обычный режим стрельбы. Выстрел не был различим взглядом, только конусы на концах лепестков указали направления полёта снаряда. Сгусток антивещества попал в один из узлов связи — последующий мощный взрыв размёл ближайшие конгломерации. Ми-Го знали время перезарядки пушки и атаковали Евы именно в этот момент. К ней устремились экспериментальные блокираторы АТ-поля — похожие на то копьё, которое Десятый крепко сжимал в правой руке. Хикари сбила их невидимым импульсом. Она попала по первому копью-блокиратору — оно переменило своё направление таким образом, чтобы сбить остальные цепной реакцией. Если принимать нашу реальность как точку абсолютной объективности — где желания населяющих её субъектов бессильны против обстоятельств, против неизбежного рока необходимости, где на самом деле нет места случайности — то АТ-поля развёртывают свою реальность поверх уже пролегающей, исходящую из имманентной души, тянущуюся к высокоразмерной яви, где действия субъекта имеют большую значимость, где слабнет неумолимый рок причинности. В конец концов, в надмирной трансцендентности, на самом верху причинность пропадает и желания субъекта становятся главной причиной любых вещей. Люди именуют таких просветлённых субъектов «Богами». И если глядеть на мир людей глазами Божества — то он не более чем замок из кубиков, которые можно поменять всемогущей дланью. Чтобы, например, собрать из них нужную часть конструкции. После ещё ряда неудачных попыток уничтожить Еву, Ми-Го поняли, что противник каким-то образом манипулирует вероятностью. Они не могли понять, как их соперник обрёл абсолютную удачу, но при всей абсурдности это было именно так. Тогда Ми-Го сменили тактику — они начали бить из всех орудий, чтобы уменьшить шансы выживания противника до нуля. Суда галактической стражи выпустили свои ракеты, все прочие установки открыли огонь. Сгустки антивещества, разрушительные импульсы, даже невидимые в вакууме гравитационные лучи обрушились адским дождём, уничтожая в первую очередь конструкции их города и тех его обитателей, кто не успел покинуть опасную зону. Будучи коллективистами, они сочли свои действия социально справедливыми — что их жизни на фоне общей цели? Миллионы Ми-Го устремились прочих от взрывающихся и разлетающихся на части многокилометровых техногенных цитаделей — вместе с ними понеслись обломки, кто-то укрывался от них в прочных зданиях, кого-то повредило в полёте, кто-то врезался и размазался об преграду. Вдребезги разлетались различные роботы и летательные аппараты. Всё это командование сочло необходимым для увеличения меры хаоса и противодействию противнику, способного как-то вычислять вероятность. Но даже в тех условиях, что создали её враги — когда целые километры конструкций разлетались в пыль под залпами кинетических, аннигиляционных и гравитационных орудий, при её возможностях оставался способ победить и уцелеть. Для любого, кто попал бы в такую ситуацию, способ оставался тайной — но Хикари просто шла по уже хорошо виденному ей пути. Евангелион-10 бежал длинными прыжками, отталкиваясь ногами от щитов АТ-поля, быстро разворачивающихся и затем пропадающих. Уклоняясь от незримых атак и импульсов, стирающих всё в прах, новоявленная Хранительница Тайн направила свою пушку на далёкое боевое судно в форме сигары, длинной в несколько километров. Через какое-то время на нём должны были открыться самые сильные орудия для ведения огня, способные прямым попаданием уничтожить сразу несколько Ев. Хикари видел, как исчезает его защитный барьер в том месте, откуда предстояло вырваться скопленному пучку смертоносной энергии. Она произвела выстрел как раз в нужный момент — сгусток антивещества попал в только что выдвинувшееся орудие, на раструбах которого концентрировался пучок. Взрыв пушки привёл к цепной реакции — и всё судно разметало до мельчайших обломков во вспышке, подобной второму солнцу — она легко затмила красную звезду. При этом Хикари надавила АТ-полем на защитный экран ещё одного судна в паре нужных мест. Попавшие через прорехи обломки на огромной скорости пробили оболочку, повредили нужные механизмы и весь щит пропал. Прочие обломки искорёжили судно, целые куски обшивки отлетели от него к городу. Оное место пребывание Ми-Го начинало распадаться на части. Отдельные группы зданий отстыковывались и направлялись прочь от разрушаемой под обстрелом части. Бой продолжался — второй выведенный из строя корабль врезался в техногенную космическую цитадель, тысячи Ми-Го погибли каждую секунду, Ева верно истощала свой резерв. В неё всё равно на огромной скорости врезались обломки и попадали орудия. АТ-поле продавливалось, восстанавливалось и снова продавливалось. Но бой продолжался, он верно шёл по одному сценарию — заранее определённому и потому не взывающего тревог и вопросов…