Чужая весна

Мой вечер близок и безволен. Чуть вечереют небеса — Несутся звуки с колоколен, Крылатых слышу голоса. Ты — ласковым и тонким жалом Мои пытаешь глубины, Слежу прозрением усталым За вестью чуждой мне весны. Меж нас — случайное волненье. Случайно сладостный обман — Меня обрек на поклоненье, Тебя призвал из белых стран… И в бесконечном отдаленьи Замрут печально голоса, Когда окутанные тенью Мои погаснут небеса. Блок

      Дверь хлопнула.       Далеко внизу.       За деревянными перекрытиями, за каменными сводами, за лестницами, комнатами, коридорами, залами.       За днями, неделями, месяцами, годами.       А слух все равно ловит.       Так привычно.       И привычно — голоса.       Молодые, звонкие, бодрые.       — Ты совсем рехнулась, Изабель?!       — Отвали!       — Что?!       — Что слышал!       — Ее чуть не укокошили, а я, значит, отвали!       — Ты мне не наставник!       — Я тебе — брат!       — По крайней мере, так говорят родители.       — Изабель!       — Но это не повод со мной обращаться как с маленькой.       — А ты не веди себя как маленькая!       — Я не…       — С голыми руками на демона лезть! Да ты хоть понимаешь, как это опасно?!       — Ничего и не с голыми!       — А, ну конечно, твоя милая маленькая змейка…       — Между прочим, ты мне ее сам подарил!       — Да, и уже жалею!       — Ну и дурак!       — Что?!       — Так, ребята, ребята! Я понимаю, конечно, свои собаки грызутся — чужая не приставай. Но вы бы угомонились, а?       — Джес!       — Слушайте, нам сегодня всем досталось. Хорошо, что целыми ушли.       — Да, благодаря тебе!       — Ну…       — Вот ты и скажи моей драгоценной сестре, что если она еще раз полезет безоружная в самое пекло, мы ее вытаскивать не станем!       — Я…       — Джес, передай моему любимому брату, что я не нуждаюсь в его опеке. Я буду делать то, что сочту нужным, тогда, когда сочту нужным, и так, как сочту нужным. А если его это не устраивает, он может смело катиться в…       — Ну все, с меня хватит!       — Пусти! Ай!       — Ребята, ну что вы как маленькие!       — Что?! Мы не…       Хохот разлетелся.       Молодой, звонкий, бодрый.       — Вот что я вам скажу. Оба вы хороши!       — Что?!       — Эй!       — Можете продолжать тузить друг друга, как щенята. А я иду ужинать.       — Джес!       — От всей этой беготни, знаете ли, аппетит разыгрался.       — Джес! Погоди, я с тобой!       — Изабель?       — Да ну вас!       Каблуки стучат по каменным плитам.       Звонко.       Привычно.       Почти — привычно.       Дверь хлопает.       Совсем рядом.       За спиной.       Почти привычно. * * *       — Ну, и что ты опять устроила?       Брови нахмурены, губы сжаты.       — Почему это — опять?       Лицо красное. Под правым глазом фингал, на подбородке ссадина.       — И нечего на меня так смотреть!       Каблуки протопали — ближе.       Длинные волосы растрепаны, куртка — клочками висит.       — Должен признать, ты выглядишь весьма экстравагантно.       — Я выгляжу так, как должен выглядеть охотник после боя. Но вы ведь об этом уже забыли, да?       Пальцы сжались.       Невольно.       Сами.       — В остроумии тебе не откажешь.       Каблуки протопали.       — Что с рукой?       — Ничего.       Книгу отложил, поднялся.       Шаг, другой.       На белой коже расползлось грязно-алым.       — Дай-ка.       — Вам не обязательно…       Белая кожа под пальцами мягкая. Теплая.       Руну — почти не глядя.       Привычно.       — Спасибо.       — И сними эти лохмотья.       — Сами вы лохмотья! Это моя любимая куртка! Была…       — Ее уже не спасти.       — Вы тоже остряк еще тот, вы в курсе?       Черная кожа, звякнув заклепками, стекла на пол.       И осталась другая.       Белая.       Мягкая.       Теплая.       — Ну, довольны?       Майка коротенькая, на лямках. По плечам и ключицам причудливо змеятся узоры рун. По правому запястью змеится серебро.       — Твой волшебный браслет тебе сегодня не слишком помог, верно?       — Что? Откуда… А-а! — серебро блеснуло в воздухе. — Что я удивляюсь! Вы же всегда все знаете! Хоть и сидите тут сиднем.       — Ты слишком высокого мнения о моих способностях, Изабель.       Взгляд поймала.       Из-под черных ресниц глаза серые, острые — кинжал.       — Не делайте вид, что вам это не льстит!       — Льстило бы, будь это правдой. Просто в здании хорошая слышимость.       Прыснула вдруг.       Как девчонка.       И отвернулась.       — Идите вы!       — Ты бы и сама в этом убедилась, если бы сидела здесь много лет сиднем, а не носилась по злачным местам Нью-Йорка, ловя демонов голыми руками.       — Ничего не го… Черт!       — Я же говорю, слышимость потрясающая.       Глаза серые — прямо в лицо.       — Ну, и о чем же вы еще узнали благодаря слышимости?       — Сущие пустяки. Всего лишь о том, что ты почему-то решила пропустить ужин с друзьями.       Хмыкнула.       — Я не голодна.       Каблуки протопали.       — Терпеть не могу все эти посиделки. Терпеть не могу чувствовать себя третьей ли… Ой!       Вспыхнула — как девчонка.       — В смысле…       Шаг, другой.       Старое кресло послушно скрипнуло под весом.       Будем считать, что я не слышал.       И, в конце концов, это их личное дело…       — Что ж, если ты не голодна, то, может быть, не откажешься выпить со мной чашку чая?       Под пальцами звякнул фарфор.       — Или для такой крутой охотницы напиток слабоват?       Серые глаза — остро.       Кинжал.       — Да что вы все сегодня, сговорились?!       — М?       — Ну ладно Алек, он меня с детства задирает! И ему вообще-то можно, он мой брат. Но вам кто дал право…       — Изабель…       — Это вы так от скуки избавляетесь, что ли?!       — Изабель… кхм…       Глаза горят. И щеки тоже.       Как девчонка!       — Но я вам не клоун!       — Изабель!       Дверь хлопнула.       Прямо за спиной. * * *       Лестницы, комнаты, коридоры, залы.       Привычные.       Исхоженные.       Изученные вдоль и поперек.       До малейшей складки на шторе.       До пылинки на древнем оружии.       Слишком долго.       Слишком давно.       Дверь деревянная.       Тяжелая, железом окованная.       Как в замке.       Впрочем, замок ведь и есть.       Темница…       Рука поднялась — и опустилась.       В пятый раз.       И что, в самом деле…       Как дурак!       Лучше уйти.       Каменные своды высокие, но так и давят.       Темница…       Дверь скрипнула.       За спиной.       — Эй!       Голос молодой, звонкий.       Бодрый.       — Ходж!       Деваться некуда.       — Кхм… Изабель…       — Мне надоело ждать, пока вы мнетесь под моей дверью.       — Что?       Хмыкнула.       — Не вы один умеете слушать.       — Кхм… Да…       Деваться некуда.       Шаг.       Другой.       — Я…       Как дурак!       — Возьми.       В тусклом свете лезвие блеснуло серебром.       Легло на ладонь — маленькую, белую.       Теплую.       — Это что?       — Я подумал, тебе не помешает. Чтобы больше не ходить на демонов с голыми руками.       Серые глаза глядят удивленно.       — У меня полно оружия.       — Но ты не всегда им пользуешься. Предпочитаешь свою верную змейку, верно? Потому что она тебе дорога.       — Не понимаю.       — Оружие нужно выбирать с умом, тут я с тобой согласен. И не всякое подходит. Это — тебе подойдет.       Лезвие блеснуло в маленькой ладони.       Блеснули узоры.       Блеснул вензель.       — Красивый.       Серые глаза прищурились.       — Но тут… на нем… Это же ваш…       — Он принадлежал моему отцу. Очень давно. Он был великим охотником.       — Как и вы…       Губы дрогнули — отвернулся.       — Нет.       — Но все говорят, что вы…       — Брось. Разве великий охотник стал бы годами прятаться от всего мира? Сидеть тут, как ты выражаешься, сиднем…       — Но заклятие…       Губы дрогнули.       Заклятие.       Что ты знаешь о заклятиях, девочка?       — Доброй ночи, Изабель.       Своды давят.       — Ходж! Постойте! Я не могу… Не могу его взять.       — Глупости.       — Это ведь семейная ценность!       — Мне он уже не пригодится.       Лестницы, комнаты, коридоры, залы.       Привычные.       Исхоженные.       И можно ходить еще сколько угодно.       Хоть до утра.       Хоть до смерти. * * *       — Ходж!       Почти привычно.       Дверь хлопнула, каблуки по полу.       — Изабель, я понимаю, что хорошие манеры не входят в число твоих главных достоинств, но ты могла бы хоть иногда стучать.       Хмыкнула.       — Зачем? Вы же и без того знали, что я приду.       — Вот как?       — В смысле…       Вспыхнула — как девчонка.       — Я имела в виду слышимость.       — Ну конечно.       Темная прядь упала на лоб — отбросила резко.       Как девчонка.       — Черт! Вот почему вам обязательно надо все разговоры начинать с насмешек!       — Но я вовсе не…       — Да бросьте! Вы ведь думаете так же, как Алек! Что я мелкая, ни в чем не разбираюсь, ни на что не гожусь…       — Я этого не говорил.       — Еще бы вы это сказали!       Взгляд поймал.       — И что бы тогда случилось? Твоя змейка обратилась бы в кнут и сбила меня с ног?       — Можно подумать, с вами этот фокус прокатит!       Губы дрогнули.       — Кто знает…       — Слушайте, хватит уже прибедняться! Я же знаю, что вы были одним из самых крутых охотников за всю историю.       Был.       — И вообще я пришла… Пришла вам сказать, что эта ваша штука… в смысле, семейный кинжал… он…       — По руке тебе, да?       Ресницы вздрогнули — черные, длинные.       Глаза опустила вдруг.       — Да.       — Что ж, я рад.       — Я хотела… В общем…       — Не за что.       Губы сжала.       — Ходж, я… Вы как-то предлагали мне чай, и я отказалась, кажется, не слишком вежливо.       — Пустяки.       — Нет, я подумала… может, вы согласитесь вместо чая выпить со мной по бокалу вина?       — Ты ведь не любишь посиделки с друзьями.       — Но мы не друзья! То есть…       Кресло скрипнуло — поднялся.       — Вино — звучит заманчиво. * * *       Вспыхнуло и заискрилось.       Темно-красное, густое.       На дне — почти до черноты.       Словно…       Захотелось отвернуться.       Вдохнуть.       Если бы можно было вдохнуть воздух!       Настоящий.       С запахом земли, травы, ветра.       Слишком долго.       Слишком давно.       — Ходж…       — Неплохое вино. Сама выбирала?       — Куда мне! Это Алек, он разбирается.       Вспыхнуло и заискрилось.       Разлилось теплом.       — Знаете, я сегодня была в городе. Говорила с одним парнем. Его зовут Магнус Бейн…       — Верховный маг Бруклина.       Хмыкнул.       — И что тебе понадобилось от этого шарлатана?       — Я спросила его о проклятии, он сказал…       Стакан звякнул.       — Могла и не утруждаться!       — Что?       — Мне нет дела до того, что он сказал!       — Но…       — Не сомневаюсь, ему было приятно навешать лапшу на уши хорошенькой девушке!       — Он не… Ходж!       Рукав ухватила ладонь. Маленькая, теплая.       Сбросил, словно мерзкого жука.       — Ты хоть представляешь, каково это — годами не выходить за стены Института?! Бояться даже открыть окно! А думать только об одном — о глотке свежего воздуха! Днем и ночью! Постоянно! И знать, что все вокруг — ты, Алек, этот проклятый Бейн, все! — все живут нормальной жизнью! Ходят по земле, видят небо, дышат…       Серые глаза — в упор.       — Нет… — совсем тихо. — Нет, я не знаю.       — Вот и не лезь в то, о чем не имеешь ни малейшего понятия!       Кинжал.       — Так расскажите!       — Что?       — Расскажите мне! Или вам слабо?       — Не смей…       — А то что? Ударите меня дакрой, спрятанной в рукаве?       Откуда она…       — Или разучились уже? Ну, давайте! Попробуйте!       — Прекрати!       — Ударьте! Швырните в меня этот сраный бокал! Сделайте уже хоть что-нибудь!       — Изабель…       — Вы не хотите слушать, что сказал Бейн, потому что он сказал правду!       — Какую еще…       — Нет никакого проклятия! Вы все это придумали! Потому что… потому что вы трус!       — Изабель!       — Да, вы сражались с демонами и были одним из лучших! А теперь вы боитесь заглянуть в самого себя и признать, что та жизнь, про которую вы якобы мечтаете, на самом деле пугает вас! И вы спрятались от нее среди своих пыльных книг и проржавевшего оружия! Среди своего прошлого, которое не воскресить!       Сам не понял, как это вышло.       Пальцы сжали запястье.       Тонкое, теплое.       — Что ты знаешь о моем прошлом?!       — Знаю побольше, чем вы думаете! Знаю, что вы предали своих друзей, пошли за Валентином Моргенштерном. Он обещал вам власть, но обманул. Тогда вы приползли назад и умоляли Конклав охотников вас простить. И они простили…       — Такое не прощается.       — Вам оставили место главы Института.       — И прокляли до конца дней!       Кинжал.       — Вы сами себя прокляли, Ходж.       Пальцы сжали.       Сильней.       Что-то хрустнуло.       Но серые глаза — кинжал.       — Ну что же вы? Скажите, что это не так!       Пальцы выпустили.       — Убирайся.       — С удовольствием! И не волнуйтесь, больше я вас не потревожу! Можете продолжать сидеть в этой пропахшей нафталином библиотеке и жалеть себя! У вас это хорошо получается! И, судя по всему, только это!       Каблуки по полу.       Дверь хлопнула. * * *       — Это еще что?!       Не повернулась.       Худенькая спина обтянута черной кожей, заклепки блестят.       — Изабель! Я спрашиваю, что это!       — Вы ослепли? Сами не видите?       — Вижу! И хочу знать, какого черта!       — Он мне не нужен!       — Я дал его тебе, чтобы ты сражалась…       — О да, вы большой знаток сражений! Напомните, когда вам доводилось встречаться с демоном в последний раз! Ах, ну кончено, в стенах Института их не водится! Для этого вам пришлось бы выйти на улицу. Но наш великий охотник боится…       — Хватит, Изабель, ты забываешься!       — Это вы забываетесь! Воображаете себя моим наставником только потому, что показали мне пару приемов, когда я пришла в Институт несмышленой девчонкой! Но знаете, что я вам скажу? С тех пор много чего изменилось! Я не маленькая дурочка, которая смотрела на вас разинув рот! Как же! Ходж Старквезер, живая легенда! Теперь я вижу, какое вы на самом деле дерьмо!       — Изабель!       — Пустите!       Под пальцами кожа белая, теплая. Завитки рун. И синие пятна.       — Что?! Не сломали мне руку в прошлый раз, так решили завершить начатое? Давайте! Это все, на что вас хватает!       — Сейчас же…       — Неужели вы думаете меня этим напугать? Я — не вы! Я ничего не боюсь! Я — сумеречный охотник! Я знаю, что такое сражаться! Я умею сражаться! Получше вас!       — Не сомневаюсь.       — И мне не нужна эта игрушка!       Лезвие звякнуло об пол.       Блеснуло.       Блеснули узоры.       Блеснул вензель.       — Что ж. Вероятно, ты права.       Рукоять легла в ладонь.       Привычно.       — Моему сыну было всего пятнадцать. Он хорошо сражался. Но иногда этого мало…       — Что?       Встал спиной.       За высоким окном горят огни.       За высоким окном дует ветер.       За высоким окном — жизнь.       Наверное, жизнь.       — Он был храбрым и сильным. И верил мне. Вслед за мной он примкнул к Валентину. Бросил все. Отрекся от друзей. И по моей вине он…       — Я не знала.       — Каким бы ни было проклятие, я заслуживаю гораздо большего.       Каблуки.       Ближе.       — Нет.       Совсем тихо.       — Я пойду. Мне лучше…       — Нет.       Ладонь удержала.       Маленькая.       Теплая.       Скользнула вдоль плеча.       К ключицам и выше.       По завиткам рун на шее.       По затылку — мягко.       Тепло.       — Изабель…       И губам — мягко, тепло.       Изабель… * * *       Слух ловит.       За деревянными перекрытиями, за каменными сводами, за лестницами, комнатами, коридорами, залами.       За днями, неделями, месяцами, годами.       Так привычно.       Голоса — молодые, звонкие, бодрые.       Шаги — быстрые, бодрые. Молодые.       Далеко внизу.       Но слух ловит.       Ладонь скользнула по завиткам руны на плече.       Маленькая.       Теплая.       — Я, кажется, сказала, что ты ничего не умеешь.       Улыбка — теплая.       — Беру свои слова обратно.       Хмыкнул, откинулся на подушку.       — Лучше возьми обратно кинжал. Еще пригодится.       Нагнулась — волосы упали на лицо.       Запахом дыма, битвы, весеннего города.       Так привычно.       И так…       — Ходж…       — М?       — Если ты найдешь способ снять проклятие и тебе понадобится… понадобится напарник — я готова.       Длинные волосы скользнули между пальцами.       Запахом дыма.       Битвы.       Весеннего города.       Далеких, чужих, желанных.       Если бы снова вдохнуть…       — Я хочу помочь.       Губы дрогнули — отвернулся.       Нет.       Не ты, девочка.       Только не ты.       Снять проклятие может лишь то, что его вызвало.       То, что ты ненавидишь сильнее всего.       Предательство.       — Ходж…       — Да. Я учту.       За высоким окном горят огни.       За высоким окном дует ветер.       За высоким окном — жизнь.       Наверное, жизнь.