***
– Сидите тихо, ни звука, – шепнула Инга, прикладывая к губам обожженный палец. – Будто вас здесь нет, хорошо? «Нужно прогнать их, их нужно прогнать, выставить за дверь, швырнуть в высокую траву за окном», – думала девушка, понимая, что те выдадут и себя, и ее. Дети мелко закивали, но она-то знала, что едва ли они справятся с таким простым поручением. Никто не был готов к произошедшему. Над хатой висела зловещая тишина, звуки битвы уже стихли, даже те хилые воины, что вышли на бой – сложили оружие. Инга не знала, сковали ли их цепями или изрубили в требуху, она боялась даже поднять голову от пола. «Может, пронесет, может, они сюда и не доберутся», – думала она, не слыша шагов за дверью. Раньше этот домишко принадлежал старому пекарю, но тот умер, не оставив ни преемника, ни жены. Староста решил, что добру нечего пропадать, и устроил здесь небольшой лазарет, командовать которым и поставил ее со Свеном, выпускником Академии. Интересно, где он теперь. Свен проводил только ампутации, ничего больше. Инга и сама бы смогла, будь в ней чуть больше силы... Будь в ней чуть больше силы, в конце концов, она могла бы сейчас не прятаться под столом, а биться на улице со всеми остальными, держа в руках остро заточенный колун. Но что толку? Когда на деревню напали Белки, исход уже был ясен всем вокруг. Особенно ретивые воины еще пытались внушить местным жителям надежду, но слишком быстро, в порыве, за который невозможно уцепиться крепко. Инга не смогла, сейчас она пыталась молиться, вспоминая, каким раньше поклонялась богам. Когда эльфы показались из-за поворота, она как раз осматривала сына старосты, сейчас медичка не могла вспомнить, как добежала сюда, собирая за собой ораву детей. Местные убежали кто куда: в лес или в поле, прятаться в высокой траве и зарослях малины. Только Инга не могла уйти, зная, что здесь после битвы останутся раненые и калеки. Да и есть ли смысл бежать от эльфов в лес? Точно прятаться от русалок в озере. Лазарет стоял на отшибе, в нем часто оставляли тяжелобольных людей, а таких старались держать подальше от здоровых местных жителей. Инга продолжала надеяться, что эльфы побоятся ворваться сюда, но, разумеется, тщетно. Она уже слышала, как из рядом стоящего домика выволокли людей, как обыскали самый погреб. Белки не пропустят ни единого дома, зная, что за его стенами могут прятаться еще живые люди. На пороге послышались шаги, оружие тихо звенело, убранное в ножны. Вот оно, Предназначение. Мягкий лунный свет забредал в окно, поглаживал бледную щеку медички, словно на прощание. Ночь выдалась теплой, ласковой, в поле стрекотали кузнечики, хищные птицы осматривали лес. Лучшего мгновения и не придумать. Почему же Инга была не готова к смерти? Кто-то из детей, прятавшихся за Ингой под столом, тихо пискнул, и девушка понимала, что когда дверь отворится, они все закричат. Так и вышло, едва петли скрипнули в ночи, дети ринулись к окну, убегая от преследовавшей их смерти. И им удалось, эльфы, даже видевшие, что мелюзга выбирается наружу через окно, не кинулись за ними в погоню. О, не потому, что сердца их сочились добротой, нет… Сейчас их занимали другие заботы. Ворвавшись внутрь, эльфы принялись шарить по полкам, искать в полумраке не то инструменты, не то лекарства. Колбочки и пробирки, оставшиеся от учебы Свена, падали на пол и рассыпались тысячью острых осколков, тяжелые солдатские сапоги перемалывали их в пыль. Инга не пыталась сбежать, она продолжала сидеть под столом, дрожа всем телом. Пальцы сами цеплялись за грязный передник, об него она часто вытирала руки после нехитрых операций. Как же он мог приносить с собой хоть каплю спокойствия теперь? Жаль, Инга не могла об этом думать. – Вылезай, – со злостью выплюнула эльфийка, выдернувшая девушку из-под стола. – Где лекарь, dh’oine? Прежде, чем медичку успели пнуть в живот, та мельком рассмотрела свою пленительницу. Волосы ее были коротко обрезаны, на лице, покрытом брызгами чужой крови, виднелся потекший от пота боевой раскрас: несколько темно-зеленых полосок на щеках и подбородке. Черные глаза горели не злобой, но отчаянием, и в устрашающем оскале проглядывался страх. «Дикари», – подумала Инга, падая на грязный от их следов деревянный пол, хватая ртом воздух. – Думала спрятаться от нас, сука? – спросила эльфка, рывком поднимая ее за волосы, прижимая к себе вплотную. – Все вы – трусы, всех вас… Холодное лезвие клинка коснулось шеи медички, девушка почувствовала, как близка к ней скорая смерть. Лунный свет скользил по полу, теперь испачканному следами сапог, за окном пели цикады. О чем сожалеть? Инга знала, что жизнь ее, если сравнить ее с судьбой остальных селян, была легкой и приятной, а уйти молодой… Это ведь не так плохо, зная, что позади не осталось бед? Она закрыла глаза, чувствуя, как боль все еще пульсирует внизу живота, как от страха кружится голова. Короткостриженная эльфка фыркнула, сплюнула себе под ноги, медленно надавливая на горло пленницы кинжалом. – Эфира, прекрати! – прикрикнул на нее один из входящих. Он продолжил говорить с ней на эльфском, но Инга не понимала ни слова. Единственное, что было ясно: ее приказали не убивать. Эльфка снова фыркнула, и на этот раз громче, она отпустила Ингу, и та упала обратно, на пол, неосторожно ударившись подбородком. Один из уцелевших осколков коснулся ее ожога, и девушка взвыла от боли. Страх мешал рефлексам, вложенным в подкорку много лет назад, медичка не успела выставить руки вперед и защитить лицо от удара. Острый привкус железа скопился во рту, кровь тонкой струйкой скатилась по высохшим потрескавшимся губам. – Поднимайся живее, – послышался нетерпеливый голос над ее головой, на этот раз мужской. – Живее, ну. Ваши уродцы убили нашего лекаря, а тебе, тварь, придется подлатать нашего бойца. – Я… Мне нужен ассистент, – произнесла девушка, поднимая взгляд боязливо, ожидая нового удара. – Всем посрать, что там тебе нужно, d’hoine, – прошипела все та же эльфка, с неохотой убирая клинок обратно в ножны, украшенные яркими самоцветами. – Если он умрет, ты отправишься следом и передашь ему наш пламенный привет. Вот ее судьба и решена, ведь так? Инга с грустью взглянула на эльфа, брошенного на операционный стол. Лицо его было густо залито кровью, правая глазница превратилась в кровавое месиво, и ошметки кожи прикрывали пустую полость. Нет, Ингу не тошнило, но она скривилась, заметив, что пациент еще в сознании. Крик отчаяния словно уже сейчас повис в разряженном воздухе. – Мне… – произнесла она робко, не зная, следует ли говорить. – Мне нужно, чтобы кто-то набрал еще воды. У меня есть немного, но нужно еще. И чтобы кто-то подержал его, пока я смою все это. Удивительно, но следующего удара в живот не последовало, один из эльфов произнес пару слов на неизвестном девушке языке, с тумбы схватили старое деревянное ведерко, и суетливые солдаты скрылись за дверью. Остальные эльфы не покидали ее, стояли рядом, занимая собой все пространство, а раненый дышал все тяжелее и тяжелее. Это и хорошо, быстрее потеряет сознание, не успеет откусить себе язык. Живот еще ныл от щедрого удара эльфки, но Инга приказала себе не дрожать. За окном закричал ребенок, и голос его оборвался на самой высокой ноте… Все случилось слишком быстро, слишком быстро они развели в печи огонь, вскипятили на нем воду, слишком быстро поставили ее перед фактом. Раненый начал морщиться, когда Инга стирала с его лица кровь, желая взглянуть на рану, не допустить скорого заражения. – Вы залили ее чем-то? – спросила она, почуяв сладковатый запах спирта. – В бою? – Ромом, – коротко ответила эльфка, стоявшая рядом. – Думаешь, кто-то из ваших дурачков его так? Ха, еще чего. Мы сцепились с вооруженным отрядом минут сорок назад. – Ромом, – повторила медичка. – Там же сахар, она загноится, – причитала Инга, но слишком поздно, дело сделано. – Так решай эту проблему, – произнес все тот же командир, толкая ее в спину. – Вода вскипела, что дальше-то? – Бросьте в нее инструменты, – ответила девушка, рукавом утирая пот на лбу. Раненный солдат казался ей чуть более значимым. Эльфы вокруг суетливо ходили, посматривая на операционный стол, кто-то переговаривался на незнакомом медичке языке, кто-то нервно наблюдал за происходящим. Ей не хватало смелости, чтобы выгнать их вон и дать больному тишину. Быть может, она сейчас спасает вражеского командира, быть может, душу их компании. Откуда ей было знать? Инга думала, думала о том, что лучше бы бросила скальпель и иглу, отказавшись, лучше бы погибла, отдав жизнь во благо своего вида, лучше бы собрала волю в кулак. Только при мысли о скорой смерти, смерти страшной, в этом она не сомневалась, девушка начинала мелко дрожать, надеясь на милость. – Как тебя зовут? – спросил эльф прежде, чем Инга смогла занять его челюсти палкой, прежде, чем она распорядилась держать его за руки и ноги, чтобы не дергался слишком сильно. – Инга, – ответила она севшим от волнения голосом. – Отлично, – произнес он, точно одобряя. – Будь осторожнее с моим лицом, Инга. Я хочу остаться таким же хорошеньким, когда проснусь.***
Она до сих пор не знала, везение это или проклятье, но эльфы оказались милостивы, сохранили ее жалкую жизнь. Быть может, одну единственную. Утром, после свершившейся ночью битвы, девушка нашла деревню полуразрушенной, полусожженной, легкий дымок продолжал виться над остатком некогда жилых домов. Обезображенные рваными ранами трупы плотным ковром устилали дорожки, и Инге казалось, что здесь никогда прежде не было столько живых. Затоптанные цветы продолжали расти и так, изуродованные и покалеченные, Инга старалась улыбаться, смотря на них. Эльфы потеряли лишь нескольких бойцов, не готовые к атаке люди – всех своих сестер и братьев. Среди убитых можно было увидеть и совсем юных детей, и безоружных женщин, и стариков, война не щадит никого. Война или эльфы? Кто-то ведь наверняка сбежал, укрылся в ближайших лесах и спрятался от смерти. Вглядываясь в лица трупов, украсивших тропы, медичка думала о тех, кого не находила. Повезло ли им? Глубоко в душе Инга завидовала возможным беглецам, винила себя в том, что не успела сообразить быстрее, послушав дремавшее в душе благородство… Вышло ведь, что в итоге именно она и помогает врагу, хотя намеревалась остаться ради своих же. Что же, может, она пригодится, когда сбежавшие донесут патрулю, и люди придут за эльфскими головами. – Прости, – шепнула девушка, встретив мутный взгляд мертвого Свена, кто-то всадил кинжал в его висок по самую рукоять. Странно, но жгучее горе не охватило грудь Инги, грусть лишь слякотью выступила на глазах. Убитых запретили хоронить, эльфы сгребли их в одну огромную кучу, обещая поджечь, если придется задержаться здесь дольше. Время шло, убийцы не спешили отправляться дальше, и раненый начинал приходить в себя. Жаль, ему не повезло. Все эльфы в его отряде казались медичке красивыми, точно специально отобранными ко двору привередливой императрицы… Этот же навсегда останется искалеченным, испорченным кривым шрамом, начинающийся от самых губ его, а заканчивающийся за острым ухом. Щеки больного впали, острые высокие скулы выделялись над ними особенно четко, мертвецкая бледность кожи позволяла болезненно четко выделить безобразный шрам, нарушавший хрупкую гармонию некогда красивого лица. Когда эльф открывал единственный глаз, что ему теперь остался, Инга заметила: зеленый, как трава в глубоком лесу, там, где и робкий вечерний свет не тронет ее. Медичку больше не пугали, не били, не гоняли из угла в угол, словно уличную собачонку. Эльфы относились к ней… Никак. Ее точно старались не замечать, избегали любого контакта. Сохранять жизнь человеку для них постыдно, и этот вынужденный жест доброй воли каждый видел позором своему отряду. Инга знала, что жить ей осталось лишь несколько коротких недель, пока раненый не придет в себя окончательно. «Нужно начать прощаться со всеми», – думала она, смотря на кучу сваленных в стороне тел. Раненый. О, она действительно постаралась, зашивая его. Шрам вышел кривым, но аккуратным, от рассеченного надвое глаза не осталось и следа, алые линии ошметков кожи, соединенных вновь, составляли причудливый отталкивающий узор. Инга знала, что скоро цвет этот схлынет. Может, тогда будет хоть каплю терпимее? – Мне сказали, что во время битвы ты пряталась тут с детьми, – первое, что он сказал ей после пробуждения. – Не соврали, – коротко ответила девушка, пальцами проверяя температуру его тела, касаясь оголенного плеча. – И что же ты не выгнала их на улицу? – Жалко стало, – ответила девушка. – Я надеялась, что вы к нам не зайдете. – Глупая какая, – сказал он тогда. Эльф очнулся очень скоро. Через пару дней он уже ел без ее помощи, через неделю после ранения уже увидел свое отражение впервые. Медичка с облегчением узнала, что сотрясения у него нет, заражения не наблюдается… Инга видела, как на его некогда приятном лице мелькнула грусть, сожаление сковало губы, краешек которых все еще болел после наложенных на нее швов. – Ну, что, Инга? – спросил он тихо, заставляя ее внезапно задрожать, предвкушая скорую развязку. – Как я тебе теперь? – Нормально, – ответила девушка на выдохе, опасаясь, что ложь ее распознают. – Вполне нормально, да. – Я бы предпочел более утонченный эпитет для описания своей внешности. – Другого у меня нет, – ответила девушка, сцепив руки на груди. – Хорошего нет. Вы теперь злитесь? – добавила она тише, опомнившись. – Не на тебя, не волнуйся об этом, – ответил эльф, закрывая глаз. – Не ты же оставила это на моем лице. Позови Йеоганна, – попросил он, но решил поправить, понимая, что язык у девчонки не повернется ради этого имени, – Душечку. Так и скажи им: я хочу видеть Душечку уже через минуту. Должно быть, ужас отразился на лице юной медички, потому что эльф улыбнулся ей, ожидая исполнения поручения. Его веселило это смущение, Ингу же пугало до дрожи. Но ведь эльфы отрежут ей руки за эту чертову шутку... Инга пыталась заставить себя возразить, огрызнуться перед смертью, но сил у нее не было. В разведенном, несмотря на уличную духоту, очаге пылал огонь, эльф приподнялся с кровати и поворошил угли кочергой, разгоняя жар. О, он и не думал позволить ей поступить иначе. За окном к земле сорвалась ветка, не то от шаткого подгнившего основания, не то под тяжестью птицы. Несмотря на снисходительный, притворно добрый тон, в речах эльфа Инга различала стальные нотки, признак опытного бойца. Благоговение, что другие скоя’таэли питали к нему, давало медичке понять: он – важен для них, его слово значит многое. Значит, ей и самой следует опасаться? Когда раненый бросил в ее сторону нетерпеливый взгляд, девушка вышла. Она уже не решилась перечить, пол скрипнул под ее весом, Инга вышла за дверь. Эльфы не входили в лазарет слишком часто, не радуясь острому запаху трав, но всегда стояли тут, точно сторожа. Они все еще раскрашивали лица зелеными полосами, словно собирались вот-вот пуститься в бой. – Он… Он хочет видеть Душечку, – произнесла девушка тихо, понимая, что никогда в жизни не сможет вспомнить имя, что раненый назвал первым. – Он просил сказать, что хочет видеть Душку прямо сейчас. Эльф, стоявший к Инге ближе всех, громко рассмеялся. Травинка, которую он сжимал своими красивыми губами, выпала изо рта, и юноша тут же прижал ее ногой к земле. Медичка отшатнулась, когда к ней потянулась чья-то рука, но ее все равно поймали за узкий пояс на талии. Та самая эльфка, стриженная под ежика, посмотрела на нее с чуть меньшим неодобрением, на секунду притягивая к себе поближе. – Опять ты мямлишь, – выдохнула она с раздражением. – Если может говорить, значит, скоро двинемся. Молись своим божкам, dh’oine, чтобы твою жалкую жизнь не закончили прямо сейчас. Если отдадут приказ, я вызовусь добровольцем, а я намерена делать это долго. Но Инга уже не знала, хочется ли ей продолжать существование, следует ли возводить руки в молитве. Эльфка оттолкнула ее от себя, и девушка поскользнулась на луже грязи, облокотилась о стену хаты, чтобы не упасть. Медичка прикрыла глаза, думая о том, что с ней станет. Если кто-то из местных и выжил, спрятавшись в лесах, сюда уже не вернется. Да и к чему надежды? За неделю стоянки к эльфам не явился солдатский патруль, а, значит, никто не донес в ближайший большой город. Некому открыть рот, их всех перерезали на узких улицах запрятанного в глуши села. Тела, сваленные в кучу, начинали источать зловоние смерти, что было так привычно слуху Инги. Она работала в лазарете давно, многого насмотрелась… Да и эльфам, казалось, то было не ново. Смерть следовала за ними по пятам, они несли ее в окровавленных руках, оставляли подарком каждому населенному пункту. Инга знала, что в живых ей не остаться, как бы ни хотелось жить. Дверь снова скрипнула, несколько эльфов вошли в дом, а «Душка» взглянул на побледневшую девушку с неодобрением. Словно она провинилась перед ним лично, словно не должна была потакать желаниям раненого. Медичка отвела глаза, прислушалась к шорохам, звучащим за прогнившей деревянной стеной. Белки разговаривали тихо, словно зная, что их подслушивают. Только говорили-то они на эльфском. Инга вслушивалась в неясные ей фразы, чувствуя, что солдаты смотрят на нее в этот тяжелый момент. Нет, они не подружились, не были к ней добры, но не проявляли и злости. Медичке казалось, что это – большее, что могут сделать для нее эльфы теперь. Солнце висело высоко, день шел к обеду, от костра тянуло жареной олениной в пряностях, найденных в чьем-то погребе. Скоя’таэли вскрывали бочки с соленьями, забирали с собой острое вяленое мясо, резали кур и гусей, но не трогали ни пиво, ни вино. Удивительно, но гора обезображенных трупов рядом ничуть не умаляла их аппетита. Пока Инга помогала им с раненым, эльфы подкармливали и ее, теперь же… Интересно, ей позволят поесть перед скорым концом? Хорошо бы, ведь живот начинало тянуть. Дверь распахнулась нескоро, ручка ударилась о стену в нескольких сантиметрах от девушки, замершей перед ликом смерти. Сердце ее подпрыгнуло в груди, а с губ сорвался испуганный писк, он тут же повис в тишине. Раненый вышел первым, остальные полководцы шли за ним следом, неодобрительно кивая головами. Ужасный шрам преобразил его лицо до неузнаваемости, и эльфы, внимающие неясным Инге приказам, отчаянно старались делать вид, что ничего не изменилось и не произошло. Инга видела смятение в их глазах, видела страх, скрываемое отвращение. Точно бога, которому те поклонялись, в которого верили, на их же глазах поразило стрелой. О, можно поклясться, их заметил и носитель нового «украшения». – Собирай вещи, – бросил он через плечо, не поворачиваясь к девушке. – Припарки, настойки, бинты, иглы и все, что у тебя там есть. – Зачем? – спросила Инга, и в глазах ее отразилось недоверие. – Вы хотите все забрать с собой? – И тебя тоже. Зачем, – повторил он. – Затем, что тебе было так сказано, – раздражаясь, ответил эльф. – Давай живее, ждать тебя никто не намерен. – Я… А меня разве не? – залепетала она, несмотря на страх. – Нет, только не стой здесь столбом, а делай то, что тебе поручили, – ответил эльф, вынимая из кармана трубку, понимая, о чем девушка не могла сказать вслух. – Да… – шепнула Инга, не веря, но проходя в старую хижину. – Мне нужно будет сделать перевязку потом, нельзя, чтобы рана долго «дышала», пока не затянется окончательно. И совсем не стоит курить, пока губа не зарастет хоть немного, – добавила она, кивнув в сторону трубки. Эльф оглянулся в ее сторону, и единственный глаз, оставленный ему Предназначением, таил в себе небывалое презрение. Она понимала, что сейчас отнимает его последнюю радость. Инга шмыгнула внутрь, дверь невольно захлопнулась перед ним, отделяя темное помещение от шума двора. Эльфы принялись собираться, суетливо пакуя награбленное, готовясь уйти в леса и прятаться там. Медичка закусила губу, хватая с проржавевшего много лет назад крючка старую дорожную сумку. Выходит, она пока останется при них, живая? Хорошо бы, на пару месяцев, хорошо бы успеть улизнуть, пока эльфский лагерь спит. Хорошо бы, если ее не убьют уже завтра за то, что смеет давать свои никому не нужные советы.