Чужая жизнь

      Прошла неделя. Безумно долгая неделя. День за днём, час за часом, он пытался прижиться в незнакомом мире. Если с физическими действиями было легче, тело ещё помнило большинство движений и выполняло их автоматически, то с чувствами и эмоциями было невероятно сложно.       Главным достижением он считал то, что научился считать себя Гарри. Это был маленький, но очень важный шаг вперёд. Да, он продолжал мысленно отделять себя и тело, но хотя бы научился считать себя человеком и пытался примириться с именем. Всё вокруг было чужим, вещи, дом, даже любимая еда. Гарри возненавидел тыквенный сок в ту же минуту, как первый раз попробовал, и абсолютно не имело значения, что это любимый сок тела. Или наоборот, имело слишком сильное значение.       Постепенно, каждый день, воспоминания о жизни вне этого тела истончались. Сейчас Гарри уже не мог вспомнить, как выглядели души, то место, где он появился, те разговоры, что они вели. Он всё ещё помнил, кем должен был бы быть, но всё больше и больше привыкал к телу. Всеми силами пытался найти в нём себя.       Эмоции совершенно не поддавались контролю. Большую часть времени он чувствовал себя в странном апатичном тумане. Не хотелось ничего, ничего не интересовало, почти ничего не трогало. Но иногда, когда память подбрасывала яркие моменты, о дорогих телу людях, о страшных событиях, о первой любви или о войне, Гарри просто ломался изнутри. Его грызли эмоции и чувства, и он не мог их отделить от себя, абстрагироваться. Эмоции одновременно были его и не его, он не хотел их чувствовать, но и не чувствовать не мог. Ужасно сложно и больно. Больно было почти всегда, каждый раз, когда тело показывало ту жизнь, Гарри всё отчётливее понимал: не имеет значения, что он всё помнит, что признал за собой это имя, что уже чувствует привязанность к тем людям — им ему никогда не стать. И он не хотел, видит Мерлин, ну что за странные у этих магов выражения, не хотел быть им. Но и как стать собой, тоже не знал.       Утром восьмого дня неизвестная сова принесла письмо из Хогвартса. Приглашение на продолжение учёбы в этом году. Из воспоминаний тела Гарри помнил, что Рон отказался доучиваться и прошёл как «Герой Войны» без экзаменов в аврорат. Тело тогда уже с трудом мог делать вид, что всё в порядке. Каждый день, день за днём с Последней Битвы, он терял по кусочку себя. Воспоминания размывались, но Гарри чувствовал всё его отчаянье, всю боль и страх, сменившиеся апатией. Тот Гарри закрылся в этом живом склепе на Гриммаулд плейс и ждал, ждал, когда наступит конец. Ждал смерти или избавления и искренне считал, что выполнил свой долг.       Гарри был с ним не согласен, в такие моменты он всё чётче отделял себя от него. Самопожертвенность тела была прекрасной чертой, она отлично отражала всю суть его души. Но она была гипертрофирована, навязана людскими ожиданиями, пророчествами, воспитанием. У Гарри этого не было, был чистый лист и нескончаемое желание жить. Даже если та жизнь, что он получил, была украдена у другого.       В Хогвартс ему хотелось нестерпимо. Сравнить его с чужими воспоминаниями, заклеймить своим присутствием, собой. Доказать себе и всему миру, что теперь его черед жить. Его черед учиться и любить. Два дня назад, осматривая дом, Гарри нашёл шкаф с вещами тела. Он совершенно не разбирался в стилях или моде, да и откуда, но даже по тем воспоминаниям, что были, Гарри понимал, что эти вещи — мусор. Они были чужими, и чужими не только для него, даже для тела они были чьими-то: подарками Уизли, подачками Дурслей. И если тот Поттер был согласен так жить, Гарри же отказывался. Ещё одним из поводов обновить гардероб было нестерпимое желание купить что-то своё, для себя. Для своего тела. Как же всё сложно…       Было страшно, ужасно страшно, что умница Гермиона или остальные всё узнают, не поймут, не примут его. Сдадут к Локхарту в Мунго, или запрут в отдельной палате, как сумасшедшего. Ещё страшнее было думать, что они начнут искать ритуалы, возможно тёмномагические, пытаться спасти их Гарри, даже не зная и не веря, что его больше нет. Но вместе с тем, Гарри отказывался играть роль, даже сейчас, он был согласен смириться с воспоминаниями, принять их как своё прошлое, но жить, как их Поттер не станет. Ни за что. Зная и помня всё, что ещё не исчезло, из той жизни, до тела, он знал — у него всего один шанс. Один шанс на жизнь. И упускать он его не собирался.