***
Перед началом последней недели в городе он решил выйти в мир. Было безумно страшно даже думать о магическом мире, поэтому Гарри отправил свои размеры и список учебников в магазины и получил товары совой. Но прогуляться в магловский Лондон, пройтись по улицам, хотя бы в мантии-невидимке, увидеть своими глазами в первый раз других людей, это было просто необходимо. Гарри должен был понять, насколько он готов к миру, к жизни в обществе, к соседям по комнате и разговорам с кем-то живым и не обязанным исполнять его желания. Должен был узнать, что он нормален, человечен, жив. А заодно купить себе что-то своё и, может, сменить причёску, и очки, или выйти наконец из дома… Проверять свои силы в аппарации, когда Инсендио вместо бумаги в руке сожгло картину на самой дальней в комнате стене, было бы слишком глупо, и поэтому сейчас Гарри, стараясь шаркать и дышать потише, двигался ближе к торговым кварталам. В сотне дюймов вокруг всё было в тумане, и запах, везде был свой, особенный запах. От булочной за углом, от магазина обуви в соседнем здании или от леди, проходившей мимо. С каждым новым запахом, человеком, идущим впереди, вывеской или кошкой, сидящей у двери книжного магазина, воспоминания дополнялись. Все старые воспоминания тех немногих раз, что Поттера брали с собой в город, они обновлялись, обретали краски и запахи. Гарри не удержался, и прижался рукой к стене, тщательно скрывая себя мантией. Провёл пальцами по каждому выступу и бугру, по каждому стыку кирпичной кладки, прочувствовал холод камней. Передохнул, пока память сходила с ума, пытаясь объединить, изменить, сохранить воспоминания. Голова у Гарри раскалывалась на части, а сознание так и пыталось покинуть тело, держась из последних сил. Гарри принимал в себя своё детство, своих родственников, свои страхи и восторги. Если время Хогвартса ещё было отделено как время жизни Поттера, то детство уже прочно формировалось как детство Гарри. С той лишь неточностью, что он продолжал понимать и осознавать, что было это всё-таки не с ним. Необъяснимое ощущение, когда твоё «я» принимает чьё-то прошлое в себя, но не чувствует того, что должно. Гарри не ненавидел Дурслей, он их жалел. Сейчас, смотря на всё со стороны, он жалел их, как жалеют больных зверей. Жалел, как неспособных на сочувствие, как обязанных жить в страхе долгие годы, растя «маленького монстра». Это теперь было его детство, его воспоминания, но они уже были, их не изменить, не исправить, и Гарри просто не чувствовал ничего, кроме бесконечной жалости, как к себе, так и к ним. Отдышавшись и охладив горящий лоб о стену, Гарри двинулся дальше по улице, уже маневрируя чуть проще мимо прохожих. Этот небольшой сдвиг в памяти сделал ещё один огромный шаг для осознания им личности. Пусть он ещё не был Гарри Поттером, он уже точно был человеком. Больше не душой, попавшей в тело. Сейчас Гарри осознавал себя человеком, подсознательно, внутренне, каждым жестом и движением. Зайдя в ближайший к магазину переулок, он снял мантию и попытался пригладить непослушные волосы. Абсолютно бесполезное занятие, да и причёску было ничем не исправить. Пообещав себе после магазина обязательно отстричь всё к чертям, Гарри зашёл в помещение. Со стороны казалось, не было ничего особенного, ни в магазине, ни в выборе одежды, ни в оплате, но для него это был один огромный первый раз. Руки постоянно потели, а в горле пересыхало, в итоге вся купленная одежда была тремя футболками, свитером и парой брюк, что было всё равно достижением. В салоне Гарри попросил отвернуть его от зеркала, ему не хотелось смотреть процесс, это могло испортить задуманные им перемены. И когда после получаса стрижки девушка повернула его к зеркалу, на него смотрел бледный, худой парень, с короткими темными волосами, и Гарри впервые увидел совершенно незаметный шрам на лбу, до этого закрытый волосами. Если не знать, куда смотреть, даже не заметишь, что когда-то его лоб украшала странного вида молния. В зеркале был другой человек, не семнадцатилетний Гарри Поттер, победитель Тёмных Сил и Герой Магического Мира, а обычный восемнадцатилетний парень, немного странный и осторожный. Гарри не был львом, он не чувствовал в себе львиной смелости и превосходства, уверенности в своей безоговорочной правоте. Сейчас он казался змеёй, холодной и осторожной, медленно ползущей и выслеживающей свой ужин, но понимающей, что сама она тоже могла стать чужим пропитанием. Он чувствовал себя — собой. После покупки новой обуви Гарри уже собирался найти ближайший переулок и надеть мантию, как его плеча слегка коснулись и позвали: — Молодой человек. Гарри обернулся, перед ним стояла незнакомая женщина средних лет. Ни в одном воспоминании не было этого лица, и он начал нервничать, не понимая, чего от него хочет посторонний человек посреди улицы. — Да? Простите? — он ответил, чуть напряжённо улыбаясь. — Это вы меня извините, молодой человек. Просто вы очень похожи на одну знаменитость, моя дочь, ей в этом году тринадцать, в прошлом году привезла кол… фотографии этой знаменитости, и вот вы, как две капли воды, похожи на него. Гарри уже более внимательно оглядел незнакомку, она была абсолютно не похожа на магов того мира, скорее, на самую обычную маглу, у которой родилась волшебница. Паника понемногу отступала, но руки всё ещё легонько подрагивали. — Простите, мадам. Но я приехал в Англию не так давно. Я не думаю, что мог бы быть знаменитостью, о которой говорила ваша дочь. Я просто обычный парень. — Конечно, конечно. Ещё раз, извините, я не хотела вас смутить. Вы такой милый молодой человек. — Ничего страшного, мадам. Всего доброго. — Последнюю фразу Гарри произнёс, уже разворачиваясь и направляясь к ближайшему переулку. Надев мантию и ускорив шаг, настолько, насколько возможно, он пошёл в сторону спальных районов. «На сегодня хватит приключений», — думал он по пути домой, прислушиваясь к своему успокаивающемуся сердцебиению.Отрицание
14 октября 2016 г. в 02:58
До Хогвартса оставалось две недели, а магия практически не давалась Гарри. Даже слабый Люмос сначала не выходил. Как будто он был одиннадцатилетним, как в воспоминаниях, таким, каким пришёл Поттер в школу. Сейчас он знал все заклинания, память каждый день всё больше приспосабливалась, адаптировалась, но это совершенно не помогало.
Были моменты, когда он ловил себя за поправлением очков, взлохмачиванием волос или потиранием шрама. Чёткие, автоматические привычки проявлялись, стоило ему задуматься или отвлечься. И это было не плохо, странно — может быть, но точно не плохо. Да и новые привычки тоже добавлялись: Кричер после нескольких неудачных попыток понял, что хозяин не выносит ни чай, ни сок, и теперь поил его только свежесваренным кофе. Начинать утро чашкой ароматного напитка и магической прессой стало совершенно новой, только его привычкой.
Часто Гарри ловил себя на мысли, что хочет написать Гермионе. Спросить про родителей или просто узнать как дела. Хотел бы попросить совета или помощи с магией, но… Гермиона была чужой подругой, подругой другого Гарри. Того, кто предпринял всё, лишь бы друзья оставили его в покое. Того, кто понимал, что они не должны видеть его смерть. Точно не после всего пережитого, не после такой выстраданной победы. Гермиона поняла бы Поттера, помогла ему, возможно даже не слишком расспрашивала, но шанс провала был слишком велик. Гарри не был Поттером, сейчас он ещё был просто Гарри. Гарри Поттер был героем со стойким мнением и ценностями, мог оставаться собой даже тогда, когда другие не могли. А Гарри сейчас был просто Гарри, тем, кто ещё познавал мир, познавал магию, кто не успел ещё даже пожить. Будь сейчас с ним кто-то рядом, кроме странного домовика, они могли повлиять, изменить, исправить его. Подогнать под себя, даже не зная об этом. Гарри лишь надеялся, что к Хогвартсу он сможет в достаточной мере стать собой.