Истребление бессмертных

Мучительный жар крематория был невыносим. Шрам на лице будто по новой загорался каждый раз, когда приходилось заносить тела вампиров в печь. Головы скалили клыки, глаза были налиты кровью. На них не было признаков голода, их кожа еще сохраняла естественный розовый цвет, но едва ли этих существ можно было назвать людьми. Но сражались за свое выживание каждую секунду, стремясь уничтожить врага или сбежать. Кенни не испытывал к ним сострадания, думая о тех, кого они убивали ради крови, и нередко не самым гуманным способом. Их жертв находили с разорванными шеями, оторванными головами. Эти твари заслужили свою учесть. На улице бушевала метель. Снег пепельным вихрем рассекал воздух в темноте, звонкий свист просачивался сквозь щели в окнах. Это был единственный источник свежего воздуха в этой духоте, и без него голова давно бы пошла кругом. Часы шли мучительней обычного. Хотелось снова запустить кассету, но нужно было прислушиваться к любым звуками и не отвлекаться. И тем не менее, Кенни не мог перестать думать об этой записи. Когда последние кости наконец истлели, превратившись в хрупкий черный уголь, можно было с облегчением перекрыть подачу газа и дать огню погаснуть. На столе, где уже не скапливались отрезанные части тела вампиров, лежал крупный тесак, измазанный в крови. Исчезающие искры сверкнули на полотне лезвия. На экране сотового телефона время было за полночь, а здание базы пустовало, как обычно и бывало в этот час. Кенни закрывал за собой крематорий на большой наружный замок. В снежной буре едва ли можно было рассмотреть дорогу, а рядом ни одной машины. Все основные кабинеты уже были заперты: архивы, комната допроса, оружейная. Но слышался приглушенный шум телевизора, и звук этот шел не из комнаты отдыха. Кенни пошел по следу, пересекая длинный каменный коридор, пока не уткнулся в дверь в лабораторию. В замочной скважине удалось рассмотреть слабоосвещенную комнату, половина которой была ограждена занавесью. За столом сидела лаборант Ханджи, но было не ясно, уснула она или лежа смотрела телевизор. Кенни открыл дверь и ступил за порог. Ханджи дернулась, резко обернувшись. — Ой, привет, — она поправила очки, щурясь и пытаясь рассмотреть вошедшего. — А который час? Что-то там уже совсем стемнело, — она встала со стула, чтобы посмотреть в окно. — Полночь, — ответил Кенни. — Бли-ин! Это что, опять все разъехались? — Ханджи устало села на подоконник и сняла очки, потирая глаза. — Я уже третий день подряд здесь ночую, спина болит так спать. А ты чего тут делаешь, кстати? — Я зашел по делу, — начал Кенни. — Ты, надеюсь, еще не расчленила того вампира, которого привезли где-то неделю назад? — он бросил взгляд на ее окровавленный белый халат. Мысль о том, чтобы увидеть отрезанную голову Ури среди прочих прошлась холодной дрожью по спине. — Такой мелкий и белобрысый. Ханджи оперлась подбородком на руку, напрягла лоб. — Дай-ка вспомнить… Погоди, ты имеешь в виду отрезала ли я ему голову с руками и ногами, или ты так мои опыты называешься, «расчленением»? — Я хочу знать, не стал ли он частью следующей партии на сожжение, — произнес Кенни. То, с какой легкостью она это описывала, сбивало с толку. — Он в камере заключения или нет? — Ну да, рано его еще сжигать. А что? Нужно допросить? Вроде Сэйнс уже допрашивал, — сказала Ханджи, но достала связку ключей из окровавленного кармана халата и вышла из кабинета, подав Кенни жест последовать за ней. — А этот молчит. Сэйнс начал переходить к своим методам, ну ты знаешь. Эти его тюремные пытки с вырыванием ногтей и такой ерундой. На молодых вампирах это работает, потому что у них болевой порог еще низкий, как у обычных людей. А этот явно постарше, да и по глазам видно, я уже примерно научилась оценивать их возраст. Так что Сэйнсу пришлось придумать кое-что пожестче. Они подошли к металлической двери, за которой временно держали вампиров. Глухая каменная комната без окон с особо толстыми стенами, поглощающей внешние звуки. Редко кто удостаивался такому заключению: только наиболее сильные и представляющие научный интерес экземпляры. Ханджи включила свет. Ури был в смирительной рубашке из толстой кожи, крепко сдерживающей его тело. Его лицо было полностью закрыто железной маской, светлые волосы выбивались из ремешков на затылке. Оголенная шея была исполосована вертикальными красными следами: подтеки из крови, стекающие с лица. — Пожестче, говоришь? — Ну, да, — Ханджи зевнула, закрывая рот кулаком. — Зубы вырывать-то больнее будет. У них они, конечно, заново вырастают, но эффект каждый раз, как в первый, — она из кармана достала горстку зубов, широко раскрыв ладонь, чтобы показать их все. — Что за мерзость, — Кенни скривился и вошел в камеру. — Почему мерзость? Я же их помыла, — прозвучал голос Ханджи со спины. Ури никак не реагировал на происходящее: ни на разговор у порога, ни на шаги по плитке, и даже когда Кенни оказался рядом с ним вплотную тело даже не дернулось. Этого не должно быть. Ему не место здесь. Кенни поднял его, забросил на плечо. Воображение ли сыграло, но казалось, будто он почти ничего не весил. Ханджи с интересом следила за тем, как Кенни уносит подопытного из камеры. Когда он оказался у двери выхода, она спохватилась. — Эй-эй-эй, куда ты собрался?! У тебя есть какие-то распоряжения или вроде того? Кенни, остановись сейчас… же. Кенни достал из пояса прихваченный с собой тесак и выставил его вперед, не давая Ханджи приблизиться ни на шаг более. Она подняла руки, переводя взгляд то на тесак, то на Кенни. — Лучше не вмешивайся. Я не шучу. — Ты… ведешь себя странно, — Ханджи нахмурила брови. — Кенни, ты же знаешь, что за это будет. — Знаю. Объявят предателем и будут преследоваться до конца жизни, читал в договоре, — рот растянулся в кривой улыбке. — Я тебя не понимаю, — Ханджи перестала держать руки поднятыми, не в силах сдержать жестикуляцию, — зачем тебе это? Хочешь получить бессмертие? Да ты же погибнешь при попытке это сделать против воли носителя! — Я не собираюсь получать бессмертие, я не идиот, — нахмурился Кенни и развернулся к выходу. Может, он бы объяснил Ханджи о причинах, и она была бы единственной, кто бы принял их и с кем можно было бы договориться, несмотря на то, что казалась самой безумной из всех. Потому Кенни не стал терять время. — И куда он собрался ночью в метель… — произнесла Ханджи, оставшись одна. Морозный воздух бил по телу многочисленными клинками. Свист ветра оглушал и дезориентировал. Леденеющими пальцами Кенни стянул с Ури маску и та упала на снег. Его лицо было полностью покрыто кровью, а из изуродованного беззубого рта вытекала свежая. Его светлые глаза были приоткрыты, но не похоже было, чтобы он осознавал происходящее. — Черт, черт, — Кенни осмотрел ремни на смирительной рубашке: огромное количество петель, в темноте с ними было сложнее разобраться. — Ну извини, извини, что так вышло. Не в силах более возиться с ремнями, Кенни срезал их тесаком. Под кожаной тканью на Ури была тонкая больничная сорочка. Его руки безвольно погрузились в снег. — Ну давай же, приходи в себя, Ури, — Кенни бессмысленно убирал прилипшие пряди светлых волос, окрашенные в красный. — Черт, сколько же крови из тебя льется… Не умирай только, прошу тебя. Ты меня слышишь? Кенни знал, что придется идти далеко и долго. Но он не ожидал, что Ури будет в таком состоянии. Почему он не регенерирует свои раны? Почему он не пытался вырвать из чужих рук свою жизнь и свою свободу, как те животные, которых они сжигают? Кровь шла без остановки, обильно капая на снег. От ее тепла тут же таял, образовывая темно-красные ямы. В голове вертелась единственная мысль. — Надеюсь, тебе это поможет. Только попробуй мне подохнуть после этого. Кенни растер руки, чтобы согреть, и резанул тесаком свою ладонь. Не слишком глубоко, но достаточно, чтобы проступила кровь. Он прислонил рану к губам Ури. Несколько секунд ничего не происходило. Зрачки в глазах расширились. Настолько, что радужка прекратилась в тонкое кольцо. Дыхание стало более глубоким, жадным. Руки поднялись из снега, вцепились пальцами в кисть Кенни. Он ощутил резкую боль в ладони, давление от сильного всасывания и обескровливания. Кончики пальцев побелели. Появилась колющая боль. Ури укусил его отросшими клыками, расширяя рану, увеличивая поток крови. Тянущая боль перешла от кисти к локтю, от локтя к плечу. Кенни не сопротивлялся. Только ждал, когда это закончится. Сознание вернулось к Ури. Его взгляд стал осмысленным, и он отпустил руку, из которой пил, тяжело дыша, вытер рот тыльной стороной ладони. Из его губ начал выходить теплый пар. — Надеюсь, не придется отрезать мне руку после этого, — усмехнулся Кенни, но беспокойно сжимал и разжимал кулак, пытаясь восстановить кровоток в потерявших чувствительность тканях. Ури посмотрел на него широко открытыми глазами, словно не верил тому, что видел. Он бросился Кенни на шею, крепко обняв руками. Его кожа стала теплой, сердце сильно билось об грудь. Кенни же стал холодным. — Ты замерз, — Ури отстранился, чтобы посмотреть ему в лицо. Он обеспокоенно смотрел в глаза, прикусив губу от волнения. — Есть такое. Но рад видеть, что у тебя снова все зубы на месте, — попытался отшутиться Кенни. Выждав секунду, Ури прокусил губу насквозь. Большим пальцем надавил Кенни на подбородок, заставляя открыть рот, и под вопросительным взглядом прильнул к нему, целуя и пуская в него свою кровь. Кенни непроизвольно проглотил ее, и тело словно пронзило током. Он мгновенно ощутил, как тепло наполняет конечности, как исчезала тяжесть и отходило начинающееся обморожение пальцев. Чем больше крови он получал, тем тело ощущалось легче и сильнее. Ури отстранился. Рана на губе мгновенно закрылась. — Прости, пока больше этого дать не могу, — сказал он, одарив Кенни нежным взглядом, — но надеюсь, что это поможет тебе согреться. Спасибо, что вернул мне желание бороться за свою жизнь. — Ага, — рассеяно ответил Кенни, осматривая свою руку: она вернула свой естественный цвет. — Спасибо, что не помер, а то вышло бы, что я сейчас зря потерял работу. Метель понемногу утихала. Они шагали сквозь снег, едва ориентируясь в местности, но далекий свет радиобашни помигивал в сквозь тучи, подобно Северной Звезде. Часы ушли на то, чтобы дойти до городской местности, но Кенни ни минуты не сомневался в том, что делал. Кровь вампира в его теле долго поддерживала тепло и силу, и если бы не мерзкий ветер, то он бы считал все это простой прогулкой. Одетый в одну только больничную сорочку Ури бы привлек к себе слишком много внимания, если бы они оказались в городе в другое время. Не говоря уже о том, что его лицо все еще было измазано в крови, а ноги были босые. Но сейчас улицы пустовали, не считая редко проезжающие такси, потому они немного сбавили шаг, чувствуя некоторое спокойствие после преодоленного расстояния. Кенни знал, что они заходят в его квартиру в последний раз. Сложно было сказать, был ли день, когда он мог прочувствовать ее уют сильнее, чем сегодня. Обои теплых цветов и повсеместные ковры — все это выбирал не он, это осталось от бабушки с дедушкой, и Кенни не собирался что-то менять. Нужно будет только как-то сообщить Кушель о том, что происходит… Пусть переезжает сюда вместо него, либо сдает в аренду, что захочет. Было любопытно, как скоро его начнут разыскивать, и что именно собираются сделать. О подобных случаях он за все восемь лет не слышал, но не удивился бы, если бы все когда-либо сбежавшие бойцы карателей стали бы вампирами и были пойманы и сожжены. Кенни поставил чайник на плиту, пока Ури умывал лицо в ванной. Он не чувствовал сожаления о принятом решении.