***
Бывают такие дни, когда Саймон только усилием воли сохраняет спокойствие. К примеру, когда Кирен в который раз а улыбкой говорит, что он очень красив, при этом выводя знакомые черты на холсте. Весь мажется красками, потому что вечно отвлекается, и пятна на нем болотно-зеленые, серые, черные. Значит, рисует его мертвого, не живого. Саймон - человек-действие, поэтому осторожно перехватывает запястье с кистью, притягивая Кирена к себе. Дальше уже не совсем до разговоров и рисования.***
В самом начале стиль одежды Монро казался нелепым и вызывал непринятие. Еще бы нет, когда у него в гардеробе помимо похоронного пыльного костюма не находится ничего, что бы хотя бы выглядело на нем должным образом - по фигуре. Сейчас Кирену нравятся эти растянутые, старые свитера на Саймоне потому, что под любой из них можно подлезть и обхватить голый торс руками, становясь чуть ближе.***
Голубое забвение считалось единственным психотропным веществом, действующим на мертвый мозг людей с ПЖЧ. Единственным, что бы удерживал их пробудившиеся первобытные инстинкты на крепкой цепи. Ровно до тех пор, пока среди немертвых не прошел слух об открытии другого лекарства без названия и срока годности. Знающие люди (немертвые знающие люди) утверждали, что наркотик позволяет больному СЧС на некоторое время чувствовать. Не только неприятное покалывание по время принятия ежедневного лекарства, но и... Вообще все. Саймон просто не мог такое пропустить. Потом, загибаясь от жара и лихорадки, плавящей его ледяное тело, он понял, что повинуясь минутной прихоти по-настоящему ощутить Кирена, он сотворил очередную глупость. Глупость, стоющую ему новой жизни, а Уокеру - бесчисленных дней с дрожащим страхом и неверием в черных зрачках. Монро умирает - умирает во второй чертов раз медленно и больно, но на этот раз безо всякого запасного шанса.***
«Душа широка, как ширь морская», вычитала Эми в одной из своих книжек, даже не подозревая, что это можно сказать и про нее. Она простила их почти сразу же, решив, что ее Лучший Немертвый Друг и Бывший Жених подходят друг другу все же больше. Но так просто она оставить это не могла, ведь тогда бы изменила себе и не была Эми Дайер. Поэтому теперь она сводит обоих с ума шуточками на манер «Тили-тили тесто» всякий раз, когда застает несчастных вместе. Злости или обиды нет; ей весело, а Кирен прячет лицо со словами «Эми, прекрати». Наверное, мог бы - покраснел.***
Если Саймон и не знал Рика лично, то это не мешает бывшему апостолу питать к неизвестному все то негативное, что еще вообще может питаться. О мертвых не говорят плохо, верно? А что насчет мертвых, говорящих о мертвых? Монро бы, наверное, и не узнал о младшем Мэйси, если бы Кирен однажды не рассказал о причине своего самоубийства. Или не отказался от поцелуя, закрываясь ладонями и твердым шепотом «Не сейчас». Сколько еще времени ждать этого «сейчас» Саймон не знает, но терпеливо ждет, пока Уокер будет готов. Главным образом потому, что Кирен еще слишком хорошо помнит. Помнит, и, по-видимому, все еще любит.***
Жители Рортона знают, что Саймон и Кирен - необычная пара. Они, в общем-то, и сами это знают. На свидание не сходишь, романтический ужин не устроишь, потому что везде преграды, за которые будучи немертвым не выйдешь - и угостить какой-нибудь вкусностью, касаясь где-нибудь так, чтобы мурашки поползли от смущения, тоже не получится. Однако Саймон во время осенней прогулки все же берет ладони Уокера в свои, время от времени дыша на них. Бесполезно и глупо, потому что кровь не бегает по венам, а стоит в них черной жижей, но от проявленного внимания Кирену сносит крышу.***
Зима близко, и Сью начинает ежегодный ритуал по заготовке помидоров и огурцов. Она раскладывает овощи по банкам, но никак не может накрыть их крышками и хорошенько закрутить - специальный прибор невесть куда делся, а своими силами справиться не выходит. Приходится звать Саймона, сидящего с Киреном в комнате. Он будет посильнее. Тот, засучив рукава, берется за банки и заканчивает все очень быстро, так что Сью улыбается и беспечно предлагает ему взять одну, если хочется. Повисает неловкая тишина. Молчит даже Кирен. А Монро, смутившись только в первый миг, невозмутимо лезет в последнюю незакрытую банку, цепляет яркий помидор пальцами и отправляет его в рот. Сок остается на пальцах, а губы блестят, как если бы он хлебнул крови. Молчит теперь, кажется, весь Рортон. Кирену приходится поспешно увести бывшего апостола наверх, чтобы он своими выходками не довел несчастную мать до инфаркта. И, конечно же, выплюнул в унитаз помидор, ведь глотать нельзя ни в коем случае.***
И серые поля, и туман, и железная дорога - даже парк развлечений в Рортоне выглядит так, как если бы весь город сошел со страниц рассказов Эдгара По. В этом месте часто идут дожди, а осень, кажется, отдувается за все оставшиеся три времени года, используя те инструменты, которые может: холод, изморозь, слякоть. Рортон - один сплошной комок грязи на лице Англии. Радости и красоты не прибавляют и надписи, появившиеся со времен Восстания, но они везде, буквально везде - на стенах домов, на мостах, на электронных щитах. «Гниляки=монстры» «ННД на защите города» «Мертвяк может быть и в вашем доме» «Восставшая плоть - вестник апокалипсиса» Поэтому жители Рортона, скупив всю краску в местном супермаркете, тратят весь выходной на замазывание этих надписей по близлежащей округе. Занимаются этим почти все: и живые, и немертвые. А следующим утром на небе появляется солнце.***
Кирен Уокер - Первый Восставший, и в этом Саймон уверен. Он потрясающий и совершенно не похож на других людей с СЧС; те готовы совершать насилие во имя великой цели, а он - нет. Во имя чего угодно не готов. Кирен Уокер - Первый Восставший, ошибочно думает Саймон, но отталкивает от себя Гарри, приземляясь на кладбищенскую землю. Несколько секунд бега, и отверстие для ввода лекарства неприятно саднит от непосредственной близости пули, врезавшейся в плоть рядом с ним. Кирен не Первый, но у Саймона Монро разжимаются пальцы, и ритуальный кинжал теряется в траве.