Machine Gun Kelly - Gone (feat. Leroy Sanchez)
«… Безумная мысль – лишь отчаяние могло породить такую,» - чуть обветренные губы, густо намазанные полупрозрачным блеском, произносят на выдохе, совсем беззвучно, а в те же секунды каждый гребаный нерв внутри разрывается от безмолвного крика. Сидни яростно закрывает книгу и, развернувшись, небрежно швыряет ее на кровать. Отчаяние – то самое чертово дерьмо, что привязалось к малышке Сид, кажется, с раннего детства, отчаяние, на самом-то деле, никогда не отпускало ее, да и не отпустит, вот только показывать свои слабости кому бы то ни было – для Сидни все еще нерушимое табу, что хватает и сжимает горло намного более крепко, чем любые другие страхи. Сидни ведь изначально дала указания самой себе, внушила, вложила в свою маленькую, глупенькую головку мысль, ту, которая день ото дня безжалостно пожирает ее: нет страха более сильного, чем проявление слабости. Особенно на людях. Особенно рядом с теми, кто и так способен видеть ее насквозь. Самовнушение – ужасно могущественная вещь и, стоит только убедить себя в чем-либо, действительно поверить в правильность того или иного явления, поступка – и даже самое аморальное, самое противоречивое дерьмо вдруг станет единственным выходом, единственной дорогой, которую будешь видеть. В Нью-Йорке холодно и уже почти неделю не прекращается отвратительный моросящий дождь, а крошка Сид, любыми правами и неправдами, категорически отказывается куда-либо выбираться из квартиры. В последний раз, когда роскошную девушку видели соседи, Сидни возвращалась домой с посылкой и, разумеется, с очередной бутылкой чертова вина. Вообще, Сидни и сама не заметила, как привыкла к новой жизни, где из всех возможных радостей и удовольствий были только посылки от Ви, это проклятое красное полусладкое и один безумец, что всегда являлся без предупреждения, никогда не отличался вежливостью и жутко раздражал ее вечно занятых родителей. Конечно, Сидни прекрасно знала, что однажды тот мир, где окружающие носят ее на руках, считая королевой, обязательно исчезнет, практически сразу после гребаного выпускного в старшей школе, но… Все-таки, просто знать и полностью осознавать – совершенно разные вещи, а принятие – и вовсе дается труднее всего. Сидни никогда и не думала, что будет скучать по всем тем, кто раньше только раздражал и под ногами путался, но теперь, когда прежние безумные вечеринки обратились нечастыми звонками в видеочате, Сидни была рада видеть и слышать всех, каждого, пусть и через сотни гребаных километров. Сидни, естественно, вида не подавала, в конце-то концов, маска надменной Королевы ни в коем случае не должна рушиться на глазах у других, вот только… О, черт, если бы Венера видела, как ее пустоголовая подружка Сидни всякий раз бежит за чертовыми посылками, стоит только прийти оповещению! Ви, должно быть, повеселилась бы. А вообще, с каждым новым днем Сидни все больше боялась реальной встречи с Ви. Причина на то всего одна: Сидни даже и не пытается избавиться от комплексов, не перестает намеренно саморазрушаться и не делает абсолютно ничего, чтобы стать хотя бы чуточку лучше. Это ужасно разочаровало бы Ви. Как и то, что Сидни до сих пор не может прочесть эту чертову книгу, которую Венера послала ей пару недель назад. И, конечно же, Ви, как и всегда, хочет для своей непутевой подруги только лучшего, Ви искренне надеется, что Сидни переосмыслит свою жизнь и возьмется, наконец, за ум, но, какой бы замечательной подругой Венера ни была, она, все же, наотрез отказывается видеть и признавать то, чего глупышка Сидни желает на самом деле. Сидни осторожно подбирает книгу, кладет ее на тумбочку рядом с бесконечными письмами, и устало падает на кровать, потянув к себе ноутбук. Помимо страха вдруг оказаться слабой перед людьми, Сидни до дрожи боится собственных мыслей. Пожалуй, это на самом деле мучительно: прекрасно понимать, что твои близкие искренне желают тебе счастья и благополучия, а ты постоянно подводишь их, продолжая осознанно саморазрушаться. Но Сидни, какое бы огромное чувство вины ни испытывала и какой бы трусихой ни была, все еще ищет способы. Штудирует интернет, желая наткнуться на новое подобие «Нерва», вот только сеть бесконечно молчит. После прошлогодних событий, захлестнувших Нью-Йорк волной помешательства на этой чертовой безумной игре, раскрылись практически все преступления, совершенные Игроками, и теперь, даже если и есть совсем уж отшибленные психопаты, создавшие новый «Нерв» - они прячутся ото всех. Но, черт возьми, сколько бы Сидни ни пыталась, она так и не могла осознать, в чем вообще может быть кайф играть в «Нерв», когда не будет ни Зрителей, ни денег, ни славы? Какой смысл рисковать жизнью, кричать, срывая горло, если тебя все равно никто не услышит, ничем не отплатит за твою смелость? Да и… смелость ли вообще? Зрители платили Игрокам за безумие, а безумие – это болезнь, неизлечимая в большинстве случаев. И Сидни очень боится заболеть, но день ото дня всячески пытается отрицать, что уже не просто давно больна, все намного хуже.Сидни умирает.
Тихая музыка вдруг перестает быть слышимой и обрывается, вместе с сердцем малышки Сид, когда окна на шестнадцатом с грохотом распахиваются в обе стороны, а секунду спустя тяжелые берцы практически беззвучно опускаются на пол. - Я тебя обратно из окна вышвырну, придурок! Какого хрена, Тай, черт тебя дери?! – Сидни яростно отбрасывает ноутбук в сторону и соскакивает с кровати, как ошпаренная, кричит и несется в сторону Тая, рассерженная настолько, что и правда готова вытолкнуть безумца из окна, но, как и всегда, крошка Сид не успевает сказать и сделать ничего больше. Длинные пальцы почти до боли крепко обхватывают хрупкие запястья, Сидни теряет равновесие, падая обратно на кровать и чувствуя, как от нехватки кислорода слипаются легкие, когда холодные губы нагло прижимаются к ее губам. Вообще, признаться честно, малышка Сид уже откровенно устала считать, сколько раз этот чертов псих врывался к ней подобным образом и столь же своенравно обрывал любые попытки сопротивляться. Да и она-то, собственно говоря, не так уж и сильно против этого всего, просто… Черт, сколько бы Сидни до сих пор не пыталась убедить себя и всех, что ей, в общем-то, плевать на жизнь этого безумца, но от одной только мысли о том, что однажды Тай попросту не вернется к ней, исчезнет, а спустя пару суток в Нью-Йорк вернутся Йен и Ви, чтобы опознать чертово тело – у Сидни разрывалось сердце. И, все-таки, в подобные моменты даже страх оказаться слабой вдруг, почему-то, казался глупым пустяком. - Отпусти, Тай! – Обрывая поцелуй, Сидни пытается оттолкнуть парня, но кто она вообще, гламурная девочка с кучей фобий, против чувака, который без особого труда забирается к ней в окно по чертовым пожарным лестницам? Тай словно бы не слышит, точнее, совсем не хочет слышать, и холодные губы соскальзывают на шею Сидни, а у той вдруг резко темнеет в глазах.Кровь.
Терпкий запах, кажется, всюду. И руки его, и тело, и лицо. Холодная, пачкает Сидни, следы на ней оставляет. Везде. - Тай! – Настолько отчаянно и громко Сидни, пожалуй, еще не кричала. Разумеется, совсем позабыла, что могут услышать соседи, позабыла, что от губ этих гребаных с ума сходит, вообще обо всем позабыла. Сидни потеряла над собой всякий контроль, как в припадке, принимаясь отбиваться, выворачиваться и, наконец, соскользнула с кровати на пол, тут же подскочив на ноги. - Какого, блять, хера?! – Сидни и не думала пытаться играть в приличную девочку, совсем не сдерживалась в выражениях и почти шипела, ведь собственный и без того хрипловатый голос вдруг показался ей совсем незнакомым, жутко испуганным и, одновременно, безумно рассерженным. - Эй, крошка, тише ты, тише, Сид! – Таю, все-таки, всегда намного лучше удавалось сохранять самообладание, даже сейчас, когда его, мягко говоря, удивила настолько неожиданная, совсем уж безумная реакция Сидни. – Тише, детка, тш-ш-ш, всего пара царапин, все в порядке, эй, посмотри! Постепенно понижая голос до доверительного шепота, такого, каким обычно разговаривают с истеричками, желая их успокоить, Тай медленно приближался, протягивая к Сидни увитые татуировками руки, а она неконтролируемо пятилась назад. - Ты чего, Сид? Тише, успокойся, все хорошо, посмотри на меня. – Хрипловатый голос звучал все тише и Тай осторожно приближался, приподняв руки, как бы в знак благих намерений, и сидни бы, конечно, очень хотелось на него посмотреть, убедиться, что очередные его травмы правда не такие уж и страшные, но обзору чертовски мешали слезы, неконтролируемо наворачивающиеся на глаза. - Ты! Да гребаный ты псих, какого черта я должна сидеть здесь и всякий раз гадать, какое дерьмо ты сотворишь на этот раз?! Тай, черт возьми, сколько я еще буду бояться к тебе прикоснуться, чтобы не задеть очередной ебучий перелом?! Я просто… И Сидни уже совсем ничего не видит, чувствуя, как отчаянные слезы обжигают глаза и щеки, Сидни уже совсем ничего не слышит, только сбивчивые, обезумевшие удары собственного сердца, стучащего, кажется, где-то под черепной коробкой, и Сидни… Сидни в очередной раз пытается взять себя в руки, одновременно с тем невыносимо желая, чтобы кто-нибудь уже сам взял в руки ее. - Я просто боюсь за тебя, Тай, что ты вообще делаешь? – Может быть, и это Сидни хотела бы прокричать, но голос совсем пропал и теперь даже шептать вдруг стало довольно затруднительно. Крошка Сид разрывается изнутри, ей страшно, больно и до абсурда обидно, но ответ Тая в одну секунду заставляет девушку замереть. От изумления и неописуемого ни одним словом ощущения, того самого, когда одновременно хочется разрыдаться, рассмеяться и хорошенько ударить по лицу. - Я гулял по крышам и вдруг под ноги бросилась эта гребаная кошка… Короче, кажется, я сломал нос. – Тай, все еще стараясь держаться на небольшом расстоянии, чтобы снова не вызвать истерику Сидни, пожимает плечами, как ни в чем не бывало, и с явным трудом сдерживает ухмылку, наигранно хмурясь и потирая переносицу. - Мозг ты себе сломал, причем давно. – Сидни дрожит, стараясь дышать ровнее, и ей, конечно, все еще чертовски сильно хочется переломать Таю ребра, но, неожиданно сократив расстояние и, что есть силы, обхватив безумца обеими руками, крошка Сид, все-таки, не может сдержать тихий смех. - Черт, и почему меня так кошки ненавидят… - Тай произносит озадаченно, успокаивающе гладит Сидни вдоль позвоночника и, чуть наклонив голову, утыкается носом в ее макушку, а Сид осторожно отстраняется, решительно намереваясь рассмотреть лицо Тая. - Не правда, кошки тебя любят. – Сидни хрипловато шепчет как бы между делом и сосредоточенно хмурится, будто гребаный доктор, действительно разбирающийся во всех существующих травмах. – Все, хватит, перестань ухмыляться! Идем, обработаю… И крошка Сидни, спустя несколько минут, совсем перестает думать и о новом «Нерве», и о чертовой строчке про безумие и отчаяние, после которой она так и не может продолжать читать книгу Ви. Спустя уже с десяток испачканных в крови салфеток, Сидни, присев на колени Тая, продолжает обрабатывать ссадины и совсем не думает ни о саморазрушении, ни о тяжелом чувстве вины перед всеми, кого подводит. Сидни, стараясь свободной рукой придерживать голову Тая, чтобы тот не вертелся, не думает даже о собственных страхах. Только о кошках, о чертовом вине, припрятанном в шкафу, и о том, что однажды обязательно избавится от боязни высоты и тоже будет гулять по крышам.