sleep in loony bin

Пак Кён открывает глаза к середине ночи, понимая, что не сможет уснуть. Он выбирается из нагретой постели, накидывает медицинский халат на пижаму, нашаривает ногами тапки и медленно бредёт из своей комнаты, на ходу приглаживая взлохмаченные рыжие волосы. Коридор первого этажа тёмный, не видно ничего, но в этой клинике уже давно изучен каждый сантиметр - Кён бредёт по коридору, думая, стоит ли идти туда, куда хочется. Вокруг тихо, очень тихо - если никто не умер, значит все его "дети" спят в палатах, даже если не в своих. Тут, конечно, полный бардак, но Кён не может быть строже с пациентами, он не может обращаться с ними, как с арестантами. Они итак каждый в своей клетке, и, вероятнее всего, навсегда. От мысли о Джехё, о том, что именно к нему относилось "если никто не умер", становится очень тяжело внутри, и Кён прибавляет шагу. Он поднимается по лестнице в жилой корпус, и чуть жмурится от мягкого жёлтого света лампы на столе дежурного. Минхёк, конечно, не спит, он листает какие-то бумажки, но сразу поднимает глаза на вошедшего. - Пак Кён? Ты чего? - Хочу проверить Джехё, что-то мне неспокойно, - быстро говорит Кён, широко улыбнувшись, - Уснуть не мог. - Ты мне не доверяешь? - Минхёк склоняет голову на бок, отложив очередную историю болезни. - Доверяю. Но мне нужно его увидеть. Кён тихо идёт дальше, отпирает тринадцатую палату и заглядывает в комнату. Тут всегда странно-холодно, не смотря на отопление и закрытое окно. Кажется, что этот холод идёт от самого, смертно-тощего, бледного, но по-прежнему красивого мальчика, медленно и упорно умирающего. Кён подходит к его кровати, поправляет на нём одеяло и отводит прядь волос от лица. Дышит. Слава Богу, дышит. Кён вымученно улыбается и замирает, глядя на одного из самых тяжёлых пациентов. Вспоминается, как Джехё просил научить его рисовать море. Делается совсем больно, Кён закрывает глаза и осторожно берёт холодную руку Джехё в свою. - Вот бы выменять твоё здоровье на своё. Вот бы ты захотел поправиться, Принцесса, я бы отдал, не задумываясь, всё... - шепчет санитар и замирает так. - Пак Кён, пойдём, - тихо говорит появившийся в дверях Минхёк, - Пойдём, он спит, я вколол ему вечером на кубик больше. Нечего тут страдать, этим ему точно не поможешь. Кён медленно отпускает холодную руку, ещё раз поправляет одеяло и выходит, тихо заперев дверь на ключ. - Ты бы спал лучше, чтобы сиять для него, - серьёзно говорит Минхёк, - Или пошли пить чай. Посияешь для меня. Минхёк, он совсем не равнодушный, просто у него защитные механизмы отлажены куда лучше. Кён кивает и идёт к столу, включает чайник и насыпает заварку в две кружки. У каждой отбиты края. Кён смотрит прямо перед собой, перемешивая ложкой чаинки и сахар, пока чайник шумит рядом. Он смотрит перед собой и думает о том, что, возможно, ошибся в выборе профессии. Сердца что-то не хватает на всё это. Сиять, надо сиять, он же "солнечный Пак Кён", он обязан. И он сияет, просто иногда силы кончаются. А откуда их взять-то, силы эти? Неоткуда. - Слушай, а можно я возьму снотворного? Хоть в таблетках, но лучше колоть, а то я не могу спать, совсем не могу спать, когда моим детям плохо. Кён говорит тихо, и всё ещё перемешивает бело-коричневое месиво в чашке, хотя чайник уже вскипел, и можно бы налить кипятка. Потом словно просыпается, заливает горячую воду в чашки и ставит их на стол. Так же глядя в никуда, присаживается на край этого стола и опускает голову. - Ты неисправим, Пак Кён, - тихо говорит Минхёк, и вдруг обнимает, - Ты неисправимый идеалист. Кён вздрагивает, но не отталкивает, не отстраняется. Только кивает обречённо, понимая, что так и есть - идеалист и, наверное, дурак. - Но я не могу иначе. Минхёк молчит, только прижимает к себе посильнее. Долго молчит, а потом странно как-то вздыхает. - Если бы ты мог иначе, то я не любил бы тебя, наверное. - Тихо тараторит он, и обнимает ещё крепче, словно Кён может вырваться. - Что? - Что, что. - Бурчит Всегда Холодный и Спокойный И Минхёк, кажется даже, смутившись, - Я люблю тебя. Давай чай пить, остынет же. Кён переваривает сказанное, а потом расплывается в улыбке и обнимает, скрестив руки на чужой спине. Ткань халата под ладонями приятно похрустывает. У Минхёка всегда всё идеально и по правилам. Только вот любит коллегу - это же не правильно, да? - Давай пить ча... Только договорить Кён не успевает - его вдруг очень мягко целуют. Прямо в губы, наплевав на правила, спасительно целуют, давая те самые необходимые силы. Кён сжимает пальцы на спине Минхёка и думает о том, что завтра - будет хорошим днём, в котором не случится ничего страшного. И хоть один из его "детей" пойдёт на поправку. Потому что он справится. Он теперь не один. OWARI