Время быть героями

      ЮЛИАН       Известность – коварная подруга, которая делает человека высокомерным, властным и заносчивым и рано или поздно портит его окончательно. Так говорит большинство людей. Но Юлиан Минц уже к шестнадцати годам убедился, что врёт это большинство. Не все люди поддаются очарованию славы – например, наставник Юлиана. Ни банкеты в его честь, ни визиты высокопоставленных гостей, ни бесконечные предложения выступить по телевидению не изменили вице-адмирала Яна. Он всё так же был неопрятен в быту, абсолютно не следил за здоровьем и даже не нанял личную охрану. Последнее, правда, могло говорить об уверенности в собственной неуязвимости, но Юлиан-то понимал, что это обыкновенная и очень несвоевременная беспечность. И когда опекуна пригласили на юбилей Офицерской академии, то он ожидаемо решил взять с собой только Юлиана.       – Поедем вместе, я давно хотел показать тебе Тернесен, – как бы невзначай обронил наставник за завтраком.       – Но, вице-адмирал, я не смогу защитить вас, если что-то случится.       Опекун поглядел исподлобья и пожал плечами.       – Что может случиться? Давай собираться, а кота оставим соседям. Не таскать же его с собой.       Половину полёта до Тернесена они провели в молчании, и это было странно, потому что вице-адмирал любил долгие философские разговоры. Но в этот раз его задумчивость носила особый характер. Меланхоличное выражение не сошло с лица Яна, даже когда он задремал, и Юлиан печально улыбнулся. Как он и предполагал, настоящей причиной визита в Тернесен был вовсе не юбилей академии.       Второй по величине город на Хайнессене встретил их шумом, суетой и многоголосием. Разумеется, журналисты не могли пропустить прибытие Яна-Чудотворца. Пару раз Юлиану пришлось зажмуриться: вспышки фотокамер слепили глаза, а в ушах стояла какофония звуков. Одни реплики заглушали другие. «Вот он!», «Сюда!», «Посмотрите!» И, если бы это были только журналисты, можно было бы сбежать, сославшись на усталость после полёта. Так нет же.       Толпа расступилась, и вперёд вышел высокий человек массивного телосложения. В молодости он вполне мог быть красивым, но с тех пор изрядно подурнел и восполнял этот недостаток костюмом с иголочки и гордой осанкой. От этого человека за два метра пахло дорогим парфюмом и, наверное, за милю – политикой.       – Вы Ян Вэньли, да? Рэймонд Тольятти, председатель Национальной мирной конференции, округ Тернесен.       Вице-адмирал нерешительно протянул руку, хотя лучше бы этого не делал. Потому что Тольятти немедленно рванул его на себя и развернул к журналистам. Политик сыпал всеми титулами, которыми Яна наградила общественность. «Ян-Чудотворец», «Герой Эль-Фасиля», «Чудо Изерлона» и так далее. Тольятти демонстративно хлопал Яна по плечу и улыбался в камеры. Потом вывел вперёд маленькую девочку, чтобы она торжественно преподнесла Яну до невозможности яркий в бесчисленных вспышках букет. Тольятти сказал, что отец этой девочки погиб в битве при Астарте. Политик ещё долго разливался соловьём о продолжении войны и о невозможности сосуществовать в мире с врагами.       – Поэтому на выборах голосуйте за меня, Рэймонда Тольятти.       Вот и всё. Ради этого нужны были и рукопожатие, и букет, и девочка. Кровь прилила к лицу Юлиана, руки сами сжались в кулаки. Он посмотрел на опекуна и понял, что тот разделяет его чувства.       В номере отеля Юлиан сразу плюхнулся в кресло. Солнечные лучи пронизывали комнату, и отсюда наверняка открывался прекрасный вид на Тернесен. Заварить бы чаю, сесть у окна, полюбоваться закатным городом. Но сил не было ни на что. Вице-адмирал вот даже не стал переодеваться – упал на кровать и закинул руки за голову.       – Я потрясён, – протянул он. – Не ожидал, что здесь меня втянут в политические игры.       Чтобы отвлечься, Юлиан протянул руку к столику и машинально взял пульт от телевизора. Но первый же включённый канал транслировал встречу в аэропорту. С экрана расплывалась в улыбке физиономия Рэймонда Тольятти. Юлиан тяжело вздохнул.       – Всё выглядело так, будто вы поддерживаете этого сторонника войны.       – Этого они и добивались, – мрачно ответил Ян.       – Кто?       – Те шишки, которые послали меня сюда. Могу поклясться, за этим стоит Трунихт.       Юлиан вскинул брови. Конечно, у политиков своя игра, но…       – Неужели министр обороны занимается такими вещами?       – Да. Мне следовало бы заподозрить неладное, – Ян резко сел на кровати, отворачиваясь от телевизора. – В академии я всегда был на грани отчисления, а тут они приглашают меня на юбилей.       Вице-адмирал всё же повернулся. На экране девочка передавала ему букет.       – Она была не рада видеть меня, – обронил Ян. – Глаза обвиняли меня в убийстве её отца. Мне, уцелевшему, нечем оправдаться. Но этот Тольятти… Каким надо быть человеком, чтобы использовать ребёнка как пешку в предвыборном спектакле! Чёртовы политики!       Ян ещё больше помрачнел, а Юлиан опустил голову и задумался. Может, война убивает не только на поле боя и в госпиталях, но и как-то ещё? Ведь всего одно происшествие, а на вице-адмирале уже лица нет. А завтра ему идти на этот треклятый юбилей.       Юлиан выключил телевизор и вымученно улыбнулся.       – Вице-адмирал, сделать вам чаю?       – Да. Хорошо бы с бренди.       – Пойду поищу.       Он поднялся, и тут в дверь позвонили.       На пороге стояли трое мужчин, с такими лицами, что сразу стало понятно: они пришли не на дружеское чаепитие.       Проигнорировав вопрос «Кто вы?», один из незнакомцев – похоже, главарь – оттолкнул Юлиана. Мужчины ворвались в номер, их главарь набросился на вице-адмирала, и тот едва успел увернуться.       – Ничего себе, герой Эль-Фасиля! Пешка для жаждущего войны политика!       Они налетели на Яна втроём. Но разве он справится с ними, если толком стрелять не умеет?..       «Ну конечно – бластер!»       Юлиан ринулся через комнату, холодными вспотевшими пальцами выхватил из чемодана оружие. Выстрелить в человека – это совсем несложно, правда? Но всё равно дрожат руки и сбивается дыхание.       – Прекратите! – закричали с порога. Юлиан обернулся. В проёме стояла Джессика Эдвардс.       Она прошла в комнату, а спустя несколько бесконечно долгих, вязких секунд снова раздался звонок. Юлиан окинул взглядом комнату. Вице-адмирал сидел на полу и потирал ушибленную голову, но был в безопасности: напавшие отошли от него, притихнув под тяжёлым взглядом мисс Эдвардс.       За дверью оказались двое охранников. Пришлось отвязаться, соврав про вечеринку и слишком большое количество выпитого. В другой ситуации Юлиан настоял бы на аресте напавших, но они, видимо, были друзьями мисс Эдвардс. Не стоило осложнять всё ещё больше.       По настоянию Джессики её друзья ушли. Юлиан закрыл дверь и вернулся в комнату, где Ян и Джессика молча стояли напротив друг друга. Посмотрел на одного, на вторую и понял, что ему тоже надо удалиться.       Он отправился на кухню. Достал упаковку с чаем, заварник, налил воды в чайник и поставил кипятить. Хотел сосредоточиться на чём-то постороннем, однако до него то и дело доносились обрывки разговора из соседней комнаты.       Значит, те парни и Джессика – из Мирной партии, которая выступает за прекращение войны. Теперь всё стало понятнее и вместе с тем сложнее.       Многолетняя дружба Яна Вэньли и Джессики Эдвардс выдержала испытание временем, долгими разлуками и любовью. Когда их лучший друг Жан-Робер Лапп предложил Джессике выйти за него, она не отказалась, и Ян отошёл в сторону. Друзья не соперничают, это неправильно, а Ян всегда поступал по совести. Но, понимая всё это, Юлиан чувствовал, что и другое неверно – идти против сердца, не решаясь сказать о своих чувствах. А сейчас именно это «другое» и происходило.       Танец кружащихся чаинок успокаивал. Намного лучше было наблюдать за ними, чем возвращаться мыслями к разговору вице-адмирала и мисс Эдвардс.       Она так и не стала миссис. Жан-Робер Лапп погиб в битве при Астарте, после чего Джессика пошла за объяснениями не к кому-нибудь, а к Трунихту в Центр стратегического планирования, где в тот день проходила церемония прощания с павшими солдатами. Джессика прямо задала министру обороны вопрос: «Где были вы, когда умирали ваши солдаты?» Телевидение вело прямую трансляцию из Центра, и мисс Эдвардс, бросающую в лицо Трунихту обвинения, показывали по всем каналам.       Юлиан много раз виделся с Джессикой. Она приезжала из Тернесена в гости к Яну и заходила к ним на чай. И Юлиан знал, какой доброй, весёлой и непосредственной может быть эта женщина. Но в тот день по телевизору он увидел другую Джессику – жёсткую, сильную, несгибаемую. Горе не могло её убить. Оно только ранило, но и этого она не показывала. Не тогда и не перед теми людьми. Она стояла посреди замершего зала. Такая маленькая, такая хрупкая – и такая сильная.       Вице-адмирал в тот момент здорово перепугался. Вместе с капитаном Аттенборо он едва успел спасти Джессику от Патриотов-Рыцарей, которые напали на неё на выходе из Центра. Ян лично потребовал от Трунихта гарантии безопасности Джессики, и только тогда мисс Эдвардс оставили в покое. Тем же вечером она улетела в Тернесен.       Разговор в комнате закончился. Мисс Эдвардс ушла так быстро, что Юлиан едва успел заметить. Но не окликнул. Джессика-подруга Яна Вэньли ещё могла остаться на чай и поговорить по душам, но Джессика-политик должна была быть вместе с соратниками. И так в штабе Мирной партии беспокойно.       А виновник этого беспокойства сидел в кресле, понуро опустив голову. Юлиан вздохнул.       – Почему вы ей не сказали: «Я приехал, чтобы увидеться с тобой»?       – Юлиан… Как там чай?       Подумать только. Человек, способный творить настоящие чудеса для других, не может совершить чудо для себя самого. Что тут скажешь?       Вечером они пошли ужинать в ресторан «Щедрая трапеза», где Ян был завсегдатаем, когда учился в академии. Вице-адмирал говорил, что в этом ресторане всегда уютно и вкусно.       Обстановка в «Щедрой трапезе» отличалась простотой. Стены и колонны были облицованы «под кирпич», пол тёмного цвета давал ощущение уверенности. Цветы в горшках вызывали ассоциации с загородным домом, а небольшие люстры под потолком сияли мягко и ненавязчиво. И правда уютно.       – Знаете, вице-адмирал, я тут кое о чём подумал.       – О чём же?       – Чтобы стремиться к победе так, как мисс Эдвардс, нужно очень сильно верить в своё дело, не так ли?       – Да. А я всё испортил.       Ян отвёл глаза, и Юлиан тут же замотал головой.       – Нет, я не о том. Вы не должны винить себя, потому что, если мисс Эдвардс верит в свои идеалы, она обязательно победит. Вера способна сделать невозможное… даже изменить историю!       Кажется, наставник удивился. Как и сам Юлиан – не в первый раз, кстати.       – Откуда у тебя такие мысли?       – Понимаете, вице-адмирал, в день вашего отлёта на Изерлон я встретил кое-кого.       И Юлиан рассказал опекуну о встрече в кафе, об убеждённости и вере женщины-терраистки, а потом добавил, что к последователям Культа Земли следует относиться уважительнее.       – Думаю, такая вера многого стоит. Уже поэтому есть смысл принять Культ Земли всерьёз.       Юлиан встретился взглядом с опекуном. Нет, когда Ян Вэньли смотрит так, не договорить невозможно – просто не получается.       – Но не только поэтому, ты это хочешь сказать?       – Да. Сегодня мисс Эдвардс напомнила мне ту женщину, вот я и подумал… Точнее, ещё тогда подумал, что терраисты, может, и правы.       – Хм… Мирная партия борется, чтобы прекратить войну. У них есть курс, главный представитель и сподвижники. У всех свои задачи, и эти люди выполняют их в соответствии с курсом. Чего конкретно хотят терраисты, мы не знаем. Они проводят митинги и шествия, но для достижения цели этого мало. Нужна не только идея, но и продуманный план действий, чтобы каждый осознавал свою значимость. Иначе это обыкновенный фанатизм, заставляющий людей терять себя в исполнении «великой миссии». А это уже опасно.       Тут принесли заказ, и Юлиан смог убедиться, что повара здесь знают своё дело.       – Но можете ли вы себе это позволить? – спросил он, оглядев большое блюдо с закуской и жаркое со специями.       – Не беспокойся. Цены остались почти такими же.       Через несколько минут к ним подошёл официант. К тому времени Юлиан уже расправился с закусками и приступил к жаркому.       – Вице-адмирал Ян?       – Да, это я.       – Наши посетители хотели бы взять у вас автограф.       Официант взглядом указал на двух симпатичных дам, сидящих за стойкой. Вице-адмирал нехотя расписался в протянутом блокноте, а потом официант развернулся к залу и по-актёрски бойко щёлкнул пальцами. Верхние люстры погасли, остался свет только боковых ламп у столиков, и на весь зал грянул гимн Альянса. Все посетители подхватили: кто-то – косясь на вице-адмирала, некоторые – самозабвенно закрыв глаза и выпрямившись. Несколько раз прозвучало: «Да здравствует вице-адмирал Ян Вэньли!» А то, как себя под этими взглядами чувствовал сам Ян, для них не имело значения. Они любили его. И им было плевать на него.       – Пойдём? – тихо предложил Юлиан.       – Наверное…       Почти все фонари уже погасли, но в городе по-прежнему было светло: тут и там сияли подсветкой агитационные щиты, с которых улыбался Рэймонд Тольятти.       Юлиан вздохнул.       – Никуда не деться от этих выборов.       – Такие штуки чертовски портят вид, – сказал наставник и раздражённо щёлкнул по ближайшему щиту.       Говорить не хотелось. Слишком много произошло в один день… Хоть бы он поскорее закончился!       Юлиана уже начало клонить в сон, когда из арки одного из домов послышались крики и шум.       – Драка? – пробормотал Ян.       – Похоже на то.       И тут одного из дерущихся вытолкнули наружу. Фонарный луч выцепил тёмно-зелёную форму, сверкнула белая маска, защитные стёкла в прорезях для глаз отразили свет фонаря.       – Патриоты-Рыцари! – воскликнул Ян. – Стойте! Что вы делаете?       Как и положено трусам, они сразу скрылись. Человек, на которого они напали, лежал почти недвижно. Грудь тяжело вздымалась, из горла вырывался хрип. Юлиан и Ян склонились над ним.       – Как вы? – спросил вице-адмирал.       У человека хватило сил, чтобы прохрипеть адрес штаб-квартиры Мирной партии, а потом он обмяк на руках Яна. Мирная партия… Значит, этот человек тоже друг Джессики? Так она и её соратники в опасности?       Ян вызвал такси, Юлиан помог дотащить пострадавшего до машины и собирался поехать с опекуном, но вице-адмирал захлопнул дверцу прямо перед его носом.       – Юлиан, возвращайся в отель. И ложись спать пораньше.       Машина исчезла из виду, а Юлиан всё смотрел вдаль. Какой же он бесполезный… Не смог убедить вице-адмирала взять охрану, защитить самостоятельно тоже не сумел. Даже отвлечь от грустных мыслей – и то оказался не способен. И теперь Ян справедливо решил, что хватит с его подопечного ненужного геройства. Только и остаётся, что возвращаться в отель и ложиться спать.       Юлиан думал, что после всего случившегося не заснёт, но стоило ему переступить порог – и усталость тяжёлым грузом упала на плечи, обволокла голову и слепила веки.       Ему снилось что-то тревожное про мисс Эдвардс и её друзей. Люди, лиц которых было не разглядеть, сновали туда-сюда, перекрикивали друг друга, размахивали руками. Мисс Эдвардс единственная спокойно стояла посреди этого шума, в своём траурном платье до колен, с непреклонностью во взгляде.       – А где был ты? – спросила она. – Где был ты, когда я умирала?       Её глаза горели, тело дрожало, как отражение в потревоженной воде. Потом черты совсем исказились, и это оказалась никакая не мисс Эдвардс, а женщина-терраистка с глубокими карими глазами. Она печально посмотрела прямо на Юлиана. Нет – сквозь него, заглядывая в самую душу.       – Земля – моя мать, – прошептали её губы.       Юлиан вздрогнул и проснулся. За окном разливалось утро. На прикроватной тумбочке белел клочок бумаги, на котором небрежным размашистым почерком было написано: «Уехал в академию. Если хочешь, приезжай». Что следовало понимать как «Ты знаешь, что я буду умирать со скуки, поэтому забери меня, когда сможешь». И ни слова о человеке из Мирной партии. Значит, либо не о чем сообщать, либо, наоборот, произошло слишком много всего.       О главном событии минувшего дня Юлиан узнал из новостей. Ночью в штаб-квартире Мирной партии произошёл взрыв, в результате которого погибли три человека, в их числе – сам кандидат. Остальные члены партии не пострадали. Джессика Эдвардс, которой по счастливой случайности не было в здании в момент взрыва, отказывается комментировать событие. Подробности будут выясняться.       Юлиан выключил телевизор и поспешил в академию. Через полчаса он был на месте, в парке перед огромным белым зданием. Опекун уже спускался, а точнее – сбегал по ступеням.       – Устали, вице-адмирал? – спросил Юлиан, подходя.       – Очень.       – А то, о чём говорили в новостях, – правда? Штаб-квартира Мирной партии…       – Да. Готов поклясться, это дело рук Патриотов-Рыцарей и Тольятти. Доказательств, конечно, никаких.       – Мисс Джессика не пострадала? А тот парень?       – Он погиб. Но Джессика в относительном порядке. Мирная партия, за которую она так боролась, может прекратить существование.       Юлиан хотел спросить, какое чудо уберегло мисс Эдвардс от смерти, но вовремя прикусил язык. Это Ян. Ян стал на время ангелом-хранителем Джессики. Чудотворец для других – но не для себя.       Вечером в аэропорту было так же шумно, как и накануне. Журналисты снова обступили Яна, но Рэймонд Тольятти не показывался, да и настроения были другими.       – Вице-адмирал! Что вы думаете по поводу вчерашнего взрыва в штаб-квартире антивоенной коалиции?       – Это акт кощунства против демократического правительства. Не меньше.       Юлиан посмотрел одобрительно. Да, сейчас нужно говорить именно так – честно, не увиливая, не прикрываясь усталостью или недостатком информации.       – Многие полагают, что это дело рук провоенной партии.       – Я тоже так думаю.       – Как вы относитесь к тому, что Джессика Эдвардс выдвигает на выборах свою кандидатуру взамен Джеймса Торндайка?       Ян удивлённо повернулся к журналисту. Выходит, не знал. И даже не догадывался, что дело примет такой оборот.       – Я желаю ей победы.       Полёт домой проходил в молчании, как было и на пути в Тернесен. Но на этот раз вице-адмирал молчал о другом, и лёгкая улыбка временами мелькала на его губах. За два часа до прибытия в Хайнессенполис Ян заснул. Юлиан глянул искоса: безмятежное выражение лица, спокойствие во всём облике. Наверняка наставнику снится Джессика Эдвардс. Женщина, которой он восхищается. Женщина, которую он любит.