Время быть героями

      ЮЛИАН       Безлюдный светло-синий коридор со всех сторон давил однообразием, выделялась лишь дверь, рядом с которой стоял Юлиан. Он то и дело посматривал на выступающую из стены неровность, за которой ни много ни мало решалась судьба человека.       Только бы адмирал не уволил Фреда! Сам Ян был далёк от предрассудков и, конечно, не считал, что дети несут ответственность за поступки родителей. Но если верховодящие шишки потребуют от него крайних мер, то адмирал потеряет лучшего помощника из возможных.       Юлиан сцепил руки в замок, но тут же разъединил и встряхнул пальцами.       Трудно было сохранять спокойствие, когда гражданская война вспыхнула в родной стране. До сих пор Юлиан верил, что грызня изнутри – удел Империи. Происходящее было очень в имперском духе, даже провозглашённые Военным комитетом эдикты подозрительно напоминали почерк Рудольфа фон Гольденбаума. А Ян прямо говорил, что переворот в Альянсе спровоцировал Райнхард фон Лоэнграмм.       – Он не Гольденбаум, – возразил тогда Юлиан.       – Да, но ради своей цели он может употребить средства Рудольфа. Очень злая ирония, правда?       Теперь же их настигли иные прихоти судьбы. Могло статься, что в своей первой битве Изерлонскому флоту придётся сражаться не с Империей, а c соотечественниками.       Дверь поплыла в сторону, и из кабинета вышел Фред. Выражение лица – как у студента после труднейшего экзамена, губы подрагивают, в глазах лёгкая оторопь. Юлиан нерешительно двинулся к нему.       – Лейтенант…       – Юлиан, я могу на тебя рассчитывать? – голос под стать внешнему виду.       – Значит, адмирал не…       Фред радостно кивнул и в этот момент показался Юлиану сверстником. Они пошли вровень и поначалу молча, пока Фред не нарушил тишину:       – Знаешь, адмирал Ян ведь уже дважды спас меня. Сейчас и на Эль-Фасиле.       – Так вы были там тогда?       Фред улыбнулся.       – Мне было чуть меньше, чем тебе сейчас. К планете подступал имперский флот, и затор на дорогах стоял от главной площади до окраин. Мне и матери повезло: мы жили недалеко от космопорта, поэтому дорога заняла всего час. Но я увидел достаточно. Какой-то чиновник прорвался вперёд, его отбросили и закидали камнями. Маленькая девочка потерялась и всё звала родителей, пока кто-то не подбежал и не забрал её. Полицейские пытались установить хотя бы временный порядок, но тщетно. Любой, у кого сдали нервы, был готов убивать, и с каждым часом таких становилось всё больше. Мы верили, что военные, эти благородные защитники демократии, эвакуируют нас. А они в это время улетали, чтобы спасти свою шкуру. Я до конца жизни буду помнить десятки белых полос в вечернем небе. Когда стало ясно, что военные сбежали, город обезумел. Терять было нечего, и люди разбивали витрины магазинов, поджигали машины, грабили и убивали сограждан. Люди прибывали в космопорт, который стал самым безопасным местом. И тут появился Ян Вэньли.       – И адмирал спас вас всех.       Фред по-доброму усмехнулся.       – Тогда он был только лейтенантом и даже издали выглядел растерянным и не знающим, что делать. Но ему удалось убедить людей, что у него есть план спасения. Они поверили в него. Думаю, ещё и потому, что больше всё равно некому было верить. Я весь вечер наблюдал за ним. За три часа ему удалось присесть только на минуту. Моя мать тогда назвала его бедным мальчиком, а мне показалось, что он, наоборот, повзрослел за эти часы. Во всяком случае, Ян Вэньли действительно всех спас. Эту историю сейчас знает любой ребёнок Альянса. Жители Эль-Фасиля были эвакуированы на гражданских кораблях, имперцы посчитали это отвлекающим манёвром и не стали их преследовать. А я в тот вечер принял два решения: я стану хорошим военным, который стремится помогать людям, и сделаю всё, чтобы история Эль-Фасиля не повторилась.       – Я тоже хочу стать таким военным, – с готовностью ответил Юлиан.       Фред посмотрел грустно и задумчиво и ничего не сказал.       Прошло ещё несколько бесконечно тягучих дней, прежде чем флот Изерлона выступил в свой первый поход. С рёвом реакторов и поднявшимся горячим ветром корабли медленно вышли из доков. Крейсеры оживали на глазах, и Юлиан был уверен, что это зрелище не может надоесть, тем более когда смотришь изнутри.       Он стоял на борту «Гипериона», кровь приливала к щекам, и нечто невыразимое, чему и название дать нельзя, захлёстывало его с головой и заставляло трепетать.       – Волнуешься? – спросил подошедший генерал-майор Шёнкопф. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Помню, тоже волновался перед первым заданием.       – И как прошло?       – Кроваво. Тот имперский дурак нёсся на меня и что-то горланил. Я покрошил его в капусту. Говорят, лицо первого убитого запоминается на всю жизнь. А я помню только кровь и наполовину отрубленную руку.       Шёнкопф помрачнел, закусил губу и, резко развернувшись, пошёл прочь. Юлиан пожал плечами и снова повернулся к докам, из которых продолжали чинно выплывать корабли. Но никакого восторга уже не было, а всё из-за этого десантника, который, видимо, любит подрезать крылья и «крошить в капусту».       «Хорошо ли вам живётся, генерал-майор фон Шёнкопф?»       Но Юлиан сразу оборвал себя. Жизнь десантника не была ни лёгкой, ни беззаботной. Как и все Розенриттеры, он носил клеймо «чужого среди своих». Их опасались, им не доверяли, однако это не мешало бравым Рыцарям Розы безупречно выполнять свою работу. Если бы адмирал Ян перед взятием Изерлона не поверил в них – кто знает, что было бы сейчас.       Юлиан спустился с мостика. Может, пойти к техникам? Но сослуживцы один за другим, вежливо и не слишком, отказывались от его помощи, и через час стало ясно, что дел для Юлиана нет. Все на корабле были чем-то заняты, а он, старший сержант и воспитанник Яна Вэньли, просто прохлаждался.       Он шагал по коридору, даже не скрывая своей угрюмости. Наоборот, если кто-нибудь поинтересуется, можно хотя бы что-то пробурчать в ответ.       Коридор извилистой змеёй свернул вправо, и Юлиан заметил идущую навстречу незнакомую девушку в форме пилота. По-видимому, она была новобранцем. Тринадцатый флот нуждался в пополнении, недаром командиры присматривались к прибывшим в крепость. Новички, напротив, часто ничего не замечали. Некоторые – в переносном смысле, опьянённые чувством патриотизма, которое нахлынуло после взятия Изерлона. А некоторые в самом прямом смысле не видели даже дороги под ногами. Как эта девушка сейчас. Она несла несколько коробок, одновременно читая раскрытую на них книгу.       «Упадёт ведь».       И точно: незнакомка врезалась в стену, и коробки, сверкнув гаечными ключами с отвёртками, рухнули на пол.       Обладай Юлиан даром предвидения, он и тогда не стал бы сдерживать джентльменский порыв помочь девушке. Но резкость, с которой она сказала «Не надо мне помогать», обдала его холодом и на пару секунд ошеломила. Девушка поспешно собрала инструменты и уже поднялась, когда Юлиан окликнул:       – Подождите! – и протянул ей последний гаечный ключ.       – Первые дни полёта всегда немного суетливые, – жалкое начало, но надо же что-то сказать.       – А вы часто летаете? – спросила девушка, сверкнув синими глазами.       «Вот ты и попался, Юлиан Минц».       Лгать не хотелось, а правда наверняка вызовет у неё насмешливую улыбку. Поэтому он выбрал среднее:       – Старшие делятся опытом. Мы все для них ещё слишком молоды.       – А ваш наставник Ян Вэньли – он из опытных или из молодых?       Юлиан даже не удивился её осведомлённости: сам вопрос заинтересовал его куда больше. С одной стороны, адмирал Ян очень много знает о войне. Он участвует только в масштабных операциях, но благодаря аналитическим способностям и умению схватывать суть проводит их блестяще. С другой стороны, Ян ещё молод, а иногда и чудовищно неопытен, особенно в политических вопросах. Ловушки на поле боя он обходит виртуозно, однако в подковёрной войне не силён.       – Он из тех и из других, – наконец сказал Юлиан. Откуда-то взялась уверенность, что этот разговор останется между ним и этой девушкой… имени которой он до сих пор не знал.       – Старший сержант Юлиан Минц, – с улыбкой протянул он руку.       – Капрал Катерозе фон Кройцер, – ответная улыбка была натянутой, но рукопожатие вышло уверенным.       Фамилия и приставка «фон» сразу навели Юлиана на мысль о беженцах. Он посмотрел на собеседницу пристальнее: на недавнюю беженку она не походила. В голове сама собой возникла картина: молодая женщина спешно поднимается на борт корабля с ребёнком на руках, девочке не больше пяти лет, у неё любопытные, но очень серьёзные глаза и непослушные огненные волосы.       Видимо, взгляд Юлиана оказался чересчур пристальным. Девушка вскинула голову.       – У меня много дел, – бросила она, круто развернувшись на каблуках. – У вас, наверное, тоже.       И ушла нескладной, преувеличенно уверенной походкой, словно храбрилась перед важной миссией. Это чувство присуще всем новобранцам, но в Катерозе фон Кройцер, похоже, было и нечто другое, что всегда или отталкивает, или притягивает, – строптивость и сила духа. Адмирал Ян говорил так про свою давнюю знакомую. Как же её звали? Мария? Миранда? Нет. Её звали Мириам.       Странно было вспоминать о той, с кем Юлиан даже не был знаком. Она исчезла из жизни Яна много лет назад, хотя оставила такой след, что голос адмирала становился глуше при упоминании о ней.       Юлиан покачал головой, отбрасывая ненужные мысли. Пройдя чуть дальше, он оказался в пилотном отсеке. Вот тут-то для него нашлось дело! Три часа он помогал пилотам «Спартанцев» с ремонтом истребителей, закручивая гайки, переворачивая рычаги, обновляя краску на корпусе. Усталость Юлиан почувствовал, только вернувшись к себе. Голова внезапно стала тяжёлой, а мысли – лёгкими. Вскоре они сменились удивительно спокойным сном, в котором Юлиан лежал на облаках, а со всех сторон раздавались медленная мелодия и пение невидимых людей. Пахло свежестью, росой и чем-то сладким, знакомым с детства. Безмятежность окутывала и пронизывала так мягко, что просыпаться совсем не хотелось.       Но пришлось. Приведя себя в порядок, Юлиан вышел из каюты, и его сразу окатило новостью: Ян отправил генерал-майора Шёнкопфа отбить планету Шампул.       – Положение настолько серьёзно? – спросил Юлиан, подавая наставнику чай.       Ян нахмурился.       – Шампул находится почти посередине между Изерлоном и Хайнессеном. Если он останется в руках мятежников, то может перерезать наши линии коммуникации и снабжения. Так что да, всё очень серьёзно. Но генерал-майор справится.       – Почему вы так ему доверяете? – и тут же спохватился: – Не подумайте, я не сомневаюсь в нём, просто пытаюсь понять вас и научиться… ну, вашей проницательности.       Ян улыбнулся.       – Я понимаю, не извиняйся. Знаешь, есть люди, на которых полагаешься не за что-то, а вопреки. Они острее чувствуют, что нужны и важны, а потому не подводят.       Адмирал Ян снова оказался прав. Генерал-майор Шёнкопф победоносно вернулся с Шампула через три дня, с лицом красным, но вовсе не от гнева, а от многочисленных следов губной помады. Высокий и статный, Розенриттер казался ещё выше благодаря энергичной походке и ощущению спокойной силы, которое исходило от него.       На следующий день Тринадцатый флот Изерлона столкнулся с Одиннадцатым флотом Военного комитета национального спасения. Это произошло в космической зоне Дория.       Однако прежде было тревожное предчувствие, которое Юлиан никак не мог объяснить. Неужели волнение за команду? Но они всегда в опасности, это уже обыденность. А всё же тревога была столь сильной, что засосало под ложечкой и пересохло во рту. Вот так – с горячими, лихорадочно сжимающимися губами, дрожа, не зная, куда себя деть, – Юлиан встретил Одиннадцатый флот. За одну секунду сверкающие точки превратились в зелёную массу кораблей. И тут же на оба флота зазвучала речь противника – адмирала Легранжа:       – Победа или поражение Военного комитета национального спасения, судьба нашего Отечества – всё зависит от этой битвы. Долг каждого – душой и телом посвятить себя выполнению своих обязанностей, приложив усилия во имя нашей страны. Честь и самоотверженность – наши главные ценности. Мы должны презреть эгоизм и трусость. Я ожидаю, что каждый проявит доблесть и патриотизм!       Какие высокопарные речи! Юлиан посмотрел на наставника, но адмирал просто дремал, склонив голову набок и сложив руки на груди. Мирный человек, которого не хотелось даже представлять на поле боя.       Юлиан вздохнул.       К адмиралу подошёл неизменно тактичный и аккуратный Фред. Чуть тронул за плечо, и Ян проснулся.       – Почти пора.       – Да, сэр.       – Лейтенант, передайте объявление всем кораблям.       – Всё готово, – Фред протянул начальнику коммуникатор. – Говорите.       – Это командующий Ян Вэньли, – пронеслось по флоту. – Слушайте внимательно. Через несколько минут начнётся битва – бредовая, это правда. Но, даже если так, проигрывать нет смысла. Поскольку мы вынуждены сражаться с нашим собственным флотом, обойдёмся с ними помягче, без лишнего усердия. От этой битвы зависит судьба нашей нации. Но это не так важно по сравнению с тем, что на кон поставлены свободы и права человека. Так что, ребята, давайте начинать.       В этом весь адмирал Ян – в признании абсурдности ситуации, но и необходимости с ней справиться; в простом обращении к своим «ребятам»; в убеждённости, что идеалы демократии превыше всего. От осознания этого у Юлиана захватило дух, но сердце снова сжала необъяснимая тревога.       Его трясло. Он подумал, что и двух часов не хватит, чтобы прийти в себя. Но хватило пары секунд.       – Флот противника прибыл, – доложил мичман Робстейн.       И всё было забыто. Остались только приказы командиров и ответы подчинённых. Звучали цифры – расстояния, углы прицела, потери, координаты. Слова облекались в действия, а действия ослепляли яркими вспышками снаружи «Гипериона».       Только спустя полчаса Юлиан смог сосредоточиться на тактике боя. Адмирал Ян приказал разделить флот противника на две части. Одной занялся адмирал Нгуен Ван Хью, а другой – капитан Аттенборо. Первого Юлиан знал как преданного солдата демократии, второй был близким другом адмирала Яна. Оба – энергичные и талантливые. И противник, адмирал Легранж, тоже по-своему талантлив. Юлиан понял это интуитивно, но генерал-майор Шёнкопф озвучил его мысль:       – Легранж не щадит своих людей и делает всё для достижения цели. Он не остановится и не сдастся, даже если проиграет битву.       – Что же тогда?       Шёнкопф не ответил, но на его лице появилось злое и жестокое выражение.       «Так должна смотреть Смерть», – подумал Юлиан и вздрогнул.       – Истребители готовы? – услышал он вопрос Яна.       – Могут вылетать в любой момент, – отозвался Фред.       Адмирал кивнул, а Юлиан вспомнил капрала фон Кройцер. Но не взяли же её, такую юную, в эту битву? Командир истребителей Оливер Поплан при всей своей развязности знает, кому что поручать.       – Первая эскадрилья вылетает! – отрапортовал Поплан с монитора. – Эй, Юлиан, ты там? Смотри хорошенько, я покажу тебе класс.       – Тебе нужно тщательнее выбирать друзей, – заметил Юлиану контр-адмирал Мурай, стоявший рядом.       Юлиан рассеянно улыбнулся. У каждого свои способы снять напряжение. Оливер Поплан, например, ведёт себя так, словно бой – это очередной акт в долгом и утомительном спектакле. Капитан-лейтенанту за тридцать, а энергии и оптимизма у него, как у семнадцатилетнего. Разве в его позиции нет смысла?       «Спартанцы» летали между кораблями смертоносными и неуловимыми осами. Казалось, их почти невозможно сбить, но Юлиан знал, что это лишь видимость. Просто ресурсы противника были ограничены, а сам он – измотан. Капитан Аттенборо, то отступая и выжидая, то стремительно атакуя, по-настоящему вёл битву, заставляя Одиннадцатый флот принимать его условия.       – Вновь и вновь они отвергают наше предложение сдаться, – горько сказал Фред.       Мурай предупреждающе бросил:       – Мы не можем ослаблять атаку.       Траурное выражение на лице Яна окрасило долгий утомительный спектакль в серый цвет. Когда адмирал Легранж вышел на связь, Юлиан понял, что это конец.       – Адмирал Ян Вэньли! – торжественно изрёк враг по другую сторону экрана. – Для меня было честью вести свой последний бой против такого знаменитого командира. Да здравствует революция! Вечная слава Альянсу Свободных Планет!       Потом пистолет в руке Легранжа коснулся его виска – и серый цвет сменился красным. Экран погас, и Юлиан решил, что нечто театральное действительно во всём этом есть. А о том, что и кровь настоящая, и людей не вернуть, можно со временем забыть.       Одиннадцатый флот предпочёл быть уничтоженным, но не сдавшимся, и через час после самоубийства Легранжа мятежники лишились своей мобильной военной силы. Когда Тринадцатый флот возвращался на Изерлон, пришли вести с Хайнессена. О них Юлиану сообщил белый как полотно Фред.       – Войска силой подавили митинг на стадионе. Убили организатора и ещё двадцать тысяч гражданских.       – Как они могли?.. Это вышло случайно?       Фред мотнул головой и прикусил губу.       – Митинг возглавляла депутат Джессика Эдвардс.       Нет… Просто – нет.       – Я сообщу адмиралу.       – Нет, – уже вслух. – Я сам.       Джессика Эдвардс уже умирала – в его сне. «Где ты был?» – спрашивала она тогда, и её голос эхом отдавался в ушах. Но теперь… как сообщить адмиралу Яну? Как хотя бы дойти, если в глазах пляшут разноцветные точки, а тело становится таким тяжёлым…       Юлиан прислонился к стене. Не хотелось постыдно упасть в обморок. Однако речь шла не о чьей-то там смерти, а о мисс Эдвардс. «Кровь настоящая, и людей не вернуть», – билось в сознании.       Он дошёл до Яна, пусть неверным шагом и на несколько минут позже, чем мог бы. Зато было время подготовиться. Сказать. А потом произошло то, что нельзя было предвидеть: лицо Яна побледнело в один миг, как будто и кровь, и жизнь вместе с ней покинули его тело. Юлиан готов был что угодно сделать, лишь бы наставник не сидел так – неподвижной куклой с погасшими глазами.       Юлиан неуверенно положил руку на его плечо и сразу понял, что никогда не сможет воспринимать войну как представление. Здесь нет ни репетиций, ни актёров, а самое главное – никакой надежды на счастливый конец.