Королева

      Когда невольная гостья пробуждается, Тсунаёши сидит рядом. Наблюдает. Молчит.       У той нерешительно вздрагивают чёрные ресницы, отбрасывая удлинённые тени на щёки. Неспешно наполняется грудная клетка воздухом со сладковатым цветочным привкусом, — неспешно опускается на плавном выдохе. Подушечки пальцев гладят мягкую ткань постельного белья, на переносице проявляется едва заметная морщинка.       А потом девочка открывает глаза.       Тсунаёши сохраняет молчание, лишь склоняет голову набок, внимательно следя за очнувшейся.       Девочка приподнимает тонкие руки, закрывая ладонями свет от люстры. Крутит запястьями; влево, вправо, влево, вправо. Поочередно прослеживает линию синих вен кончиками пальцев. Правая рука как-то совершенно машинально дёргается, прижимается к груди, — девочка расслабленно выдыхает, как только нащупывает на шее шелковую ленту, и тут же хмурится.       — Здравствуй, — спокойно произносит Тсунаёши, нарушив тишину. Девочка вздрагивает, переводит взгляд на неё, и на переносице вновь проявляется задумчивая морщинка.       — Здравствуйте, — тихо отзывается спустя мгновения молчания.       — Как ты себя чувствуешь? — интересуется девушка.       — Я… — та замирает в нерешительности, но вскоре продолжает. — Хорошо. Мне кажется, у меня всё хорошо, — и снова хмурится.       — Тебя тревожит это? — уточняет Тсунаёши, и по тону голоса не понять, важен ли ей ответ, или это только попытка поддержать разговор.       — Нет. Нет, не тревожит. Почему меня должно это тревожить? Ведь… хорошо — это хорошо? — последний вопрос звучит как-то нерешительно.       — Конечно, — плавный кивок. — Ничего не болит?       Девочка отрицательно качает головой.       — Голова не кружится? Свет не мешает?       И снова молчаливое отрицание.       — Всё хорошо, — добавляет она вслух. — Простите. Кто вы?       — Моё имя Тсунаёши, — девушка сосредоточенно кивает сама своим мыслям и уточняет: — Не помнишь меня?       — Нет. Извините, нет.       — Ничего страшного. Так и должно быть, Юни.       Девочка не понимает смысла сказанного, но согласно кивает, а после нерешительно уточняет.       — А «Юни» — это моё имя?       — Да, — звучит ровный ответ.       Девочка хмурится.       — Я не помню.              ***              Воспоминаний нет. Совсем нет.       Тсунаёши звонит кому-то по телефону, говорит: «Принцесса очнулась».       Юни думает, что, наверное, речь о ней, ведь именно она только что открыла глаза в этом незнакомом месте, и удивляется своим собственным мыслям. Почему «принцесса»? Ещё больше удивляется, когда вскоре зашедший в помещение парень сначала склоняется перед ней в поклоне, и только потом представляется: «Генкиши».       — Вас я тоже знала раньше? — интересуется девочка.       — Да, госпожа Юни, — отзывается тот и каким-то машинальным движением поправляет висящие на поясе мечи. Он старается не смотреть на неё.       Это… немного расстраивает.       — Простите, — просит она спустя минуты тягостного молчания, проведённых в тщетных попытках заглянуть в его глаза. И получает в ответ недоумённый — наконец-то — взгляд, брови мечника забавно приподнимаются. — Простите меня, — повторяет она.       — Вам не за что извиняться, — категорично отвечает парень, и девочка почему-то не решается спорить.       — Вы… — она замирает, смущённо улыбается, исправляется: — Ты поможешь мне?       — Да, — просто звучит в ответ, как нечто само собой разумеющееся.       Мечник снова склоняется в поклоне, а Юни ловит себя на мысли, что, наверное, это всё-таки правильно.       Если она — принцесса, то у неё же должен быть собственный рыцарь, верно?              ***              Юни снятся страшные сны. Что-то о будущем, в котором не будет ничего.       Она давится пылью от разрушенных зданий, она задыхается, она почти плачет; сжимает в руках привычную оранжевую пустышку, и та впервые кажется пустой. Людские кости истёрты до сахарной пудры, падающий с неба пепел горчит на потрескавшихся губах.       А потом слышится звон.       И страшная картина, стоящая перед глазами, распадается на зеркальные осколки, погружаясь в беспросветную чернильную бездну.       И не остаётся ничего.       Ей, конечно, уже давно не пять лет, но вновь засыпать — жутко. Она зовёт: «Генкиши», — и тот, конечно, приходит.       Мечник не умеет утешать — потому молчит.       Он опускается на пол, спиной к кровати, и опускает руку рядом на постель.       Юни тоже молчит — не хочет говорить, не хочет рассказывать, даже думать о сне не хочет. Она цепляется пальцами за чужую широкую ладонь, утыкается носом в его плечо.       И страх уходит.       Потом она не выдерживает, жалуется всё-таки Тсунаёши на плохие сны, без подробностей, конечно, но та, кажется, всё понимает, ласково проводит рукой по стриженным под мальчика чёрным волосам Юни, серьёзно заглядывает в глаза и обещает:       — Эти сны больше не будут сниться тебе.       Так и происходит.              ***              Юни постепенно узнаёт всё больше: о себе самой, о людях, окружающих её, о своей семье. Она уже знает, что немногочисленные её знакомые занимаются не совсем законной деятельностью, но лишь пожимает плечами: о ней заботятся, это главное.       Она узнаёт, что является единственной наследницей семьи «Джильо Неро».       — Разве… я не должна сейчас быть с ними? — спрашивает девочка.       Тсунаёши пожимает плечами, перелистывает страницу своей книги.       — Ты ведь просто ребёнок, — говорит она. — Если захочешь, то я не буду останавливать, но что ты сможешь сделать?       — Быть рядом? — нерешительно предполагает та, уставившись на зелёный клевер под ногами.       — Ты хочешь? — уточняет девушка, бросив на собеседницу косой взгляд.       — Не знаю. Я и их не знаю. Но, наверное, я должна.       Тсунаёши качает головой, откладывает книгу в сторону и присаживается на корточки перед девочкой, заглядывает в её опущенные глаза.       — Я не буду тебя останавливать, — вновь повторяет она. — Но я бы не хотела, чтобы ты потом жалела о своих решениях. Ты сама можешь выбирать, Юни. Просто… не спеши, хорошо?       — А ты? — быстро спрашивает девочка. — Что выбрала ты?       — В твоём возрасте у меня не было выбора, — улыбается та, и кажется, это первая её улыбка, продемонстрированная Юни. — А потом… А потом я выбрала то, что нужно было именно мне.       — Не жалеешь? — с любопытством интересуется.       — Нет, — Тсунаёши равнодушно пожимает плечами. — И ты не жалей.              ***              У Юни живые глаза и яркая улыбка, она играет с небесным львёнком, пачкает нос в малиновом мороженом, носит самые обычные футболку и бриджи, пытается разбираться в геометрических формулах и мечтает стать химиком.       Гамма бессильно наблюдает со стороны, костяшки давно сбиты от злых ударов о стену; его принцесса о нём не помнит.       — Что… что вы, чёрт возьми, с ней сделали? — рычит он.       — Я дала ей шанс, — Тсунаёши тоже пристально наблюдает за происходящим во дворе. — Юни — хорошая девочка. Но она всего лишь девочка.       — Ты убила её, — зло цедит мужчина, резко отворачиваясь от окна.              А мёртвая девочка с широко распахнутыми небесными глазами со смехом пытается нацепить на голову Призрачного рыцаря только что сплетённый венок и отвлекается от своего занятия лишь в тот миг, когда слышит шум покидающей поместье машины. Она провожает её взглядом, едва заметно хмурится; почему-то чувствует себя виноватой, но быстро отбрасывает эти мысли.       Юни помнит едва ли десятую часть своей жизни — и не стремится вернуть ушедшее. Наверное, это неправильно?       — Госпожа? — зовёт её Генкиши, и девочка, обернувшись, легко и искренне ему улыбается.       — Всё хорошо.