О слёзах, снах и флэшпоинте

Moby - Sleeping Away

All that we needed was right

      В лаборатории, несмотря на то, что была уже середина ноября, топили слабо, а по утрам и вовсе не топили, и потому там было прохладно. А от того даже настоящему трудоголику по имени Джулиан Альберт приходилось находить в себе силы, чтобы приходить вовремя и не казаться мрачнее обычного, потому что от холода его мозг работал совсем иначе и он ощущал себя хлебушком, с которого содрали жесткую корку, обнажив мякиш. И необычайно тупил, зябко поеживаясь. Он, в конце концов, теперь не мог холод, слякоть и дождь.       С этим у них Барри, как оказалось, было много общего. И день этот для них обеих одновременно начался пассивно и неохотно. — Доброе утро, — говорит Барри кислым голосом и они оба, не сговариваясь, смотрят друг на друга как-то устало, словно они друзья-товарищи-союзники. — Аллен… — приветствует его Джулиан легким кивком, пока они пытаются привести себя в порядок и подготовиться к трудовому дню, — тебе того же. Ужасно выглядишь.       Барри Аллен выглядит так, будто его бренной тушкой кто-то поиграл в футбол, а потом бросил в подворотне, решив продлить мучения. И зачем он вообще пошел на работу? От этих слов его коллега морщится, но сам факт этот не комментирует. Пессимизм в его поведении нов для Джулиана, а потому он не выдерживает и спрашивает у того, что же случилось. Хрен его знает, что в таком состоянии может сделать этот некомпетентный идиот? А вот в ответ он получает душещипательную беседу. Что-ж, это кажется забавным только сначала. — О, миллион и одна проблема, — шутит Джулиан, не зная как реагировать на раздраженный сонный взгляд, — что не так? Хотя у тебя вечно ты не так. Но все же? «Человек-наоборот» — отмечает про себя Джулиан в который раз. — Всё не так. А вообще, если жаждешь получить забавную историю, то выкуси: ты мне сегодня приснился, Джулиан, — вздохнув, вываливает на него Аллен.       Одна короткая фраза, а как внезапный удар кирпичом по затылку.       Ступор и недоумение приветливо принимают Джулиана в объятия. Сказать, что чуть менее сонный судмедэксперт немало прихуел от подобного заявления своего неусидчивого коллеги, что хоть в этот раз пришел вовремя (именно поэтому день так хорошо запомнился), так еще и, вероятно, решил над ним поиздеваться, невинно стоя рядом с ним у стола рядом с окном… Это, значит, очень точно сказать. — Что, серьезно? И что же я забыл в твоих снах? — легкое презрение так и сквозит в этих словах. Аллен, кажется, смутился, потупившись. — Ну, этого я не знаю. Просто решил тебе сказать. Я же могу рассказать тебе про это, да? — спрашивает Барри с надеждой в голосе.       Походу, сказать «нет» у Джулиана не выйдет, хотя подобные беседы и не в включались в их условный нейтралитет. А вот слушать то, что может поведать ему само очарование и стеснительность было бы страшно. Страшно любопытно, если точнее. Но только любопытство Джулиан и ненавидел. — Хорошо, — соглашается Джулиан, только для того, чтобы удивить, — но только не жди от меня никаких сантиментов. — Не жду, — легкий вздох, — На самом деле я много что уже не помню, но если кратко, то ты и я... хмм… были в каком-то странном месте, похожем на академию. Там было много людей, которых я не знал, а вот тебя я помнил, только вот ты — нет. Ты меня не помнил, — сбивчиво поправляется Барри, видно не хотя сойти за дурака. — Мне было страшно, я старался держаться поближе к тебе, потому что… Даже не знаю, глупо, да? Но не мог с тобой заговорить, потому что помнил: ты же заносчивый и холодный. И, ох, это пугало больше всего, моя беспомощность и противоестественность. Легко же было догадаться, что это сон, но не выходило. А потом ты со мной заговорил первым, среди огромной толпы. И ты оказался хорошим. Единственным, кто сказал, что меня защитит, — Аллен сбился, видимо, задумавшись о смысле того бреда, что он неторопливо говорил взволнованным голосом.       «Барри-Барри, ну и что ты что ты курил перед сном? И почему твое подсознание говорит тебе, что кому-то не хватает моего внимания. Эх… Аллен, Аллен… Ну и что делать с твоей наивной впечатлительной душой?» — Продолжай… — произнес Джулиан, воспринимавший эти слова с наслаждением. Интерес рассказ коллеги вызвал неслабый, как и желание поиздеваться. Второе всё же было слишком подлым, чтобы это принять, а потому Альберт удержался от язвительного комментария. — Я не знаю, почему именно ты. Ты же Джулиан… Ну, тот, кого я привык игнорировать и говорить о ненависти, а там я привязался к тебе. Оказывается, всё это время я совершал кучу ошибок. Как и сейчас, правда. Но если бы ты знал, — «знал что?» — хочет спросить Джулиан, но молчит, нахмурив брови и рассеяно опустив голову, — Понятия не имею, что делать с этим. Прости, хочу, чтобы ты знал, это не изменит ничего в нашем общении, просто ты должен знать. Это скрывать от тебя нечестно.       А лучше бы скрывал. Богатой фантазии Джулиана до этой секунды жилось гораздо спокойнее. — Не стоит извиняться, не унижайся. Я прекрасно понял тебя, Аллен, — с долей скептицизма ограждается Джулиан от этого расчетливого давления на свою персону. Нет, не выйдет. Джулиан Альберт — отвесная скала, его так просто не покорить. — Тебе это тоже знакомо, да? — спрашивает Барри. Отвечать на это Джулиан не был настроен. Скажи «нет» любопытным, как жизненный девиз осторожного человека. — М? Угу… — задумчиво отзывается он, скользя пустым взглядом по паре бумаг, что лежат на столе с реактивами. «Надо убрать. Им здесь не место » — думает он, словно это и есть настоящая проблема, — и ты за свое, да? То Сингх, то ты, то любой другой амбициозный недоэксперт в психологии настойчиво пытается влезть в мою жизнь, — бормочет Джулиан, сортируя бумаги, и быстро относит их в сторону своего стола, а затем возвращается к окну. — Нет, ты что? Просто скажи мне, что делать, раз понимаешь меня. Как поступить, ведь если истолковать этот сон, то я хочу быть твоим другом. — Тебе пока рано пытаться, Аллен. Ты мне все еще не нравишься. Но я сообщу, когда это изменится, — Джулиан пожимает плечами и с завистью пожирает глазами дымящийся стаканчик с кофе, что появляется в руках Барри из ниоткуда, — это просто сон. Забудь о нем. Ведь ты этого и хочешь? Так что просто прекращай думать обо мне, — укор в этой фразе больно колет не одного Аллена, мужчине и самому неприятно это говорить, — не лезь в мою жизнь. Я могу тебя выслушать, но я не хочу тебе сам ни о чем рассказывать. Не хочу, понимаешь? Ты мне неинтересен. И, к тому же, мы слишком разные, ты меня все равно не поймешь, так что учти. Я — индивидуалист, а ты зависишь от тех, кто тебя окружает.       «Именно потому ты так часто тупишь. Это твоя слабость, Барри Аллен,» — добавляет Джулиан про себя. А затем сам внезапно понимает, что неправ. Не такие уж они и разные. Ведь они оба живут сомнениями. — Да, ты прав. Мы слишком разные, мне жаль, — Аллен вздыхает — надоел уже своими вздохами. Как ребенок, ей богу! — Но раз мы работаем вместе, то это хорошо. Мы друг друга дополняем. — Ты вовремя о работе вспомнил. Пожалуй, на сегодня хватит бесед, от которых у меня вот-вот начнется стресс. Так что у нас, как всегда, много дел. Помнишь? — Да, конечно, — соглашается слишком легко Аллен и торопливо смотрит на часы и, сверившись с ними, добавляет, — только дай еще пять минут. Я кофе допью.       А мог бы прямым текстом сказать, что ему не надоело истязать Джулиана душещипательными историями и просто попросить продолжить. Так бы хотя бы появилась возможность его послать. Желательно прямым текстом. Хотя… От такой погоды у любого разыграется меланхолия. Пускай Барри немного пострадает. Это даже полезно. И для Барри, и для пресвятого шантажа, что однажды понадобится Альберту с таким-то коллегой. — Прекрасно, — вздыхает Джулиан.       «Будешь мне должен».       В поведении Барри ощущалось отчаянье — именно его Джулиан и боялся. Те слова, что говорил Аллен, они… Они были лишними. И совсем не тем, что когда-либо слышал от него мужчина. Они были настолько откровенными, что судмедэксперт испугался и чудом не сболтнул лишнего. Зачем Аллен говорит ему? Неужели это такой вопрос доверия? О, какого к черту доверия? О нем между ними и речи никогда не заходило.       «Барри, Барри, чего ты от меня хочешь?» — Мне очень страшно, Джулиан. Я скоро должен совершить что-то, что изменит мою жизнь, быть может к лучшему, а возможно я… я просто умру, — произносит Аллен, срываясь на позорное всхлипывание, — а ты спас меня в моем сне. Скажи, ты бы помог мне в реальности, здесь и сейчас, попроси я об этом?       Помог бы. Однозначно помог, закрыв глаза на тот факт насколько Барри ненавидел его, на то, что это уже нельзя было исправить, хотя и Джулиану, и Барри, как Альберт понял, этого безудержно хотелось.       Джулиан хмурится, заламывает пальцы в замок, искривляет губы в болезненную усмешку и погружается в собственные мысли, ответив на вопрос Барри молчанием. Тот напряженно смотрит на него с ожиданием, закусив внутреннюю сторону губ. Во рту от этого взгляда пересыхает. Ну что на это ответить? — Смотря в чем. Я тебе не доверяю. Но ты можешь попросить у меня помощи. Тебе ведь она нужна, да?       Картина меняется на глазах: на губах Аллена расцветает робкая улыбка, Он наклоняет голову, оценивающе смотрит на него. Доволен? О да, Барри ведь этого и ждал. Походу это очередной развод Джулиана на человеческие эмоции. — Я не знаю, но все равно спасибо. А можно тебя обнять, в целях проверки нашей дружественности?       Один самовлюбленный идиот не прекращает его удивлять. Какие, сука, объятия? Кто-то вчера верещал на весь участок, что ненавидит Джулиана Альберта из-за того, что они опять поругались. Лучше бы Барри Аллен от него вообще ничего никогда не хотел. Но нет! Вечно эта демагогия, споры и разговоры на тему: «боже, как все плохо, пожалейте меня хоть кто-нибудь». Ну, поговорили они пару минут, как нормальные люди, это еще не повод для дальнейшего общения! От манерного закатывания глаз мужчину останавливает только то, что это может считаться слабостью. Всякие манеры — это вообще моветон. Так что он воспринимает пылкую просьбу Аллена с покерфэйсом. — Каким образом тебе это поможет? — усмехается Джулиан, повторяя жест наклона головы за Алленом зеркально. — Никак, мистер Альберт, увы… — когда Аллен первый переходит на официальный тон, это бесит. Особенно, если это внезапно. Походу его только что пытались подколоть. — Тогда «нет».       Аллен пожимает плечами и громче чем обычно прихлебывает кофе. Мимическая игра мышц его лица в тот момент настолько разнообразна... Вот как можно одновременно казаться раздраженным, уставшим и при этом невинно удивленным? А еще это ебанутая полу улыбочка на губах. Впрочем, хрен его знает! Альберт понятия не имел, почему с таким пристальным вниманием изучал поведение своего коллеги. Именно в тот момент его посещает сильнейшее желание нарисовать про Аллена пару карикатур и выставить на всеобщее обсуждение. Эта была хорошая идея — разоблачить ненавистного обольстителя. Корыстный и непревзойденный лжец. Джулиан тогда еще считал, что ни капли не поддается на уловки Аллена, что нет в этом пустышке ничего, что может его сломить и заставить относиться как-то иначе. За недооценивание всегда платишь дороже.       Сделав пару шагов в сторону окна, подойдя совсем вплотную, Джулиан удерживается от того, чтобы коснуться горячим лбом холодного стекла и просто смотрит на не впечатляющий пейзаж, словно Барри Аллена не существует. И это сложно назвать притворством, в мыслях порядок и абсолютная чистота. Когда с ним в последний раз такое было? Все слишком медленно и детально, такое состояние обычно бывает только у детей. Или у влюбленных. Относить себя ко вторым не хочется. Джулиан наморщивает нос и упрямо поджимает губы, пытаясь не потеряться в этом холодном туманном утре за окном, голых ветвях одиноких деревьев и зеркальной глади грязных луж — дождь-то окончился минут пятнадцать назад.       Его не отвлекают даже чрезмерно громкие глотки Аллена и его осторожное покашливание — реакция на игнорирование. Пускай катится к черту, сейчас хочется побыть одному. Как любым обычным утром, когда Барри Аллен где-то шляется. Только походу эта надоедливая заноза не отстанет и совершит очередную попытку прорваться. Но потом опять будет только ненависть и презрение, а Джулиану этого совсем не хочется. Лучше вообще ничего не чувствовать. Лучше вообще не быть собой в привычном понимании этого слова. Хотя, наверное, желать этого слишком дерзко в его-то возрасте. Кризис среднего возраста еще не наступил, а кризис двадцати пяти лет уже давно закончился, так что эти депрессивные нотки в своих чувствах все чаще настораживали. — Красиво, — вернув Альберта в реальный мир, словно придушенным голосом восхищенно произносит Аллен, принуждая Джулиана кивнуть, — ты любишь осень, да?       О, кто-то уже давно не знает того, что он любит, ценит и уважает. Но производить переоценку ценностей сейчас не время. Осень и осень… Просто время года. Скорее то, что порой можно заметить, что в таких моментах стоит любить. Но Барри Аллен — тупица и этого не понимает. Ведь можно было бы и дальше тактично молчать. Джулиан морщится и, не обернувшись отвечает: — Да. Люблю…       «Наверное…»