О слёзах, снах и флэшпоинте

ST: SecondHand Serenade — Maybe

Didnʼt you want to hear The sound of all the places we could go Do you fear The expressions on the faces we donʼt know

      Случилось то, чего Барри неосознанно боялся. Его дрожащие от легкого волнения пальцы сняли маску с Алхимии. И им оказался Джулиан. Хотя с того момента, как он узнал о том, кто автор статьи о камне он почти не сомневался, что Джулиан к этому причастен. Но это все равно ударило по сознанию Аллена.       Хотелось сказать: и это меня ты упрекал во лжи? Но Барри просто знал, что не имел на это права. В то мгновение он понял отчаянье и страдание, что испытал Альберт, когда узнал, что Барри Аллен — Флэш. Хотелось схватиться за голову. Почему Барри раз за разом вырубал своего несчастного эксколлегу? О, об этом он почему-то сожалел, подозревая, что на это скажут Циско, Ха-Эр, Кейтлин? Рамон, если бы узнал о том, что именно к Альберту Барри удирал по ночам, торжествующе бы уничтожил Барри взглядом.       Почему человек, никоим образом на суперзлодея не похожий, этим Аллена и приманивший, оказался именно им? Почему он опять ошибся в выборе? Хотя возможно и нет.       Джулиан — хороший. Может, его принудили. Теперь Барри даже жалко его было. Иначе того трепета, с которым он обращался с обмякшим тельцем Альберта, не описать. Как и той грусти, которая была на его лице.       И того облегчения, когда стало известно, что Джулиан и Алхимия — две разные личности, что Алхимия — это воля Савитара на Земле, а Джулиан такая же жертва, как и все. В это так легко было поверить.       И так легко было целовать дрожащего от страха Альберта и умолять его довериться Барри вновь, показывать, что он всё понял и ему не страшно. То, что Аллену нужен Джулиан. Это не было ложью, хоть Альберт, кажется, всё еще ему не верит. А вот простить себя не выходило. Флэшпоинт подкинул ещё один неприятный сюрприз. И груз на сердце был теперь вдвое больше.       Он видел смерть Айрис, знал, что его кто-то предаст, сходил от этих мыслей с ума. И тосковал бы. В одиночестве. Даже рождество не могло ему помочь.       И от Альберта, которого Кейтлин уговорила прийти, Барри сторонился, уделял больше времени своей детской любви. Просто он теперь совсем не знал того, каково Джулиану от его расспросов, приставаний. Вдруг и правда больно? С Уэст же, что подшофе вела себя вполне развязно и не подозревала о том, что если Аллен чего-нибудь не предпримет, то жить ей осталось пять месяцев, было проще. Но это была дружба.       К Джулиану его тянуло нечто иное. И желание сберечь, защитить помочь было не менее слабым. Ведь он давно стал своим парнем в жизни Аллена. И Барри был влюблен в него по уши.       Но после путешествия в будущее он оробел. И боялся сделать столь привычный для него очередной шаг в их отношениях. Альберт этого не понимал и, походу, ревновал. Потому что в рождественскую ночь между ними была слишком большая дистанция. И дело не в том, что не хотелось афишировать их роман. Просто Барри боялся будущего.       Но у всего есть свой предел, и, в конце концов, Барри не выдержал.

***

      Первую половину вечера Альберт тщетно делал вид, что все хорошо, вел себя приподнято. Даже немного выпил, иногда шутил. Друзья у Аллена все же были неплохими, даже скорее замечательными. Но в вопросах дружбы Альберт был бессилен. С ними вся его социофобия немного притупилась, и он тщетно пытался расслабиться, выбросить из головы неприятный день, большую часть которого он пролежал калачиком в стеклянной тюрьме СтарЛабс.       Он даже вроде как сошелся с Киллер Фрост Кейтлин на почве одержимости любви к биохимии. Однако Сноу трепаться в Рождество про науку не хотела. И Альберт ее понимал.       Но когда все начали вспоминать об итогах года, мечтать о грядущем и рассказывать друг другу истории, Альберт не выдержал и немного замкнулся, потому что сразу почувствовал себя лишним.       И среди присутствующих никто не знал об их встречах. И Альберту этого тоже не хотелось. Со слов Циско, что осторожно пытался выпытать у Альберта какую-то информацию о его отношении к Барри, здесь все знали, что у Барри новое увлечение, но никто, кроме Сноу и младшей Уэст, кто это был конкретно, не знали. А таже Кейт, что случайно (или не очень) услышала это, загадочно на него посмотрела.       И это стало точкой отсчета обычной для Джулиана предновогодней депрессии. Только тогда Барри второй раз за этот вечер обратил на него внимание по-настоящему. Наверное, этому стоило радоваться, но мужчина не мог. Потому что эта двоякая контрастность не уживалась в разуме Джулиана, а вот Барри Аллен умудрялся с ней выживать. Тихонько зашевелилась старуха зависть.       Среди рождественских огней хотелось удавиться, потому что чужие разговоры были невыносимы. Вряд ли Барри бы даже заговорил с ним сейчас, времени у него на это не было. Его приемная семья упорно завладела его вниманием. Особенно Айрис, с которой Барри слишком тепло общался. СЛИШКОМ. Ревнивое сердечко судмедэксперта и с этим смириться не смогло.       Он собрался уйти куда-нибудь, хоть на время, чтобы передохнуть, но не тут было. Заметив попытку Альберта ретироваться, Барри нахмурился, что-то сказал Уэстам и… пошел вслед за Джулианом. «Только не это!» — мысленно взмолился Альберт про себя. — Я хочу подышать свежим воздухом, — предугадал Альберт чужой вопрос, когда тот настиг его в пустой прихожей. — Холодно. Ты заболеешь, — возразил Барри, кивнув в сторону окна. От него даже в тепле дома легонько тянуло. «Возможно, я этого и хочу». — И что с того? — произнес Джулиан, наклонив голову набок. — Если это случится, то я себе не прощу, — возразил Барри, не дав Джулиану и шанса на сопротивление.       Перед глазами пронесся золотистый вихрь искр. На секунду понятие «пространство» потеряло очертания. Но такие резкие сюрпризы никогда не способствовали налаживанию отношений. — Какого хрена? — возмущается Альберт, у которого от такого перемещения даже кружится голова. — Извини, но я не позволю тебе уйти. Не сейчас. Сегодня слишком много произошло. К примеру, я понял, что тебя нужно защищать от самого себя. Скажи, ты давно занимаешься самоуничтожением? — Барри почти шипит, с его губ слетают капельки слюны, а Альберт сглатывает. Как ответить на вопрос, если этого ответа нет? И Барри ужасающе прав сейчас.       Всё, что привело к позорному диссоциативному растройству личности, это ведь именно его вина. Джулиан сам себя разрушил. И начало этому было положено очень давно. Десять лет назад? Пятнадцать? Тогда ему и понадобились стены, чтобы никто больше не мог причинять ему боль, кроме него самого. И именно благодаря Барри все усилия пали псу под хвост. Беззащитность, как и эмоциональная, так и физическая пугали, хотя Барри и не собирался причинять ему ничего плохого. Просто в пропасти своих иллюзий сложно ждать чего-то иного. Джулиан ненавидит иллюзии.       Но Барри не иллюзия, он обнимает его так, будто и не собирается отпускать вовсе. В это сложно поверить, сложно остаться равнодушным. Барри Аллен — это река, а недоверие и страхи Джулиана — тонкий лед. Желать не провалиться под него так естественно.       Как и понимать, что ему так давно не хватало таких объятий. Но минуты душевного единения пока не могли заставить забыть того, что он наворотил за последние несколько лет. Барри все еще не знал всего о Алхимии, считал Альберта жертвой. Хотел защитить. Как глупо… Глупый, очень глупый Барри. Все это же заранее обречено, всё может кончиться печально — этот день напоминает об этом.       Барри Аллен насытится им, сочтет, что спас и сбежит опять к своим друзьям. Этого еще не произошло, а Джулиана это мучит. От такого страдать ненормально, но это лучше, чем думать о том, что Савитар причинит Аллену еще большие муки, а Джулиан ничем не сможет помочь: ему нельзя показывать, что камень - это не единственное, на что способно его альтер-эго, что Бог Скорости избрал его своей слугой не случайно. Но Барри в любом случае не простит предательства. Еще рано. Нужно молчать, чтобы не сказать правду. А правда изнутри царапает горло и рвется наружу. Избирательная память одержимых имеет недостатки.       Так что Джулиан молчит и делает вид, что не понимает того, что от него надо Барри.       Аллена же в свою очередь волнует отсутствующий взгляд мужчины. Он чувствует, что сделал что-то не то, чувствует чужое моральное потрясение и ничем не может помочь. Альберт закрылся. Опять. А в Барри и своей спидстерской горечи много, куда ему чужая? Но тот не понимает этого и ластится, как провинившийся котенок.       Джулиан, хоть и хотел этого, но не может принять ее. Ожидания и желания резко расходятся с тем, чем они являются на самом деле. Но все же, когда Барри рядом, то Альберту спокойно. Ведь это все тот же наивный и смешливый коллега, который и год назад казался не таким уж простаком. Боже, как давно это было.       Да и этот вечер все же был не так уж и плох.       Пока в середине праздника Аллен не столкнулся с Джулианом взглядом, не увидел в нем «тоску» и не утащил в какую-то пустую от гостей комнату. И сейчас Барри осторожно поцеловал его, но Джулиан не ответил, а нервно дергнулся и насупился, отвел взгляд в сторону. И послал Барри к черту.       Кто знал, что вместо этого Аллен будет пытаться подобраться к нему? Вкрадчиво и осторожно, словно на цыпочках. — Поцелуй меня, — почти требует Барри, обиженно тряся Джулиана за плечо, — не надо, пожалуйста. Не замыкайся, прошу тебя! — почти умоляет он, поджав губы.       Джулиан качает головой и с хрипом наполняет свои легкие прохладным воздухом. Ему здесь не место. Он не может быть рядом с друзьями Барри после того, как они все узнали о том, кто же он такой на самом деле. Что он Алхимия. Это никому не стоило знать. Особенно самому Джулиану, и Барри этого не понимает: смотрит щенячьими глазками, в которых Альберту в сумерках чудятся слезы, сжимает за плечи — Джулиану даже больно ощущать на себе эти пальцы, но никуда не сбежать. Может, таки стоило провести Рождественский вечер одному дома. Напиться до полусмерти и уснуть, чтобы хоть как-то забыть, или просто бродить по дождливой слякоти и наблюдать за вечной праздничной суетой. Ему всегда было одиноко во время праздников, а теперь… Фортуна устроила ему настоящий рождественский сюрприз. Теперь всем известно, что Джулиан — Алхимия.       Боже, как предсказуемо!       Зачем он вообще к Барри пришел? Его как-то даже свое сознание и тело не спрашивали — ноги сами его принесли на «вечеринку». Хотя, возможно, мужчина просто хотел увидеть Барри. То, как он ведет себя среди тех, кто в него верит, среди его друзей. И если бы не такое хреновое состояние, то он бы даже рад был этому. Барри был прекрасен и доволен, как никогда. — Не молчи, — почти требует Барри, — только не молчи. Я чувствую, что виноват перед тобой, знаешь, я так хочу это исправить! Просто не молчи, прошу тебя. Это же гребанное Рождество!       Рождество для Джулиана — праздник притворства и лживой надежды. Все так рады дню рожденья Христа, хотя они вряд ли в Бога верят, или в ставшего за столетия почти языческим Санту — не суть. А Джулиан ненавидел притворяться, испытывать радость и поддаваться праздничному инстинкту. Альберт давно устал от всего этого. Да, он и в самом деле монстр. — А что говорить-то? — хмуро поинтересовался Джулиан, подняв на Барри глаза и упрямо поджав губы, — как вы можете радоваться, когда.? — он осекся, поняв, что не одному ему в эту рождественскую ночь хреново; Барри тоже страдал и не говорил почему, но почему-то примчался утешать Джулиана? «Как благородно!» — усмехнулся внутренний голос — нахуй его; — извини. Всем сейчас нелегко, я вижу это, и не понимаю того, как вы притворяетесь.       Аллен еще сильнее хмурится. Они словно соревнуются в том, кто успешнее скорчит мрачную физиономию. Даже забавно всё это. Их очередной конфликт. Как по-детски… Чертов Барри Аллен, что никак не оставит душу Джулиана в покое! — Это не притворство. Когда мы вместе, все плохое забывается. Ради того люди и сближаются, чтобы поверить во что-то хорошее, набраться сил, и праздники тоже для этого нужны. Я потому и хотел, чтобы ты пришел. Тебя нельзя оставлять в одиночестве. Я не брошу тебя, — упрямо прошептал Барри, — Знаю, насколько это сложно назвать свое безликое «я» словом «мы», но ты пойми, что мучаться одному необязательно.       В Барри Аллене никогда не умрет святая наивность. Люди потому так к нему и тянулись. Он был словно идеал, оберег, символ, который нес надежду. В надежде-то все нуждаются, даже Джулиан, и отказаться от того, что так настойчиво пихают в руки, сложно. Но Альберт всё еще сопротивлялся. По привычке.       Упорство игрока в шахматы, что ведет заведомо проигрышную партию. — Когда ты успел стать экспертом в области общественного сознания? — ехидно спрашивает Джулиан, решив не обороняться от тяжеловесного чужого мнения, — Юнга, что ли, прочел? — Не только, — уклончиво согласился Барри, — всё что угодно, лишь бы ты не ушел в депрессию, фрустрацию. — Тогда бы уже попробовал методом катарсиса. На мне такие беседы не работают, я сам прекрасно владею таким механизмом, знаешь ли… — Да неужели? — притворно удивляется Аллен, — тогда жду от тебя изменений в настроении. Я более чем уверен, что ты всем понравился. И тут каждый тебя понимает. — Знаю, — просто ответил Джулиан, — но только я не из вас и никогда не буду. — Упаси тебя спидфорс! — фыркает Барри, — так что там насчет поцелуя, а? — Нет, — полушепчет Джулиан, но позволяет теплым губам Барри накрыть свои на несколько секунд.       Какой же все-таки Рождество непонятный праздник!..

***

      После хоть немного снежного рождества очередной дождь стал настоящим кошмаром. Капли монотонно барабанили по крышам и голому асфальту. Кап-кап-кап и бамс-бамc с хлюп-хлюп смешались в единую симфонию надоедливых звуков. Джулиан ворочался с бока на бок. Не спалось.       Теперь Барри знал, что Джулиан был доктором Алхимией все эти годы. И словно опять его игнорировал, несмотря на все обещания. Даже предложил Айрис жить с ним вместе. На последнее Альберт старался не обращать внимания. Исчезающая когда надо и когда не надо память услужливо напоминала ему, что Уэст погибнет. Так ведь решил Савитар.       То, что Джулиан творил часть своих злодеяний осознанно, хоть и забывая об этом — так было надо, чтобы не сойти с ума еще больше, ведь человеческая психика такая гибкая, и самого себя убедить можно в чем угодно, Барри пока не прознал. Но когда он поймет это, то отвернется от Альберта окончательно. А сейчас раскрытие тайны личности Алхимии сближало их. Тревога не была беспочвенной: Джулиан чувствовал это. А Барри узнает. Ведь тогда мужчина еще не знал, что Аллен — Флэш, и из-за того не имел причин сопротивляться Савитару. О, это было бы так глупо! Тот всё еще имел над ним власть. А камень, что у него отобрали и выбросили, как понял Джулиан, в спидфорс, связь с ним не потерял, хоть она и порядком ослабла. Это ведь, черт возьми, философский камень! От него так просто не избавишься!       Команде Флэша он про это также ничего не сказал. Пускай его и дальше ни в чем не подозревают. Еще месяц-другой у него будет спокойная жизнь, привычная работа, быть может, даже секс с Барри (не больно-то и хотелось), а что потом - он еще не знал. Его как-то в планы не просветили. Куски исчезнувшей памяти он не всегда мог востанавливать, так что было информации негусто.       Осторожность. Именно в ней сейчас Альберт отчаянно нуждался. Он подпустил Барри слишком близко, открылся ему, пусть и невольно. Любая ошибка перечеркнула бы всё. Аллен не простит лжи. Поэтому второму ему приходилось вводить в заблуждение даже себя. Стоит быть очень осторожным. А, может, и вовсе всё забыть. Заставить себя. В то, что Савитар ушел надолго, не верилось. Повсюду была опасность.       Ведь даже после этих мыслей придется опять чистить себе память, ведь Джулиану Альберту нельзя такое помнить. Его раскусят. Аллен в любом случае следил бы за ним после произошедшего. Даже костюм, сшитый Альбертом единолично, оставил в СтарЛабс. Неприятный и тупой сюжетный поворот, короче.       «Неужели ты так легко можешь отказаться от того, в кого влюблен?» — думал Джулиан. Ответа требовать было не от кого. Барри сейчас не докучал ему. А Альберт скучал, ощущая себя отверженным, хоть и понимал, что это не так.       Только Барри слишком часто предавали дорогие ему люди, и они не менее часто умирали по его вине, так что спидстер не приближался к нему только по этому. Но Джулиан про это не знал. И корил себя за то, что пришлось себя выдать.       Светлая часть его была в шоке от этого открытия, а темная — в ужасе. Он подвел своего бога, его ждет расплата. Но что может быть хуже одиноких ночей, когда за несколько дней уже привык, что кто-то сопит под боком и будит по утрам своим ворчанием? Только то, что будет дальше. Это пугало обе его половинки, что, слившись в единое целое, чтобы придумать план, не знали, как этому помешать. Можно сказать Барри. Но это всё только подкосит.       Тогда Аллен уже сам ему не поверит.       А если спидстер унюхает про это сам, то в лучшем случае Альберту грозит пожизненное заключение в мета-тюрьме. В худшем его просто сотрут из истории. Алхимию бы такая участь не прельстила.       В очередной раз перевернувшись с бока на бок, мужчина было замер. И постарался выкинуть нехорошие мысли из головы. Пока он ничего не будет помнить, Аллен не узнает всей правды. И будет как и раньше звонить ему, делить с ним лабораторию. Всё будет хорошо.       Всё будет хорошо. Повторить про себя ещё раз, и ещё раз, и ещё. Пока фальшь не вотрется в сознание. Пока не поверишь в неё. Липкая сеть лжи и тьмы держала крепко. Он всё же был монстром. И то, что с ним сотворил Барри, принудив привыкнуть к себе, только потвердило бы, что это — истина.       И была ли правдой любовь, что держалась на кончике языка? Слова, что никак не могли стать звуками, зазвучать тихо или громко, шепотом или криком. Не важно. Джулиан, как и прежде, был безволен. И такие одинокие бессонные ночи были такими несчастными в контрасте с теми, когда Барри был с ним. Как Альберт мог вообще так существовать раньше?       Нет больше привычного распорядка, что включал в себя: одиночество, работу, перепалки с Барри Алленом и начальством, еще раз работу, голос в своей голове. Вся жизнь до того, как они с Барри переспали, сплошной пробел и обман. Цепляться-то, как оказалось, было не за что. Жизнь без чувств и привязанностей — морок. Образ почти иссохшего цветка, что смог наконец впитать что-то настолько простое и бесценное, как вода, теперь был близок. Теперь что-то связанное с отношениями вообще было намного понятнее.       «Ты либо совсем потерял себя, либо нашел» — твердил ему голос. И даже соглашаться с ним смысла не было. Даже жестокие боги не лгут. А вот Джулиан или же тот же Аллен — лжецы.       Джулиан даже куснул себя за щеку. Чем больше он не хотел думать о прошлом, настоящем и будущем, тем крепче он тонул в их бездне.       Прошлые страдания уже касались несущественными. Барри, как и грозился, был рядом. Его поддержка и тепло ощущалось почти всегда, когда он был рядом. Особенно в Рождество. Но с компанией незнакомых людей делить Аллена не хотелось. И тот тоже не афишировал их отношения. «Ты еще не готов, чтобы про это кто-то знал» — шепнул ему Аллен в тот же вечер, когда Джулиан неуверенно поинтересовался об этом.       «Спасибо» — только это слово могло хоть как-то помочь описать благодарность.       Нельзя любить кого-то и быть с ним, если между вами пропасть, стена, безумие — какая к черту разница что. Барри не понимал. И самое страшное: Джулиан тоже уже начал про это забывать.       Наверное, виной его тревоги был искалеченный режим дня и ночи и та самая апатия, что приходит в сердца людей после праздника. И никакие нежности и уступки, на которые Джулиан шел все чаще, не могли изменить реального положения дел. Счастье — это иллюзия, считал Джулиан. Но было ли то, что творилось между ними, иллюзией? Шут его знает!       Непривычному к такому Альберту было хреново. Барри Аллен был как контрастный душ. Принимать его вроде и было полезно для здоровья, но неприятно. А с учетом всплывшей наружу тайны еще и опасно.       Заснуть, ожидаемо, так и не удалось.