My Own Crazy

По длинному белому коридору не торопясь шёл мужчина, то и дело бросая слегка настороженные взгляды на двери палат, за которыми сейчас спали больные. Всё вокруг поражало стерильностью, и от обилия белого цвета болели глаза, так что приходилось периодически их прищуривать, создавая ощущение, что сканируешь взглядом некоторые предметы, словно они тебе чем-то не угодили. Мужчина как-то отрывисто одёрнул своё тёмно-бежевое пальто; на секунду мелькнула мысль, что нужно было одеться по приличнее. Но это было его счастливое пальто, и ни за что в мире Микеле бы не согласился променять его на что-то ещё. Точнее, нет. Он бы, конечно, купил себе новый плащ по такому поводу, но не было сомнений, что даже тогда его тёмно-бежевое пальто осталось бы висеть в шкафу, так, на всякий случай. Микеле отчётливо слышал звон его невысоких каблуков с металлическими вставками и клял себя за то, что они так громко звякали по плиточному полу. Но, с другой стороны, это отвлекало его от неприятной тишины. Тишина была густая, как туман, и только неровное бряканье металла об плитку могло хоть немного её разбить. Наконец перед ним предстала небольшая белая дверь, на которой висела аккуратная табличка «Глав. врач, мсье Д. Аттья». Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, Микеле вежливо постучал и, услышав негромкое «войдите!», вошёл в кабинет. Кабинет был просторный, довольно уютный и до дрожи стерильный. За столом, заваленным бумагами, сидел смуглый мужчина лет пятидесяти, с короткими пушистыми каштановыми волосами, помеченными сединой, крупным носом и неестественно большими глазами. Микеле сразу понял, что к пациентам он не имеет никакого отношения. — Здравствуйте, — немного дрогнувшим голосом поздоровался Микеле. — Доброго утра, — вежливо произнёс мужчина, и было совершенно не ясно: рад он видеть кого-либо сейчас или очень искусно притворяется. — Я по поводу… — заговорил Мике, не особенно зная, что он собирается сказать. Мысленно он пару раз выругался. Пора взять себя в руки! — В такую рань ко мне заходят очень редко, — не дал ему начать мсье Аттья, но, похоже, настроен он был вполне дружелюбно. — Так что я догадываюсь, по какому поводу вы ко мне заглянули. — По поводу нового рабочего места, — наконец сосредоточился Микеле и слегка улыбнулся. — Совершенно точно, — главврач быстро перебрал пару каких-то документов, что-то выискивая. — Нашёл, — кивнул он, доставая резюме нового работника. — Так-так… Микеле Локонте. Точно, меня предупредили, что вы сегодня приедете. — Да, — подтвердил что-то Мике. — Буду проводить курсы групповой терапии. — Я знаю, что у вас уже был опыт в подобных работах, и вы имеете отличные рекомендации от моего друга Альбера, то есть, вашего бывшего начальника… но всё же позвольте направить вам в качестве помощницы нашу старшую сестру. — По причине? — немного скривился Микеле — он больше любил работать один. — Видите ли, — вздохнул Аттья, — у нас до этого уже была врач, которая вела данную группу. Но из-за кое-каких обстоятельств ей пришлось перейти к другим пациентам… Старшая сестра же осталась с этой группой. — А что за обстоятельства, если не секрет? — нахмурился Локонте. — Обстоятельство было одно, — склонил голову Дов, — точнее, один. Не так давно в наше отделение поступил пациент, направленный сюда прямо из зала суда, если угодно. Его считают… немного ненормальным, однако, утверждать окончательно никто не может, пока не проведено обследование. И должен сказать, ведёт он себя… в общем, именно его безпринципное поведение и вывело мадемуазель Перо из себя; терпеть подобное мало кто захочет. — Вы хотите сказать, что этот пациент… компрометирует персонал? — Если угодно, — кивнул врач. — Именно поэтому я и рекомендую вам работать вместе со старшей сестрой. Мадам Дассини имеет опыт работы с подобным субъектом, её помощь будет вам в пользу. — Не в моих правах новичка спорить с вами, — сдержанно мотнул головой Микеле. — Отлично, — было видно, такой ответ обрадовал Аттью, и он подбадривающе улыбнулся. — Я в вас верю, Микеле. Мне зарекомендовали вас, так что я многого от вас ожидаю. — Постараюсь не подвести. … Микеле казалось, что стены наблюдают за ним. Насколько нормально такое ощущение, он понятия не имел и не собирался анализировать. Он просто был уверен, что крохотные белёсые глазки, прячущие свой молочный взгляд в крохотных трещинках, наблюдают за тем, как он получает медицинский халат, как вздрагивают его плечи каждый раз, когда металлические вставки его каблуков особенно громко брякают по плитке. Как он, не торопясь, словно всё в порядке, идёт в сторону сестринской, чтобы познакомиться со старшей сестрой, получить документы, а затем заняться своей группой. В сестринской сидело двое, и Микеле без труда определил, кто из них является самой главной. Одна из них быстро хлопнула своими нереально длинными ресницами и спрятала взгляд кротких, блестящих карих глазок; склонила голову, чтобы Локонте не заметил, как на детских щёчках вспыхивают вишенки румянца, тянущегося от одной щеки, через миловидный курносый носик, до другой. На бейджике, прикреплённом к её премилому халатику, в котором она, кстати, казалась ещё стройнее, чем на самом деле, было напечатано «М. Марс, младшая сестра». Зато вторая сразу взглянула Микеле в глаза, и он на мгновение почувствовал себя нырнувшим в бочку с ледяной водой. Холодные глаза цвета картонного неба, какой иногда бывает ранней весной, пронзающие своей непреклонной строгостью, талантливо спрятанной под шлейфом вежливости. Ярко-персиковая помада на пухлых, но всегда поджатых губах, холодный взгляд и торчащая из-под шапочки прядь соломенно-жёлтых волос — вот всё, чем запомнилась Микеле старшая сестра — мадам Дассини. — Я рада сотрудничать с вами, мсье Локонте, — вежливо отчеканила она, позволяя Микеле сдержанно поцеловать её тыльную сторону ладони. — Уверяю вас, я буду способствовать исключительной продуктивности нашего сотрудничества. — Не сомневаюсь, — кивнул он в ответ. — Когда начнётся сеанс? — С минуты на минуту, — мадам Дассини отточенным движением поднесла к глазам наручные часы, синхронно опуская взгляд на циферблат. — Точнее, ещё минута и сорок секунд. — Отлично. Я могу получить досье пациентов? — Микеле всеми силами пытался вести себя более, чем спокойно и уверенно, но ему всё равно казалось, что пока не пройдёт первое собрание, мадам Дассини не будет ставить его ни в грош. — Разумеется. В руках Локонте оказалось пять строго оформленных тёмно-серых папок, на каждой из которых было напечатано имя пациента. — Неплохо, — задумчиво произнёс он, мимолётно просматривая каждую. — Эти пять человек проходят отдельный курс, — пояснила мадам Дассини. — Именно для них вы и вызваны. — Мой график длится весь день? — уточнил Микеле. — Да. Точнее, с десяти утра до восьми вечера. — А ваш? — С шести до девяти. — И вам не тяжело? — Нет, — Локонте показалось, что у мадам Дассини дёрнулась щека, но произошло это так быстро, что обратить на это должное внимание он не успел. — Мы начинаем, — мадам Дассини быстро ретировалась к микрофону, и по общей комнате тут же расплылся её балансирующий на ласке и резкости голос. — Месье, прошу вас, специальная группа терапии, мы начинаем. Мсье Рим, мсье Диб, мсье Бан, мсье Моран… Спустя примерно семь минут Микеле уже сидел в неудобном кресле, составляя кружок из нескольких стоящих рядом стульев. Больные смотрели на него с нескрываемым интересом, но дискомфорт Локонте доставляла странная жалость, прячущаяся в их взгляде. — Месье, — буднично обратилась к пациентам мадам Дассини. — Хочу представить вам вашего нового врача, который будет вести курс вашей терапии. Мсье… — А что случилось с мадемуазель Перо? — резким и хриплым голосом прервал её крепкий и статный мужчина, чей взгляд был ещё более острым, чем у самой старшей сестры. Его серебренные волосы и борода напоминали высушенный свет луны, отражённый в грязной луже. — Мсье Моран, — спокойно ответила мадам Дассини. — Вы, кажется, знаете, что мадемуазель Перо отказалась вести ваш курс по собственному желанию. — А вы, кажется, знаете, что это неправда, — ответил ей другой мужчина, манерно растягивая фразу. Его тёмные глаза были прищурены и расслабленно скользили с Микеле на старшую сестру и обратно, и когда он слегка поматывал головой, его тёмные волосы, поддетые порывами, перепадали с одной части лба на другую. — Мсье Бан, — так же спокойно, как и раньше, ответила мадам Дассини, — не в данной ситуации стоит обсуждать уход прошлого врача. Сейчас у вас другой, и он… — Педик, — категорично заявил мелкий, как будто съёженный мужчина с загорелым лицом и крупным носом. — Мсье Диб, — чуть повысила голос мадам Дассини. — Кажется, вы резко негативно влияете на развитие беседы. — А вам пора бы к нему привыкнуть, — хмыкнул последний из них. Длинное лицо, длинные волосы, длинные руки и горящие безумным, пусть и латентным весельем глаза. — Не поддакивайте ему, мсье Рим… — мадам Дассини вдруг стряхнула с себя весь предыдущий разговор и спросила. — Кто мне может ответить, где мсье Мот, и почему он не присоединяется к группе? Микеле, явно уставший от собственного молчания, уже хотел сказать, что ничего страшного, они вполне могут начать, как вдруг из глубины общей комнаты, с той стороны, где обитали хроники, раздался особенно громкий, как будто шершавый голос. — Да иду я, чёрт возьми! Мадам Дассини коротко вздохнула, и Локонте это не понравилось. Через минуту на свободном стуле в их кружке, прямо напротив него, появился последний пациент. Казалось, он ничем не отличался от остальных. Он был крепкого телосложения, с загорелыми руками и лицом. Его тёмные волосы были очень неаккуратно зачёсаны назад, но пара прядей всё-таки выбивалась и падала на смугловатый лоб. Прямой нос был слегка ободран на кончике, и от него к тёмной бородке, до самых губ тянулась тонкая царапина. — Простите, мадам, задержался, — отчётливо, словно на допросе, заявил он, закидывая ногу на ногу. — Болтал со стариной Резенде, знаете… — Но Флоран, — ухмыльнулся Рим, — Резенде же того… чокнутый совсем, нет? — А вы у нас типа нормальные? — щёлкнул пальцами Флоран. — Я вам так скажу: Резенде один из немногих адекватов, которые у нас обитают. Он иногда начнёт рассказывать, так ему бы книги писать, вот что я заявить могу! — Мсье Мот, — голос у мадам Дассини затвердел и подточился, точно готовый к бою клинок. — Прошу вас. Я начинала говорить, что… — Мадам, — отвесил ей поклон Мот, едва не слетев со стула. — Мадам. Вы ведь не отрицаете, что мы тут высказываем свои мысли, да? Так я хочу заявить, что если бы каждому психу давали возможность написать хотя бы по страничке, у нас бы получилась отличная книженция типа «Полёта над гнездом кукушки», знаете такую, да? Мы бы переплюнули всю тут наркоманию, я вам гарантирую! Как вам подобная идейка, м? Стоящая? — Простите, — внезапно грянул налившийся огнём голос, который никогда раньше не значился у Микеле в использовании. — Но не могли бы вы, мсье Мот, отложить свою блестящую идею хотя бы на пару минут? Мы с удовольствием обсудим наш будущий бизнес план, я обещаю. Но сейчас, я прошу, дайте мне хотя бы представиться, иначе ваша книженция не увидит света в следующие несколько недель. Мот резко замолчал, поджал губы и поднял взгляд на Локонте. Тот не отвёл глаза, принимая немой вызов. И тут же пожалел об этом, как и Флоран. Глаза их были словно отражением друг друга, тёмные, тёплые, горячие, пьянящие. Микеле коротко сглотнул, не отрывая взгляда, не прерывая контакта. Во всей комнате повисла напряжённая тишина, даже старшая сестра не желала вмешиваться. Они всё смотрели и смотрели друг на друга, в каждом из них что-то трескалось, неслышно крошилось и шелухой опадало с плеч, тут же растворяясь в воздухе прозрачной пылью. — Прошу вас, — некоторые отметили, как опустился и смягчился голос Мота. — Начинайте. — Благодарю, — также ответил Микеле. — Моё имя — Микеле Локонте, и я буду вести у вас сеансы терапии. Насколько могу судить, у вас большой творческий потенциал, которому мы сможем найти применение. Но этим мы займёмся, когда узнаем друг друга лучше. Иначе, как я могу рассчитывать, что вы не способны зарезать меня в тёмном переулке, чтобы украсть мою зажигалку? Мерван Рим и Лоран Бан, не сдержавшись, хмыкнули, как бы давая понять, что нет, с этим новеньким не всё так плохо. А Флоран молча улыбнулся уголком губ. — А насчёт Мота, док, вы не переживайте, — вдруг обратился к Микеле Ямин Диб. — Он всегда опаздывает. — Я это учту.