Лимб

      Локти прилично саднило.       Стараясь удержаться в более-менее вертикальном состоянии, Тэгун упирался ладонями в лакированную поверхность узкого стола, пока тугие толчки безвыходно заставляли его врезаться затылком в прохладное стекло позади него.       Тэгун пытался вспомнить, заперта ли дверь.       Ладони на его бёдрах — чертовски худых бёдрах, если посмотреть на то, как те самые ладони без проблем обхватывают их практически полностью — сжимают кожу до красных следов и дергают его вперёд. Из-за этого в ушах звенят отрывистые шлепки, своим звуком дразнящие нервы, хотя внутри и так уже достаточно напряжения. Но воображаемая пружина продолжает сжиматься, и Тэгун уже ломит брови, чувствуя, как пара капель пота стекает в складке меж ними.       Он смотрит на Сонрока из-под ресниц, и уши опять начинают полыхать.       Тот замедляется, глядя теперь ему в глаза и ведя вдоль груди до шеи, обратно, оборачивая пальцы вокруг влажного члена и опять опуская их на бёдра.       — Ты до безумия красив, — говорит Сонрок, целуя в раскрытые горячие губы.       Он тут же выходит из него, растягивая мышцы ануса крупной головкой, и стаскивает со стола, спуская ноги Тэгуна на пол, а грудью устраивая на тёплой поверхности мебели.       — Ты должен посмотреть на себя, Тэгун, такой прелестный мальчик.       Сонрок поднимает голову Тэгуна за подбородок, чтобы он взглянул в зеркало ровно перед собой, пока сзади на него наваливается старший, накрывая всеми своими немалыми габаритами, двигаясь внутрь медленно. Не побоясь этого слова — тщательно, Тэгун описал бы последующие движения, потому что от них захотелось чуть ли ни лезть на стенку, но вместо этого он только лишь смотрел в свои же тёмные глаза, подёрнувшиеся влажно блестящей плёнкой чуть выступивших слёз.       Чёрные, слегка отросшие пряди волос Сонрока лежали на изогнутой светлой шее Тэгуна, пока он остро прикусывал белую кожу изгиба плеча.       Ягодицы приятно сминались от каждого толчка. В отражении было видно и то, как спина старшего плавно изгибалась, а мышцы то и дело перекатывались, вызывая ассоциации с дикими кошачьими и их покатыми движениями.       Тэгун чувствовал за спиной жар. Полыхающий и растекающийся по коже, пробирающий до костей и создающий ощущение, словно он сейчас расплавится, как парафин от свечки.       Широкая ладонь, что перехватывала его под животом, мягко скользнула ниже, и Сонрок взял в горсть увесистую мошонку, оттягивая её вниз, чтобы вынудить Тэгуна податься ближе с рваным выдохом.       — Я сейчас, я сейчас, — шёпотом начал повторять Тэгун, как мышцы начало сводить лёгкой судорогой и отражение в зеркале упорно стало рябить белыми пятнами.       Он, действительно, кончает почти сразу, глядя в расплывающееся перед глазами отражение их обоих, когда старший выходит из него и стенки кишечника рефлекторно сжимаются. На копчике чувствуются следы тёплой спермы.       Оба сипло дышат, а через пару минут начинают собираться. Уже стоя перед выходом из гримёрки, Тэгун первым тянется, чтобы поцеловать старшего.       — Могу я попросить больше так не делать? — Говорит он.       Сонрок неопределённо улыбается.       — Не буду обещать.