Героиня второго плана

Вернувшийся Хибари-доно был страшен. Он пришёл в среднюю Намимори на шестой день, мрачный, со следами бессонницы, поднялся в комнату и лёг на диван. Медленно лёг, осторожно, словно опасаясь потревожиться — так, как не делал никогда. Больше всего Тсуна хотела спросить — «Вы в порядке?», но мрачная аура и жажда убийства не давали ей и рта раскрыть. Пиджак, всё ещё наброшенный на плечи, неимоверно жёг, но Хибари-доно даже не посмотрел в ту сторону. Он вообще никуда не смотрел — одна его рука закрывала глаза рукавом, и он тяжело, словно сквозь зубы, дышал. Ведомая предчувствием, Тсуна немного сменила позу, а потом с огромным трудом удержалась от того, чтобы закрыть рот руками. Синяк. Уже начавший желтеть, обширный, выглядывающий из-за ворота рубашки. Но…но кто? Кто способен на такое? Кто может оставить такие ужасающие следы на теле всемогущего Хибари-доно? Страх, таящийся для неё в темноте, снова поднялся по телу и сдавил внутренние органы. Она думала, что всё хорошо — что те жуткие парни из Кокуё повержены, что всё закончилось. Кусакабе-сан уверенно идёт на поправку, как и остальные ребята из ДК, после того позорного бегства у них не было никаких проблем, и она справлялась с обязанностями Главы, Правой Руки и Секретаря. Ей хотелось всё узнать. Хотелось вцепиться в худые плечи, расплакаться, заглянуть в глаза. Спросить: «Как всё прошло?». «Вы победили?». Девочка, гулко сглотнув, непонятным образом заставила свой голос не дрожать. — Позволите обработать Ваши раны? Как она осталась на месте, не позволив лицу исказиться от ужаса, когда Хибари-доно резко отнял руку от лица, а в рукаве второй блеснул железный бок тонфа, было совершенно непонятно. Но — удержалась, хотя сердце её сжалось от ожидания удара. Но Хибари-доно, спустя несколько секунд, вернулся в предыдущее положение — видимо, так его жуткие раны почти не болели. — Давай. И Тсуна, всё же тихонько пискнув, кинулась вон из Главной комнаты, в общую. Именно там хранилась их аптечка — парни вполне могли обработать незначительные раны сами, Савада помогала им с более труднодоступными местами. Но в заветном чемоданчике, по закону подлости, почти ничего не было — куча бинтов, но никакой мази и всего один пластырь, причём уже изрядно потрёпанный. Денег на покупку новых не было — вернее, были, но очень далеко, и уже распределены на полгода вперёд. Она даже не могла сбегать домой за всем необходимым — мама хранила только средства от простуды и живота, не рассчитывая, что ей может понадобиться лечить дочку после драки. Итак, положение было безвыходным — где ей найти необходимые лекарства? Не грабить же аптеку с любимой битой Кураноске! Но, кажется, у неё просто не было выхода. Неправда. Выход был. В кабинете, в который она не хотела входить. У человека, к которому боялась приближаться. У доктора Шамала. Да, Савада Тсунаеши всегда была трусихой. Она боялась хулиганов, боялась незнакомых мальчиков и девочек, боялась боли и боялась вляпаться в неприятности. С недавних пор она стала бояться мелодии телефонного звонка и темноты, а так же безлюдных переулков и йо-йо. Были у её страхов и имена — странный ребёнок Реборн, иностранец-хулиган Гокудера, Минато-сан — тот парень из начальной школы никогда не скрывал своего имени. И, конечно же, она боялась Хибари-доно. Безумно, до дрожи в коленках и благоговейного придыхания — ибо как можно не бояться Ашуру? Он был всесилен, всемогущ, он шёл путём Шуры и ничто в этом мире не могло его остановить. А ещё был доктор Шамал. Появившийся непонятно как, непонятно откуда. Отказывающийся лечить парней и открыто приглашающий девушек. Заросший человек с неизменной улыбкой и маслянистыми глазами, способный ущипнуть за бок или поцеловать пальцы — медленно, с жарким дыханием и взглядом глаза в глаза. И он пугал её до безумия. В его присутствии она словно цепенела, не способная даже толком дышать, и молилась лишь об одном — чтобы он не трогал её. Он пах чем-то первобытным, чем-то чёрным, чем-то властным и запретным. Чем-то, что Савада Тсунаеши никогда не хотела ощущать. Конечно, она знала как это называется — «извращенец». Человек, которому нравятся маленькие школьницы, который может позволить себе флиртовать с ними, который точно знает законы и то, как объяснить своё поведение. И ей казалось, что если она останется с ним наедине, случится что-то страшное. Но выбора и в самом деле нет. Хана-тян, как на зло, уехала с родителями на ярмарку в соседний город, а позвать кого-то ещё она не могла — Хибари-доно никогда не простит, если о его состоянии станет известно в Комитете. И Тсуна, зажмурившись и сжав кулаки на удачу, открыла дверь. Конечно, он был там. Сидел на месте, со своей жуткой улыбкой, и мерно постукивал по колену — хлоп, хлоп, хлоп. — Что надо от меня такой милой леди? Он смотрел прямо на её грудь. Она чувствовала это, будто он трогал её, и её дыхание остановилось. Как и всегда в его присутствии, она оцепенела и немного присела, стараясь не упасть на ослабевших коленках. Если она упадёт, случится страшное — самое страшное, что только может быть. Заговорить получилось с третьего раза — она заставила себя заговорить. Хибари-доно её ждёт, ему больно. Она должна, должна, должна сделать это. — Ме…ме.ме…лекарства. Вылечить…побои… То есть… парня. Из Комитета. Он смотрел на неё со своей улыбкой, и Тсуне казалось, что он снимает с неё одежду, слой за слоем, слой за слоем… Нет. Пожалуйста, нет. Не трогай меня. — Всё что пожелает леди. И начал собирать какие-то мази и таблетки в контейнер. Тсуна, стиснув зубы, выдохнула: — Больше… Он выглядел удивлённым, но отвесил шутливый поклон. — Как пожелаете. Каждое его действие растянулось для неё на маленькую вечность. Она не хотела находиться здесь. Она не должна была находиться здесь. Не думай. Не думай о том, что происходит. Хибари-доно. Всё, что имеет значение, это Хибари-доно. Она под его защитой — его пиджак на её плечах. Она справится. Осталось совсем чуть-чуть, ещё пара минут — и она сбежит. Главная комната недалеко, она справится. — Наслаждайся, малышка. И, протянув ей лекарства, собрался поцеловать пальцы. Начал вести от плеча, почти невесомо, спиралью, прикоснувшись к блузке — невинный жест, всё в рамках правила. Она прикрыла глаза, молясь лишь, чтобы слёзы из глаз не полились. Сейчас она получит то, что ей надо, и уйдёт. Сейчас всё закончится. — Я всегда к вашим услу… Слова замерли на его губах, когда он поднял голову и встретился с ней глазами. Многозначительная полуулыбка стекла, он замер и весь напрягся. — Ты в порядке, девочка? Она не могла пошевелиться. Не могла дышать. Она была крысой, пойманной в глаза змеи. Она просто не хотела, чтобы что-то случилось. Кажется, он понял. Медленно отпустил руку, начал отступать назад, подняв руки ладонями вверх. Оказался у окна, максимально далеко от неё и двери. — Всё в порядке. Я ничего тебе не сделаю, правда. Всё хорошо. Всё в порядке. Ты боишься меня, но я никогда бы ничего тебе не сделал. Веришь? Как у неё хватило сил ответить? — Нет. Он тихо вздохнул, оставаясь на месте. — Я ничего не сделаю тебе. Я был не серьёзен. Это просто…просто…прости. Она медленно пятилась к двери, уговаривая свои ноги двигаться по несколько секунд. Всё почти закончилось. Вот она, дверь — а за ней лестница и Хибари-доно. Да. Думай о Хибари-доно. — Вы пахнете этим. Тем…тем, что заставляло Вас меня раздевать. Он вздрогнул, и это разрушило проклятье. Девочка передёрнулась и, резко развернувшись, кинулась назад. Хибари-доно лежал там же, на диване, в той же позе. И здесь, в этой комнате, на неё нахлынуло спокойствие. Всё уже позади, всё хорошо. Даже побитый, даже раненый, Хибари-доно всё ещё был сильнее. Самым сильным в мире. — Я принесла медикаменты. Глава медленно сел, а потом, одной рукой — не той, в которой спрятано тонфа — начал расстёгивать рубашку. Первая, вторая, третья, четвёртая, пятая… Девочка осторожно приблизилась и помогла её снять, с трудом подавив испуганный писк. Всё тело Главы было в синяках и кровоподтёках, и выглядело просто ужасно — будто кто-то жестоко избивал его, а он не мог пошевелиться. Не думай об этом, Тсуна — ты уже обрабатывала раны ребят. То, что ты впервые будешь работать с Хибари-доно, значит лишь то, что тебе стоит как следует постараться. Мази жуткий человек дал предостаточно, и Тсуна осторожно начала обрабатывать раны, начав со спины. — Вам нужно в больницу. Она была в ужасе от собственной дерзости, но слишком волновалась за Хибари-доно, чтобы позволить себе сомневаться. Впрочем, подросток, вместо недовольства, только потряс рукой. — Семейный доктор будет через четыре дня, а к другим не пойду. Продержусь, не в первый раз. Она замерла, но всего на пару секунд, изо всех сил стараясь методично работать и выглядеть спокойной. — Вы уверены? Он молчал, и Тсуна подумала, что лимит его разговоров к ней закончен — но потом Глава, тяжело вздохнув, вытащил из кармана штанов таблетки. — Немного тормозят реакцию, но снижают ощущения. Придётся тебе побыть моей волей ещё немного, Зверёк. Они молчали, пока девочка работала с плечами и поясницей. Медикаменты тратились жутко быстро, а её руки действовали не очень уверенно. Надо записаться на группы для спасателей — ей определённо не хватает знаний. Когда они закончили со спиной, и девочка перешла на ключицы, вдруг стало очень неловко. Серые глаза пристально следили за её действиями, светясь любопытством, а сама она просто не знала, куда смотреть. А ещё он был тёплым. Возможно, это всё мазь, но… это было так здорово. — Я слышал о том, что произошло, пока меня не было. Хорошая работа, Зверёк. Она тихо пискнула, и коробочка с мазью выпала из её рук. На счастье, она уже была пустой, так что Тсуна просто покраснела и осторожно задвинула её под стол, открывая новую. — Простите. Она снова извинялась перед ним, хотя это не было тем, что она хотела сказать. Ей всё ещё было трудно общаться с Главой Комитета. Они молчали до конца перевязки, и пока Тсуна помогала Хибари-доно застёгивать рубашку. Потом девочка замерла, тихо выдохнула и склонила голову. — Спасибо. И вышла, собираясь домой. Заветный пиджак, аккуратно сложенный, остался лежать на кофейном столике.