Героиня второго плана

Первое, что сделала Тсуна, когда смогла нормально соображать — позвонила Хибари-доно. С телефона Кусакабе-сана, конечно же — у неё номера Главы не было. Долго набиралась храбрости, а потом нажала кнопку вызова и, тихо всхлипнув, выдохнула в ответ на крайне недовольное «камикорос»: — Кусакабе-сан в реанимации. Тогда Хибари-доно просто бросил трубку, но уже через несколько минут был там же, в больнице — как раз пришёл с рассветом. И, вместе с солнцем, принёс с собой спокойствие — теперь всё будет хорошо. Всемогущий Хибари-доно их всех спасёт. Возможно, попутно забьёт их всех до смерти, но, по крайней мере, он остановит это безумие и вернёт всё на круги своя. Она даже улыбнуться смогла — впервые за прошлый день и вечер не выдавливая эмоции из себя. И, на тихий, пробирающий до костей вопрос «Как», только радостно выдохнула и рассказала всё, что запомнила — шрам, шапку, йо-йо, форму Кокуё и странную фразу про Сасагаву Рёхея. Глава слушал, не перебивая, только рассматривал своими потемневшими глазами. А потом, когда девочка закончила, бросил короткое: — Я разберусь. Облегчение, затопившее Тсуну, было невозможно описать — и девочка, словно все её кости превратились в мармеладных червячков, осела прямо на больничный пол. Всё, теперь всё хорошо. Хибари-доно забьёт тех двоих до смерти, и мир снова станет прекрасным. — Оставляю Комитет на тебя, Зверёк. Будешь Главой до моего возвращения. Хибари-доно был уже у выхода, когда сказал эти слова. А потом, когда оглушённая девочка нерешительно кивнула, вдруг вернулся и протянул свой пиджак — тот самый, с повязкой на рукаве. — На. Как символ власти, а то не поверят. И, не давая ей что-либо ответить, ушёл забивать нарушителей правила о запрете на избиение учеников. Через окно в коридоре, напугав медсестёр и оставляя за собой шлейф из уверенности и силы. А Тсуна осталась там, сидя на полу, и сжимала в руках мягкую, дорогую ткань. Ненадолго, конечно — прилежная дочка главврача Хана-тян обняла за плечи, помогла подняться и сесть на скамейку. — Состояние стабилизировалось, и теперь всё будет хорошо. Слышишь, Тсу-чан? Всё хорошо. И девочка счастливо кивнула. Сейчас, когда её интуиция молчала, а солнечный свет разогнал все тени, она могла успокоиться и взять себя в руки. С трудом, конечно же, и с помощью успокоительных, выданных ласковой  Ханой-тян, но всё же могла. А это значит, пришло время действовать. Для начала — просто переодеться в чистую форму, а то идти в школу с кровью Кусакабе-сана даже звучит отвратительно. В каких-то вопросах малышка Савада Тсунаеши была на редкость циничной. Когда она выходила, мимо везли Сасагаву Рёхея, так что она с чистой совестью ещё раз набрала заветный номер, чтобы сообщить новости. Хибари-доно говорил спокойно, что говорило о крайней степени  готовности к битве. Тсуна мысленно помолилась за здоровье тех, кто встанет на его пути — просить здоровья для двух ублюдков, так сильно напугавших её вчера, не было никакого желания. Так, оставив все свои контакты и заручившись поддержкой врачей — ей обещали позвонить, когда Кусакабе-сан придёт в себя — Тсуна покинула больницу и отправилась домой. Мамы не было, и, судя по всему, она даже не заметила, что дочь не ночевала дома — никаких звонков, даже записки на столе. Это не говоря уже о поисках по знакомым, обзвону больниц и участков. Впрочем, от Савады Наны ничего другого ждать не приходилось, так что девочка просто замочила одежду в горячей воде и пошла переодеваться. На первые два урока она безбожно опоздала, но ещё могла успеть на математику, так что следовало поспешить. Свежая блузка немного кололась, а старая юбка, кажется, была немного маловата — Тсуна со стыдом осознала, что набрала вес.  Девочка влезла в неудобные босоножки, причесалась — волосы довольно сильно отросли, но местами всё ещё стояли дыбом, и подхватила свою сумку. Пиджак от мужского гокурана притягивал взгляд. Она несла его очень осторожно, стараясь не испачкать в крови,  пусть она и намертво присохла за эту безумную ночь.  Сейчас пиджак висел на спинке стула и выглядел очень невинно — будто он просто элемент одежды, а не вещь, принадлежащая самому Хибари-доно. Тсуна, гулко сглотнув, протянула руки и взяла мягкую ткань. Наверное, его стоило надеть, но у девочки ни за что не хватило бы духу просунуть руки в эти рукава, так угрожающе развевающиеся за спиной Главы, или застегнуть пуговицы. Да и выглядеть это наверняка будет неловко и глупо — она в мужском пиджаке. Но надеть его было надо, и Савада, шалея от собственной дерзости, накинула пиджак на плечи — так, как носил сам Хибари-доно. И тут же испуганно замерла, думая над новыми чувствами, возникшими в ней. За прошедшее время пиджак с идеально приколотой повязкой уже остыл и немного холодил спину, но сохранил запах — неописуемый, проникающий в самые дальние части тела и души, запах Хибари-доно. Тсуне даже показалось, что это Хибари-доно сейчас стоит за её спиной, обнимает за плечи,  прижимается холодной рубашкой к спине. Бред, конечно — Хибари-доно в эту секунду забивает до смерти слишком дерзких Кокуё. А это значит, что Намимори беззащитна, и она должна позаботиться о школе до его возвращения. И девочка, решительно кивнув, вышла на улицу. Пиджак на плечах был очень непривычным ощущением — Тсуна всё время боялась, что он свалится вниз — но странным образом успокаивал и придавал уверенности. К тому моменту, как она добралась до средней Намимори, Тсуна уже пообвыклась, и по вверенной ей школе летела карающим смерчем. Парни из Комитета вытянулись по струнке перед ней, и Савада, встав к ним вполоборота, почувствовала себя настоящим полководцем. — Вчера было совершено ещё одно нападение. Кусакабе в больнице, Хибари-доно пошёл разбираться с проблемой. На время его отсутствия я беру командование на себя. И, окинув ребят взглядом — только кивки, никто  и не смеет возражать, с благоговейным ужасом рассматривая накинутый на плечи пиджак. — Отлично. Патрулируем как обычно, расписание дежурных то же. Если понадоблюсь — я в Главной комнате. И ведь и в самом деле пошла именно туда — в комнату, выбранную лично Хибари-доно. Там она на автопилоте поставила чайник и медленно огляделась. Вот место, которое она занимала всегда — около двери, чтобы перехватывать не блещущих умом гостей, и поближе к низкому столику, чтобы была хоть какая-то возможность выполнять свои обязанности. Но в этот раз она чудом выжила, на её плечах лежал пиджак Хибари-доно, и он лично передал ей командование — так что девочка, налив себе в запасную чашку кипятка и прихватив пакетик чёрного английского, двинулась прямо вперёд, на место, которое предпочитал Глава ДК. Села, захваченная каким-то безумным чувством, медленно закинула ногу на ногу и пригубила чай — остались запасы от начала её службы. Хм… В этом определённо что-то было. Она ещё некоторое время нежилась в странном водовороте чувств, думая, что всё не так уж плохо, и что от членства в Комитете определённо есть польза. Парень-третьегодка влетел к ней, громко хлопнув дверью и с ужасом рассматривая и.о. Главы. Он явно запыхался, его форма сбилась, а повязка некрасиво сползла. — Напали! Кокуё напали на нас! И, не дожидаясь ответной реакции, кинулся бежать, красиво вписавшись в поток летящих на улицу парней. Впрочем, Тсуна тоже не сидела без дела — она вскочила, только каким-то чудом не опрокинув чай, и кинулась к окну. Кажется, хулиганы Кокуё пришли в полном составе — двор Намимори, казалось, был ими переполнен — но, сколько бы Савада не просматривалась, вчерашних нападавших не было. —  Эй, жалкие крысы Намимори! Сдавайтесь, ваши сильнейшие бойцы повержены, а командиром занимаются лучшие из нас. Выходите-ка добровольно, пока мы вас по земле не размазали! Дружноё «Чё-ё-ё?» было им ответом, и Комитет вступил в бой. Из комнаты почти ничего не было видно, так что Тсуна поспешила выскочить наружу и промчаться по коридору к другому окну. Битва кипела по всему двору Намимори — школьники не рисковали туда выходить, а неудачно оказавшиеся на улице заползали внутрь по стеночке. Тсуна некоторое время просто смотрела вниз, пока не поняла, что их Комитет безбожно теснят. Конечно, это было ожидаемо — их лучшие бойцы в больнице, все раздавлены, и даже Хибари-доно нигде нет. Есть, отчего отчаяться и опустить руки. Так, нет-нет-нет. Это что же, эти сволочи захватят власть в Намимори как раз в то время, пока она отвечает за всё?! Ни за что, никогда! Хибари-доно доверил ей этот пост, и она не позволит случиться чему-то подобному, пока на ней тот самый пиджак с повязкой. Плохо понимая, что делает, девочка открыла коридорное окно и встала на подоконник, набрала в грудь побольше воздуха и закричала: — Бойцы! Поразительно, но замерли все — и её ребята, и мерзкие хулиганы Кокуё. Наверное, ей повезло, что она была всего лишь на третьем этаже, и её было хорошо слышно. Пользуясь всеобщим вниманием, она поспешила продолжить. — Все вы прошли длинный путь и оказались здесь! Да, никто из вас не пришёл в Комитет добровольно — но теперь на вашей руке красная повязка, а это налагает большую ответственность. Я знаю, дело выглядит безнадёжным, мы разбиты, мы устали, а лучшие из нас потерпели поражение в неравном бою. И именно поэтому я хочу напомнить вам одну вещь. Она всего на секунду замолчала, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха и крикнуть изо всех сил: — Если мы проиграем, Хибари-доно забьёт нас до смерти! Возможно, эта была худшая мотивирующая речь на свете, и она не подействовала бы больше ни на кого. Но там, внизу, стояли парни из Дисциплинарного Комитета, которые боялись Главу сильнее тюрьмы или смерти. И намиморские хулиганы, под боевой крик Тсуны, обратились в сущих дьяволов. Они сражались, как бешеные тигры, которым было нечего терять, они вставали после самых сильных ударов. Они кусались, били врага головой, ногами и всем телом. Они буквально уничтожили нападавших своей аурой и боевым духом — и, поверженные, мерзкие хулиганы из Кокуё бежали прочь. Тсуна поддерживала их, как могла. Прибежавшая на крик Хана-тян осторожно сняла её с подоконника, но девочка всё равно высунулась наружу, почти вываливаясь вниз. Захваченная боевым безумием, она визжала, подбадривала ребят и кричала гадости захватчикам. Она бы с радостью кинула в них горшок с цветами, но предусмотрительная Хана-тян отодвинула их подальше. Когда стало очевидно, что Кокуё обращаются в бегство, Тсуна вырвалась из бережного захвата подруги и кинулась вниз, чтобы влиться в толпу ликующих ребят и разделить с ними радость победы. Все вопили, вскидывали руки вверх, толкались и просто прыгали на месте — и Савада Тсунаеши растворилась в этом ликовании, смыла остатки ночного ужаса. Они победили — победили все вместе, и им будет что рассказать Хибари-доно, когда он вернётся. Сегодня Дисциплинарный Комитет средней Намимори доказал, что он всё равно сильнее.