Героиня второго плана

Очередная домашняя работа добавилась в стопку завершённых, и Тсуна облегчённо выдохнула — она почти закончила с материалом старшеклассников, остальное известно наизусть. В последнее время она старалась особенно усердно — дни в больнице были серыми и однообразными, так что Савада решила превратить одну из своих обязанностей в развлечение, решая домашние задания парней минимум на семьдесят баллов. Трудоёмко, тяжело и почти невозможно — зато три месяца, прошедшие с её попадания в больницу, пролетели почти незаметно, и она спокойно сдавала экзамены. Кто именно договорился о том, что она продолжала учиться заочно, Савада не знала — но то, что контрольные срезы она писала одновременно со всеми, было неоспоримым плюсом. Ролл скатился с её плеча прямо на листы бумаги и встал на задние лапки, недовольно фыркая. Вся его мордочка выражала скепсис, и даже иголки топорщились как-то укоряюще. Тсуна улыбнулась и провела костяшками пальцев по доверчиво подставленному брюшку. — Я почти закончила. Ежик не двинулся с места, только к фырчанию добавился писк. Ролл явно был уверен, что она провела достаточно времени над учебниками, и самое время сделать перерыв. Он явно намекал на чай с молоком и печеньем, и, будь размером чуть побольше, уже отодвинул бы её стол от кровати. Впрочем, Тсуна тоже не собиралась сдаваться так легко. — Ещё десять штук? Честно, и на сегодня всё. Но боевой ёжик Хибари-доно был непреклонен. Что же, Савада и в самом деле была готова к капитуляции — она постигала предметы нынешнего третьего года уже несколько часов, и в самом деле хотела отдохнуть. Откладывание домашних заданий вызвало восторженную реакцию, но Ролл не торопился куда-то уходить — всё ещё стоя свечкой, он сложил лапки в просящем жесте, ожидая своё любимое печенье. Тсуна не видела причин отказать, и через несколько секунд довольный ёж поглощал любимое лакомство. С Роллом удалось наладить контакт сразу, и сейчас они отлично ладили и хорошо проводили время вместе. Ёжик ни разу не воспользовался своей подушкой, предпочитая спать где-нибудь на Тсуне или разъезжать на её плече, если девушка бодрствовала. Удивительно, но колючки не причиняли вообще никакого беспокойства, больше напоминая мягкие волосы — Савада даже переживала, не болел ли подопечный, потому что это явно было чем-то ненормальным. Впрочем, кажется, Ролла собственные странные колючки не напрягали — он с удовольствием катался по простыне, лежал пузиком кверху на девичьих коленках и изображал из себя суриката, используя мордочку и передние лапы в качестве главного источника общения. Ёж Хибари обожал общение — он постоянно издавал какие-то звуки или тащил Тсуну погулять, даже зная, что ей почти нельзя вставать, и редкие походы по корпусу больницы строго регламентировались. В общем, идеальный спутник, аккуратный, ходящий по своим делам только в лоток и очень любящий больничное печенье. Вон, почти моментально поглотил выпечку размером с половину собственного тела и осторожно прощупывал почву на предмет получить ещё. Как оказалось, она и в самом деле выжила только чудом, и чудом же до сих пор оставалась живой. Рюджи-сан качал головой, буквально называя лечение Шамала «невозможным» и «сверхъестественным». Но, пусть выживание было невозможным, она выжила — и теперь семимильными шагами шла на поправку. Семейный врач Главы только головой качал — говорил, что она живучая, как змея. Даже зашифровал имя в «Змейку-сан», когда писал о её случае и лечении в какой-то престижный и закрытый медицинский журнал. В принципе, Тсуна и не протестовала — если ситуация такая интересная, почему бы и не поведать её миру? Возможно, описание её состояния когда-нибудь спасёт кому-то жизнь… Размышления и воспоминания прервал телефонный звонок — громкая, раздражающая вибрация по пластиковой тумбочке. Тсуна послушно вытянула руку, надеясь, что это один из близнецов или Хана-тян — поболтать хотелось неимоверно. Но нет, на экране высветилось аккуратное и холодное «Кусакабе-сан». — Ты как, Тсу-чан? Слышал, тебе разрешили принимать посетителей. На самом деле, это было не совсем верно — посетителей к ней пускали с самого начала, а неделю назад разрешили выходить с ними в коридор. Рюджи-сан вообще хватался за голову от её желания ходить, неверяще слушая, как она спокойно передвигалась сразу после «боевого ранения». Кстати, ходили к ней и в самом деле часто — одним из преимуществ дорогущей частной клиники было отсутствие отдельных часов, так что друзья заглядывали почти каждый день. Конечно, в первую очередь заходила Хана-тян — именно она была почти полностью в курсе происходящего, и именно ей Тсуна позвонила первой. Подружка принесла ей все вещи, в том числе и те, о которых Савада даже не подумала, завалила врачей вопросами и сейчас старалась заглядывать как можно чаще, принося вкусности и сплетни. Кёко-чан ничего не знала — Тсуна не хотела огласки своего состояния, так что в курсе была только Хана-тян и Дисциплинарный Комитет. И именно парни удивляли больше всего — кто-то заглядывал хоть на пару минут каждый день. Ей таскали дорогие фрукты, говорили тёплые слова и держали в курсе происходящего в их легальной банде. Никто не встал на её замену, и место секретаря торжественно пустовало, хотя обязанности разделили между собой Сай и Рей. Парни выполняли любую её просьбу, принося в больницу учебники, бумагу, ручки и отчёты. Она всё ещё отвечала за документацию и составляла расписание дежурств, а в последний раз с ней согласовывали идеальную дату проведения небольшого налёта. Конечно, парни не знали её истории — но, кажется, их это совсем не волновало. Маме она до сих пор не звонила, вообще. Надеялась, что Нана хоть немного побеспокоится о родной дочери, наверное. Из всего Комитета к ней не приходили всего два человека — Хибари-доно и Кусакабе-сан. Насчёт первого Тсуна даже не удивлялась — Глава пристроил её сюда, оплатил лечение и выдал ежа — ей казалось, что и такая забота это чересчур. Да и, если верить сплетникам, чайный сервиз и место, где она предпочитала сидеть, стало неприкосновенным. А вот Правая Рука не приходил по неведомым для девушки причинам. После той странной сцены парень сильно изменился — почти перестал говорить с другими хулиганами из ДК, сменил причёску, начал ходить в спортзал и записался в кружок огнестрельного оружия. Будто и не хулиган из Комитета — и сейчас он был настолько далёк от их дел и настолько близок к Хибари-доно, насколько это было возможно. И тут вдруг звонок. Дальше молчать было бы невежливо, и Савада осторожно произнесла: — Рада тебя слышать, Кусакабе-сан. Да, так и есть — теперь я могу выходить на диванчики в коридор. Даже просто разговаривая по телефону, она чувствовала, что что-то не так. Кусакабе говорил, как раньше, но Тсуне казалось, что это вовсе не он — и что она совсем не знает человека на том конце линии. — Рад за тебя, Тсу-чан. Слушай, можно мне заехать? Заодно книги передам. У Савады не было ни одной причины отказать, и радостный Кусакабе, получив адрес, повесил трубку. В последнее время ей очень хотелось читать — конечно, в палате был телевизор, но подключённые каналы оказались слишком скучными. Когда она случайно сказала об этом Саю, парень поднял на ноги весь ДК, и к ней плавно стекались все книги из их домов. Довольно достойные вещи попадались, между прочим — но больше всего было, конечно же, манги. Ролл издал своё странное «пиу» и свернулся в шар на её животе. Обижался, не иначе — ведь ему придётся остаться здесь, в палате, пока она будет болтать со своим посетителем. Кроме персонала, о еже знала только Хана-тян — и подруга скорее боялась, чем находила его миленьким. Вообще, девушка относилась к ситуации очень неоднозначно — с одной стороны, её отношение к Комитету упало ещё сильнее, и она планомерно подталкивала Тсуну к мысли о том, чтобы оттуда сбежать. Тот факт, что её лечил семейный врач Хибари, был воспринят крайне странным образом, и Хана-тян начала говорить мягко и осторожно, задавая странные вопросы в духе «не помолвлены ли они». То есть, девушка не спросила такое прямо, но её интерес к семье Главы был подозрительно живым, и вращался вокруг довольно странных аспектов. Впрочем, Савада честно отвечала, что ничего не знает — возможно, Рюджи-сан мог бы что-то рассказать, но она не собиралась спрашивать. Подруга же активно сражалась за то, чтобы Тсуну перевели в клинику, где работал её отец — особенно после того, как в реанимации в тяжёлом состоянии оказался один из новичков, Козатто Энма. Об этом случае не было никакой информации, но все знали, кто именно это сделал — говорили, Сузуки Адельхейд стояла на коленях, но не смогла убедить Намиморского Демона обратить свой гнев на неё. Официальной версией школьных сплетников было то, что причиной стало наказание за краткосрочный захват территории, но Хана-тян превосходно сопоставляла факты. Тсуна не верила — Глава не стал бы тратить время на подобное, но интуиция упорно шептала, что это и в самом деле месть. Месть дикая, пахнущая жестокостью и разрушением, но месть равноценная — потому что даже Тсуне было ясно, что Энма не мог сопротивляться. Что же, ни для кого не было секретом, что Хибари Кёя далёк от принятых человеческих ценностей. Как и было оговорено, Кусакабе позвонил, как только добрался до здания, и Тсуна осторожно встала и заковыляла наружу. На ней было домашнее хлопковое платье до колен, а волосы девушка ещё с утра заплела в обычную косу — и в совокупности это значило, что она выглядит достаточно прилично, чтобы встречать гостей. Кусакабе обнаружился в коридоре, рядом с диванчиком для гостей. Парень держал в руках пакет из кондитерской и небольшой букет из белых и розовых роз — Кусакабе немного покраснел, когда проследил за её взглядом, и неловко промямлил: — Это от нас всех. Это было странно — раньше парни никогда не таскали ей цветов, предпочитая что-то более полезное и материальное. Если добавить к этому красные скулы и бегающий взгляд — и цветы, и конфеты Кусакабе покупал сам, а остальные вряд ли вообще в курсе, что он сейчас здесь. Почему-то повисло неловкое молчание, и Тсуна осторожно села в мягкое кресло. Раньше они отлично ладили, и поэтому девушке было вдвойне обидно — сейчас она даже представить не могла, о чём могла бы с ним поговорить. Зачем он вообще пришёл? Наконец, Кусакабе выдохнул и начал говорить: — Рад, что ты идёшь на поправку, Тсу-чан. Прости, что пострадала из-за нас — нам надо было лучше защищать тебя. Ты была с нами все эти годы, ты помогала нам, боролась за нас, извинялась за нас и прикрывала от Хибари-доно, а мы не смогли толком тебя поблагодарить. Жаль, что приходится расставаться на такой грустной ноте. Тсуна несколько раз недоумённо моргнула. Даже её интуиция пришла в смятение, а сама девушка ощущала себя потерянным ребёнком. Что это он такое говорит? Хибари-доно чем-то недоволен? Да, сейчас она не может выполнять свои обязанности, как раньше, но она ведь старается изо всех сил — неужели последняя сетка дежурств была столь плоха, и она совсем не справляется? Правая Рука заметил её замешательство и сильно удивился: — Тебе ведь ещё минимум три месяца тут лежать, верно? Значит, мы не успеем попрощаться. Это наш последний год в средней школе — мой, Хибари-сана и старших парней. Ты же не собираешься оставаться в Комитете, когда мы уйдём? Тсуна тихо пискнула и скомкала подол платья в кулаке — чтобы предательница-рука не взметнулась закрыть рот, как в романтических фильмах. Хибари-доно ведь старше! Боги и демоны, она совершенно об этом не задумывалась! И Хибари, и Рёхей, и Кусакабе, и Кураноске, и Кумо, и близнецы… Неужели, когда она выйдет отсюда, всё закончится? Реальность вдруг раскололась, как любимая фигурка из детства. Пошла трещинами, мелкой мозаикой, искажая старые узоры. Протяни руку, просто тронь — рассыплется, завалит битым стеклом. За что? Господи, за что? Кусакабе вскочил и неловко попрощался, почти бегом покидая коридор. Через несколько секунд на девичьи коленки запрыгнул обеспокоенно пищащий Ролл. Тсуна никак не реагировала — она сидела, до крови кусая губу и комкая юбку. И, кажется, уже очень давно она не чувствовала себя настолько опустошённой.