Героиня второго плана

Тсуна медленно плыла на волнах. Направление и место в пространстве полностью потеряло смысл, в ушах приятно шумело, под плотно сомкнутыми веками расцветали разноцветные круги, и девушка меньше всего хотела проснуться. Даже сейчас, пребывая в блаженном состоянии, когда ничего не болит, она отлично знала — она опять в медкабинете, и матерящийся доктор Шамал пытается спасти ей жизнь. Наверное, если бы она открыла глаза, то опять увидела бы Рёхея с кенгуру — хотя огрызки её интуиции говорили, что Сасагава сейчас где-то очень далеко, на маленьком острове, окружённым водой, рядом с друзьями, врагами и чем-то чёрно-белым, пахнущим гнилью и мертвечиной. Реальный мир медленно просачивался в её идеальное ничто, и Тсуна сначала сжалась, а потом максимально расслабилась, стремясь удержаться на этих волнах ещё немного. Кажется, она даже простонала — словно набитые ватой уши отказывались принимать звук, но по горлу прошлась вибрация. Сразу после этого в вену вошла игла, и чувствительность начала возвращаться ещё стремительнее. Появились руки, ноги, рёбра и шея, под спиной резко стало жёстко, а на животе обнаружилось одеяло. Голова шумела, во рту кислило и горчило, а где-то рядом что-то тихо бормотал Шамал. Пахло спиртом, желчью и лекарствами — и, кажется, больше не было смысла лежать, закрыв глаза. Ну, как и следовало ожидать — знакомая койка, доктор Шамал, тянущаяся от руки капельница. Боли, кстати не было — зато пол и потолок немного дрожали, и Тсуна всё ещё не была уверена, лежит она или сидит. — Хочешь самоубиться, сначала вылечись и покинь мой кабинет! Напомни мне, почему я вообще с тобой вожусь? Тсуна хотела ответить, что она не знает, но из горла вылетел только стон. Почти сразу в глотку потекла вязкая слюна, и девушка закашлялась. Шамал тут же помог ей сесть — мир несколько раз повернулся вокруг — и осторожно провёл пальцами по шее. — Это был риторический вопрос, глупая девочка. Не разговаривай, пока не кончится раствор — или тот факт, что ты не приходила в себя больше суток, стёр воспоминания о правилах? Доктор довольно быстро намешал что-то в трёх пластиковых стаканчиках, заставив её выпить это один за другим. В ней явно было больше лекарств, чем крови — но зато совсем не было боли, и она была совершенно не против побыть в трансе ещё немного. Шамал смотрел, как она пытается попасть стаканчиком в губы, и раздражённо фыркнул. — И чего тебе на месте не сиделось? Хотя ясно, чего. Видят вендиче, попытайся ты сдохнуть ради кого другого, убил бы. Я даже начинаю завидовать — ещё пара лет, и будешь настоящей конфеткой. Твой Босс будет полным идиотом, если не sfruttando la sua posizione.* Шамал вдруг посмотрел тяжело, страшно — как тогда, и Тсуне безумно захотелось спрятаться. Она не очень поняла итальянские слова, но смысл фразы уловила точно, чем-то спящим и женским глубоко внутри. Наверное, будь она способна соображать, реакция была бы иной, но сейчас, под лекарствами, она нырнула в омут чувств с головой. Смятение, горечь, обида, трепет и бабочки в животе — не разберёшься, что к чему, а в голове упорно всплывают чужие серебряные глаза. Шамал моргнул, и тут же всё пропало — смылось словами и серьёзным голосом: — Хватит заниматься ерундой. Либо ты сама сдаёшься в ближайшую больницу, либо это делаю я. Твоё тело держится буквально на лучиках солнца, а в твоей крови бродят такие препараты, за одно знание о которых можно загреметь в тюрьму. Я не лечащий врач, а ты не моя пациентка — и я не собираюсь брать на себя ответственность за смерть дочки Иемитсу. Мой тебе совет — поговори с Хибари. Чёрт, серьёзно, какого хрена ты этого до сих пор не сделала — ты полностью его ответственность! Тсуна не слушала — девушка слепо шарила по матрасу и, несмотря на то, что ей было запрещено разговаривать, хрипло каркала:«нет, нет, нет…» Одна мысль о том, что кто-то узнает о её состоянии, наполняла Саваду ужасом. Нет, нельзя рассказывать, нельзя никуда идти — всё будет хорошо, и оно пройдёт само. Пройдёт же, правда? Правда же? Как-то ведь она переживала неприятные ситуации раньше, и сейчас переживёт. Переживёт… Больше всего пугала перспектива, что об этом узнает Кёя — от одной этой мысли горло пережимало, и девушка совсем не могла дышать. Боги, это же Хибари Кёя! Глава Комитета, аватар Ашуры, самый страшный человек в их части Японии — а, возможно, не только на такой маленькой территории. Их непобедимый Ашура, их командир, у которого есть свои дела — какое ему дело до здоровья одной незначительной секретарши? Вляпалась она во всё это исключительно по собственной глупости, и, побеги она жаловаться, станет ещё более жалкой. Жалкая, глупая, бесполезная секретарша, которая даже с элементарным заданием справиться не может… Шамал что-то раздражённо бурчал про подростковый максимализм и делал какие-то замеры. Через час ей разрешили встать с кровати — чувство равновесия вернулось, и Тсуна даже могла стоять. Девушка одевалась в засаленную форму, рассматривая узор на ширме и избегая смотреть в зеркало — она и так прекрасно знала, что там увидит. Сине-багровое месиво, с кровящими царапинами и шишками в неположенных местах — некоторые рёбра «гуляли» и только прямые инъекции и обезболивающие таблетки позволяли ей ходить и дышать. Шамал их регулярно вправлял — грубо, резко, совсем не как в больнице или поликлинике. Когда она была у выхода, доктор выдал ей ещё одну горсть таблеток. — Это последние. Сюда можешь не возвращаться — путь тебе либо в больницу, либо на кладбище. Как бы то ни было, я умываю руки. Она хотела попросить его молчать. Хотела попросить не говорить Хибари. Хотела попросить не бросать её вот так. Решимости хватило на кроткое: — Хорошо. Шамал смотрел с участием и жалостью. — Я ведь о тебе беспокоюсь, детка. Ты чудом выжила — но чудеса не длятся вечно. Тсуна, ничего не ответив, вышла за дверь. Её штормило, к горлу подкатывала тошнота. Ходить было больно, дышать — ещё больнее, но она упорно брела… Куда? Кажется, ей больше некуда было идти. Хотя, наверное, можно попросить помощи у Ханы-тян — возможно, она сможет добыть лекарства. Хотя, если она это сделает, наверняка возникнут вопросы, и всё вскроется — а ещё Тсуна не была уверена, что новые лекарства будут так же эффективны, как таблетки и растворы Шамала, и она не сможет делать вид, что всё как обычно. И уж, тем более, умереть на руках у Ханы было бы полным свинством. — Савада-сан! Кудрявый парень с косой чёлкой подлетел к ней и вежливо поклонился — Тсуна с трудом вспомнила, что он поступил в их Комитет в прошлом году. Особо сильным он не был, какими-нибудь приёмами не владел, и в ДК попал вместе с друзьями, за компанию. Девушка немного поморщилась — у них тут, вроде как, партизанская война, а он с гордостью выставляет свежевыглаженную рубашку. Он что, хочет поближе познакомиться с коленками Сузуки Адельхейд? Однако его следующие слова заставили девушку тихонько взвизгнуть и замереть. — Все вас ищут. Приказ Хибари-доно — как только появитесь, проводить вас прямиком к нему. И снова поклонился, будто лакей какой. Тсуна осторожно кивнула и медленно последовала за ним — её шатало, если идти быстрее. Кажется, парень воспринял её скорость абсолютно спокойно, обгоняя её всего на один шаг и с интересом поглядывая через плечо. Кажется, он выглядел немного напуганным и восхищённым, будто Савада была не обычной секретаршей-неудачницей, а местной знаменитостью. Когда их путь закончился около злосчастной двери, рядом с которой Тсуна почти умерла, девушка испытала недоверие и, кажется, словила паническую атаку — на счастье, чудесные таблетки доктора Шамала отлично срабатывали и в этом случае. Как только боль отступила, а в грудь опять начал поступать кислород, Тсуна встала немного более устойчиво и начала думать. То, что кудрявый перешёл на сторону врага, было совершенно очевидно — но что Сузуки Адельхейд могло понадобиться от неё? Информация? Ключи? Просто хочет добить? Она совершенно не хочет заходить туда. Совершенно. Место, куда её отбросило ударом, притягивало взгляд. Гипнотизировало, манило, отталкивало — топило в золотистых, пахнущих землёй воспоминаниях. Боги и демоны, пожалуйста, нет. Нет. Нет! Её сопровождающий вдруг покраснел и кинулся открывать дверь — до этого он просто стоял чуть сбоку, видимо, ожидая, что она кинется внутрь. Мир резко поседел и завертелся, сердце застряло в глотке, а правую ногу прошило судорогой — если бы не это, она бы рискнула. Главное — добежать до лестницы, пока не поймали. Спуститься, конечно, будет тяжело, но можно съехать по перилам — она никогда такого не делала, но парни иногда баловались, так что это точно возможно. Дальше вперёд, за территорию, домой. Хоть умрёт на руках у мамы. Хотя она сейчас, наверное, убирается у братца. Но все мысли и планы вылетели из головы, когда за длинным столом, под двумя красными флагами, обнаружился свежий и довольный Хибари Кёя. Тсуна смогла только тихо пискнуть — все силы уходили на выпрямление подкосившихся коленок. Прошлое вдруг показалось сном — захват Адельхейд, собственная смерть, сгорбленная спина и разговор в театре Кабуки. Вот он, вот здесь — в новой форме, с красной повязкой, с ликом Ашуры в глазах. Наверное, чувствуй она себя чуть лучше, Савада бы расплакалась. — Опаздываешь, Зверёк. Не ожидал подобного от своего заместителя. Голос Главы звучал дружелюбно и даже немного насмешливо, но Тсуна всё равно сжалась в ожидании удара. Она не справилась, и теперь совершает кучу ошибок — она даже толком ничего не знала о диверсиях и не могла сказать, что было вчера. Никчёмная, никчёмная Савада Тсунаеши… — Кстати, позволь представить тебе одно водоплавающее травоядное. Травоядное, это Зверёк. Мы как раз обсуждали возможность сотрудничества, и информация о дежурствах будет очень кстати. Только сейчас девушка заметила сидящую на стуле и крайне смущённую Сузуки Адельхейд. Сердце пропустило удар, дышать опять стало нечем, и больше всего на свете Тсуна захотела оказаться как можно дальше отсюда. Хотя, кажется, что-то изменилось — будто Бог покинул девушку, бросил на обочине и растоптал, демонстративно выбрав своего любимца. Уж не с ней ли сошёлся насмерть Хибари-доно? Сузуки нерешительно сжала кулаки на коленках, а потом неловко произнесла: — Прости за тот раз. Кажется, я и в самом деле не рассчитала. Язык провалился куда-то в печень, и Тсуна не могла даже визжать, а вот Хибари резко насторожился. Глава напрягся, резко подался вперёд, пронзил недавнюю собеседницу тяжёлым взглядом резко темнеющих до стали глаз. — Какой тот раз? Вторженка смутилась ещё сильнее, сгорбилась, спрятала глаза за волнистыми прядками. Перемолотая, растоптанная, выброшенная — оказавшаяся прямо на Пути Разрушения того Бога, которому больше не была нужна. Тсуне казалось, что она видит тень и край чужого юката. — Ну, когда я только пришла сюда и решила создать в Намимори Комитет Ликвидации. Парни разлетелись сразу, а твоя секретарша стояла насмерть перед этой дверью. Кажется, я била в полную силу. Сказать по правде, удивительно, что она вообще живая… А ты что, не знал?.. С каждым словом Сузуки Адельхейд звучала всё тише и тише и сжималась всё сильнее и сильнее, а аура Хибари-доно буквально на глазах окрашивалась жаждой смерти, распространяя на всю школу гнущую к земле Ки. Под конец, озвученный шёпотом, аватар Ашуры просто перемахнул через стол и оказался прямо напротив девушки. Тсуна придушенно пискнула, когда чужие руки рванули заскорузлую блузку. Она ничего не могла — только втянуть голову в плечи и зажмуриться. Она прекрасно знала, что он сейчас видит. Давление исчезло резко и как-то внезапно — и ещё внезапнее было осторожное, даже нежное движение, которым Хибари Кёя соединил концы блузки назад. Тсуна потянулась перехватить, их пальцы соприкоснулись, и девушка вздрогнула от мертвенного, потустороннего холода. Почти сразу Савада распахнула глаза, но увидела только спину — чёрный новый пиджак, обладатель которого медленно и неотвратимо шёл на серую Сузуки Адельхейд. Каждый шаг — как удар молота, каждый взмах рукавов — как бьющийся на ветру стяг. Вот он, прямо перед ней — чёрный, залитый кровью путь Шуры. Тсуна даже думать о воплотившимся в жизнь худшем кошмаре не могла — как завороженная, она смотрела на стальные глаза, на медленно ползущие из рукавов тонфа, на словно побагровевшую красную повязку. Аватар склонился над своей жертвой, поймал её в плен немигающей тюрьмы. В глаза, словно выжигая изнутри, бросался такой чужой и такой родной профиль. Ещё никогда Савада не осознавала настолько ясно, что Хибари Кёя способен убить. Рот главы скривился, обнажив белые зубы, свистящий Глас Ашуры обрушился на Адельхейд — Тсуна, хоть и стояла довольно близко, не могла разобрать ни слова. Тело трясло, слёзы текли по лицу и порванной блузке, рёбра и что-то в животе невыносимо болело. Мир вокруг качался, кровь в ушах гремела боевыми барабанами. Раздавленная, уничтоженная чужой силой, Тсуна еле слышно всхлипнула. Кажется, всё прекратилось мгновенно. Будто кто-то щёлкнул пальцами, и всё вокруг стало хорошо. Будто свернулся в чужое измерение страшный Бог Ашура, оставив лишь сильно разозлённого подростка со стремительно светлеющими глазами. — Вон отсюда. Вон! От резкого удара Адельхейд отлетела к окну — и, кажется, в него же и ушла — но Тсуна всего этого уже не видела. Она вообще почти ничего не видела, только слепо шарила по карманам, спеша вытащить лекарство. Эффект от их приёма наступил мгновенно — в ту же секунду, когда чужой мужской пиджак осторожно опустился на её плечи, а сильные, тёплые руки осторожно подхватили её и бережно расположили на плече. Тсуна пискнула и постаралась выпрямиться — чтобы обнаружить, что её несут назад, в медкабинет, к доктору Шамалу. Савада тут же начала протестовать, но её тихое бормотание звучало глупо и жалко, и она даже не была уверена, что Глава разбирал слова. Буквально через несколько секунд она оказалась на ставшей уже родной койке, а недовольный голос требовательно произнёс: — Что со Зверьком? Тсуне удалось довольно громко пискнуть «Нет!», но разбирающий какие-то бумаги доктор даже не обратил на неё внимания, обрушивая на Хибари поток её истории, периодически вставляя итальянские слова и активно размахивая руками. Иногда он вскакивал и вытаскивал знакомые таблетки или порошки, называя какие-то незнакомые термины и астрономические суммы, тут и там в речи мелькали слова «экспериментальная разработка» и «опытный образец». Рассказал и про её рёбра, про то, как нашёл, и про то, что почти все органы пришлось выращивать солнцу. Наверное, это тоже было каким-то термином или врачебным сленгом — соображай Тсуна чуть лучше, она бы об этом подумала. Но мир вокруг всё ещё крутился, творилось что-то странное и невозможное, и она была слишком уставшей и больной, чтобы думать о том, откуда у обычного школьного доктора экспериментальные лекарства, и почему он так хотел, чтобы она сказала именно Кёе. Кажется, ей просто стало всё равно, и на передачу пухлой папки Савада смотрела с обречённым фатализмом. Всё, хуже уже быть не может, остаётся только плыть по течению — и она спокойно приняла то, что Хибари снова её поднял и снёс вниз, а потом посадил спереди на своём мотоцикле и куда-то повёз. Она была как шарнирная кукла — послушная, опустошённая, разбитая. Она бы не удивилась, если бы её выкинули куда-нибудь на обочину, и вряд ли бы смогла пошевелиться, чтобы позвать на помощь. Наверное, она бы даже не стала пытаться. Тем удивительнее для неё стало то, что они оказались в дико дорогой частной клинике, где Тсуна с удивлением обнаружила себя на шикарной кровати в одиночной палате, а Хибари-доно за столом, с той самой папкой объясняющим что-то задумчиво кивающему врачу. Низкий и жилистый мужчина несколько раз кидал на неё заинтересованный взгляд, будто оценивая повреждения, потом пообещал всё сделать в лучшем виде и исчез за дверью. Подростки остались одни, и Глава Дисциплинарного Комитета уставился на Тсуну, а потом резко выдохнул и устало потёр ладонями глаза. — Господи, Зверёк, ты чего такое творишь? Серебряный глаз мелькнул между длинными пальцами, а потом парень сгорбился и опустил руки. Он ещё несколько раз поднимал взгляд на свою секретаршу и, кажется, порывался что-то сказать. Тсуна молчала. Только подтянула непонятно откуда взявшийся плед к груди, прикрывая разорванную блузку, и села поудобнее — показывать синяки всё ещё не хотелось. Наконец, Хибари медленно выдохнул в последний раз, тяжело поднялся и подошёл к ней. Савада тихо пискнула и сжалась, мечтая сбежать отсюда как можно быстрее — её сейчас будут бить? Ругать? Выгонять из Комитета? Хибари, ещё раз резко выдохнув, осторожно сел на край её кровати и наклонился вперёд, уперевшись руками по обе стороны от её коленок. — Зверёк, ты понимаешь… Ты… Что ты думаешь о хибёрдах, Зверёк? Тсуне показалось, что она ослышалась — но, даже после примерно трёх морганий, Хибари-доно всё ещё был здесь и явно ждал ответа. — Ну… Это любимые домашние животные Хибари-доно. Они милые, послушные и любят свой корм. Не так давно хибёрды научились исполнять гимн Намимори. Хибари-доно проводит с ними довольно много времени, иногда даже забирает их домой. Хибёрды неприкосновенны. Только замолчав, Савада вдруг поняла, что с перепугу говорила о Главе в третьем лице, но парень, кажется, остался доволен её ответом. — Хорошо. Так скажи мне, Зверёк — я что, заставляю их сражаться? Быть может, они дерутся наравне с этими трусливыми травоядными, или стоят на дежурстве? Тсуна нерешительно помотала головой, всё ещё не понимая, о чём речь. Конечно, она регулярно называла хибёрдов «боевыми птичками Хибари-доно», но они и в самом деле были довольно безобидны. То есть, их когти оставляли довольно болезненные царапины, и их было много… Но, и в самом деле, какой абсурд. Нет, они явно не рядовые члены Комитета — строго говоря, они вообще не его члены. Кажется, Хибари устроило и это. — Именно. Хибёрды не сражаются — у них совершенно другая цель и другая задача. Они прекрасны в патрулировании и умеют копировать чужую речь, так что в слежке им просто нет равных, но они никудышные бойцы. И я никогда не позволю им вылететь на поле боя. Он снова потёр глаза ладонями, снова глянул серебряным глазом через растопыренные пальцы. — Ты тоже мой хибёрд, Савада Тсунаеши. То есть, не хибёрд, но почти хибёрд, но… Чёрт, женщина, как же трудно, когда ты не понимаешь! Собственно, Глава был абсолютно прав — Тсуна ничего не понимала. Вообще. Кажется, он прочёл это в её глазах — по крайней мере, он помянул демонов и стукнул кулаками по матрасу. — Зверёк, я давно понял, что ты страшная женщина, сильная и способная перегрызть глотку — но я также был уверен, что ты достаточно осторожна и хитра, чтобы не лезть в открытый бой. Отступить, затаиться и нанести удар — разве не так ведут себя умные, понимающие свои возможности женщины? Зверёк, я бы тебя сам убил, взбреди тебе в голову полезть в драку — но ты никогда не совершала чего-то необдуманного… до этого момента. Что тебе вообще в голову ударило? Кажется, она покраснела — потому что, хоть её и ругали, это больше походило… на признание, что ли. Не на любовное, конечно нет — на признание заслуг. Кажется, Хибари-доно вовсе не злился. То есть злился конечно, но не как обычно, а будто… беспокоился, что ли? А ещё её сравнили с хибёрдами — и, кажется, это было лучшим комплиментом в её жизни. И только такое странное смущение заставило Тсуну ответить на вопрос чистой правдой. — Вас ещё не было в школе, Хибари-сан. Как Ваш зам, я должна была удержать территорию до Вашего прихода. Савада тут же мысленно дала себе пинка за то, что так глупо оговорилась — а потом помолилась всем известным Богам, радуясь, что не брякнула «Кёя». Хотя, кажется, эта оговорка никого не волновала — Тсуна твёрдо сказала себе, что измученный стон от прямого начальства ей просто послышался. — Телефон! Когда вас штурмуют, тупые травоядные, надо использовать телефон! Зверёк, у тебя же есть мой номер — серьёзно, в экстремальных ситуациях я не кусаюсь! Картина, как Хибари-доно кусает кого-то через динамик телефона, на одной силе звука, так ярко вспыхнула перед глазами Тсуны, что она захихикала. Резко накатила слабость, мир резко посерел и покачнулся, и последним, что девушка ещё могла осознать — она заваливалась на бок, так что затылок был вне опасности. Очнулась Тсуна всё в той же палате, но уже в мягкой охряной пижаме, с капельницей на руке. Правда, препарат там был явно другой, но боль ощутимо притупилась, так что это наверняка тоже было что-то крайне эффективное. Удивительно, но тут же обнаружился и Хибари-доно — он всё ещё был в её палате, высматривая что-то из окна. — Зверёк, ты, как обычно, поразительно вовремя. Лечение оплачено, одежда тоже. Лечить тебя будет мой семейный врач — можешь спрашивать, что захочешь. Телефон на тумбочке — мы решили, что будет лучше, если родственников предупредишь ты. В общем, ни о чём не думай и не считай себя обязанной — будем считать, что это производственная травма. Кстати, тебя уже обследовали — было решено, что ситуация слишком серьёзная, чтобы ждать твоего согласия. Поскольку голова почти не кружилась, Тсуна смогла приподняться на локтях и кивнуть. Это словно было продолжением того розового сна, в котором она подвязывала волосы красной повязкой и готовила завтрак поразительно человечному Кёе. В палате повисло напряжённое молчание, и несколько секунд подростки просто сверлили друг друга глазами. Наконец, Кёя отвернулся от окна и подошёл к ней, неся что-то на руках. Тсуна с трудом удержалась, чтобы не взвизгнуть от восторга — у Главы в ладонях сидел, скрестив лапки и умилительно крутя головой, самый настоящий ёж! — Это Ролл. Ещё один зверёк из моего зверинца, и мы отлично ладим — правда, он у меня совсем недавно, но это совершенно ничего не значит. Решил оставить его у тебя — не то чтобы я не верил в твоё благоразумие, но на всякий случай. Спит он на подушке, корм уже в холодильнике. Тихий, пугливый, хорошо обучаем — то, что надо, чтобы не умереть от скуки. На этом всё — с тобой уже жаждет пообщаться Рюджи-сан. Ролл, ты помнишь — ведём себя хорошо, в критической ситуации защищаем до последней капли крови. Ёж пикнул, будто всё понял, удобно устроившись на её одеяле, и довольный Хибари-доно вышел из палаты — очень в своём стиле, через окно. Дверная ручка напротив тут же пришла в движение — кажется, и в самом деле пришёл этот неведомый Рюджи-сан. Тсуна хихикнула — она совершенно не представляла себе, где находится, сколько тут пробудет и что придётся врать. Ребра ныли, Ролл хрюкал и пищал, переместившись поближе и тыкаясь мордочкой прямо в нос, в палату входил тот самый низкий жилистый мужчина, а телефон даже сейчас разрывался от беззвучного режима и звонков. По совершенно неведомой причине Тсуна не могла прекратить хихикать. _____ *Примерный перевод - воспользуется своим положением. Если кто-то может в итальянский и способен поправить фразу - пожалуйста, свяжитесь со мной.