Героиня второго плана

Мир всё ещё был ужасен — он бежал вперёд, упорно не давая Тсуне понять, что к чему. Всё было вылизанно-хорошо, насколько это возможно для человека, опять загремевшего в больницу. Шамал продержал её в медкабинете ещё неделю, объясняя это тем, что было необходимо вывести следы редких препаратов из её крови, и Тсуна не знала, лжёт он или говорит правду. Лежание на койке в средней Намимори бесило, вызывая острейшее чувство дежавю, так что Савада с радостью перебралась в более привычную больничную палату, под крылышко Рюджи-сана. Как и всегда, он был настоящим мастером своего дела, но лечение всё равно обещало растянуться на несколько месяцев. Тсуну это не пугало, и она полностью доверила своё физическое здоровье профи. Ах, если бы душу можно было вылечить также просто, как тело! Что-то произошло, когда она упала. Что-то серьёзное, что-то, о чём она забыла. Как будто кто-то вырезал кусок её жизни, нагло выдрал пару глав, и стройная, красивая история рассыпалась на тысячи осколков. Она пыталась вспомнить — пыталась снова, снова и снова, но ничего не выходило. Тихая жизнь, лестница, тьма. Так не должно быть — в этой изломанной головоломке не хватало самой главной детали. Как и следовало ожидать, её лечили от обширного поражения электричеством — и ещё до того, как Рюджи-сан озвучил официальный диагноз, она уже откуда-то это знала. По официальной версии она просто неудачно упала, так, что её ноги оказались зажаты между двумя железками под высоким напряжением. Её левая рука неудачно защемилась ещё одним куском металла, и она стала проводником тока на несколько секунд — энергия прошла сквозь её ноги и вышла через ладонь. Звучало дико, слишком дико, чтобы быть правдой или дать ей шанс на выживание — но Шамал объяснил, что её защитило Небо. А вот Рюджи-сан посоветовал вознести молитву в ближайшем храме Будды, потому что заряд, прошедший сквозь её тело, был слишком силён, и Савада должна была распрощаться с жизнью. И это при условии, что к обычному врачу она попала после экспериментальных препаратов школьного доктора и исцеляющего воздействия чужого Пламени — какой же силы был удар, под который она попала на самом деле? Точно не такой, который можно поймать на стройке через два штырька. Особенно если она точно знает, что это были не штырьки. Тсуна никогда в жизни не видела живую лису, она не представляла себе, как выглядит её укус, но достаточно хорошо учила биологию, чтобы знать, что от таких нападений ожогов не бывает. Однако, она также знала и то, что симметричные следы на её ногах были лисьими укусами. Знала и всё — и потом, когда удалось достать дневник натуралиста с иллюстрациями, убедилась в своей правоте. Её укусила лиса — две лисы, и слепки с внешней стороны её бёдер можно было выставлять в музей, как идеальный образец. И эти лисы умудрились укусить её совершенно симметрично, а ещё ударить током, потому что именно через эти раны в её тело попала смертельная доза электричества. В другое время Тсуна решила бы, что она сошла с ума — но ей однажды привиделось кенгуру, которое существовало на самом деле. Но даже если так, даже если никаких лис не было, и это всё удивительно совпадение — других доказательств было достаточно, чтобы убедиться в том, что все её воспоминания о падении были ложью. Можно было начать с того, что стройки, на которой она упала, просто не существовало. Хибари-сан просто отмалчивался и уходил, Рёхей мямлил и придумывал отговорки, противоречащие друг другу, но факт оставался фактом — подходящего места в Намимори просто не было. Ей не дали внятного ответа на вопрос, что она делала на стройке, не назвали района, в котором это произошло, и отказались показать место потом, когда она выздоровеет и встанет на ноги. «К этому времени ничего уже не будет» — слабое оправдание, но действующее, если требуется оправдать враньё. Почему это произошло? Кто стёр её воспоминания? В некоторых книгах по психологии и психиатрии, которые ей удалось достать, говорилось, что это возможно — спонтанно забыть. Защитная реакция мозга на стрессовую ситуацию, которая настолько шокирует, что можно сойти с ума. Однако, это не было похоже на то, что произошло с ней — потому что она помнила. Помнила не то, что должна была, помнила не так, как надо, но помнила. Иногда такое тоже происходит, и шокирующее воспоминание заменяется похожим, но не травмирующим, но воспоминания, порождённые для защиты психики, были неотличимы от настоящих. То же, что она помнила о своём падении, кричало о своей инородности. Она тратила всё своё время, не занятое учёбой и посетителями, на вспоминание — она помнила занятия с Фонгом, помнила его уроки медитации. Он научил её нескольким мантрам, чтобы контролировать Пламя, и она смогла вспомнить каждое такое занятие. Фонг в принципе посвящал кучу времени тому, чтобы объяснить, что такое Пламя — она помнила его лекции о контроле, о том, что Пламя никогда не должно брать контроль над разумом, об опасностях использования Пламени без проводников, так, как это делала она. Помнила, как с благоговением изучала атрибуты Кё-сана, пытаясь понять, как это работает, и как Фонг сетовал на то, что артефакты Неба слишком редки, а тех, которые подойдут её Гармонии, ещё меньше. Он говорил о том, что, «когда всё закончится», надо отвести её к кузнецу, чтобы он создал особый атрибут, только для неё, и что единственный артефакт, который ничего не испортит и гарантировано подойдёт, слишком ценен, чтобы его одолжили без полноценной войны. Она помнила это также, как помнила планёрку Студсовета или поход по магазинам с Ханой-тян, а стройку и падение помнила не так. Это было не её воспоминанием — ни один пейзаж, который она могла вытащить из своей головы, не выглядел так, ни одно падение не ощущалось так, никакая боль не была такой. Тсуна даже вспомнила свою попытку остановить Сузуки Адельхейд, и те ощущения от разрывающихся внутренних органов не были похожи на ощущения от падения на штыри. Вывод напрашивался всего один. Это не было её воспоминанием — кто-то вложил ей это в голову. Кто-то, кто вспоминал своё прошлое именно так. Ещё одна деталь, из которой она пыталась воссоздать общую картину — к ней несколько раз приходила Докуро Хром. Нерешительно мялась на пороге, вручала клубнику или персики и ненавязчиво интересовалась, как у неё дела. Посетительница сказала, что слышала о её падении, и захотела навестить — довольно невинно и очень мило, особенно при условии общей ситуации между Намимори и Кокуё. Савада даже восхитилась её мужеством и попросила не подвергать себя опасности, и девушки неплохо поболтали, договорившись посидеть в кафе вместе ещё раз. Только вот Тсуна уже давно не общалась с Докуро, так что Хром не могла ничего знать. Услышала от Хибари-сана? Да, Докуро упоминала, что знала Главу, но они не были в настолько тёплых отношениях, чтобы болтать по телефону. Они состоят в отношениях и проводят много времени вместе? Тогда с какой стати вспоминать третью лишнюю — её? К тому же, она всегда отслеживала месторасположение Кё-сана, и ни разу, ни разу не чувствовала романтичного настроя или взаимодействия тел — за исключением драки, конечно. Она слышала, что с Тсуной что-то случилось? Но слухов об этом не было — парни из Комитета заткнули рты всем, кто пытался болтать. Услышала от парней? Они не стали бы разговаривать с ученицей Кокуё. Рёхей? Нет, он не стал бы болтать. Её подружки, Хана или Кёко-тян? Они просто незнакомы. Ответ один — Хром Докуро была там. Она видела правду, она знала, что произошло на самом деле. А ещё — знала, что Тсуна не должна этого знать. Через три недели после того, как она пришла в себя, из их жизни исчез Фонг. Сначала Тсуна не связала эти события, но потом вдруг поняла, что это тоже оно. Дело в том, что Аркобалено регулярно ходил её навещать, и это было бы нормальным, если бы в палате на постоянной основе не обитал Кё-сан. Совсем как она тогда, после его «тренировки-командировки» — Глава постоянно торчал где-то неподалёку, пугая её внезапными появлениями, таскал сладости и присутствовал при каждом визите Фонга, появляясь сразу, будто установил сигнализацию на её дверь. Но даже это было бы нормальным, если бы Савада не провела рядом с ним достаточно времени, чтобы чувствовать без интуиции. Хибари-сан больше не доверял странному ребёнку по имени Фонг. Он напрягался, когда Фонг подходил слишком близко, он огрызался, хотя пытался казаться дружелюбным, он по-особому сжимал кулаки, будто собирался что-то сказать. Совершенно очевидно, что оба знали правду — и совершенно очевидно, что Кё-сан не одобрил того, что сделал Фонг. Также Хибари-сану не нравилось, когда она касалась этой темы, он каменел и уходил, а Фонг наоборот, пытался говорить об этом как можно больше. Что это значит? Неясно. Что это даёт? Что кража её памяти была коллективным решением. Но самым значимым открытием в своём расследовании Савада Тсунаеши считала украденные дни. Ей говорили, что она была без сознания две недели. Жила обычной жизнью, оказалась на стройке, очнулась здесь. Всё просто, да? На самом деле нет. Дней было не четырнадцать, а двенадцать — на два меньше, чем должно быть. В эти два дня она пропустила школу, и это Кё-сан отпросил её, на семь дней. И каждый из этих двух дней она провела в сознании — составила расписание, уведомила об этом Кусакабе и разговаривала с Такеши, Кёко-чан и Ханой-тян. Отметки об этом были у неё в телефоне — один звонок Такеши, два Саю и Рею, три Кёко, пять Хане-тян. Итак, вопрос — куда делись эти два дня? Что самое интересное — судя по всему, тогда она что-то знала. Это удалось выудить из разговора с Кёко-чан — что она отшучивалась именно так, как делала, когда что-то скрывала. Как минимум, она знала, что Кё-сан её отпросил, и знала, что ей нельзя выходить из дома — возможно, знала что-то ещё. Тогда знала — сейчас нет. Наверное, можно было узнать больше, но она не хотела вызывать подозрений и расспрашивать подробнее. Тсуна не могла рисковать — если тот, кто выкрал её воспоминания, поймёт, что она догадалась, он может сделать что-то подобное ещё раз. Итак, как выглядят факты — Хибари, Рёхей, Фонг, Шамал и Докуро знали, что с ней произошло на самом деле. Они приняли какое-то решение — скорее всего, изменение её памяти — но договорились молчать. Тот, кто выкрал её воспоминания, действовал довольно грубо, и убрал то, что не должен был, но при этом не смог изменить физические доказательства. Это произошло в первые два дня, и за это время Тсуна полностью лишилась Пламени. Что она может сделать с этим? Ничего. Без главного элемента головоломка не складывалась, и неважно, сколько второстепенных деталей она найдёт. На то, чтобы собрать факты и связать их воедино, у неё ушло четыре месяца — четыре месяца кропотливого вскрытия собственного мозга, перебирания каждой детали, осторожных диалогов и шаманских техник вспоминания. Четыре месяца, Боги и демоны! Сколько же времени уйдёт на попытки отыскать что-нибудь ещё? Всё это время она провела в больнице — потому что такой удар током не мог пройти бесследно. Как объяснил Шамал, будь у неё Пламя, происшествие вовсе не имело бы последствий. Энергия сама исцелила бы тело, убрала самые опасные последствия, надёжно защитила каждый сосуд. У неё Пламени пока не было, и она переживала электротравму как обычный человек. Мощный разряд током пришёлся на грудь, и, значит, на сердце, и Тсуна долгое время мучилась от болей, перепадов давления и внезапного краткосрочного паралича. Краткосрочного только за счёт Рюджи-сана — он приставил к ней санитаров и купировал приступы прежде, чем она успевала испугаться. Врач, кажется, считал её заболевание вызовом его профессионализму, и взялся за дело всерьёз. Ей, разумеется, это было только на руку, и серьёзных проблем с нервной системой, дыхательными путями и сердцем удалось избежать. Тсуна даже некоторое время думала, что идёт на поправку, и недоумевала, почему Рюджи-сан держал её больнице, пока в один прекрасный день у неё не начала отслаиваться роговица. Это снова приковало её к койке, и врачи начали новую битву, чтобы сохранить её глаза. Им это даже удалось — зрение упало, конечно, но Савада всё ещё могла ходить по улице без очков, что было прекрасным достижением. Кажется, она легко отделалась — Хана-тян пугала её историями, как пострадавшие от тока выписывались, будто полностью оправившись, а через пару дней просто падали замертво. Это, между прочим, тоже не было концом — Рюджи-сан держал её при себе ещё несколько недель, опасаясь за слух. В этот раз её палата просто ломилась от посетителей. Помимо задействованных в краже её памяти, рядом с ней регулярно крутился Рёхей — хотя он, кажется, следил за действиями Рюджи-сана и даже пару раз обмолвился, что хочет стать врачом. К ней, как на работу, ходили Хана-тян и Кёко-чан, парни из Комитета просто жили на местных диванчиках, периодически разбавляясь хулиганами Кицуками, в компании которых заглядывал Ито-сан. Иногда асоциальные элементы ругались и дрались с итальянцем-Гокудерой, который как бы случайно заносил ей сок. Раз в две недели полным составом приходил клуб Чайной Церемонии, иногда её посещали коллеги по работе и даже учителя. Один раз Докуро взяла с собой давно забытого Ламбо — ребёнок принёс ей упаковку виноградных конфет, которые сам же благополучно и съел. Надо ли говорить, как она была шокирована, когда к ней заходили такие люди, как Сузуки Адельхейд или Найто Лонгчемп? Разумеется, в числе посетителей был и Такеши. Он приходил, осторожно доставал невообразимую вкуснятину из семейного ресторана и тихо сидел в уголке, периодически поглядывая на неё затравленными глазами. Им не о чем было разговаривать, их «мы» трещало и разошлось по швам. Пока что они официально были парой, но, кажется, ничего уже нельзя было починить. Разрыв был вопросом времени, но они оба тянули с этим, как могли, прикрываясь иллюзией, что всё нормально. Когда ей отменили тяжёлые препараты с побочным эффектом в виде сонливости, к Тсуне пришли кошмары. Ей снились щупальца, обвивающие тело, часы с клетчатым ремнём и плывущие по воздуху бильярдные шары, готовые в любой момент разразиться молниями. Иногда ей снилось, что она бежит — отчаянно рвётся вперёд, спеша кого-то предупредить, но попадает в ловушку. Сны отступали только рядом с Кё-саном, когда он оставался в больнице ночевать. Возможно, он прикрывал её своим Пламенем? У неё не было Неба, чтобы это узнать. Физически, она шла на поправку быстро и легко. Психически она всё ещё не могла собрать себя заново. Без Пламени она чувствовала себя ослепшей и оглохшей, и тот факт, что она не помнила, как именно его лишилась, мешал ей терпеливо ждать его возвращения. Но с отсутствием Пламени можно было жить — она уже жила, и довольно долго — если бы внутри тлел стержень под названием «желание жить». После кражи её воспоминаний что-то надломилось в ней. Разрушилось, как башня из спичек, из которой неудачно вытащили деталь. Казалось бы — два дня, но без них почему-то ничего не складывалось. Когда она ещё боролась, пыталась вспомнить, всё было нормально, но тупик и полное отсутствие результатов что-то сломали в ней. Тсуна пыталась, так сильно пыталась собраться, сделать вид, что всё по-прежнему — не получалось. Расстройство? Депрессия? Возможно. В любом случае, Тсуна не справилась. Жизнь медленно текла своим чередом, не давая поймать себя, проскальзывая сквозь ватные пальцы — её выписали за две недели до каникул, и она блестяще сдала экзамены. В этот раз лето она провела одна — у Кё-сана, закончившего выпускной класс, образовалась куча дел, и он носился по всему свету, привозя ей сувениры из разных стран. Она бы и рада присоединиться, но Рюджи-сан запретил уходить далеко от больницы — он всё ещё опасался дополнительных последствий, так что Савада регулярно проходила обследования. Он же порекомендовал ей зайти к психиатру — в принципе, стало получше, но щадящие антидепрессанты действовали невыносимо медленно, а более тяжёлые вещи не сочетались с другими лекарствами. Чтобы как-то отвлечься и наверстать упущенное, она вышла на полный рабочий день, и теперь часами сидела на месте и заваривала чай, быстро набирая популярность у туристов своим хладнокровием и безразличным взглядом. Хотя коллеги, разумеется, сразу поняли, что она не в порядке — из её действий куда-то пропала душа. Это не могло продолжаться вечно. Загадка, оставшаяся неразрешённой, брошенная головоломка, потерявшая смысл, ватный, душный мир, лишённый воздуха — Саваде требовался толчок. Что угодно — любое внешнее воздействие, слово, взгляд. Что-нибудь, не застрявшее в её голове, что-нибудь, способное вытащить её назад, что-нибудь, позволяющее сохранять рассудок не только рядом с Кё-саном. Надо было что-то изменить, как-то пережить этот кошмар, и двигаться дальше. Наверное, Боги услышали — потому что как-то раз, тёплым летним вечером, к Тсуне постучался Ямамото Такеши.