Героиня второго плана

Сигарета дрожала в чужих пальцах, и тлеющий кончик мерно блестел в боках многочисленных колец. Они сидели на балконе — рухнули прямо там, наплевав на грязь или зевак. Гокудера прислонился спиной к ажурному ограждению, Тсуна осторожно опустилась на колени напротив, готовясь слушать и осмыслять сказанное. Ураган ничего не говорил, только молча курил, пустым взглядом уставившись  наверх в пространство. Периодически он тихо хмыкал или начинал громко дышать, но потом стискивал зубы и замолкал, доставая очередную сигарету из пачки.   Тсуна тихо сидела рядом — отписала Кёе, где она, и попросила не волноваться, а ещё написала Такеши и попросила подготовить машину, чтобы вывезти Гокудеру отдельно от остальных. А потом просто сидела рядом с другом, который только что потерял всю свою семью, и переживала его горе вместе с ним. Гокудера начал говорить, когда у него закончились сигареты. Ураган захватил с собой почти полную пачку — и после того, как последняя никотиновая палочка потухла  в его пальцах, итальянец тихо выдохнул и откинул голову наверх. — Я бастард Джузеппе Манчини. Ублюдок, заделанный хорошенькой пианистке за спиной законной жены, на четверть японец и ярмо на шее, повешенное непонятно за какие заслуги. Я верил в это всю жизнь, пока Реборн не вернул меня в Палермо, где всё было не так, как я себе нафантазировал. Знаешь, я сбежал из дома в восемь лет, когда узнал правду, и собирался вернуться прямо сейчас, после того, как мы прилетим с твоей свадьбы. Хотел посмотреть в глаза отцу, который позволил мне уйти, присматривал, но не мешал, и делал всё, чтобы помочь, когда я взял на себя обязанности Урагана Десятого Поколения. Поговорить с его женой, которой подсунули чужого ребёнка и которую я когда-то называл своей матерью. Возможно, пообщаться с Бьянкой, узнать, как дела у Семьи… Это и правда была моя семья. Даже несмотря на то, что я столько лет жил под маминой фамилией и ласковым прозвищем, которое стало именем, я никогда не считал, что Гокудера Хаято не является частью Манчини. И я… наверное, я понимаю, почему мой отец сделал то, что сделал. И что он очень любил мою мать, если позволил ей видеться со мной.  Думаю, он ждал, пока я повзрослею, чтобы обсудить всё это. И вот… дождался. Гокудера тихо выдохнул и провёл пальцами по пустой пачке. Сделал хватательное движение, понял, что сигареты закончились, отшвырнул цветной картон и обнял себя руками. — Почему это должны быть именно они? Почему из всех чёртовых семей Альянса это были именно они? Тсуна наклонилась вперёд и осторожно положила руку на чужое колено. На ум шли только логические выкладки — про то, что Манчини использовали конфликт с наркокартелем,  чтобы расширить своё влияние, и отняли у Росси большой кусок земли. При таком раскладе неудивительно, что получившие свободу китайцы обратили свой взор именно на них. Манчини сделали свою ставку, и Манчини почти выиграли — выиграли бы, если бы всё осталось так, как решил Ноно. Такова Мафия — каждый твой день может стать последним, и в мире есть куча людей, которые ненавидят тебя и хотят отомстить. Но Гокудера и сам всё это знал, и едва ли ему стало бы легче от её пространных рассуждений. — Знаешь… Вы похожи. А я всё не могла понять, кого же он мне напоминал. Странно, да? Если бы ты не сказал, я бы ни за что не догадалась. Итальянец фыркнул. Он суетился и совершал много движений — раскачивался туда-сюда, лез в карман за сигаретами, перебирал свои браслеты и всё время откидывал голову и щёлкал пальцами, как Джузеппе Манчини на их самой первой встрече. Они и в самом деле были похожи — не лицом, но жестами и выражением лица. — Ничего удивительного. Внешностью я в маму, ни на кого из наших не похож. Никто, кроме Реборна и Ноно, даже не знал. Ну, и отец с Бьянкой, конечно — но он никогда не пытался предъявить на меня права. Не то, чтобы я скрывался или стыдился своего имени. Просто… когда мы встретились, я уже несколько лет жил как Хаято Гокудера, а потом, когда мы стали Десятым Поколением, прояснять этот вопрос было как-то глупо, верно? Тем более, прежде чем работать под настоящим именем, надо было поговорить с отцом. Решить, что это будет значить для Семьи. Вот я и… поговорил.  — Гокудера… — Орфео, Тсуна. Лучше зови меня Орфео. Так мне кажется, что я успел сделать всё правильно. Тсуна переместилась, осторожно села рядом, положила голову на чужое плечо. — Мне жаль. Мне так жаль… Гокудера Хаято, урождённый Манчини Орфео, опёрся на неё и несколько раз глубоко вздохнул. — Да. Я верю. Они сидели на маленьком балконе в самом центре Палермо. За стеной орали уважаемые доны, Тимотео хранил молчание, Девятое Поколение и ЦЕДЕФ пытались их усмирить, а где-то в восточной части города чистильщики отмывали мостовую от останков целой семьи. Женщины, дети, лояльные жители — Росси не щадили никого, с животной радостью доказывая своё превосходство. В другой части особняка, в окружении Хранителей,  страдал Савада Мигель, Вария пыталась организовать своих младших офицеров, и парни из Хибари-гуми, которых отправили в один из варийских особняков, наверняка примут в этом участие и под предводительством Кумо очистят пару кварталов, возможно, потеряв нескольких бойцов. Тсуне хотелось верить, что её друзья останутся живы — в войне, которая началась, каждый союзник на счету. Но всё это было где-то там — здесь они сидели плечом к плечу и хранили молчание. — Знаешь, мне кажется, я не могу его простить. Ищу оправдания, хочу верить, что он не специально уничтожил мою Семью, и ничего не получается. Класс, да? Отличная из меня Правая Рука вышла… — Ты…выдвинешь обвинение против него? Призовёшь к ответу за уничтожение твоей Семьи? Итальянец мотнул головой и закусил губу. — Не знаю. Я сейчас ничего не знаю. Надо было что-то сказать, воспользоваться моментом, перетянуть его на свою сторону… Она просто не смогла. Потому что перед ней сидел не инструмент для выполнения чужих желаний, а её друг, только что потерявший всю свою семью. — Мне так жаль. Я знаю, что мои слова мало что изменят, но… Гокудера замотал головой, и ткнулся головой куда-то подмышку, начиная тяжело дышать и глотая слёзы. Хибари-сан осторожно погладила его по плечам — если кто-то будет недоволен её бездействием, то пусть катится к демонам. Телефон завибрировал, передавая сообщение, и Тсуна осторожно потрясла Урагана за плечо. — Пойдём. Такеши раздобыл машину, отвезу тебя к себе. — Не стоит. Я поеду домой. Один. — Гокудера… — Орфео, Тсуна. И мне нужно выяснить, жива ли Бьянка. И… спасибо, что заботишься обо мне. — Не за что. И, пожалуйста, поживи пока  у кого-нибудь. У Такеши или Сасагавы, да хоть у Хром, если не хочешь остаться у меня. Я волнуюсь. Итальянец кивнул, а потом раскрыл руки, предлагая обняться. Тсуна стиснула его в ответ, ощущая, как друг мелко подрагивает. Ступор и апатия уже прошли,  теперь он хочет что-то делать, и Хибари-сан боялась, что друг что-нибудь натворит. К счастью, на помощь ей пришёл Такеши — он ждал их около транспорта, увидел, в каком состоянии Орфео, и сразу же заявил,  что отправится с ним, и это не обсуждается. Новости о том, что в Десятом Поколении был сын Босса уничтоженных Манчини, не ушла дальше некоторых Хранителей и Варии. Ребятам было не до того — их, прямо с самолёта, выкинули на улицы и заставили сражаться. Так началась война за Палермо.