Bonne annee

Не став включать верхний свет, учитель осторожно положил свою ношу на кровать, ложась рядом, и, потянувшись, включил бра. В мягком свете юноша выглядел еще прекраснее. И правда, нет предела совершенству. Мэтью доверчиво посмотрел на любимого, неуверенно улыбаясь, и, потянувшись, обнял француза за шею, искренне восхищаясь его красотой, которую только подчеркивал мягкий, совсем не мешающий свет. На время все мысли и осознание происходящего отступили на второй план, мир вокруг юноши сузился только до мягкой, широкой кровати, приглушенного, золотистого света и прекрасного, полуобнаженного тела месье Бонфуа, который сейчас казался Мэтью настолько прекрасным... Как древнегреческий бог... Юноша осторожно, словно боясь, что все это только сон, погладил мужчину по спине, с каким-то предвкушением изучая пальчиками каждый сантиметр теплой, нежной на ощупь кожи. Француз элегантно прогнулся под прикосновениями любимого, эротично закусив губу и прикрыв глаза. Зрелище это было более чем интересное и возбуждающее. Прерывисто вздохнув, Бонфуа снова посмотрел на канадца, облизываясь, и нагнулся, накрывая губы того своими. Целовать припухшие, мягкие губы Мэтью было так приятно, что и француз забыл обо всем на свете. Юноша затрепетал от чувственного прикосновения губ и принялся с удовольствием отвечать на нежный и в то же время страстный поцелуй, чувствуя себя уже куда более раскованно, даже слегка заигрывая с языком, ненавязчиво изучающим его ротик. Мэтью уже не пугался ни взгляда месье Бонфуа, полного непонятного неопытному и стеснительному канадцу желания, ни его немного хищных ухмылок, ни приятных, невольно выдавливающих из груди тихие стоны, прикосновений умелых пальцев. Наоборот, юноша, наверное, даже был в восторге от того, что может, пусть и невольно, заставить мужчину испытывать такие чувства... Месье Бонфуа нуждался в нем... Конечно, это Мэтью знал и раньше, но всегда приятно лишний раз получить подтверждение своим мыслям, а сейчас сам вид француза, его полный алчности взгляд говорили об этом куда лучше абсолютно ненужных двум влюбленным слов. Рука Бонфуа легла на ширинку канадца, и француз осторожно расстегнул джинсы юноши, намеренно задержав ладонь на уже не маленьком бугорке, выпирающем из трусов Мэтью, но руку все-таки убрал, не желая ставить сегодня рекорд а-ля "самая короткая прелюдия". Франциск погладил любимого по стройному бедру, ощущая приятное человеческое тепло даже через довольно грубую ткань джинсов. Мэтью зажмурился, тяжело дыша и снова отчаянно краснея от действий француза, но даже не думая предпринимать попытки как-то остановить месье Бонфуа, позволяя тому делать то, что он хочет. В поисках поддержки юноша прильнул к груди любимого, утыкаясь в его шею, слегка щекоча чувствительную кожу теплым, прерывистым дыханием. Случайно опустив взгляд на ширинку мужчины, Мэтью чуть слышно сглотнул. Не от страха, отнюдь, скорее от внезапно вернувшегося осознания происходящего, впрочем, мысли об этом больше не пугали юношу. - Вы хотите меня?.. Вопрос прозвучал совсем тихо, почти неслышно, ведь Уильямс ужасно стеснялся произносить это вслух. Ответ на вопрос и так был известен юноше, но какая-то часть его души просто жаждала, чтобы месье Бонфуа произнес эти слова... - Да, хочу~ Или ты сомневаешься?~ - промурлыкал француз прямо на ушко Мэтью, после чего прихватил губами мочку любимого. Приятно пахнущие волосы канадца щекотали лицо Бонфуа, и тот отпустил ухо канадца, лизнув горячим языком напоследок. Обняв любимого покрепче, учитель перекатился так, чтобы Уильямс оказался лежащим на своем преподавателе и почувствовал, насколько его хотят. Мэтью снова зажмурился, ужасно смущаясь и растерянно закусив губу, помотал головой, несильно вцепившись в плечи мужчины, пытаясь успокоиться и замедлить резко участившееся сердцебиение. Юноша поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, но, уловив томный вздох месье Бонфуа, тут же замер, растерянно распахнув глаза, неосознанно напрягаясь, наконец-то осознав, насколько велико желание француза. - Мне будет больно?.. В голосе юноши не прозвучало ни капли страха, только некоторая нервозность и чуть заметное напряжение. Нет, Мэтью действительно не боялся, полностью доверяя любимому, просто ему было немного не по себе. - Нет, конечно нет, - мягко, но вполне серьезно ответил Франциск, поглаживая канадца по спине, выписывая пальцами какие-то немыслимые завитушки и узоры. - Ты можешь почувствовать неудобство, но не более, милый~ Мне интересно, почему ты так подумал~ Читал творчество юных дев в интернете?~ Француз сдерживал себя без особого труда, хотя Мэтью сейчас был таким желанным, прямо валить и... Впрочем, неважно. Мэтью приоткрыл глаза и растерянно хлопнул ресницами, искренне недоумевая и не понимая, что имел в виду француз, но, осознав, снова покраснел и укоризненно уставился на любимого, чувствуя себя несколько неуютно. Юноше не слишком понравились слова месье Бонфуа, но он все равно промолчал, только неопределенно пожал плечами, чуть расстроившись и решив на будущее помалкивать, чтобы не оказаться снова в подобном, по мнению канадца - весьма глупом положении. Стушевавшись, юноша уперся руками в грудь француза, снова неосознанно напрягаясь от его прикосновений, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Франциск не мог не заметить перемену настроения у любимого, поэтому взял лицо канадца в свои ладони. - Что-то не так, зайка? - с искренней, но не слишком сильной обеспокоенностью поинтересовался Бонфуа и поочередно поцеловал Мэтью в обе щеки. Французу совсем не хотелось расстраивать очаровашку, особенно в такой момент. Юноша молча мотнул головой, закрывая глаза и пытаясь снова расслабиться, но не слишком успешно. Было исчезнувший страх вернулся снова, и теперь Мэтью действительно ужасно нервничал и переживал, что выглядит глупо в глазах своего учителя. Сознательно Уильямс, конечно, прекрасно понимал, что французу никогда не придет в голову мысль смеяться над учеником, но Мэтью все равно продолжал чувствовать себя неуютно. Юноше казалось, что он ведет себя совсем не так, как нужно, но спрашивать что-либо у месье Бонфуа канадец, наверное, даже боялся, продолжая помалкивать, плотно сжав губы. "Нет, так не пойдет", - подумал учитель и переложил канадца на кровать и сел на кровати, прислонившись к изголовью. Притянув Мэтью поближе, француз обнял его, внимательно заглядывая в его невообразимо красивые глаза. - Скажи, что случилось, Мэтью. Я не буду тебя обижать. Франциск ласково погладил Уильямса по волосам, пытаясь его успокоить и как-то расслабить. - В-все нормально... - юноша закрыл лицо руками, почти неслышно сбивчиво шепча, - делайте, ч-что хотите... Все правда хорошо... Не обращайте на м-меня внимания... Мэтью снова едва не плакал от смущения от того, что ему приходится произносить это вслух, но сейчас он просто не видел другого выхода. Канадца действительно напрягала и пугала необходимость объясняться, поэтому юноша искренне считал, что будет намного лучше, если француз просто будет делать, что хочет, ведь Мэтью безоговорочно доверял любимому, даже не предполагая, что тот может сделать что-то не так, а своих реакций юноша наоборот стыдился, чувствуя себя последним трусом. Франциск покачал головой. - Мэтью, если я не буду обращать на тебя, такого милого и любимого, внимание, я буду чувствовать себя насильником, а ты получишь куда меньше удовольствия, чем мог бы. Умоляю, расскажи мне, чего ты боишься, я помогу тебе. Бонфуа коснулся губами губ канадца, легко поцеловав. - Я в-веду себя неправильно, д-да?.. - Мэтью отнял руки от лица и виновато, почти испуганно, посмотрел на француза, сбивчиво зашептав, пытаясь объяснить свои страхи, - я ничего не умею... Совсем... Я боюсь... - юноша слегка запнулся, не зная, как сформулировать, но через силу продолжил, честно рассказав о своих страхах, - я боюсь, что вы будете мной недовольны... Простите... - Мэтью, дорогой, послушай меня, пожалуйста. Ты не ведешь себя неправильно. Мне очень нравится то, как ты касаешься меня, так невинно, прелестно... Это очень приятно, правда. А в том, что ты пока ничего не умеешь, нет совершенно ничего страшного. Я научу тебя всему, если хочешь. Француз тепло улыбнулся, страхи канадца не казались ему чем-то несерьезным, только немного умиляли. - Правда?.. - юноша растерянно заглянул в голубые глаза француза, пытаясь понять, насколько тот серьезен, и, увидев, что в глазах любимого нет ни тени насмешки, Мэтью наконец-то вздохнул с облегчением, в свою очередь тоже обнимая мужчину за плечи и прижимаясь к его груди, снова успокаиваясь. Уильямс совсем не обратил внимания на обещание француза, похоже, до ушей юноши донеслось только то, что месье Бонфуа на него не сердится, отчего Мэтью робко, почти незаметно улыбнулся, обмякнув в объятиях любимого - Правда, - подтвердил Франциск, хотя и не совсем понял, к какой части его речи относилось сказанное канадцем. За время разговора возбуждение француза немного спало, но никуда не исчезло, и Бонфуа ни на секунду не забывал, зачем они тут собрались. - Ну, теперь все в порядке, зайка? Мы можем продолжить? - Д-да... - юноша едва заметно кивнул и, не давая себе времени на абсолютно ненужные размышления, потянулся к губам француза, тут же успокаиваясь, стоило только любимому перехватить контроль над поцелуем, ненавязчиво исследуя ротик смущенного канадца, впрочем, Мэтью уже перестал нервничать, с удовольствием отвечая, еще сильнее прижимаясь к учителю, чувствуя душевное тепло и почти волшебное чувство комфорта, несмотря на, а может даже благодаря подобной близости... Франциск пересадил Уильямса к себе на колени и лег на постель, так и не прервав поцелуй, нежный, но в то же время страстный, незабываемый. Пальцами одной руки француз зарылся в мягкие локоны Мэтью, а другой гладил того по спине, надеясь, что любимый не замерзнет. То, что ученик наконец расслабился, было, несомненно, к лучшему, и это радовало Бонфуа, который уже устал от воздержания. Мэтью блаженно прикрыл глаза и тут же распахнул их, с обожанием оглядывая полуобнаженного мужчину, улыбаясь, смущенно и открыто. На щеках юноши играл почти лихорадочный румянец, а в глазах безудержно плясали блики света. Облизнув резко пересохшие губы, Уильямс переместился на бедра француза, невольно вспомнив, каковы на слух его мелодичные стоны. Между ног юноши уперлось что-то твердое, и Мэтью приглушенно ойкнул, тут же снова расслабляясь, и с осторожным любопытством двинул бедрами, желая повторить предыдущий невольный опыт. Франциск, как и ожидалось, все так же мелодично застонал и блаженно, почти полностью прикрыл глаза, но на любимого, который, казалось, стал сейчас еще красивее, смотреть не перестал, словно боясь пропустить что-то важное: мимолетное движение длинных ресниц, чарующую улыбку, уже давно ставший родным румянец. Хотя действия Уильямса и несколько удивляли учителя, тот получал огромное удовольствие и не скрывал своей реакции на происходящее. От стона мужчины Мэтью только еще больше смутился и зажмурился, все равно довольно улыбаясь, восхищаясь тем, что может подарить французу такие ощущения. Юноша уперся ладонями в грудь месье Бонфуа, опустив голову, словно пытаясь скрыть лицо за прядями светлых волос. Канадец чувствовал себя ужасно неловко, но в этих чувствах больше не было напряжения, наоборот, Мэтью был абсолютно счастлив от осознания того, что месье Бонфуа доволен его действиями. Франциск убрал волосы со лба канадца, промурлыкав: - Не прячь от меня свое очаровательное личико, зайка. Дай мне возможность насладиться тобой в полной мере~ Учитель опять перекатился, оказавшись снова сверху, и оглядел Мэтью с головы до ног своим пронизывающим, внимательным взглядом, после чего облизнулся и стал снимать с Мэтью брюки, не упустив возможности облапать его "аппетитные" бедра. Мэтью чуть приподнялся, позволяя преподавателю стянуть джинсы, послушно соскользнувшие вниз, обнажая стройные ноги юноши. Бросив почти незаметный взгляд на свой пах, смущенный ученик тут же согнул ноги в коленях, пытаясь закрыться от пристального, изучающего взгляда месье Бонфуа, краснея еще сильнее, хотя, казалось бы, куда уж больше?.. Сконфуженный юноша даже не заметил умиленной улыбки француза, продолжая смотреть растерянно, словно никак не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Впрочем, Уильямса было можно понять. Мэтью никогда и представить себе не мог, что их простые невинные поцелуи и легкий флирт могут перерасти в нечто большее, хотя юноша уже и не пугался этого, принимая, как должное... В конце концов, француз уже говорил, что у него есть свои потребности, в том числе и в физической близости, а Мэтью совсем не хотел, чтобы его любимый был с кем-то другим... И поэтому юноша был счастлив, что может быть нужным месье Бонфуа еще и в такой малости. - Тебе идут эти беленькие носочки, cher~ Француз аккуратно сложил джинсы Мэтью, положил их на прикроватную тумбочку и сел на постели, тоже раздеваясь до своего бесспорно красивого белья. Брюки и носки Франциска отправились вслед за штанами канадца на все ту же тумбочку. Вернувшись к любимому, месье Бонфуа обнял его и поцеловал в губы, желая, чтобы тот не нервничал и не смущался так сильно, а объятия действовали на очаровашку вполне благотворно. Оторвавшись от сладких губ ученика, преподаватель просунул ладонь между сомкнутых бедер любимого и погладил нежную кожу, наблюдая за реакцией, которая, верно, как всегда будет умильной. Мэтью чуть слышно ойкнул, невольно сжимая ноги еще сильнее и тут же размыкая, смущенно уткнувшись в плечо месье Бонфуа, путаясь в собственных мыслях. Все было так необычно и непривычно, что юноша выглядел несколько пришибленным, но сквозь ступор проглядывало робкое, совсем неуверенное любопытство, своего рода непонятное предвкушение, немного пугающее юношу своей запретностью. Впрочем, Мэтью постарался выбросить из головы все ненужные мысли, сосредоточившись только на своих ощущениях и прекрасном теле почти полностью обнаженного любов... Нет, любимого. Юноша старался даже в мыслях не произносить слова "любовник", считая, что "любимый" звучит куда более чувственно, правдиво и, наверное, даже интимнее... Осторожно и аккуратно отцепив от себя Уильямса, Франциск чуть отполз и вновь принялся создавать чудесные, невидимые узоры из легких поцелуев и ласковых прикосновений на груди и животике юноши. Казалось, Бонфуа не обделил своим вниманием ни единый сантиметр кожи любимого, везде успел дотронуться, погладить, поцеловать... А может, это действительно было так, но этого уже никто все равно не узнает, ведь француз был сосредоточен на том, чтобы доставить удовольствие Мэтью, что уж говорить о самом канадце. Франциск постепенно сползал все ниже, и через некоторое время уже касался губами кожи совсем близко от резинки от трусов юноши. Мэтью, уже уставший краснеть, только расслабленно вздыхал и почти неслышно ойкал от наиболее приятных и неожиданных прикосновений, смущенно зажмуриваясь и отворачиваясь, но, не в силах терпеть долго, снова открывал глаза, внимательно, словно зачарованно, следя за каждым движением месье Бонфуа, с жадностью ловя каждое прикосновение губ, каждый алчный и восхищенный взгляд, продолжая томно вздыхать. Протянув руку, юноша осторожно зарылся пальцами в длинные, светлые волосы любимого, пропуская пряди сквозь пальцы и любуясь игрой бликов, придающих волосам неповторимый оттенок жидкого золота. Лизнув напоследок маленький, милый пупочек, француз отполз совсем далеко, куда-то к изножью, еще раз умилился носочкам канадца и продолжил свое занятие, на этот раз лаская стройные ножки Мэтью, постепенно подбираясь обратно. Лизнув бедро совсем близко от паха, Франциск отстранился и начал проделывать все те же махинации уже с другой ногой любимого. Бонфуа проделывал все с идеальной скоростью: не слишком медленно, чтобы Уильямс не остыл, а только сильнее возбуждался с каждым мгновением, но и не слишком быстро, чтобы растянуть удовольствие и совсем чуть-чуть, незаметно помучить ученика. От прикосновений горячего, влажного языка Мэтью невольно вздрагивал, не в силах сдерживать томные, чуточку измученные вздохи, совсем переставая думать о происходящем, позволяя ощущениям захлестнуть себя с головой, полностью отдаваясь чувствам, неотрывно следя за эротичными движениями месье Бонфуа затуманенными от удовольствия глазами. К концу сего действа Мэтью уже мучительно стискивал простынь тонкими, побелевшими пальцами, мелко дрожа и чуть ерзая, пытаясь принять наиболее удобную позу, чтобы эрекция не причиняла такого дискомфорта. Облизав пересохшие губы, юноша слегка согнул одну ногу в колене, но, мучительно охнув, тут же распрямил снова, уже не в силах терпеть грамотно вызванное французом возбуждение. Франциск не хотел, чтобы его любимый мучился, поэтому осторожно стащил с того белье, высвободив возбужденный орган канадца, явно нуждающийся в ласке. Бонфуа бросил трусы в сторону тумбочки и наклонился над пахом Мэтью, не столько разглядывая, сколько раздумывая. Француз мог без проблем довести любимого до разрядки, в таком состоянии, в котором сейчас пребывал юноша, ему, наверное, даже не обязательно было прикасаться к нему в интимных местах, но преподаватель опасался, что такими темпами Уильямс переутомится и уснет на самом интересном месте. Решившись, Франциск наклонился еще ниже и начал чересчур умело ласкать губами плоть Мэтью, в то же время перекатывая пальцами его яички. Юноша громко ахнул, обронив несколько жалобный стон. Горячие губы сводили с ума, заставляя жмуриться, невольно выгибаясь и еще сильнее цепляясь пальцами в простынь. Удовольствие вытеснило из головы Мэтью все прочие мысли, который уже даже не задумывался, что это может быть чем-то неправильным, просто получая безграничное наслаждение, мечась на кровати. На виске канадца выступила капелька пота, а светлые волосы разметались по белым простыням, на щеках горел лихорадочный румянец, губы были слегка приоткрыты в безмолвном стоне. Мягкий, золотистый свет красиво освещал изгибы напряженного тела юноши и фигуру склонившегося над ним мужчины, умело ласкающего своего молодого любовника. Француз, довольный от произведенным эффектом, наблюдал за канадцем широко раскрытыми глазами, ловя каждое движение, но не отвлекаясь от своего занятия. Подустав "работать" языком, Бонфуа пошире раскрыл рот и, обхватив плоть юноши своими мягкими губами, начал вбирать ее в себя, лаская в процессе. Результат не заставил себя долго ждать - скоро Мэтью достиг пика удовольствия и излился в рот партнера. Дрожащий юноша весь сжался, испытывая небывалые, яркие ощущения, негромко вскрикивая от нахлынувшего наслаждения. Ничего подобного Мэтью еще никогда не испытывал и сейчас чувствовал себя почти полностью опустошенным и ужасно уставшим, так что канадцу пришлось приложить немалые усилия, чтобы просто постыдно не уснуть. Француз неспешно отстранился и, сглотнув все, облизнулся. Мэтью немного нехотя приоткрыл один глаз и тут же во все глаза уставился на довольно облизывающегося месье Бонфуа, с трудом подавляя желание прикрыться, ведь, наверное, это выглядело бы более чем смешно. Юноша виновато опустил голову, раскаиваясь за свою несдержанность и совсем тихо шепча: - Простите... - Не извиняйся, зайка~ Я бы не стал делать то, что неприятно мне или тебе. Француз сел и, подобравшись к изголовью, достал из тумбочки абсолютно незнакомый для Мэтью флакон, после чего вернулся на свое место и, снова наклонившись, начал начисто вылизывать пах канадца, рассчитывая на то, что в связи со своим возрастом, юноша скоро снова возбудится. Юноша закрыл лицо руками, чуть заметно подрагивая. Прикосновения горячего языка почему-то ощущался не менее сильно, чем раньше, принося теперь сладкую истому, истощающую последнее желание юноши сопротивляться подобной процедуре... И все же Мэтью, не в силах сдержать своего любопытство, почти незаметно приоткрыл глаза, еще сильнее краснея от вида сейчас такого развратного, но почему-то еще и куда более прекрасного преподавателя, от одного взгляда на которого Уильямс начинал бесконтрольно возбуждаться. Не отрываясь от своего занятия, Франциск выдавил себе на ладонь довольно большое количество смазки и стал растирать между пальцами, нагревая до нормальной температуры. Отстранившись, Бонфуа оглядел снова возбужденного канадца и, аккуратно раздвинув его ножки, коснулся пальцами колечка мышц. Мэтью неосознанно вздрогнул, сжимаясь от легкого испуга, тут же усилием воли заставляя себя снова расслабиться, и, словно в поисках поддержки, растерянно посмотреть в глаза месье Бонфуа, пытаясь успокоиться, чтобы перестать нервничать. Любимому юноша абсолютно доверял, и, если тот сказал, что бояться нечего, и будет не больно, то Мэтью был абсолютно и безоговорочно уверен в его правоте, не допуская ни тени ненужных сомнений, разве что чуть сжимаясь с непривычки. - Расслабься, зайка, - Франциск погладил канадца по бедру, успокаивая, и улыбнулся, глядя в красивые сиреневые глаза. Месье Бонфуа не спешил проникать в любовника, просто медленно ласкал мягкими круговыми движениями, с удовольствием разглядывая лицо вновь смутившегося канадца, уже успевшего измять всю простынь. Смутившись, Мэтью закрыл лицо руками, старательно делая вид, что протирает запотевшие стекла очков, постепенно абсолютно расслабившись, и немалую роль в этом сыграл мягкий, успокаивающий голос месье Бонфуа, которому Мэтью привык безоговорочно подчиняться, конечно, кроме некоторых особо принципиальных моментов, вроде платы за поход в ресторан, хотя и в этом в последнее время учитель с учеником приходили к компромиссу... Успокоившись, Мэтью отнял ладони от лица, с чуть заметным весельем осознавая, что очки снова запотели от тяжелого, немного хриплого дыхания юноши. Потянувшись, француз обнял любимого за плечи и привлек поближе к себе, гладя свободной рукой по спине. Немного надавив, Франциск начал осторожно вводить палец в любовника, стараясь причинить тому как можно меньше дискомфорта, что было вполне по силам опытному мужчине. Учитель всячески отвлекал Уильямса: то целовал в шею, оставляя едва заметные засосы, то поглаживал по ягодицам и бедрам. Мэтью трогательно жался к горячему телу любимого, стараясь не обращать внимания на странные и не то чтобы очень приятные ощущения. Юноша немного боялся, что еще сильнее испугается, если будет думать об этом, поэтому старался думать только о месье Бонфуа и о тех чувствах, которые к нему испытывает. Юный канадец с удовольствием подставлялся под поцелуи, продолжая ужасно смущаться, но уже скорее по наитию. Желание приостановить ласки Мэтью уже совершенно не испытывал, да и если бы оно и было в самом начале, юноша уже давно и забыл про него, увлеченный собственными ощущениями и наслаждением, которое дарил ему старший любовник. - Мм... Ты такой милый, Мэтью~ - протянул француз, касаясь губами ушка канадца и довольно жмурясь. Франциска все никак не мог нарадоваться, что наконец дорвался до тела Уильямса, который снился ему чуть ли не каждую ночь. Бонфуа совсем по-другому все представлял, но был, наверное, впервые в жизни рад, что ошибался. Краснеющий, очаровательный, милый Мэтью в одних носочках, смущенно и тихо стонущий, теперь будет сниться учителю, верно, до конца жизни. Если раньше француз подумывал, как расстаться с канадцем, не обидев и не разочаровав его, то сейчас он уже твердо решил не отдавать никому свое "сокровище". Юноша снова томно вздохнул и, вскинув руки, обхватил ими плечи месье Бонфуа, почти забираясь на колени учителя и мелко-мелко дрожа от переизбытка самых разных ощущений. Мэтью уже почти не чувствовал дискомфорта, но все равно заметно напрягался, стоило партнеру попытаться немного согнуть палец, осторожно растягивая. Желая сдержать резкие, прерывистые вздохи, Уильямс уткнулся в плечо преподавателя и закрыл глаза, все равно не видя ничего сквозь запотевшие стекла очков. Тонкие пальчики юноши трогательно цеплялись за кожу француза, очень осторожно, не принося боли и не оставляя следы, но все-таки сильно, словно Мэтью боялся, что, если отпустит своего любимого, то обязательно его потеряет. Бонфуа покрепче обнял любимого, положив руку ему на бок, поддерживая дрожащего канадца, не боясь, что тот упадет, просто желал касаться Мэтью как можно больше. Француз целовал кадык юноши, его щеки, губы, целовал везде, где только мог дотянуться. Протолкнув палец подальше, мужчина осторожно помассировал простату любимого. Мэтью вздрогнул, обронив звонкий, сдавленный стон, почти всхлип, еще сильнее прижимаясь к груди любимого, наслаждаясь ощущением его обнаженной кожи. Юноша боялся и одновременно страстно желал, чтобы его учитель повторил это короткое касание, приносящее незабываемые ощущение. Уильямс жутко переживал, осознавая, что совсем себя не контролирует, но внезапная мысль о том, что месье Бонфуа его не обидит, тут же успокоила юношу, возвращая в уже привычное, чуть расслабленное состояние. Франциск еще долго и тщательно подготавливал своего любимого, постепенно добавив еще два пальца, не забывая ласкать чувствительное место Мэтью, томно вздыхающего и стонущего в объятиях месье Бонфуа. Наконец посчитав, что подготовка достаточна, француз вытащил пальцы и уложил канадца на постель, предварительно сняв с того запотевшие очки, через которые юноша все равно ничего не видел. Мэтью растерянно захлопал глазами, пытаясь привыкнуть к отсутствию очков, но вскоре, поняв всю тщетность своих попыток, просто прикрыл глаза, следя за месье Бонфуа чуть затуманенным взглядом из-под пушистых ресниц, словно не желая пропустить что-либо. Подсознательно юноша догадывался, что должен сейчас делать француз, но Мэтью уже не желал об этом задумываться, признавая за любимым право самому показать все своему неопытному любовнику. Потянувшись, мужчина положил очки паренька на тумбочку и, сев на постели, немедленно избавился от своего белья, которое уже доставляло некоторый дискомфорт. Про презервативы, лежащие в верхнем ящике тумбочки, Франциск, естественно, не забыл, но решил их не использовать. За здоровье любимого он мог с готовностью поручиться, а у самого француза даже имелась соответствующая справка. - Ничего не бойся и постарайся расслабиться... - мягко произнес учитель, разводя бедра любовника в стороны и пристраиваясь между его ног. Больше не медля, Бонфуа начал не спеша входить в своего партнера. Смущенный юноша только кивнул и невидяще уставился на француза, тяжело и как-то сдавленно дыша, усиленно стараясь расслабиться. Проникновение оказалось несколько болезненным, но Мэтью все равно терпел, не желая беспокоить своего любимого, только сильнее стискивал побелевшими пальцами простынь, пытаясь привыкнуть к распирающим изнутри ощущениям. Осознание происходящего снова стало отступать, словно юноша парил где-то далеко-далеко, где были только странные, незнакомые ощущения и его любимый месье Бонфуа. Странно, но, несмотря на достаточно сильную боль, Мэтью больше не боялся, напрягаясь разве что с непривычки, но не испытывая страха перед чем-либо. Да и вообще все сейчас казалось слишком неважным, чтобы задумываться о чем-то ином... Склонившись над любовником, Франциск поцеловал его в ушко и спросил: - Ты в порядке, Мэтью? Скажи, когда привыкнешь, хорошо? Мужчина гладил бока, бедра и животик канадца, терпеливо ожидая, когда тот привыкнет к ощущениям. Хотя француза и подмывало выместить на таком беспомощном сейчас юноше все месяцы воздержания, Бонфуа не собирался поступать так с любимым и дорогим сердцу Мэтью, который так трогательно доверялся любовнику. - Угу... - едва слышно выдохнул юноша, смотря широко распахнутыми, затуманенными глазами, с трудом осознавая смысл сказанных слов. Мэтью потребовалось бы достаточно много времени, чтобы окончательно привыкнуть к ощущением, но, немного придя в себя, юноша тут же ощутил укол вины, отстраненно улавливая едва заметную дрожь француза, лучше слов говорящую о том, насколько тяжело ему сейчас сдерживаться. Поэтому, прикрыв глаза, канадец едва заметно кивнул, показывая, что все в порядке, и месье Бонфуа может продолжать. Помедлив на всякий случай еще чуть-чуть, Франциск начал медленно двигаться внутри любовника, глубоко проникая с каждым движением и проезжаясь по его простате. Мужчина получал истинное удовольствие от процесса, ощущения тугой, горячей плоти канадца, который невольно слегка сжимался с непривычки, даря любовнику еще больше наслаждения. Мэтью тяжело дышал, покусывая губы, стыдливо стараясь сдерживать первые, пока еще совсем негромкие стоны, и жмурился, прикрывая чуть слезящиеся глаза. Юноше не было больно в полном смысле этого слова, уже нет. Но канадец выглядел немного пришибленным от странного чувства наполненности, не знакомого ученику до этого момента. Бонфуа не отрывал взгляда от канадца, наслаждаясь близостью с ним. Внешний вид Мэтью только сильнее возбуждал француза, и тот скоро начал и сам негромко хрипло постанывать, постепенно наращивая темп. Мягкий свет лампы играл на обнаженных телах любовников, освещая хрупкого юношу, казавшегося сейчас еще более беззащитным чем обычно, и напряженную фигуру его партнера, чье лицо было скрыто чуть влажными, длинными прядями. Но не для Мэтью. Канадец мог видеть все эмоции на лице любимого так ясно, как не видел никогда, мог вслушиваться в его хриплые стоны, уже сам забывая дышать от удовольствия, абсолютно точно зная, что и его дорогой месье Бонфуа именно сейчас с предвкушением ждет каждого звонкого, полу стона полу возгласа, слетающего с губ его юного любовника. Уильямс с непонятной ему самому жадностью следил за выражением лица француза, прогибаясь, почти всхлипывая от наслаждение, но не отводя взгляда, ловя каждый алчный взгляд, каждую счастливую улыбку, а потом и капельку пота, выступившую на виске, напряженно стиснутые губы, почти лихорадочный блеск в голубых глазах... Отпустив ноги любовника и нагнувшись, Бонфуа вовлек канадца в головокружительный поцелуй, чувствуя себя безмерно счастливым всего лишь от того, что Мэтью разделяет его все без исключений чувства, незабываемые эмоции и, возможно, даже мысли. Не смотря на богатый опыт и влюбчивость, по-настоящему француз любил только Уильямса и испытывал подобный душевный подъем впервые. Ощущение единства с любимым действительно неповторимо и изумительно. Скорее инстинктивно, чем осознанно, Мэтью скрестил лодыжки за спиной любовника, желая быть с ним как можно ближе, чувствовать, как вздымается его грудь, слегка подрагивает от напряжения спина... Снова разомкнув губы в напряженном стоне, юноша судорожно ответил на поцелуй, на мгновение зажмурившись, и, вскинув руки, обхватил месье Бонфуа за шею, не позволяя отстраниться, хотя и так едва мог дышать от удовольствия. Мэтью уже почти не испытывал смущения, больше не скованный никакими условностями, просто наслаждаясь каждым мгновением пленительной близости, с жадностью отвечая на горячий, полный страсти поцелуй, разительно отличающийся от всех остальных. Но именно в этой несдержанности и было его великолепие, его уникальность. Бонфуа сдерживался из последних сил, уже не думая ни о чем, наслаждаясь происходящим и безумно желая, чтобы то блаженство длилось вечно... Как же француз хотел всегда обнимать любимого Мэтью, подрагивающего и стонущего от удовольствия, целовать мягкие, приятные губы, на физическом уровне ощущать его желание... Надолго их не хватило. Мэтью не выдержал первым, выгибаясь с тихим, почти жалобным вскриком, чувствуя, как отчаянно бьется сердце в груди, и бурно излился себе на живот, запачкав еще и кожу месье Бонфуа, невольно сжимаясь и доставляя тому еще больше наслаждения. Впрочем, сам юноша уже не осознавал этого, закрыв глаза и погрузившись в сладкую истому. Достигнув пика, Франциск громко и пошло застонал в губы любовника, красиво выгнувшись и прикрыв глаза. Чуть влажные пряди юноши разметались по подушке, едва заметно подрагивали ресницы, длинные, пушистые, давая понять, что Мэтью еще не спит. Отдышавшись, француз расцепил ноги любовника и вышел из него, тут же улегшись рядом и обняв. - Тебе понравилось, cher?~ - с довольной улыбкой произнес Бонфуа, поцеловав Мэтью в щеку. Потянувшись к тумбочке, Франциск взял с нее упаковку салфеток и, вытащив одну, стал вытирать животик канадца. - Угу... - юноша снова смутился и, зажмурившись, в поисках поддержки прижался к любимому, чувствуя себя ужасно неловко, но все-таки, подавив собственный стыд, тихо, с волнением, спросил, - а вам... Вам понравилось?.. Мэтью тревожно стиснул краешек подушки, напряженно ожидая ответа, словно боясь, что месье Бонфуа может быть им недоволен и разочарован. - Конечно, Мэтью, очень. Ты же такой милый и очаровательный... - тепло сказал мужчина, глядя в глаза любимого. - Не беспокойся, хорошо? А сейчас мы немного полежим и пойдем мыться... Франциск, вытерев себя и любимого, поставил салфетки обратно на тумбочку и, сладко потянувшись, притянул Уильямса поближе к себе, укрыв его теплым одеялом. Успокоенный словами учителя юноша только тихо угукнул, вздыхая с облегчением и покрепче прижимаясь к любимому, ощущая себя абсолютно счастливым, но немного измученным. Впрочем, заснуть вот так, не сходив в душ, казалось Мэтью немного мерзким, поэтому тот старательно пытался не уснуть, раз за разом открывая слипающиеся глаза и от нечего делать рассматривая своего любимого француза, который с такой любовью и заботой смотрел на своего дорогого Уильямса. Юноша внезапно поймал себя на том, что у его любимого очень красивое имя, поэтому Мэтью тихо прошептал, словно пробуя на вкус: - Франциск... Месье Бонфуа счастливо улыбнулся и легко поцеловал юношу. - Ты в первый раз назвал меня по имени, cher~ Я люблю тебя. Учитель чувствовал себя самым счастливым на свете, на душе было ощутимо тепло, даже как-то уютно. Француз гладил любимого по спине и бокам, но уже не так, как прежде, а просто показывая, что не смотря на произошедшее, отношение Франциска к своему канадцу не изменилось, и он не собирался его бросать, особенно после такой изумительной ночи. - А можно я вас буду теперь всегда называть по имени?.. - с надеждой поинтересовался Мэтью и, спохватившись, быстро добавил, - я тоже вас люблю... Очень-очень... Заметив ласковый кивок француза юноша улыбнулся открыто и доверчиво, чувствуя себя абсолютно счастливым. И, наверняка, канадец многое бы отдал, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. - Я люблю вас, Франциск... - Какой же ты прелестный, Мэтью... - Бонфуа довольно зажмурился, пригладив растрепанные волосы любимого и погладив его по щеке. Безмерно счастливые влюбленные еще долго лежали в объятиях друг друга, целуясь и шепча разные нежности. Минут через двадцать, когда канадец уже почти уснул, Франциск поднял его на руки и бережно понес в ванную. Мэтью прикрыл глаза, обхватив любимого за шею, силясь не уснуть от неповторимой атмосферы душевного тепла и уюта. На щеках юноши играл едва заметный румянец, впрочем, наверное, ему еще долго суждено появляться на лице Уильямса при виде учителя. Слишком разительно отличалось произошедшее от того, как Мэтью привык видеть их отношения, но, к счастью, после этой ночи они еще более глубже, интимнее чем раньше... Пути назад уже не было, потому что оба уже не смогут жить без друг друга, да и Мэтью теперь уже просто не отпустил бы своего любимого. И ни за что не ушел сам.