___________________
Лестрейд и глазом не моргнул, когда Шерлок появился в Ярде так рано. Инспектор наблюдает за его закидонами на протяжении многих лет. Он уже давно к ним привык. А вот Джона детектив-инспектор не видел уже несколько недель, возможно, даже месяцев. Он понимает, что не может взять и просто позвать доктора и бывшего солдата, поэтому решает просто оставаться в стороне. Несмотря на то, что Джон, который был — и по сей день остается — хорошим человеком с добрым сердцем, ему очень нравится, эта ситуация инспектора не касается. Вообще-то доктор всегда был единственным, кто, казалось, искренне переживает и заботится о долговязом детективе в длинном пальто. Когда Шерлок просит дать ему дело, инспектор протягивает сыщику несколько папок, между прочим заметив след от кольца на пальце детектива. Шерлок его больше не носит. И след уже не выглядит свежим. Грэг Лестрейд присутствовал при вручении Джону диплома педиатра. «Интересно, а Шерлок вообще в курсе этого? — задается вопросом инспектор. — Интересно, Шерлоку и на это тоже плевать?». — Как Джон? — спрашивает он, рискуя вызвать гнев судьбы в лице детектива. Тот, улыбаясь, продолжает внимательно разглядывать фотографии преступлений, пока считающихся нераскрытыми. Он, черт его дери, улыбается, а затем левой рукой, намеренно подняв ее до уровня подбородка, кладет несколько папок на стол. Наглядная демонстрация: вот, смотрите, я уже не ношу кольцо, которое однажды надел после свадьбы. Сопровождающая сие действо ухмылка настолько бесит Грэга, что он едва сдерживает себя, чтобы не выхватить пистолет да не пристрелить Шерлока. Бессердечный ублюдок улыбается так, как будто его не в чем упрекнуть. Его улыбка полна гордости. Да как он смеет? — Он в порядке. Все прекрасно. Больше ничего не сказал. И Лестрейд решает, что он не хочет больше ничего знать. Он больше не хочет слышать вранье, ведь все, что говорит детектив — лишь ложь. Инспектор следил за Джоном, он видел доктора, бредущего по улицам, словно бесплотный дух, как человек, у которого вырезали душу. Но он не призрак. Он — военный врач. Даже больше — хирург. Он самый храбрый человек из всех, что инспектору когда-либо доводилось встречать. Грэг помнил — именно Джон вытащил Шерлока из того ада, в который детектив заключил себя сам: когда не спал, не ел и вел себя как ненормальный. Джон был единственным, кто его любил, кто одарил его такой лаской и нежностью, на какую не был способен ни один другой человек. И относиться к Джону следовало бы так, как он того заслуживает, ибо доктор — единственный в мире человек, кому искренне не наплевать на Шерлока. Еще Лестрейд помнит, как впервые встретился с Джоном: во время обыска на Бейкер Стрит. Доктор был единственным, кто не верил, что Шерлок принимает наркотики. Тогда он был таким наивным, преисполненным стольких надежд относительно великого Шерлока Холмса. Во всем виноват Джон? Человек, который считал, что вручил ему ключи от Рая, Рая, который на деле оказался Адом. Джон не заслужил подобного обращения к себе со стороны Шерлока. Джон заслужил Рай. Ад находится тут, на Земле, а демоны разгуливают среди живых. Спасибо тебе за это, Шерлок Холмс.___________________
Еще одно любовное свидание. Влажные поцелуи, сочащиеся похотью и желанием, с губ слетают слова: «Войди в меня», и консультирующий детектив легко позволяет прикоснуться к своей обнаженной фарфоровой коже. Было очень просто склонить Виктора к этому. Ведь на безымянном пальце не блестело кольцо, а существование Джона хранилось в строжайшем секрете. Когда любовник вводит в него член, детектив хмурится и стонет. Обеспечить себе секс никогда не было и вряд ли когда-нибудь будет проблемно. Зачем ему мастурбировать, когда только чтобы переспать с ним, мужчины и женщины выстроятся в очередь. Он уверен в своей привлекательности. Он еще так молод, полон жизни, его кудри по-прежнему черны, а фарфоровая кожа… на ней нет ни одной морщинки! Как тебе это удается, Шерлок? Ты пользуешься кремами? Конечно же, нет. Его разум не обременен заботами. Ему не о чем беспокоиться. Он, черт побери, считает себя совершенством. Оказавшись дома, он не желает идти в душ. Он устал. Виктор славно потрудился. Хотя сыщику на него, опять же, похрен. В спальне он раздевается и отыскивает взглядом пижаму, которая вон лежит на кровати, аккуратно сложенная супругом. Он переодевается. Нет, он не пойдет в душ, ни за что. Виктор оставил на его коже свой запах, о, и отметины тоже. Возможно, они даже сослужат ему хорошую службу. Возможно, один их вид, помноженный за аромат чужого парфюма, заставит другого человека сдаться. Возможно. Когда доктор поднимается в квартиру, неся в руках тяжелые сумки с покупками, детектив даже не шевелится, чтобы помочь. Он так и остается лежать на диване, продолжает думать. Просто думать. О, он же забыл отнести вещи в прачечную. Вот напасть! У кого-то завтра не будет чистых брюк и пальто. Как тебе не стыдно, Шерлок Холмс. Как тебе не стыдно. Сегодня он хочет чего-нибудь съесть. Рис, да, рис был бы неплох. Однако когда супруг подходит к нему, очевидно, чтобы спросить, что он хочет на обед, детектив поднимается и, не произнеся ни единого слова, покидает Бейкер Стрит. Знает ли он, какую боль причиняет его молчание, его безмолвное присутствие, даже его дыхание? Конечно, знает. Он умышленно ведет себя так, потому как он не тот, кто уже готов сдаться. Во всяком случае, он так думает. Но есть кое-что, чего Шерлок Холмс еще не знает. Не знает, потому что не желает знать, потому что отказывается это принять. Именно он сдастся первым. Он первым поднимет руки над головой. Он, в чьих руках окажется пистолет, он, чьи пальцы нажмут на курок. Есть кое-что, чего Шерлок Холмс еще не знает. Или пока не осознает. Именно он поможет Джону освободиться. Именно он распахнет дверь этой маленькой, но прочной клетки, в которую он сам заключил Джона. И доктор воспользуется моментом, он улетит, оставив детектива одного собирать осколки. Как только он заходит в комнату, ему бросается в глаза синий полосатый свитер Джона, висящий на спинке стула. Детектив любил эту вещь, свитер так шел его супругу, оттеняя его голубые глаза, делая их еще более прекрасными и как никогда яркими. Шерлок приобрел его еще в те времена, когда у него водились деньги, которые он не знал, куда деть. Он тогда так любил Джона. Детектив трясет кудрявой головой, отгоняя воспоминания о глупых нежных словах, поцелуях, прикосновениях и обещаниях. «Это никуда не годится!» — вот все, о чем он может подумать до того, как начнет действовать принятая таблетка снотворного. Ему снова снится сон. На полу — осколки стекла и кровь. Он, стараясь не наступать ни на то, ни на другое, ступает в комнату, где встречается с другим собой. В этом сне другой он бьет тело того мертвого человека смычком. Возможно, это какой-то эксперимент — приходит в голову детективу. Он не может поверить в то, что видит такую жуткую картину. Не может принять увиденное. На этот раз теней нет. Он четко видит безжизненное лицо человека, лежащего на кровати. Это Джон. Нет, этот человек не может быть Джоном. Джон не умер. И другой Шерлок просто не может его ударить. Джекилл и Хайд. Несмотря на то, что эти двое являются одним и тем же человеком, но с разными личностными свойствами, имя у них одно — Шерлок Холмс. Там, во сне, он знает, что пытается спасти Джона, пытается остановить «Темного Шерлока», пытается протянуть руку и вырвать из рук другого себя смычок. Но не может. Он может лишь наблюдать за этой сценой, за другим собой, совершающим то, чего бы он никогда не сотворил. Он просыпается от кошмара и ощущает рядом теплый бок супруга. Где-то глубоко внутри, на подсознательном уровне, он чувствует облегчение. Джон не умер. Пока. Есть ли в этом хоть какая-то логика? Как это происходит? Двуединый Шерлок Холмс. Во снах, в своих кошмарах, другой он играет на скрипке и бьет безжизненное тело супруга. Во снах он пытается остановить «Темного Шерлока». Остановить его и защитить Джона. Шерлок пытается остановить непредотвратимое и защитить того, кого уже не может защитить. Это похоже на то, что на подсознательном уровне он принял то, что всячески пытался отрицать — он все еще влюблен. Он никогда не прекращал заботиться о Джоне, любить и желать его, его, Джона Ватсона, своего супруга, свою единственную и неповторимую любовь всей жизни. Чайник кипит. Детектив достает две кружки, заваривает чай, добавив в одну из них правильное количество молока и сахара — он знает, Джону нравится чай, приготовленный Шерлоком — и ставит кружку туда, где ее увидит Джон, как только прекратит ронять слезы в ванной и, наконец, решится спуститься вниз, чтобы пойти на работу. — Доброе утро, — говорит великий детектив, облокотившись на один из кухонных шкафчиков и потягивая свой чай. «Блэкберри» оттягивает карман, он достает телефон и набирает в SMS первое, что приходит в голову. Через минуту получает ответ. Встреча с тем кем-то может оказаться полезной. Он берет свое длинное пальто, шарф и, громко хлопнув дверью, спешит вон. Ему похрен.___________________
В тот солнечный день Шерлок раскрывает сразу два дела, однако возвращаться на Бейкер Стрит он не торопится. Адреналин все еще бушует в крови. Бесценный адреналин, которым одаривает его процесс раскрытия преступлений, дорогого стоит. Вернуться домой и столкнуться лицом к лицу с Джоном — нет, он этого не вынесет. Адреналин способствует заживлению сердечной раны. Ну или, по крайней мере, он так считает, пока его тело приходит в себя рядом с тем незнакомцем. Хотя… Виктор больше не незнакомец. Он ни о чем не сожалеет. Ни о чем, что совершил за последний год: ни о безмолвии, ни о потере кольца в недрах одного из карманов, ни о Викторе. Зачем ему раскаиваться в том, что приносит ему удовольствие? Секс с Джоном был неважным, Джон вообще плохой любовник, к тому же он еще и скучный. Ночь, проведенная с доктором, не приносила с собой ничего, кроме разочарования, неудовлетворенности и чего-то еще. Нет, постойте, он о чем-то сожалеет. Он сожалеет о том, что идет по жизни вместе с Джоном. Сожалеет о том, что они зарегистрировали свои отношения. Сожалеет о кольце, которое пришлось носить. Сожалеет о том, что делит постель с Джоном. Сожалеет обо всем. Когда Виктор понял, что его так называемый статус несколько подрос, он спросил Шерлока о Джоне. Детектив же наотрез отказался говорить о нем. «Он умер», — это единственное, что сказал он мужчине, который проглотил эту ложь так же, как и все предыдущие. Шерлок же отличный лгун, понимаете ли. Вот если бы сыщик смог солгать и себе, заставить свой умный мозг поверить в то, что он больше не любит Джона, тогда бы он лгал Виктору более правдоподобно. Он заявляется домой только на следующий день. Но уже поздно. Он сбрасывает с себя грязную одежду и принимается настраивать струны на своей старой скрипке. Обычно он играет, когда пожелает, но совершенно ясно — сегодня неподходящий день. Музыка всегда помогала ему успокоить мозг или же, наоборот, подумать. А сегодня он не хочет думать. Только не сегодня. Шерлок видит, как Джон поднимается с сумками наверх. Глаза доктора скользят по фигуре супруга. Ему нужны всего лишь несколько секунд, чтобы понять, что происходит, оглядеть новые вещи Шерлока и догадаться, почему детектив переоделся. Шерлок знает — все когда-то случается впервые. А сегодня это будет второй первый раз. Сегодня день рождения Джона, и Шерлок не может на него вот так просто забить. А поскольку ему не похрен на день рождения Джона, он не может не обратить внимание на смех супруга, нашедшего полную корзину грязных вещей детектива. О, он совершенно забыл спрятать брюки, испачканные спермой другого мужчины. Они сидят друг напротив друга, а перед ними дымятся две кружки с чаем. Две кружки — одна с горячей жидкостью, другая — с чуть теплой. Прекрасно. Шерлок боится поднять на Джона глаза, он кожей чувствует, как взгляд доктора буквально ощупывает его, сканирует его лицо, считывая с него все то, что ему нужно знать. Джон, верно, хочет узнать, с кем он спит, кто ласкает его кожу, руки, кто зарывает пальцы в его кудри, как он ведет себя, занимаясь с незнакомцем жестким и диким сексом в комнате какого-нибудь дешевого отеля. Джон хочет это знать, конечно же, хочет. Расскажет ли Шерлок? Естественно, нет. Ведь тогда все очарование недосказанности вмиг растает. Да и зачем рассказывать супругу о том, как он ему изменяет, об интрижке со старым знакомым? Нет, он не может. В чем тогда будет заключаться веселье? Смысл рассказывать Джону обо всем, если единственное, чего хочет детектив — проверить, насколько сильно доктору будет больно, если все, что он хочет увидеть, это нанесенную им рану? И я скажу, в чем Шерлок находит главную забаву для себя: не общаться с супругом, больше не прикасаться к нему, не давать Джону знать, насколько сильно детектив его любит — а он его очень любит. Господи, да он любит Джона больше жизни, он бы все для него сделал. Но, тем не менее, Шерлоку кажется, что дела обстоят с точностью до наоборот. «Как такое возможно?» — спросите вы. Ну, все очень просто. Шерлок Холмс — идиот. Быть ублюдком — а именно им сыщик себя и считает… таково главное правило. Он позволил себе испытывать чувства по отношению к кому-то еще, капитулировать ради прикосновений другого мужчины, а теперь он считает себя слабым. Вот почему Шерлок Холмс больше не носит обручальное кольцо, вот почему продолжает обманывать супруга, вот почему он уже не хочет копаться в себе, и именно по этой причине он предпочел убедить себя в том, что больше не любит Джона. Какое невежество.___________________
На столе, перекатываясь, лежит разбитый калейдоскоп. Лучи солнца, упрямо проникающие сквозь грязное стекло, стремятся к нему и, преломляясь о его грани, взрываются всеми цветами радуги. Несмотря на то, что калейдоскоп изрядно поврежден, он еще может раскрасить противоположную стену забавными, загадочными и цветными изображениями. Бледная рука хватает этот наполовину волшебный предмет и добивает окончательно, с силой швырнув об пол. Маленькие бусинки и разноцветные стеклышки, что еще минуту назад отражали солнечный свет, создавая необыкновенные картины на стене, теперь печально и сиротливо валяются на полу. Темный силуэт, все еще держа в руках скрипку, отходит от окна и направляется к своему черному креслу. Одно ловкое, быстрое и умелое движение рук — и скрипка занимает свое место на плече человека. Пальцы левой руки плавно скользят сначала по завитку, а затем по грифу, в то время как в правой ладони уже зажат смычок. Один взмах, другой, третий — и вот струны скрипки начинают рождать нежную, но щемящую и темную мелодию. Только темноволосый мужчина и его скрипка нарушают тишину, застывшую в комнате. Шторы раскрыты, но стекла такие грязные, что солнечным лучам, отчаянно желающим осветить единственного живого человека, находящегося здесь, приходится долго сражаться с запачканным стеклом. Свет касается маленьких кусочков разбитого корпуса калейдоскопа, осколков стекла, и они вновь начинают сиять и переливаться цветами. Внезапно мелодия меняет ритм — скрипач больше не властвует над своим инструментом. Струны смычка его бесценного инструмента ранят пальцы музыканта, заставляя их кровоточить. Он встает и, подойдя почти вплотную к Шерлоку, вновь принимается играть — резко и надрывно. Солнечные лучи, еще проникающие сквозь оконное стекло, заставляют темного человека лишь недовольно хмуриться. Его лицо бледно, бесстрастно и неэмоционально, лишь серые глаза сияют. Нет, Шерлок Холмс не плачет. Он просто играет на скрипке, потому что ему необходимо подумать, подумать, почему тот человек, лежащий на кровати, мертв. Время пошло.