Школьница

«Здравствуй, моя хорошая, Держи чистосердечное, Я буду любить тебя всю зиму, А зимы тут вечные...»

Последнее время жизнь стала мне напоминать день сурка. Нет. Не так. Хуёво сравнил. Просто появилось постоянство, которое, ко всеобщему удивлению, меня устраивает. Я будто уже женат, только ещё нет. Странно, не правда ли? Теперь я каждый день, превозмогая порывистый питерский ветер и надоедающий дождь, добираюсь до дома, и на душе становится так тепло, потому что в комнатах горит свет, а на плите бурлит рагу. Женя, кстати, готовить умеет не всё. Её выпечкой можно людей вырубать, если по голове легонько шандарахнуть. Но навыки этой девушки никак не влияет на моё отношение к ней. Когда я делал предложение той самой, я думал, что это навсегда, что мы всю жизнь будем засыпать в обнимку, просыпаться в обнимку и жить в обнимку. А потом было, блять, чертовски больно. Каким же я был дауном. Тогда и сейчас - чувства кардинально разные. Женя моя, вот она, рядом. Я зависим, будто год колюсь героином. И мне снова и снова нужна доза. Доза запаха её волос или крепких объятий. И когда думаю о ней, когда держу за руку, в животе что-то порхает. А когда Женька улыбается, на этом можно подводить черту, ведь и сердце замирает, и дыхание останавливается. Я как ёбаный тринадцатилетний пацан влюбился в неё. Это пиздец. Это странно. Это необъяснимо. Он медленно открыл дверь парадной и скинул с головы большой чёрный капюшон. Медленно и вальяжно переставляя ноги, Мирон поднимался по лестнице. Он опустил голову и с выражением полного блаженства на лице продолжил разглядывать новые кроссовки. Они были такие красивые... И такие дорогие... Жаба его, конечно, душила, но ни на столько, чтобы не купить. Он с каким-то подозрительным наслаждением проводил пальцами по обшарпанным стенам парадной, слушал, как его куртка шуршит, соприкасаясь с потрескавшейся краской. Затхлый запах ржавчины и сырости, пропитавший парадную, навевал Окси какую-то необъяснимую романтику. Фёдоров на раз-два открыл входную дверь и оказался в любимой квартире. Ничего не изменилось с момента переезда Муродшоевой, только в некогда пустом углу теперь стоял её сраный фикус в лиловом горшке. Мирон всем сердцем ненавидел это растение, но оно занимало особое место в сердце девушки, так что рэпер готов был с этим смириться. В гостиной работал телевизор, из кухни тянуло чем-то съестным, в ванной был слышен звук воды. Мирон разделся и его буквально сразу разморило домашнее тепло. Он был здесь и ему было чертовски хорошо. Фёдоров зашёл на кухню и заглянув под крышку сковородки, стоящей на плите. Тушёные кабачки с фаршем аппетитно дымились. Рэпер достал ложку, позвенев столовыми приборами в ящике, и за десяток движений опустошил сковородку на половину. Фёдоров погасил везде, кроме спальни и ванной комнаты свет и выключил телевизор в гостиной. На письменном столе теперь всегда царил порядок, как в общем-то и в всей квартире. На рабочем месте Мирона теперь ежедневно соседствовали два ноутбука. Один из них сейчас был включён. Много вкладок с рабочего стола заставляли лишь посочувствовать Муродшоевой, на экран ноутбука было страшно взглянуть: таблицы, сайты, заявления, отчёты, сообщения о переводах, социальные сети. Фёдоров отослал пару сообщений друзьям и поставил телефон на зарядку. Оксимирон ещё раз прислушивался к звукам в квартире, сквозь шум воды рэпер иногда мог разобрать мычание Жени, девушка обычно напевала любимые песни. Мирон лениво стянул с себя толстовку, за ней в шкаф полетели джинсы. Окси лениво сменил повседневную одежду на спальные штаны. В зеркальном шкафу мелькало отражение мужчины, бледно-голубые хлопковые штаны соседствовали с подтянутым мужским торсом и крепкими руками, украшенными различными татуировками. Фёдоров сладко зевнул, расправил постель, сложив на кресле покрывало и декоративные подушки, и шмыгнул под толстое одеяло, растворяясь в убаюкивающей неге. Через десять минут из ванной комнаты выскочила Муродшоева. По худым ногам резво скатывались капельки воды. Женя бодро протирала короткие каштановые волосы бежевым узорчатым полотенцем. Женскую наготу прикрывала огромная чёрная футболка, когда-то взятая со склада «Оксишопа». В некоторых местах надпись «Do what thou wilt» потрескалась из-за частых стирок. — О, привет, когда вернулся? — тихо поприветствовала возлюбленного Женя, подходя к рабочему столу. — Да минут двадцать назад, — прищурился рэпер, прикидывая в уме, сколько времени он находится в квартире и с наслаждением любуясь Муродшоевой. — Кушал? Тебе кабачков положить? Я там фарш с овощами потушила, — что-то разглядывая на экране ноутбука, всё ещё усердно протирая волосы, спросила девушка. — Да я уже поел. Вкусно. Только давай завтра котлеток, — Мирон закусил губу и запрокинул голову, подминая подушку под шею. Женя взяла ноутбук со стола, откинула на спинку стула полотенце и побежала к своей стороне кровати. — Холодно-холодно-холодно! — выйдя из душа, Муродшоевой казалось, что в квартире слишком низкая температура, а пол являлся ледяным айсбергом. Она передала Оксимирону свой ноутбук и шмыгнула под теплое одеяло. Девушка всем телом прижалась к Фёдорову, кладя руку на обнажённый мужской торс, пытаясь согреться. — Когда ты уже пойдёшь со мной в «1703»? — нахмурился Окси, крепко прижимая к себе Евгению. — Парни соскучились, Лерка уже думает, что я тебя в плену держу. — Пойду тогда, когда всю документацию по кварталу соберу, когда всё очищу, оформлю и разошлю. Ещё эти из магазина темнят с переводом, мол "у них там не переводится на твой счёт", — жаловалась Муродшоева, забирая ноутбук и открывая крышку, и продолжила что-то усердно печатать. — Пускай тебе переводят, или Ване, хули, — нахмурившись, пожал плечами Янович. — Всё, закрывай компуктер, я хочу спать. Мирон насильно отнял MacBook у Муродшоевой и отложил его на кресло. Поудобнее устроившись под одеялом, Фёдоров прижал к себе своего менеджера. — Я ещё не всё сделала, — возразила Женя. — Уймись. Завтра сделаешь, — почти губами ответил Окси, прикрыв глаза. Евгения подняла глаза вверх, в глазах блеснуло желание. Девушка изо всех сил потянулась к лицу Мирона. У Муродшоевой молучилось дотронуться своими губами до губ Оксимирона. Поцелуй был не очень долгим, так как в таком положении было неудобно тянуться к Фёдорову, Женя более чем осталась довольно. Девушку клонило в сон. Вокруг царил приятный ночной полумрак. Питерский ветер бил в окна, а в квартире было тепло и уютно. То, что было в прошлом, уже было никому неважно. Ведь сейчас одна лежала рядом с ним под большим одеялом. Мирон был болен Женей, а Женя была больна Мироном. Они знали друг друга без масок и декораций. И отношения их были такими настоящими, без грима. Просто и со вкусом.