У Скай психическое расстройство и три года психбольницы за спиной. Её диагноз — шизофрения и эмоциональная неустойчивость. Трясущиеся руки выводят кривые буквы. Она разбита, унижена и
почти мертва. Буквам свойственно складываться в слова. Скай нервно отбивает ритм ногтями о деревянный подлокотник, ожидая своей очереди. Предложения порой не столь прозаичны словам, входящим в него. Белесые пергаменты скользят вниз, ворохом рассыпаясь на кафельном полу. Пальцы дрожат, не позволяя собрать бумаги обратно.
У Скай короткие карамельные волосы и глубокие шоколадные глаза, в которых хочется тонуть до бесконечности долго, проваливаясь в эту бездну. У неё слишком резкий запах яблока, заставляющий морщится, прятаться, бежать. Лишь бы не запутаться в этой паутине мира Джонсон. Её имя со звуком неба и фамилия с запахом надёжности.
Мир девушки до безобразия хрупок и слишком быстро рушится, когда она видит
мистера Уорда. Ей хочется скрыться, замечая на его губах тень улыбки. Его имя созвучно с пламенем, выжигающее дыры внутри неё — тушить бесполезно, огненные языки воспрянут вновь — оставляющие пепел. Скай не Феникс. Из пепла не под силу восстать.
Грант любит свою дочь — Эннис. У неё спектакль в три и Уорд ни за что не опоздает. Он торопит Скай, чтобы та говорила быстрее, нервно стуча ручкой. Грант оглядывается на высотки Нью-Йорка, думая о дочери.
У Скай тоже
была есть дочь.
Ей
было бы уже шесть.
У Скай куча осколков, впивающихся в сердце, и перебор с оборванными нитями души. Грант слишком идеальный.
Слишком целый. У него явно переизбыток чувств и не хватка Джонсон в лёгких (в синих змеях на коже давно течёт её имя).
***
— Командировка. Три дня, — чеканит Грант, путаясь с галстуком. — Присмотри за Эннис.
Скай кивает, кладя документы на стол. Она даже не думает спрашивать почему именно она, а не няня или супруга Уорда. Это совсем не нужно. Джонсон знает Уорда в разы лучше своей семьи. Знает каждую его эмоцию и каждый взгляд, что заставляет остатки души покрываться трещинами света на полотне тьмы. Она знает, что женат Грант и никогда не был, что няня Эннис уволена, а Уорд не привык доверять тем, кого знает меньше недели.
От Уорда веет подозрительностью и Скай кусает потрескавшиеся губы, опуская взгляд в пол. Ей страшно, одиноко и до ужаса больно оставаться без его опеки.
Джонсон трёт запястья, на которых ещё красуются синеватые узоры, оставшиеся от проволоки, что раньше впивалась в нежную кожу, выпуская алые капли наружу. Боль отрезвляет, заставляет продолжать жить. Она всё ещё помнит мягкие стены и фальшивые улыбки врачей. И Гранта, что спас её из этой мрачной клетки.
— Я присмотрю. Эннис, ты говорил, хорошая девочка, мы поладим, — она с трудом выдавливает из себя жалкое подобие улыбки, чтобы доказать
ему себе, что ещё балансирует над пропастью смерти.
Три дня не так уж и много (чуть длиннее вечности). Человеку хватит чтобы умереть не многого, порядка десяти дней без воды, чуть более шести недель отсутствия еды и вполне хватит девятнадцати дней без сна, чтобы сгнить от изнеможения. Без Уорда, что стал наркотиком, необходимой дозой, существование возможно первые минуты, пока пелена не закроет глаза, а разум не будет до конца атрофирован, отказываясь выполнять свой честной долг. Пока пустота не окутает и не потянет за собой вниз на дно (Скай всё равно ниже).
***
Дом слишком большой, пустой, холодный, как сам Грант чёртов Уорд. Непривычно, странно и сердце сбавляет ритм, грозя смертью. Её Скай не боится уже давно. Джонсон жмётся, обнимая себя руками. Ей здесь не нравится. Совершенно. Здесь слишком чисто, излишне белые полы, звенящая в ушах тишина и сверкающая идеальность. Здесь всё не по-настоящему. Кажется ложью, иллюзией, но точно не реальностью.
Топ-топ.
Кажется, Скай забывает, как стоит верно дышать.
Топ-топ-топ.
Заветный воздух, дорогие граммы кислорода, вырываются из своей клетки, даже не собираясь туда возвращаться.
Топ-топ-топ. Топ.
Девчушка замирает. С удивлением, недопониманием (недоверием) глядя на нежданную гостью. Скай чует этот раздражающий запах яблок, который становится слишком сильным. Приходится зажимать нос. Эннис слишком
непохожа на
Джонсон Уорда. Её волосы отливают карамелью, а в глазах плещется горячий шоколад. Гранту всегда нравился горячий шоколад.
— Мам? — подозрительность присущая Уорду и тяга ко всему новому текущая в венах от
Скай него же.
Чересчур медленно и больно. Долго. Очень.
Раз, два, три.
Эннис уже спускается вниз, неотрывно глядя на Скай (пытаясь вырвать из неё что-то нужное. Давно забытое. Родное).
Четыре, пять, шесть.
Джонсон приходится опустится на корточки, чтобы Эннис была с ней на одном уровне. Она так близко, руку протяни и ощутишь тепло, что согревает по ночам. И всё равно она довольно далеко. Между ними пропасть в шесть лет и «У меня нет матери. Я росла в детдоме». Их разделяет обрыв с обветшалой табличкой на краю, на которой криво выцарапано: «Психиатрическая больница Маклина».
Скай не медлит. Не ждёт ещё одну жизнь. Просто притягивает Эннис к себе, утыкаясь носом в макушку
её Уорда дочери, зарываясь носом в тёмные пряди, вдыхая надоевший за столь долгое существование запах кислых яблок.
— Я не твоя мама, — лезвием режут слова горло. Хлынувшая кровь оставляет горечь после себя.
Каждая ложь — глубокая рана, отрицание — кислота, капающая на сердце (целые места закончились на нём пару лет назад).
— Ты меня с кем-то перепутала, у тебя есть отец, а мать… Я не знаю, — осколком по оставшимся струнам души. — Мы же только познакомились, милая, — как-кап, шипит, разъедает. Убивает.
Миру, да и вселенной в целом, плевать на чувства Скай. Плевать, что она висит над пропастью на одних пальцах правой руки. Никого не волнует, что эта улыбка — натянута, а слёзы застряли в порах и даже перестали высыхать. «Всё хорошо» — великая ложь её жизни, «Я в порядке» — мантра, что приходится повторять по несколько раз в день.
— Я… Извините, — мнётся девчушка, выбираясь из объятий Джонсон. На кончиках пальца всё ещё тепло дочери, а на губах привкус её мятного шампуня. — Наверное, вы моя новая няня. Что же, хотя бы ты не так ужасна как Санди. Она была просто невыносима. Так, когда папа вернётся?
Джонсон ухмыляется, замечая в Эннис себя. Этот небрежный взмах руками и неловкая улыбка встречалась слишком часто. Почти каждый божий день в грёбанном зеркале.
— Скоро. Мистер Уорд сказал, что это не займёт больше трёх дней.
— Не называй его так, — морщится Эннис. — Без «мистер» и «Уорд», лучше Грант, так ему больше нравится.
— Прости, милая, — отмахивается Скай, — он мой начальник всё же, не думаю, что мне позволительно так называть мистера Уорда.
Эннис забавно морщит носик, моментально исправляя на «Грант». Она улыбается и, ущипнув Джонсон за щёку, убегает, заливисто смеясь. Скай не шипит от боли, не хочет наругать за это Эннис или прочитать лекцию, как стоит обращаться с людьми, которых знаешь от силы минут десять. Она просто улыбается, так открыто, чисто, как может лишь ребёнок чистый душой (душа Джонсон сгнила уже давно) и, опуская взгляд в пол, трясёт головой.
— Эй, — оборачивается Эннис, с недоумением глядя на новую няню, — ты водишь. Ну, же догоняй! Не будь Санди.
***
Грант проклинает Коулсона и готов зарыть его собственноручно. Сначала тот говорит: «Эй, там в психушке одна моя знакомая, хорошая девчонка, вытащи её, она тебе поможет!», потом ему вдруг взбредает вторая мысль: «Слушай, парень, прими-ка ты Скай к себе, тебе же всё равно люди нужны. Потом, когда лишние руки бывают ненужными?». И, конечно, потолком Фила это не являлось и никогда не будет являться, его идея: «О, ты нужен мне здесь, в Лондоне! Оставь Скай с Эннис. Они поладят, я-то знаю» заставляет сжимать и разжимать кулаки, считая до десяти (бесполезно).
Уорд готов пустить пулю в Коулсона уже за то, что привязался к Джонсон окончательно и бесповоротно. Ему
не нравится она. Что-то внутри пытается донести ему, что нельзя доверять Скай, что та сидела два с половиной года в психушке, что у неё крайне не утешающий диагноз, а значит оставлять её с ребёнком определённо лучшей идей года назвать нельзя. Уорд заталкивает этот противный голосок куда подальше.
Грант перерывает уже битый час все файлы Щ.И.Т.а в надежде найти хоть что-нибудь о Скай Джонсон, что работает с ним уже семь месяцев. И пытается осознать, на кой-чёрт вообще принял условия игры Фила. В Лондоне небо затянуто свинцом, а клочков синевы, заветного чистого неба, нехватка (без неба жить трудно, особенно когда оно выжжено у тебя на сердце), Гранту кажется, что он начинает задыхаться, Фил говорит, что это технически невозможно.
— Бред, — тянет Уорд, перерывая бумаги, — чтобы я ещё раз увидел Фила.
***
— Так, вы друзья Скай? — прищуриваясь и болтая ногами, спрашивает Эннис. — Она много о вас говорила, очень много.
Фитц и Симмонс переглядываются, совсем не понимая того, почему дочь их начальника довольно сильно смахивает на мини версию Джонсон. Слова застревают в горле, ответить не хватает сил.
— Ох, да. Мы со Скай работаем вместе, и да-да, конечно, общаемся, — тараторит Джемма. Не давая Лео хоть что-либо сказать. — А ты Эннис? Мистер Уорд говорил о тебе, нет, вот не прямо так говорил. Но он упомянул как-то, что его дочь зовут Эннис. Ты же Эннис? Конечно, ты Эннис, что за глупые вопросы? Ты спрашивала друзья Скай ли мы? Мы друзья, ну, мы же работаем вместе и общаемся. Я это уже говорила? Ох, как неловко.
Эннис с удивлением глядит на знакомую Скай, Джонсон лишь хмыкает, отвечая, что с Симмонс такое бывает.
— Джемма, — прерывает её Лео.
— Да?
— Я думаю, что лучше помолчать.
— А, да, верно. Конечно, я помолочу, — бормочет девушка, покачиваясь на носках.
Эннис пожимает плечами и, чуть ли, не ложась на стол, тянется за яблочным соком. Она обожает яблоки, так пахнет дом (который сидит рядом, сам того не подозревая). Девчушке нравятся ФитцСиммонс, они клёвые и вовсе не похожи на знакомых Санди, что просто обожали трепать за щёки дочурку Уорда.
Лео знает кучу забавных историй, а Джемма рассказывает о том, какой мистер Уорд на работе слишком серьёзный, и что перед ним совершенно нельзя спокойно рассказать о новом изобретение, не засмеявшись в голос. Эннис хихикает, толкая Джонсон локтем в бок, отмечая, что Грант смахивает на работе на Робота.
— Да он вылитый Терминатор! — подхватывает Скай. — С этим весь отдел программистов солидарен.
— И учёных! — поддакивает Джемма, откусывая кусочек пиццы.
Девочка заливисто смеётся, когда Фитц, размахивая ложкой с пюре, рассказывая об очередном научном прорыве, заряжает Симмонс едой по лицу. Она в долгу не остаётся. И начинается война с едой. Все понимают, что если Уорд увидит этот бедлам (а он увидит), то всем не сносить головы. Но это будет потом, а сейчас они дурачатся, как дети, забывая про проблемы внешнего мира.
Скай чувствует себя живой. Не сломленной. Она собирается по кусочкам, складываясь в целое, давая пустоте внутри насытится звонким смехом, подобному колокольчику, дочери. Мрак рассеивается, уступая место свету с глазами цвета какао.
— Робот нас убьёт, — уперев кулачки в бока, выносит вердикт Эннис оглядывая бардак на кухне.
И, наверное, впервые Лео не может поспорить и опровергнуть фразу, вылетевшую из уст ребёнка.
— Вы правы, — раздаётся за спинами раздражённый голос. Четвёрка почти синхронно вжимает голову в плечи, страшась обернуться и встретиться с осуждающим взглядом карих глаз. Родных глаз, добавляет подсознание Скай.— ФитцСиммонс, надеюсь вы сможете за собой убрать. Эннис, спать.
— Но, — возмущается она.
— Без обсуждений. Живо, — ребёнку остаётся лишь повиноваться, попрощавшись с Лео и Джеммой, а также пожелав Скай удачи, выходит из комнаты. — Джонсон, ко мне в кабинет.
— Да, мистер Уорд, — хрипит девушка.
***
Толстая папка слишком громко падает на стол. Скай жмётся, делая шаг назад, она беззащитна и Уорд это видит. Хочет притянуть к себе и извинится, что напугал своё небо. Но они, как два идиота, продолжают стоять, упорно доказывая себе, что не нужны друг другу, что сами вполне хорошо справляются (очередная струна обрывается, свисая рваным концом вниз), а их кислород состоит из совершенно иных имён.
— Значит, Дейзи, — тихо бормочет он, заставляя Скай замереть. Она уже долгое время не слышала это имя. — Отлично. Родилась в деревне Китая, уехала в Нью-Йорк. Смело, — одобряет. — Я бы не решился.
— Откуда вы знаете? — решается спросить Джонсон. — Щ.И.Т. же просто…
— Компания по разработке и производству биомеханики, оружия и самой современной техники? Да, но у нас миллионное оборудование и досье на каждого работника, — отмахивается Уорд, пряча ладони в карманы брюк. — Тебя зовут Дейзи Джонсон, ты родилась в деревушке Китая, а в шестнадцать рванула в Штаты. Жила в фургоне и по не понятным мне причинам сменила имя на Скай, но на удивление в тюрьме не была ни разу. В двадцать два попала в психлечебницу Маклина с диагнозом шизофрения и, кажется, эмоциональная неустойчивость. А, да, и ещё в девятнадцать у тебя родилась дочь, которую ты из-за отсутствия денег на её содержание отдала в детдом, где ей дали имя Эннис. Которая теперь живёт со мной. Скажешь, что не прав?
Скай качает головой, вслушиваясь в его излишне спокойный и ровный голос. Ответить нечем, правда сказана, а врать больше не хочется, лжи и так предостаточно в её жизни.
— Эннис нужна мать, — тихо бормочет он, — она не может уже уснуть без этого. Санди с трудом её укладывала. Удивительно, я получаю больше десяти тысяч в месяц, но не могу выполнить главное желание своей дочери, я не могу дать ей материнскую заботу.
— Почему вы не поженитесь? — не понимая к чему клонит Уорд, спрашивает Скай.
— Я женат, — Джонсон хмурится, не замечая на безымянном пальце кольца. — На своей работе, — поясняет Грант. — Коулсон же знал? Конечно он знал, иначе зачем просил бы? Я не знаю тебя, Джонсон, но
моей дочери ты понравилась, а это редкость. Я… Я отвратителен в общение с людьми. И это правда, но… Быть может… Я даже не знаю… Но, — Уорд мнётся, ослабляя галстук, — быть может мы поженимся? Нет, конечно, неофициально, вернее официально, но без этого. Свадьбы и прочего, имею ввиду. Ты мать моей дочери, которая её катастрофически нужна, да и Фил явно тебе доверяет. Ну, а если ты всё же навредишь Эннис, то ни один адвокат тебе не поможет. Это скорее сделка, Скай, чем признание.
Скай плевать. Она соглашается тут же. Перспектива с дочерью быть рядом ей нравится.
А на душе всё отчётливее читается Грант Дуглас Уорд.
Спустя полтора года.
— Пап, а мама скора вернётся? Па-а-ап, ответь, — ноет Эннис, мешая Гранту застегнуть её пуховик.
— Да, скоро, — бурчит Уорд, — они с тётей Джеммой поехали выбирать подарок сыну Фитц на День Рожденья. А потом они пойдут с нами на каток.
— Но они ушли рано утром, а сейчас уже десять, — возмущается девчушка, — это слишком долго.
— Всё будет хорошо, милая.
Грант даже не знает кого успокаивает больше себя или Эннис. Внутри давно засело чувство тревоги, неприятно покалывая, заставляя проверять телефон на пропущенные вызовы. Что-то ноет в груди, и Уорд кусает губы до крови, пытаясь справится с этим отвратным чувством. «Со Скай всё в порядке» — не очень убедительная ложь, которую приходится повторять, чтобы прийти в норму. Легче не становится. Вообще. Пальцы нервно барабанят по рулю, а зубы стучат, раздражая Уорда. Он всё чаще вглядывается в черты лица
их дочери, понимая, как сильно та с каждым годом ещё больше походит на мать. Ему нравится эта схожесть, у него теперь два неба, которые помогают выживать.
И когда телефон противно вибрирует, Уорд хватает его словно тот его последняя надежда на жизнь (так и есть).
— Уорд, ты как?
— Лео? Что-то случилось? — Грант пытается говорить спокойно, не пугать заранее Эннис, но ходящие по лицу жвалки выдают его с потрохами.
— Нет, то есть да. Это сложно. Я, конечно, знал Скай меньше тебя, но ты же знаешь, она крёстная нашего с Джеммой сына, так что практически член семьи, — Фитц волнуется, заикается, и Уорду это совершенно не нравится. — И Мак, он хороший врач, да и со Скай они ладили, ты же знаешь он бы не позволил чтобы с ней что-либо случилось, боролся бы до последнего. Джонсон, то есть уже Уорд, она же борец, да? А борцы сдаются лишь когда всё кончается, а Скай борец. И… Может, конечно, борцы сдаются раньше. Но Скай, она не такая.
— Лео, — всё внутри покрывается коркой обжигающего душу льда. А подсознание вторит скрытый смысл слов Фитц: Скай в больнице. — Что с ней?
— Они с Джеммой ехали домой из магазина машина, в которой они ехали, попала в аварию, — лёд крадётся к сердцу, замораживая всё на своём пути. — Джемма и Скай пострадали, их тут же доставили в больницу, состояние Скай было критическим, а её ранения — лёд подбирается ближе, тянясь выжженному на сердце «Скай», — не совместимы с жизнью. Мак боролся за её жизнь пять часов, запускал сердце дважды. В третий раз не вышло. Уорд, мне жаль, правда.
— Но она же выкарабкалась? Фитц, не молчи! — срывается Грант, впервые искренне радуясь пробкам Нью-Йорка, иначе ещё одной аварии не миновать было бы. — Почему вы не звонили раньше?!
— Коулсон не хотел тебя волновать раньше времени, мы думали обойдётся. Но, Уорд, Скай мертва. Это ужасно, но Эннис, держись ради неё, ладно? — и холод полностью сковывает сердце, давя на «Стоп» жизни Гранта.
Скай мертва. Мер-тва. Мертва, мертва, мертва. Ме-е-е-ертва. Грант тянет это слово, пробует на вкус и понимает, что оно совсем ему не нравится. Оно горькое, тягучее и противное, совсем не подходящее
его Скай. Скай была со вкусом кислых яблок и всегда оставляла приятное послевкусие. «Мертва» совсем не её слово.
Уорду никогда не нравилась любимая игра Скай «Слова», он не видел в ней смысла. Ему нравились куча слов по-отдельности, но какой смысл их говорить, если во фразах они звучат иначе? Небо синие и чистое, Грант любит синий. И любит хаос Скай, что она всегда оставляет после себя. И «мертва» совсем не вписывается в идиллию его мира, заставляя покрываться небо трещинками и осыпаться на пол.
Скай Уорд мертва (небо с грохотом падает вниз), оставляя после себя шрамы на сердце с инициалами Д.Д.
