***
Ресницы Арктара дрогнули. Он открыл глаза и сел. Гведеона в хижине не оказалось, и Солей, поняв, что так и уснул полуголым, встал и собрал одежду. Домик был хорошо сколочен и не пропускал зимнюю стужу, но дрова в очаге почти догорели, и ему было холодно. Он оделся и поискал меч. Оружие не нашлось, а Солей не сразу вспомнил, что Рамин до сих пор не вернул отнятое. — Проклятье! — выругался Арктар. — Он что, решил удержать меня? Но зачем? Этот вопрос хотелось задать самому Гведеону, но тот покинул хижину. Безоружному Солею некуда было деваться, и он уселся на злосчастные шкуры, где давеча предавался страсти, всё ещё не веря самому себе, что поддался искушению. В голове роились мысли. Арктар попытался оправдать себя, что все это время чувствовал одиночество и хотел ощутить кого-то рядом, пусть и опального мага, но выбросил эту идею из головы. — Самая большая ложь — ложь самому себе, — припомнил Солей урок. Именно сейчас, в этот момент, он понял, что изворачивается, пытаясь выставить Гведеона мерзавцем, воспользовавшимся тоской воина — бывшего охранника, для удовлетворения собственной похоти. Но Гведеон скорее отдал себя, чем получил желаемое, и даже не искушённому в постельных утехах Арктару это было понятно. Более того, ему было хорошо. И это пугало Солея. Он боялся быть затянутым в омут страсти, потерять голову и стать зависимым от мага. Флакон так и остался стоять на полу. Арктар откупорил его и понюхал содержимое. Аромат лаванды ударил в нос. Он заткнул горлышко пробкой, спрятал в сумку и собрал нехитрые пожитки. Дверь скрипнула и отворилась, принеся с собой холод. На пороге появился Гведеон. — На рассвете уходим, — вместо приветствия заявил маг. — Ещё немного — и Венценосные раскопают храм. Вернулся разведчик и доложил, что творится в Шуме. Пока тихо. Все заняты погребением. — Почему ты решил за меня? — спросил Солей. — Зачем вытащил? — Начинается! — Гведеон закатил глаза. — Арктар, я обещал всё рассказать. И сдержу слово. Да и как ты объяснишь, почему остался жив? И почему упустил меня? Голлдар — не тот, кто пожелает слушать жалкие оправдания, а предательство, насколько мне известно, у вас жестоко карается. — Дезертирство — тоже, — возразил Арктар. — Но всё же остаться со мной — лучшее из двух зол, — напирал маг. — И… То, что было, — безразлично для тебя? — Он сощурил глаза. — Для меня — нет. Очень жаль, если всё вышло односторонне. — Нет, было хорошо, — признался Солей, — но этим ты не привяжешь меня к себе. — Знаю. — Гведеон сжал руку Арктара. Пальцы дрогнули, когда холод руки мага пронзил их. — Я никогда не привязывал людей к себе таким способом. Это низко. — Солей молчал. — Похоже, время всё же пришло — рассказать обо всём. Думаешь, я родился с таким даром? Нет! Я стал тем, кто есть. Просто сумел переломить себя и принять всё как есть. У меня даже фамилия другая была. Да, я из знатной семьи, но… Мама родила меня вне брака. Сам понимаешь, что означает порицание, осуждение, поэтому не буду говорить, через что мне пришлось пройти. — Понимаю, — согласился Арктар. Гведеон закрыл глаза. Он помнил вопросы, которые задавал матери в детстве. Та предпочитала отмалчиваться. Об отце Икарей так и не сумел ничего узнать. — Вот и славно. Не люблю ныть и жаловаться, — пояснил маг. — Мы не были богаты, и уехать не представлялось возможности. О детстве упоминать не стану. Самое что ни на есть обычное: с играми, шалостями. Лишь одно удивляло: не представлял, что моя строгая мать поддалась страсти, результатом которой стал я. Да и… Я пристально разглядывал рыжих мужчин, надеясь, что один из них — мой отец. Нет, мне не хотелось, чтобы он увёз нас из Аскореи, я никогда не был наивным, но все же желал взглянуть на него и знать, что он жив. Я вырос, но желание никуда не делось. Гведеон замолчал, поняв, что лжёт сам себе. Он и думать забыл об отце, когда повзрослел. Потеряв дедушку, он пытался заняться делами поместья, но получалось плохо. Даже мать, женщина, управлялась куда лучше. Гведеону надоело выслушивать упрёки день за днём. Как воин он никуда не годился, и однажды подхваченная малярия частенько давала знать, а заветную цинхону было трудно отыскать. Бледный, худой, он увядал с каждым приступом лихорадки всё сильнее. Облегчение наступало, когда крохотную дозу лекарства удавалось достать, но этого было слишком мало, чтобы исцелиться полностью. Арктар почувствовал, как дрожат руки Гведеона, словно тело не забыло одолевавшую в прошлом лихорадку. Он сжал прохладные пальцы. — Как ты оказался в Совете? — спросил Солей. — Он пришёл, — коротко ответил Гведеон. — Я так и думал — рыжий. Он всё это время знал, где мы живём. Последний приступ забрал у Икарея много сил. Несмотря на то, что лихорадка прошла, он с трудом переставлял ноги. Бледный, со слегка пожелтевшей кожей, Гведеон не походил на молодого, едва успевшего вырасти в мужчину, человека. Тёмные круги под глазами прибавили лет. Мать не возражала, когда бывший любовник появился на пороге её дома. Лишь приняла из его рук цинхону. — Я бы прогнал его, — тихо произнёс Арктар. — И что бы это дало? — съязвил Гведеон. — Мою смерть? Кому бы от этого легче стало? — Арктар не ответил ни на один вопрос. — Это не тот случай, когда нужно упрямиться и демонстрировать показную гордость. — Но почему он появился тогда, когда ты вырос? Где он был, когда ты и твоя мать пытались спасти разоряющееся поместье? Почему допустил, чтобы тебя называли ублюдком? Как ты вообще это простил? — Я и не злился на него. Он мне ничего дурного не сделал, — ответил Гведеон. — Правда, радости от его появления тоже не испытал. Просто принял. Арктар опустил голову, пытаясь переварить услышанное. Он невольно сравнил Гведеона с собой, вспомнив, как обижался на отца только за то, что тот не любил, когда выслуживаются. Натрайт Солей-старший не терпел подхалимства, а Арктару казалось, что отец любит только старшего сына. — И ты ушёл с ним? — А что мне оставалось? Моя болезнь забрала всё. Мать продала что могла. Да и она, как выяснилось, знала, где искать отца. Проклятая гордыня! — Гведеон шумно вздохнул. — Но я и на неё не обижался. Не мог. Только принял решение уйти, когда окончательно выздоровел. — Почему? Гведеон некоторое время молчал, размышляя, стоит ли рассказывать слишком личное, то, о чём не говорил никому. — Потому что понятия не имел, как управляться с погибающим поместьем. Потому что мне не нравилось это. Потому что… — Икарей сглотнул и, наконец, решился. — Мать я люблю, но ей пришлось взвалить на себя нелёгкую ношу — вести дела, ухаживать за мной. Я был обузой. Она — всего лишь женщина, оттого и злилась на того, кто первым попался под руку. И досадовала, что я даже для женитьбы и рождения внуков не пригоден. — Почему? — удивился Арктар. — Из-за… Э-э-э… — Тяги к мужчинам? Нет, я тогда и помыслить не мог об этом. Меня не интересовали ни мужчины, ни женщины. Я бесплоден и не собирался делать будущую жену несчастной, заведомо зная о том, что она не сможет понести от меня. Поэтому принял решение — никогда не связывать себя узами брака. — Арктар не мог произнести ни слова, переваривая услышанное. — Проклятая свинка. Одолела меня в отроческом возрасте. Распухло не только лицо, но и… Лекарь сказал, что, как правило, последствия плачевны. Он был прав. У меня были женщины, и ни одна из них не понесла ребёнка. Ты это брось! — Гведеон усмехнулся. Отчётливо чувствовалось давящее чувство жалости. — Что? — уточнил Арктар. — Жалеть меня прекрати. Так даже лучше. Не придётся гадать, есть ли у меня ребёнок, о котором ничего не знаю. Я ведь выбирал лучших женщин, гордых, самоуверенных и умных, но далеко не всегда красивых, — продолжил маг. — Им ни к чему привязывать к себе мужчину. Он и помыслить не мог, что будет однажды стоять перед воротами, преграждавшими вход всем любопытным, в башню Совета Магов. Никто его не ждал, но тяжёлые створки всё же со скрипом отворились, принимая нового ученика в свою обитель. Гведеон прошёл по выложенной серыми каменными плитами дороге, подивившись мастерством того, кто их шлифовал. Остановился на пороге и толкнул массивную дубовую дверь башни. Та неожиданно легко поддалась, и он вошёл в большое помещение. В отличие от сада, в самой башне было уныло. Непонятно, откуда лился мягкий свет. Окон не было, а стены — выложены серым камнем. Ни картин, ни мебели, лишь округлый пьедестал на полу. Гведеону показалось, что он попал в склеп. Яркая вспышка — и невесть откуда появился отец. Гведеон знал, что маги могут перемещаться на большие расстояния и не тратить время на поездки, но внезапное появление мага напугало его. Арктар мог слушать тихий бархатистый голос всю ночь и сидеть, сжимая прохладную руку люстерца. Он никогда не задумывался, что маги — обычные люди, пусть и одарённые, но зачастую с печальной судьбой. Солей было открыл рот, чтобы спросить, для чего Икарею понадобилось тащить его с собой, но не успел: дверь отворилась, и на пороге появился Рамин. Тот уставился на парочку. Густые брови поползли вверх, когда понял, что не ошибся. «Всевеликий и Венценосный? Что-то новенькое!» — задумался Самму, но не решился задать лишние вопросы. Гведеон не терпел вмешательства в его дела и не был тем, кто терял голову от страсти. — Что ещё? — нетерпеливо спросил Икарей. — Садон пропал, — ответил Рамин и, поймав непонимающий взгляд мага. — Ушёл на охоту ещё днём. Проклятье! Гведеон нахмурился. — Куда он пошёл? — спросил он. — Да кто ж его знает? Лес большой. Прочёсывать его среди ночи — безумие. — Увы, ничем сейчас не могу помочь! — Гведеон протянул руки и продемонстрировал наручи. — Утром мы покинем это место. Хорошо, если этот Садон стал добычей диких зверей. А если угодил в лапы Венценосных? — Рамин молчал. — Нет, я не могу рисковать собственной шкурой и дожидаться нерадивого охотника. Прости! — Икарей пристально посмотрел на Арктара. Тот сидел, опустив голову. — И верни Венценосному его меч. Самму был немало удивлён, но не посмел ослушаться Всевеликого, хотя затея ему не нравилась. Возвращение оружия тому, кого следовало для надёжности убить, — безумие. «Голову он потерял, что ли?» — задал Рамин вопрос сам себе. Гведеон зло посмотрел на него, от его взгляда стало неуютно. Самму забыл, что, потеряв способность творить заклинания, маг не утратил чутьё.***
Небо было безоблачным, а луна — полной. Снег сверкал. Назгуру Голлдару не спалось. Хотелось забыться, чтобы хоть на короткое время не вспоминать тот кошмар, что накануне пришлось пережить. Голлдар нелегко переживал потерю своих подчинённых, тех, к кому успел привязаться. Как назло, Вьяль словно давала шанс бойцам пережить вместе не одно сражение, но обрезать нить жизни тогда, когда те не успевали сдружиться. В голове шумело от выпитого накануне. — Герр Голлдар! — раздался шёпот. Назгур узнал этого часового — молодого парня по имени Руэн, одного из людей Медана Сефура. — Там следы. Ох, не нравится мне всё это. — Где? — Назгур закрыл глаза. Среди ночи ему наживать проблем не хотелось. — Там! — часовой кивнул в сторону конюшни. — Я отлить пошёл и заметил. Странно они обрываются, ровнёхонько у лестницы на чердак. — Сельвику доложил? — спросил Назгур. — Я не знаю, в какой из… — Ладно! — Голлдар поднялся и пошёл к своей палатке, где мирно почивал Ренн Сельвик. Разбуженный, тот не сразу понял, что происходит. — И это всё? Проклятье! Может, кто-то девицу на чердак повёл, — проворчал он. — В любом случае это стоит проверить, — огрызнулся Голлдар. — Если и так, то парочке немного не повезло. Сельвик поднялся и поправил ремень с ножнами. — Ладно. Займусь этим. Хорна больше нет, а он был лучшим следопытом, — согласился Ренн и, накинув плащ, вышел из палатки. Голлдар свистнул, призывая двоих часовых следовать за ним. К компании присоединился и Эре. Никто не переговаривался. Снег хрустел под тяжёлыми сапогами, луна освещала путь. Руэн завёл воинов за угол конюшни. Сельвик склонился над следами и хрюкнул, сдерживая смех. — Герр Голлдар, я был прав. Кто-то решил развлечься, — шепнул он, указывая на следы от маленьких женских ножек. Назгура это не успокоило. Внутреннее чутьё не давало покоя. — В таком случае придётся им помешать, — шепнул он и кивнул одному из бойцов. Тот не посмел ослушаться и полез вверх по лестнице. Дверь на чердак скрипнула, и остальные последовали примеру первого воина. Назгур влез последним. Женский визг прорезал ночную тишину. В неярком свете факелов удалось разглядеть девицу. Та быстро опустила юбку, а её любовник отвернулся, пряча в штаны оголённое достоинство. Эре узнал свою давешнюю несостоявшуюся любовницу. — Проклятье, вы, Венценосные, совсем стыд потеряли, как погляжу! — проворчал мужчина. Злость сыграла с ним злую шутку. Назгур узнал люстерский говор, к тому же незнакомец не походил на селянина. Одетый в меховую куртку, сшитую из кусочков шкур, он был скорее охотником, а лук, стоявший у стены, подтвердил род занятий. — Люстерец? Хм! Придётся вам пойти с нами! — приказал Сельвик. Назгур удивлённо посмотрел на него. Ещё короткое время назад Ренн не хотел идти, решив, что на чердак забралась парочка для утех. Женщина съёжилась в ожидании того, что с ней сделают Венценосные. — Проваливай. Ты не нужна нам, — приказал Голлдар. Та ловко вскочила и, обежав воинов, исчезла за дверью. Руэн подбежал к стене ровно в тот момент, когда охотник едва не опередил его, и взял лук. Люстерец было попытался сбить его с ног, но удар крепкого кулака Эре опрокинул его навзничь. — Что вам нужно? Я всего лишь простой охо… — взмолился люстерец и завопил, когда Эре заломил ему руки за спину. — Это мы выясним, — решил Сельвик и, поймав непонимающий взгляд Назгура, пояснил: — В этих краях нет ни одного люстерца, кто бы промышлял охотой. Вот что странно. Эре поставил охотника на ноги. Руэн поднёс факел к лицу. Голлдар некоторое время глядел на шрам, тянущийся от левого виска к бороде. Кроме багрового рубца, у люстерца не было ничего общего с человеком из прошлого. Волосы и борода — светлые, а глаза казались чёрными в тусклом свете. — Тащите его в лагерь, там и побеседуем, — распорядился Назгур. Эре стянул руки охотника ремнём. — Пшёл! И не вздумай дурить! — приказал Туррис. На лестнице пришлось куда труднее. Связанные руки мешали спуститься, и охотник сорвался. К счастью, снег смягчил падение, обошлось без серьёзных повреждений. Руэн взялся за шиворот куртки и рывком поставил люстерца на ноги. Тот смирился со своей участью и бежать не собирался. Ему, безоружному, некуда было идти. Да и Венценосные наверняка пустятся в погоню. — Имя! — потребовал Назгур Голлдар. — Логан Свартей. Я всего лишь простой охотник! — взмолился люстерец без особой надежды, что воины Ордена сжалятся и поверят ему. «Главное, чтобы не пытали!» — мелькнула мысль. Пыток Логан боялся. Охотник покорно пошёл к лагерю. Назгур уселся у костра и стал греть замёрзшие руки. Эре толкнул Свартея, молча приказав сесть. — Итак, теперь докладывай. Как давно ты здесь, чем промышляешь и где твой дом? — Недавно, — уклончиво ответил Логан. — Я бежал из Люстера. Там сейчас неспокойно. Когда дошли слухи, что маг пойман, стало невозможно пройти по лесу. Повстанцы руководствуются словами: «Кто не с нами, тот предатель!», а я всегда радел в первую очередь за мир. Да и дураки не понимают, что отделение Люстера от Нарсилиона — верная погибель. — Ишь, принялся зубы заговаривать, — перебил Эре. — Отвечай на вопросы! — Промышляю охотой, дома пока нет. Ночую у добрых людей. Они готовы впустить под крышу за кусок мяса. — Здесь как оказался? — задал вопрос Назгур. — Так пришёл ещё днём, — ответил Свартей. — Муж Гарты, ну, бабы, с которой я — ну, вы поняли! — скупил почти всё, а ночевать я собирался в таверне. Тут-то Гарта, шельма эта, и подвернулась. У меня давно не было женщины, а тут мало того, что милая, так ещё и сама на шее повисла. Какой мужчина устоит? — Это точно, — вздохнул Эре. Он поверил охотнику. — Остальное вы знаете. Логан опустил голову. Сельвик пристально посмотрел на него. Слова охотника звучали убедительно, но он не был юнцом, чтобы верить на слово. — Где именно ты охотишься? — спросил он. — Где придётся, — ответил Свартей. — В последний раз — где? — Ренн прищурил и без того маленькие глаза. — В лесу к северу отсюда. Олени там очень хороши, словно никто никогда их не бил! — Логана передёрнуло. Он вспомнил, как едва не провалился в выкопанную кем-то ловушку. Еловые ветки были засыпаны снегом так, что охотник не разглядел яму. Логан допускал мысль, что яма вырыта давно, но одно не давало покоя — еловые лапы были свежие, иглы на них — зелёные. Кто-то недавно их ломал. — Насколько мне известно, в этот лес крестьяне боятся соваться, — пояснил Сельвик. — Поговаривают, будто жрецы, когда убегали, наколдовали что-то и до сих пор магия работает. Некоторые охотники уходили, а потом их тела находили ниже по реке. Непонятно, как они ухитряются утонуть. — Зато мне — понятно, — пояснил Назгур. — Их тянет к реке. Голлдар нахмурил брови. Его осенило. Впервые он заметил несоответствие. Жрецы храма поклонялись воде, а храм рухнул «благодаря» земной стихии. Назгур не был наивен и не рассчитывал, что Икарей надумал покончить с собой таким странным способом. «Но тогда что?» — задумался он. Возможно, ответ мог бы дать сам маг. Назгур, твёрдо намереваясь отыскать его тело, отправился в палатку, чтобы уделить хоть пару часов сну. Эре развёл руками, не зная, что делать с пойманным люстерцем. Без Назгура допрашивать пленника не имело смысла, и он поставил того на ноги. — Хочешь, расскажу тайну? — съехидничал Туррис. — Я сам уединился с Гартой, но… Нам помешали. Эта баба словно проклята так, чтобы никто, кроме мужа, её трогать не смел! — Эре хохотнул. Ссадина на губе треснула. Выступили капельки крови, и Туррис слизнул их языком. — Ну их, баб замужних. — Логан промолчал в ответ. Эре не питал отвращения к охотнику. — Ладно, не горюй. Потесним кого-нибудь. А утром даже накормим. Конечно, при условии, что ты окажешься хорошим мальчиком и не вздумаешь дурить. Свартея покоробило оттого, что его назвали мальчиком. Сам он был куда старше Эре Турриса. Разбуженные воины не преминули бросить неприличные слова в адрес Эре. Тот, беззастенчиво облаяв их, толкнул пленника в палатку со словами: — Не вздумайте упустить, иначе следующую ночь на часах стоять вам! — Вечно мне достаётся всякое отребье, — раздалось ворчание Конна Хатта. — Такова воля Вьяли, Конн. Смирись! — ответил Эре. Молоденький Хатт нахмурился, в очередной раз пожалев, что поддался слабостям во время поста, и подвинулся. Логан улёгся между воинами. Привыкший к воле охотник с трудом выносил тесноту. Он закрыл глаза и попытался уснуть. Эре пошёл к своей палатке. Невольно вспомнился Арктар. Не то чтобы Туррис жалел его, но всё же такой смерти не желал. — Проклятье! — выругался Эре, заметив, что на его месте Натрайт Солей вольготно раскинул руки. — Тебя-то как принесло сюда? Солей не отвечал. Он крепко спал, впервые за долгое время. Эре не стал его будить и улёгся рядом, неприлично близко. Туррис не любил мужеложцев, но всё же желание поспать и отогреться было куда сильнее, чем предрассудки. Натрайт повернулся во сне и положил руку на его грудь. Эре смахнул её и перекатился на другой бок, чтобы не чувствовать горячее дыхание на лице. После закрыл глаза и уснул.