*****
Пригнуться, пропуская оружие Сенджу над собой, рвануть вперёд, плавным движением вспарывая живот противника, заставляя ловить собственные внутренности. Другой рукой швырнуть кунай в замешкавшегося, открывшегося для атаки, шиноби, чтобы тут же шагнуть в сторону, пропуская холодную смерть мимо себя. Метнуться вперёд, на ходу быстро, мгновенно, складывая необходимые печати. Делая невероятно глубокий, необходимый глоток воздуха и выдох… Ослепительно-яркий, обжигающе-горячий, огненный выдох, с последующим громким вскриком не успевшего уклониться, зазевавшегося шиноби. Довольно хмыкнув, Учиха устремляется вперёд, чтобы, практически сразу, столкнуться с тем, кого так долго искал, выслеживал, ловил по всему импровизированному полю битвы. Воздух над поляной, где сошлись в смертельной схватке два клана, вибрировал, звенел напряжением, жаждой крови, ненавистью. Его, такой густой, пропитанный кровью, то и дело вспарывали крики умирающих, злобный, ненасытный звон стали; свист летящих в поисках своей добычи кунаев; резкие выкрики, треск, стон деревьев и гул раскалённого пламени… Губы Мадары скривила кривая, гротескная улыбка/ухмылка. Яркие, багряные, цвета запёкшейся крови, глаза, со скользящими по радужкам точками-запятыми, прищурились, вглядываясь, следя, препарируя. В этот раз он не проиграет. — Хаширама… — медленно, протяжно, обманчиво-спокойно. — Мадара… — с усталым вздохом, нежеланием, болью. На мгновение время остановилось, замерло, застыло, растягивая реальность до предела, заставляя скрипеть и крошиться… И взорвалось, возобновляя свой бег. Над поляной взлетел очередной громкий, вибрирующий, резкий звон столкнувшихся, в смертельном танце, орудий.*****
Пот градом катился по лбу, наравне с кровью заливая глаза; иссиня-чёрные, тяжёлые, жёсткие волосы липли к лицу; ярко-алый Шаринган сверкал, внимательно следя, наблюдая за врагом, а из груди рвалось разъярённое, дикое, утробное рычание. Он проигрывал. На каждый его ход, Хаширама отвечал своим, на каждое его действие, Сенджу находил эффективное противодействие, заставляя Учиха ускоряться, бить сильнее… выдыхаться… Земля бугрилась, взрывалась острыми корнями, горела; воздух плавился, давил на плечи, заставлял задыхаться. Мадара с ужасом понимал, что не справится, не сможет победить, подведёт клан, брата. Сцепив зубы, он упрямо двигал постепенно всё больше тяжелеющими конечностями, прогонял по ним живительную, огненную чакру, вырывая из лап Шинигами драгоценные, дополнительные мгновения, силы. Дыхание было тяжёлым, сердце колотилось, вырывалось из груди; одежда и броня были мокрыми от пота и крови, грязными, рваными. Но брюнет не сдавался. Он не может проиграть! Только не ему! Не снова! Мощный, резкий удар выбил из дрогнувших рук катану, заставив метнуться в сторону, разрывая дистанцию. Зашипев сквозь зубы, Мадара потянулся в подсумок, вытягивая свой предпоследний кунай, подарок. Огненная, бурлящая чакра послушно, машинально скользнула по рукам, постепенно обволакивая кунай, незаметно напитывая глубокие завитки печатей, заставляя их едва заметно светиться. Учиха вновь рванул вперёд, стремясь быстрее добраться до врага, опередить его, вновь навязывая сражение. А в его груди всё сильнее и жарче расцветали, распускали свои обжигающие лепестки, ярость, бешенство, желание выиграть, защитить свой клан; переплетались между собой, расползались по телу, норовя поглотить целиком. Глаза горели, заставляя щуриться, а чакра разрасталась всё быстрее и быстрее, окутывая тело полупрозрачной, едва заметной, но становящейся всё более видной, неоново-голубой глубокой чакрой. Миг и, приблизившийся на расстояние удара, деревянный клон Сенджу натыкается на голубые, практически синие, полностью состоящие из чакры, рёбра, защитившие, неуспевающего среагировать на опасность, Учиха. — Сусаноо, — едва слышно выдохнул Мадара, с усталостью глядя на ошеломлённого Хашираму, чувствуя, как стремительно истощаются итак небольшие запасы оставшейся чакры. Смотрел и понимал: живым отсюда он не уйдёт. Закрыв на мгновение гудящие от напряжения глаза, он усмехнулся. Значит, так тому и быть! Однако не успел он сделать и шага в сторону пришедшего в себя бывшего друга, как между ними вспыхнуло слепящее, яркое, обжигающее колкими, резкими лучами, солнце; а на плечи, придавливая к земле, рухнуло небо. На одно ужасающее, долгое мгновение, Мадара устало и обречённо подумал, что к ним на огонёк заскочил, неизвестно как проскочивший незамеченным один из Биджу, привлечённый ощущением, запахом смерти, но… реальность превзошла все его ожидания. Там, в окружении золотого пожара чакры, спиной к нему, стояло его персональное наваждение. Инари. Ярко-золотой, с широкими рукавами, рваными полами и непонятными чёрными рисунками плащ ослеплял; трепетая от невидимого ветра чакры. Огненные волосы развевались, разделившись на девять частей… Нежно-золотая энергия мягко обволакивала тело девушки, заставляя кожу сиять; скользила, обвивала, незримо защищая от окружающего мира; угрожающе скалила маленькие яркие язычки, предупреждая… Девушка чуть скосила взгляд назад, и рубиновые глаза Мадары изумлённо расширились, встретившись с таким же багряным с узким, угольно-чёрным зрачком, взглядом жрицы. «Нет», — заторможено промелькнула мысль у него в голове, когда он пытался понять, что ему кажется неправильным… В этой насквозь неправильной и нереальной ситуации, — «она кто угодно, но не мико.». У него даже мелькнула мысль о том, что она действительно может быть Ками, спустившейся к смертным чтобы развеять скуку. Но шиноби быстро её отмёл как нереальную: ведь такое невозможно!.. Так ведь?.. — Хватит… — мягкий, знакомый, с неуловимыми рычащими нотками голос, мгновенно окутал поляну, опутал замерших в шоке и потрясении шиноби двух враждующих кланов, привлечённых ощущением огромной и странной чакры. Инари вновь повернулась к замершему и напряжённому Хашираме и до Учиха дошло: маска. На лице Инари не было её привычной, безликой маски! Рыжеволосая чуть прищурилась, чакра сгустилась, становясь более плотной, почти вязкой, а тень удлинилась, разделяясь, обретая «хвостатость»; и бледный Сенджу, сглотнув, медленно кивнул головой, не отрывая взгляда от девушки и отрывисто командуя: — Уходим!*****
В доме главы клана Учиха стояла густая, напряжённо-задумчивая тишина. С одной стороны комнаты находились братья Учиха, с другой же — отделённая от шиноби столом — Инари. И если Мадара был на удивление спокоен и задумчив, явно раздумывая над прозвучавшим ранее предложением, то его брат был напряжён, словно готовая вот-вот лопнуть струна. — Как ты можешь такое предлагать?! — взорвался-таки Изуна, видя, что его брат не торопится отказываться и выпроваживать их ужасающую гостью. — Как ты можешь всерьёз предполагать, что мы откажемся от земли наших предков?! От того, что мы столько поколений защищали до последней капли крови?!. Мадара моргнул, с удивлением и некоторым недоумением глядя на распалившегося брата. Рыжеволосая же, чуть прикрыв глаза, терпеливо выслушивала гневную тираду младшего Учиха, тихо цедя чай. Тому явно нужно было высказаться. — Скажи, Учиха-сан, — негромкий женский голос прервал младшего брюнета на полуслове. — Что в тебе говорит сильнее: гордыня или же желание процветания своего клана? Яркие янтарные, пронзительные глаза внимательно посмотрели на замершего Изуну. — Ч-что? Она тихо вздохнула, окончательно прикрывая глаза и ставя полупустую чашку на столик. Неужели он ничего не понимает? Тот же Мадара, судя по его задумчивой мине, всё прекрасно осознаёт. Не может не осознавать. — Если ты не понимаешь… я объясню… — она открыла глаза, заглядывая в тёмные, бархатные глаза младшего Учиха своими пронзительными золотыми глазами. — Ваши кланы — Учиха и Сенджу — равны по силам. Сражаясь между собой столько лет, ни один из вас не смог одержать вверх над другим. Всегда были победы и поражения, но они носили лишь кратковременный характер. Ваши сражения то затихали на некоторое время, необходимое чтобы оправиться от потерь, то вспыхивали неистовым, беспощадным пламенем, грозя окончательно уничтожить ваши кланы. Полностью. Ты понимаешь, Учиха Изуна? В этой войне не будет победителей! Даже если каким-то чудом, одному из кланов удастся «победить» другого, то его, просто-напросто, растерзают остальные кланы шиноби, не дав оправиться от потерь! А теперь ответь мне, такой судьбы своему клану ты желаешь? — Н-но… — Она права, — подал голос, тихо наблюдавшись за развитием разговора, Мадара. — И выходов из этого положения у нас несколько: либо объединиться с Сенджу — а это наиболее действенный способ «подписания мира», имевший наибольший шанс «уцелеть» — на что не пойдёт ни один Учиха, да и Сенджу, я думаю, тоже… Либо же покинуть эти земли... Что тоже влечёт за собой массу проблем… Уйти в никуда… — он покачал головой, — Лучше уж тогда попытаться договориться с Сенджу — шансов выжить у клана будет гораздо больше, чем во втором варианте… — Нет!.. — вскинулся Изуна, но его вновь перебил старший брюнет. — Однако, это было бы актуально лишь в том случае, если бы у нас не было альтернативы. — он перевёл взгляд на девушку. — Так ты?.. — Согласен. — качнул головой брюнет. — Не знаю, почему, но я тебе доверяю… Вот только у меня вопрос: почему мы? — Есть несколько причин… — Например? — упрямо скрестил руки на груди Изуна, сверля внимательным, чуть настороженным взглядом. — Назови хотя бы одну! В комнате поселилась тишина. На удивление спокойная, задумчивая, умиротворённая, чуточку печальная. Учиха внимательно смотрели на замершую и отвернувшуюся к окну рыжеволосую, терпеливо ожидая ответ. — Когда-то давно, — тихо начала она, вспоминая родной, знакомый запах: помидоры, огонь, пепел и… змеи… Глубокие бархатные, чёрные глаза, в которых, то и дело, мелькали удовлетворение и гордость, лишь для неё, за неё, тут же сметаемые ставшим уже привычным равнодушием. Проступающий сквозь непроглядную бездонную тьму сияющий, богатый, огненный багряный; с чёрными запятыми, лениво скользящими по радужке… И слипшиеся непонятным комком тёмные волосы, бледное лицо, ледяная кожа; тихий, едва слышный за громким ужасным присвистом лёгких, шепот: «Живи… за нас обоих…» … — один из вашего клана очень помог мне. Она повернулась к замершим братьям. — Я обязана ему жизнью, а свои долги я отдаю всегда.*****
Они покидали свой дом, родину многих поколений Учиха, оставляя незваным гостям лишь голый каркас домов, лишённый всего ценного, нужного, да парочку сюрпризов. Смертельных. Мадара чувствовал печаль остальных Учиха, видел их страх перед неизвестным... но также он видел надежду на лучшее. Они выдержат, выстоят, встретят неизвестное с гордо поднятой головой и непоколебимой уверенностью в себе. Ведь они — Учиха! Чёрные бездонные глаза скользнули на их проводника — Инари — встречаясь с золотыми, полными странных эмоций, глазами. Да… они выдержат и выживут, ведь теперь они не одиноки.*****
Зелёное бескрайнее море густого, старого, высокого леса, где тонут, точно брошенные в водоём камни, массивные массовые постройки, обещающие в будущем превратиться в большой город. Шебутные, громкие разумные: люди… и демоны. Куда-то бегут, что-то делают; то тут, то там слышатся крики, переругивания, чувствуются всплески чакры и йоки; то и дело из-под земли вырастают новые постройки… Шум, гам, суета. Здесь — в пучине бескрайнего дикого, непроходимого для простых людей и труднопроходимого для шиноби леса — кипит жизнь. — Н-но как? — поражённо выдыхает Изуна, ошарашенным взглядом окидывая открывшийся вид. И не один он. Оглядывается назад, натыкаясь на огромные валуны, исписанные едва заметно мерцающими, изящными, невероятно запутанными завитками печатей. — Только что перед нами ничего не было! А Гендзюцу мы бы почувствовали! — Печати, — гордо глядя на простирающийся перед ними постепенно разрастающийся город, отозвалась Инари. — Как только наметили территорию, которую будет занимать город и приступили к постройке, так сразу же и установили барьер. Он не только маскирует всю нашу здесь деятельность: звуки, чакру или йоки; но и не позволяет чужакам сюда попасть — заставляя плутать по округе. Так что, — она повернулась к внимательно слушающим её шиноби, — не советую выходить за пределы, — девушка кивнула в сторону, откуда они пришли. — Хотя бы до того времени, пока вам не поставят опознавательные печати. — Фууиндзюцу … — задумчиво проговорил Мадара, внимательным алым взглядом оглядывая «камушки». — Я думал, это — прерогатива Узумаки. — Бархатный, с нотками веселья, чёрный взгляд остановился на улыбающейся рыжеволосой. Он-то прекрасно помнил их мимолётную встречу в лесу и свиток с характерной спиралью. — Неужели они решили поделиться знаниями? — Невинно полюбопытствовал он, прекрасно зная истинное положение дел. — Нет, — однако, ответ пришёл с другой стороны. Рыжеволосый, и довольно-таки знакомый для Мадары и Изуны (хотя и видели они его всего лишь один раз) кицунэ, окинул девушку насмешливым взглядом весело искрящихся золотых глаз. — Однако, когда это её останавливало? — За что удостоился несильного тычка в бок. — Действительно, — кивнул глава клана Учиха, вспоминая все их прошлые встречи. Кицунэ согласно хмыкнул, окинул прибывших внимательным взглядом, что-то прикинул в уме и поманил за собой: — Идёмте, я знаю отличное место для вашего клана… Оно вам определённо придётся по душе… Проведя взглядом последнего ушедшего члена своего клана, Мадара повернулся к замершей рядом с ним девушке, внимательно наблюдающей за ним. — Спасибо. Инари хмыкнула и скользнула ближе, вновь, как когда-то, прильнув к нему всем телом. Вот только он уже не тот сопливый мальчишка, который краснеет от кусочка голой кожи и не знает, что делать с красноволосой красавицей перед ним, каким он был два года назад. Он никогда не лгал себе раньше, да и сейчас не собирается… Он был влюблён в неё, жаждал её, с тех самых пор, как впервые увидел, почувствовал силу, дух, сущность. Она была другой: сильная, волевая, несгибаемая. Не такая, как остальные женщины. Его руки скользнули на её бёдра, притягивая ближе, в то время как его губы нашли её и впились голодным поцелуем. Он желает её, это странное, восхитительное существо, что будит в его груди эти яркие, горячие, дикие эмоции, такие же, как и сама девушка, что только прижимается плотнее, сильнее, что рычит в поцелуй, кусает его губы почти до крови. Чьи руки запутываются в его густой, тяжелой гриве, дёргают, тянут ближе. Мадара первым отрывается от восхитительных мягких губ, делая глоток столь необходимого воздуха, прежде чем вновь наклониться для нового жадного поцелуя, ощущая, как её рука скользнула вдоль его тела, медленно, осторожно проникая под одежду, то, скользя самыми кончиками пальцев по коже, исследуя, дразня, то, проводя с силой, оставляя красные полосы; а та, что в волосах, дёргает, запутываясь сильнее. Его собственная — зарывается в алую массу, тянет за длинные пряди, запрокидывая её голову назад, открывая доступ жаждущему взгляду и губам к беззащитной шее и яростно бьющейся жилке; в то время как другая притягивает стройное тело ближе. А Инари, эта хитрая, соблазнительная кицунэ выгибается, вжимаясь в него, задевая своими бёдрами его, создавая восхитительное, необходимое трение; заставляя рычать. Однако, вместо беспокойства или ужаса, которых можно ожидать от обычных женщин, она лишь кидает на него хитрый и весьма красноречивый взгляд, вновь проводит руками по его телу, чувствительной коже… и со смешком исчезает, появляясь в метре от него. Учиха же просто бросается за ней. Теперь он не отпустит её, никогда и ни за что, даже если ему придётся всю жизнь преследовать, догонять её. Ведь она достойна этого…*****
— Эй, Мадара! — она на мгновение останавливается и кидает на него счастливый яркий взгляд. — Хм? — Добро пожаловать домой! Конец.